«Кровь на холсте» – это удивительная работа. Она удивительна всем: от формирования изначального концепта (сам образ антагониста пришёл далеко не мне), до важных открытий, которые подарило мне это произведение. Но самое важное – в процессе написания я понял, что открыл новый Архетип, который всё это время находился у всех перед глазами. Архетип, воплощающий в себе те незримые силы, которые толкают человека к глубинным изменениям.

Я писал эту книгу под музыку, поэтому разместил в тексте названия треков, соответствующих сценам. Вот так:

Трек: The Reach of Your Godhood – Bear Mccreary

Если хочешь обеспечить полное погружение, найди их на удобной музыкальной платформе и включи. Не забудь поставить на репит. Приятного чтения!

Эпиграф

«You are The King behind the iron mask…»

– Walter Urizen

№0

Трек: The Reach of Your Godhood – Bear Mccreary

– Осторожней, – произносит слепой старик, спускаясь по длинной лестнице в темный подвал под домом и скользя по поверхности каменной стены рукой. – Ты не должен пролить ни капли…

– Не пролью… – отвечает спускающийся первым мальчик.

В подвале его тонкий голос обрел эхо, а шаги, которые мгновение назад почти бесшумно ступали по влажной от утренней росы траве, стали сопровождаться поскрипыванием старых дубовых ступенек.

Мальчик не сводил глаз с густой багровой жидкости, что до краёв переполняла глубокую керамическую миску у него в руках и покрывалась рябью при каждом его новом шаге. Но, как только мальчик сходит с последней ступеньки, он тут же бесследно растворяется во тьме…

– Сейчас. Я включу для тебя свет, – снова раздаётся тяжелый, хриплый голос слепого старика с прикрытыми глазами.

И свернув налево вдоль стены, он с первого раза нащупывает переключатель:

Щёлк…

Под шум загудевшего автомата старого щитка и жужжание дросселей люминесцентных ламп под потолком подвала загораются два тускло мерцающих светильника, чьей суммарной мощи с трудом хватает, чтобы озарить центр довольно просторного помещения с опорными колоннами из бетона и толстенными трубами, изредка вздрагивающими над головой.

В центре же этого погреба расположились три массивных стола, заваленные безумным количеством колб, банок, а также посудой с различными материалами. Обстановка напоминала лабораторию средневекового алхимика, но несмотря на кажущийся бардак, инструменты, вместе с другими принадлежностями, размещались с учетом непоколебимой логики, так что, имея достаточный опыт работы здесь, всё необходимое можно было найти даже вслепую. Единственное, что сильно выделялось на общем фоне угнетающего подвала, так это взрывы пестрых красок, намертво въевшихся в поверхности столов. В особенности этим отличался центральный – тот самый стол, к которому нес наполненную кровью миску маленький мальчик.

– Я же сказал, что не пролью… – произносит он, как только ставит тяжёлую посудину на стол.

Лишь после этого мальчишка отрывает взгляд от собственного отражения на дрожащей поверхности жидкости и осматривается по сторонам.

– Почему это обязательно делать в подвале? – спрашивает он. – Здесь даже со включенным светом как-то жутко…

Мальчик внимательно вглядывался в проступающие из полумрака каменные стены подвала, что казался ему слишком большим и темным.

– А где ещё, по-твоему, этим заниматься? – держа закрытыми глаза, слепой повернул голову к парню, по-прежнему оставаясь в полутьме и касаясь пальцами стены с морально устаревшим выключателем. – Если люди увидят, они этого не поймут…

Но к тому моменту внимание мальчишки уже было поглощено самым пугающим для него объектом мрачного подвала – он исступленно уставился на один из заложенных проходов в углу помещения. Вот только кладка в нем была настолько старая, что уже наполовину обвалилась, и в ней зиял здоровенный пролом. Он наводил неподдельный ужас на мальчика таящейся в нем неизвестностью и непроглядным мраком, который сгущался за его чертой.

– А куда ведут эти проходы? – спрашивает он, продолжая прислушиваться к странным звукам, доносящимся из недр катакомб. – Ты когда-нибудь ходил туда?

– Нет. И тебе не советую, – отвечает старик. – Прежде чем построили этот особняк, здесь, кажется, было поселение бутлегеров, а потом – община сектантов. Так что будь осторожен – бог знает на что там можно наткнуться… Но хватит об этом. Пора за дело…

Несмотря на грозный тон, мальчик не сразу реагирует на это:

– Ладно, – произносит он и с неохотой отрывает настороженный взгляд от дыры.

Он протягивает руки к небольшой замызганной ступе – каменной чаше для толчения, а слепец велит ему:

– Сперва возьми немного…

Но мальчик оказывается шустрей старика:

– Знаю. Кошениль… – он берет горсть высушенных до состояния окаменелости темно-бордовых жучков – кошенильных червецов. – Мы же красную краску собираемся готовить?

– Правильно, – кивает слепой. – Но в этот раз, когда закончишь молоть, вместо воды добавь крови в пропорции один к двум – она намного гуще, чем вода…

После его слов в подвале начинают раздаваться странные звуки, будто кто-то скребётся – это мальчик принялся размалывать пестом¹ окаменелые частички в ярко-красный порошок.

– А что делать с оставшимся оленем? Не оставлять же его там? – спрашивает мальчик, но тут же его собственные слова заставляют его прерваться на секунду и поморщиться.

Невольно перед его глазами вспыхивает образ, как буквально двадцать минут назад его отец – пожилой слепой мужчина – хладнокровно скользнул лезвием по шее дикого животного, которое вышло из заволоченного туманом леса на поляну заднего двора особняка и без страха подошло к старику, державшего клинковую бритву наготове…

Кровь брызгает, как из пульверизатора, распыленным облаком, которое рассеивается только после того, как олень упал…

– Конечно нет, – отвечает слепой. – Если оставить его там, могут прийти волки… Лучше мы используем его кости для грунта. Шерсть и кожу выварим на клей. А из глаз… а из глаз выделим пигмент для глаз…

Мальчик снова прерывается и впервые за это время оборачивается на отца. Он пристально смотрит на него примерно пару мгновений, прежде чем заметить и сказать:

– Ты испачкался…

По привычке мальчик указывает пальцем старику на край манжеты его рубашки, которая чуть выглядывает из-под черного пиджака.

А слепой, словно видя это, кидает короткий взгляд закрытых глаз на промоченный в крови рукав:

– Знаю, – отвечает.

– И на волосах тоже, – добавляет мальчик, чуть помявшись.

Старик же, нащупав ладонью влагу, размазывает кровь по длинным седым прядям, убранным преимущественно назад. Закончив с этим, он, будто ощущая, что мальчик ещё смотрит на него, снова возвращает к нему слепой взгляд:

– Продолжай, – велит хриплый голос.

И мальчик, ещё мгновение помедлив, принимается за дело.

Но через некоторое время он не выдерживает и, не прекращая молоть, бормочет:

– А ребята в школе говорят, что такого не бывает…

– Не бывает чего? – переспрашивает старик.

– Они говорят, что слепые так не могут, и что на самом деле я всё выдумываю…

– Что ты им рассказываешь?

Мальчик снова замялся на секунду:

– Ну что, если человек слепой, это не значит, что он ничего не видит… – Он вновь ненадолго замолкает. – Они смеялись над Тими – мальчиком, за которым постоянно ходит нянька. А потом сказали, что тебе она тоже нужна, потому что ты слепой…

К концу его слов скребущий звук толчения, раздающийся между стен подвала, стал намного громче – мальчик с ещё большим усердием и затаённой злобой стал измельчать последние гранулы кошениля.

– Я уже говорил тебе об этом, – произнес старик, – им тебя не понять. Они способны верить только в то, во что им позволено верить. Их разумы настолько оплетены путами, что это их впору называть слепцами, а не меня.

Скребущий звук снова прекращается, и мальчик поднимает глаза на старика:

– Тогда как же их переубедить?

– Никак, – отрезает слепой, по-прежнему стоя возле стены и уставившись взглядом закрытых глаз куда-то в сторону темного угла. – Среди людей очень мало тех, кто способен стать настоящим человеком. Но если ты наткнёшься на одного из них, поверь – ты сразу это поймешь…

– Правда? – спрашивает мальчик.

Старик молча кивает…

– Пап? – спустя некоторое время он снова подаёт голос, разрушая воцарившуюся ненадолго тишину. – Скажи, а что ты ещё видишь?

Взгляд закрытых глаз приподнимается к потолку, утопающему во мраке:

– Всё, – отвечает хриплый голос. – Всё, что только имеет значение. Кто мы, зачем мы здесь, и даже то, что будет впереди. Но пока большинство деталей как в тумане…

Сквозь прикрытые веки старика было видно, как бегают его глаза, словно высматривая что-то во тьме.

– А если приглядеться, что ты видишь за ним? – не перестаёт любопытствовать мальчик.

Старик и вправду будто приглядывается повнимательней, да так, что в уголках его глаз собираются глубокие морщины:

– Я вижу повзрослевшего тебя… – бормочет он… – вижу девушку рядом с тобой… и то, что мне предстоит принести в жертву самое ценное… Как Аврааму…

С мрачным видом незрячий замолкает… а чуть позже, в добавок к напряженному лицу, он поднимает веки, оголяя совершенно белые, с красными ветвящимися прожилками, глаза без какого-либо намека на радужки.

Мгновения он просто смотрит в никуда, но затем его слепой взгляд соскальзывает на мальчика. Старик некоторое время глядит прямо на него, словно видит, прежде чем потупить заморгавшие глаза:

– Ладно, – выдавливает из себя. – Позже я закончу с краской сам. Самое время заняться тушей оленя… – старик разворачивается и, касаясь стены уже другой рукой, направляется к лестнице. – Ты поможешь мне тащить… – говорит он. – Пойдём, Дэниэл…

Ступени заскрипели под тяжестью его шагов, и маленький мальчик, отложив ступу с ярко-красным порошком, пошёл вслед за отцом…

№1

«Я слышу шум океана… Я чувствую его дыхание… Теплые нежные порывы ветра ласкают мне лицо… Я слышу, как волны разбиваются о камни… как они месят песок и заставляют его шуршать… Я чувствую, как прохладные капли брызжут мне на ноги… чувствую, как некоторые волны на излёте добегают до меня и умывают мои стопы и щиколотки приятной солёной прохладой… А позже, когда я открываю глаза, передо мной предстаёт пустой белоснежный пляж из мелкого кораллового песка… над ним летают чайки (я слышу и их крики) … а впереди… а впереди я вижу безбрежный океан, незаметно перетекающий в голубое небо без единого облачка… Я вдыхаю полной грудью свежий океанский бриз и ощущаю, как на выдохе по моему телу растекается расслабление… и мой разум, он тоже находится в полном умиротворении… Единственное, что меня немного отвлекает, так это небольшой красный краб, что шагает по самому краю берега… Он идёт боком довольно быстро, игнорируя волны, которые изредка захлёстывают его с головой… Но стоит ему поравняться со мной, как он останавливается… Краб не сводит с меня своих длинных, как на палочках, глаз и несколько мгновений просто смотрит… а затем его крохотные челюсти начинают шевелиться, издавая странный писк… Я наклоняюсь к нему ближе, прислушиваясь к звуку сквозь шум океана, и различаю тонким голоском слова: «…всё никак не успокоишься? не успокоишься?..», но потом я внезапно вздрагиваю от того, что краб начинает звать меня уже нормальным человеческим голосом:

Трек: The Beast – Jóhann Jóhannsson

– Кэрол?..

– Кэрол!..

– Ты слышишь меня?!

Кэрол резко открывает глаза, и шум океана моментально трансформируется в гул мотора полицейского бронетранспортера.

– Ты чего, Кэрол? В астрал ушла? – спрашивает её сидящая напротив девушка по имени Эшли.

На её тактическом шлеме, закрывающем полголовы, а также на бронежилете и даже на автомате, свисающем ниже груди на трехточечном ремне, читается аббревиатура «DEA»².

– Да нет… Кажется, я немного задремала… – отвечает Кэрол и поправляет на себе шлем с такой же аббревиатурой. Несмотря на то, что его лямка уже успела натереть ей подбородок, он по-прежнему ходит ходуном.

– Ну даёшь… – взволнованно осматривает её Эшли. – Двенадцать минут, и мы на месте, говорят, – по-видимому повторяет она то, что сказала раньше.

– Понятно, – Кэрол кивает ей в ответ.

Эшли откидывается обратно на сиденье, а Кэрол, ещё немного подёргав крепления шлема и поняв, что это бесполезно, замечает перекрутившийся ремень своего штурмового карабина. Но принявшись его поправлять, она тут же привлекает к себе внимание здоровяка, сидящего слева от неё, тем, что дуло её оружия задралось слишком высоко.

Здоровенный мужик в тактических очках сперва кинул на неё суровый взгляд, а затем рукой наклонил ствол ниже.

– Простите… – промямлила она.

Здоровяк ничего не ответил, он лишь отвел глаза и уставился перед собой, как и прежде.

Тогда Кэрол поудобнее устроилась на сиденье, а позже стала внимательно осматриваться по сторонам: через узкие и замызганные окошки бронемашины в темный салон проникали мутные потоки солнечного света, они озаряли покачивающиеся лица членов спецотряда – других людей в полной амуниции, но с совершенно иной аббревиатурой на бронежилетах и шлемах… Все присутствующие располагались на сиденьях, установленных вдоль стен, и только два передних места (водительское и пассажирское) стояли как в обычной машине…

Завершая взглядом круг, Кэрол возвращает глаза к напарнице напротив. Та потерянно уставилась в пол, а следующее, что замечает Кэрол, – её сильно трясущиеся руки, сложенные на прикладе автомата.

– Эшли? – зовёт её. – Волнуешься?

И когда та переключает внимание, Кэрол указывает взглядом на её дрожащие пальцы.

Эшли делает попытку взять себя в руки, сплетая пальцы между собой, но у неё ничего не выходит:

– Немного, – говорит она, натягивая на лицо подобие улыбки.

– Я тоже, – признаётся Кэрол и, кажется, этим даже успокаивает напарницу ровно до того момента, пока та не опускает взгляд на её руки.

Руки Кэрол практически не тряслись, лишь слегка подрагивали, да и то непонятно от чего – то ли от лёгкого тремора, то ли от того, что машина слишком быстро мчалась по дороге.

Эшли продолжала пялиться на её пальцы, пытаясь выяснить причину, пока сквозь гула мотора не раздался голос:

– Не беспокойтесь, девчонки… – говорит мужик по правую руку от Эшли. – Мы вас в обиду не дадим…

Взгляды Кэрол и Эшли автоматически поднимаются на одного из бойцов в полной защитной амуниции.

– Вы только не высовывайтесь лишний раз… и всё тип-топ будет, – продолжает он, изредка прерываясь на жевание жвачки и не прекращая при этом самодовольно ухмыляться.

– Меня это устраивает, – бормочет Эшли и снова опускает взгляд на свои руки.

Тот же, что со жвачкой, сперва искоса осмотрел Эшли, а затем поднял темные глаза на Кэрол:

– Ну так что, девчонки? – спрашивает он, сохраняя ухмылку. – Расскажите, к кому именно мы едем?

– К кому именно мы едем? – недоуменно переспрашивает Кэрол и на секунду задумывается, прежде чем ответить, но тут со стороны передних сидений неожиданно доносится голос командира:

– Так, я чего-то не понял, Джорджи? Ты там с сержантами контакт налаживаешь или снова во время брифинга спал? – с пассажирского места в глубь темного салона оборачивается коротко стриженный седой мужик со шрамами у виска. – Если первое, то отставить, если второе – спроси командира, я с удовольствием тебе всё расскажу.

– Да я так, просто, командор, – продолжает он жевать жвачку и ухмыляться. – Хотел бойцов подбодрить (а то вон они какие нервные) и спросить: не задолбало ли их мелкую шелупонь по подъездам гонять?

– Снова ты за своё… – устало фыркает командир и отворачивается обратно.

Он щелкает пальцем по клавише и начинает опускать окно, а когда то открывается полностью, высовывает ногу наружу.

– Так, а что? – не отстаёт от него тот, что со жвачкой – Джорджи. – Мы катаемся на рейды по несколько раз в день. Закрываем лаборатории, как ларьки! А толку-то?! – теперь, когда командир стал открывать окно, помимо гула мотора Джорджи приходится перекрикивать и шум ветра, заполняющий салон. – Закроем одну, а уже на следующий день в соседнем дворе открываются две новых, причем размером побольше! Прям гомеостаз какой-то! И всё потому, что эти ребята из отдела, – кидает ехидный взгляд на девчонок, – занимаются самыми низшими звеньями цепи. А до тех, от кого по-настоящему растут ноги, им никогда не дадут дотянуться… – он подается вперёд, наваливаясь локтями на колени. – Но ведь мы и так все прекрасно знаем, кто за этим стоит? Правильно говорю? – спрашивает он, заглядывая в глаза Кэрол и не теряя при этом самодовольной ухмылки. – Мы тут вязнем в дерьме, пока эти ублюдки греются на солнышке и водят своих детишек в частные детские сады…

Он переводит взгляд на Эшли, которая тоже напряженно наблюдает за ним исподлобья.

– Ты прав, – отвечает ему Кэрол, снова поправляя съехавший немного на бок шлем. – Но мы делаем, что можем.

От этого улыбка на лице Джорджи становится только шире.

Он откидывается назад и, сложив руки за голову, упирается взглядом в потолок:

– Дааа, – говорит он, потягиваясь. – Все мы делаем, что можем… по крайней мере так думаем…

И с каким-то странным удовлетворением закрывает глаза.

– А знаешь что, Джорджи?! – через некоторое время звучит крик командира на фоне хлопков ветра. – Лично меня такое положение дел устраивает!

Джорджи, не вынимая рук из-за головы и продолжая смачно жевать жвачку, приоткрыл один глаз и скосил его в направлении передней части кабины. Капитан же, чуть запрокинув голову назад, по-прежнему держал ногу высунутой из машины и, мотая носком ботинка возле наружного зеркала, продолжал кричать:

– Чем бы мы ещё занимались, если бы не рейды?! – спрашивает командир. – На коповские облавы ездили, где толком не постреляешь?! Или на задержаниях бы скучали – тыкали бы в пол полоумных идиотов?! – старик возвращает взгляд к окну. – Ты чертовски верно подметил: нам на дело, как за пирожками! И, по правде говоря, я лучше не позавтракаю, чем рейд пропущу! Тем более уж такой…

(Между тем Джорджи наклоняет голову к Эшли и говорит негромко: «Не обращай внимания. Он ветеран – они все такие…»)

– Ты как на это смотришь, Гусь?! – не оборачиваясь, командир спрашивает у того самого пожилого здоровяка по левую руку от Кэрол. – Согласен?!

– Так точно, – мрачно отвечает он, по-прежнему глядя в одну точку. – Нет ничего лучше, что заряжало бы меня до конца дня, чем хорошая перестрелка…

(«Я же говорю – они все такие…» – добавляет Джорджи.)

– О, дамы, только не смотрите, что он сейчас такой грозный! – просит командир. – Поверьте, когда доходит до дела, он просто преображается, а после – он самый добрый и весёлый человек на всём долбаном свете!.. – Командир возвращает взгляд к дороге и устраивается поудобнее: – Так что, Джорджи, как ты понял, нас всё устраивает, пацан!..

– В этом-то вся и проблема, босс, – говорит так, чтобы старик его не слышал, – Всех всё устраивает на самом деле.

Он переводит взгляд на Кэрол и пожимает плечами:

– Так и живём…

Но не проходит и полминуты, как командир спешно возвращает ногу из окна и, закрыв его, снова оборачивается в глубь салона, причём на этот раз он практически влезает в него своим мускулистым торсом:

– Слушайте, коли мы тут так разболтались, могу ли я поинтересоваться кое о чем, дамы?

Девушки синхронно поднимают на него глаза, и командир, посчитав это за ответ, продолжает:

– Вот скажите: нахрена вам вообще все это надо, а? – поочередно смотрит то на одну, то на другую.

Девушки переглядываются между собой, после чего Кэрол берёт инициативу на себя:

– Мы пасли и разрабатывали эту лабораторию почти полгода не для того, чтобы под конец всё самое интересное досталось вам.

Командир скривился:

– Да я не об этом, – отмахивается рукой. – Меня интересует: какого черта вы вообще забыли в отделе по обороту? Неужели таким девушкам, как вы, поуютней место не найти? Миграция, ОБЭП – есть же куча нормальных управлений.

Эшли снова кинула взгляд на Кэрол, а поскольку та замялась, ответила за себя:

– Лично я в отдел практически случайно попала – по распределению, – объясняет Эшли. – А потом семья, дети, кредиты, так что теперь особо не порыпаешься – неохота заново карьеру начинать.

– А ты? – кивает на Кэрол.

Но она всё не находит, что сказать, поэтому Эшли успевает ответить и за неё:

– А она сама в отдел рвалась…

– Я как раз об этом: вот на фига? – спрашивает старикан. – Неужели нравится идея всю жизнь бегать за торчками?

Теперь, помимо прочего, на Кэрол навалился и выразительный взгляд Эшли – будто она тоже присоединяется к вопросу.

Кэрол опускает глаза на приклад карабина:

– Когда я подавала документы, в убойном уже был полный комплект, – отвечает. – Или они женщин больше не хотели брать – не знаю. А куда повыше меня не взяли «без объяснения причин». Так что вариантов у меня оставалось немного…

– Ого, даже так, – корчит гримасу командир, опустив уголки рта вниз и покачивая головой. – Ну тогда мне вас точно не понять, дамочка, – он отворачивается обратно. – По мне так не женское это дело, но тут уж как знаете…

Кэрол промолчала, а Джорджи сочувственно пожал плечами, как обычно, приправляя это дело лёгкой ухмылкой.

Но не успел командир усесться на своё место, как снова спросил, уже глядя на дорогу:

– Мне сказали, что вы уже были на оперативках. Сколько?

– Я дважды, – отвечает Эшли. – Всё время в хвосте отсиживалась.

– Правильно. А вторая?

– Это пятая, – говорит Кэрол.

– Ничего себе, – доносится усмешка, – да у нас тут настоящий ветеран!

Джорджи тоже усмехнулся слегка.

– У меня даже ранение есть, – с самоиронией добавляет Кэрол.

– Серьезно? – Джорджи поднимает бровь. – Как угораздило-то?

– Осколок пули в икру попал, – объясняет она, а затем наклоняется, чтобы задрать штанину, но тут шлем, пережимающий ей голову и челюсть, как назло, съезжает ей на глаза.

– Твою ж мать! – взрывается Кэрол, возвращая его на место.

Она предпринимает ещё несколько попыток закрепить его, но это только больше её распаляет:

– Всё, я его снимаю…

Её нервные пальцы касаются пластмассовой застежки, и раздаётся:

Щелк…

Этот звук, будто сигнал, самим своим фактом привлекает внимание всех присутствующих в салоне.

– Слышь, ты чего творишь? – тут же раздаётся голос командира.

– Иду без него, – она скидывает шлем, и из-под него вываливается копна волос, перетянутая резинкой.

– Думаешь, твои рыжие волосы защитят тебя от пули? – спрашивает Гусь – здоровенный мужик слева от неё.

– Они не рыжие, это медно-каштановый, – для чего-то вставляет Эшли.

– Ааа, – протягивает здоровяк, – ну тогда другой разговор, – он роняет на Эшли строгий взгляд, и та тут же понимает, что зря открыла рот.

– Надень шлем, – уже без ухмылки говорит Джорджи.

– Черта с два, – отвечает она, ощущая, как обжигающий багрянец разливается по её щекам. – Я с ним с большей вероятностью пулю схвачу – он только мешает.

И она отправляет шлем под сидение.

– Да чтоб её, – бубнит командир. – Упёртая, как баран…

– Я тебя последний раз предупреждаю, – говорит Джорджи, сверля её предельно серьёзным взглядом. – Не напялишь обратно, останешься в машине…

– Нет, – бросает она, а от напряжения у неё на лбу даже вена выползает.

– Это бесполезно, – всё же ещё раз встревает Эшли. – Когда она в таком состоянии, её невозможно переубедить…

– Да черт с ней, – рявкает командир и снова отворачивается обратно. – Пусть идёт без шлема. Дырку в башке отхватит – сама будет виновата… – говорит он, вглядываясь сквозь замызганное окно. – К тому же мы почти приехали… Все ждут только нас…

Услышав это, все в кабине напряжённо замолкают, но продолжают изредка поглядывать на Кэрол. И только Джорджи позже подаёт голос:

– Ну даёшь, – он мотнул головой и, вынув изо рта жвачку, приклеил её к низу приклада.

Вскоре машина сбросила скорость, сдала задним ходом, и водитель заглушил мотор.

– Всё! – орет командир. – Шевелите жопами и вон из броневика! Вас это тоже касается, дамочки! – тыкает на них пальцем.

А уже в следующую секунду сам выскакивает из машины.

Задняя дверь бронетранспортера распахивается, и все устремляются в неё.

– Ну что, пошли? – спрашивает Эшли, когда в салоне кроме них никого не остаётся.

– Пошли, – кивает Кэрол.

В следующее мгновение девушки с оружием наперевес спрыгивают с порога задней части броневика, после чего автоматическая дверь за ними начинает закрываться, а роботизированный пулемет на крыше, загруженный резиновыми патронами под завязку, будто просыпается и переходит в режим «Контроля толпы».

– Так и как тебе ребята? – спрашивает Эшли, спеша за остальными.

– Как и все солдафоны – лишь бы повыпендриваться и стволами потрясти, – недовольно произносит Кэрол и мельком окидывает взглядом длиннющую улицу, на которой она оказалась. – Вот только даже им я бы не стала доверять…

Вокруг неё был центр самого обычного района, так сказать, классического гетто, выглядевшего так, будто только вчера здесь закончилась война.

Повсюду мусор, битые стекла, на стенах зданий копоть от пожаров, граффити, другие следы вандализма, разобранные и сгоревшие дотла машины вдоль проезжих частей. И несмотря на утреннюю тишину и внимательные, но безразличные взгляды местных обитателей, наблюдающих за происходящим мимоходом и из окон бесчисленных домов, правда заключалась в том, что здесь война никогда не прекращалась. Людей даже не удивляли пять здоровенных бронетранспортёров, припаркованных прямо на плешивом газоне возле самой обычной высотки с социальным жильём, примерно этажей в шестьдесят…

«Да уж, – бормочет Кэрол, задрав голову, – хорошо, что нам всего лишь на восемнадцатый этаж…»

– Как думаешь, а нас не многовато? – доносится уже издалека голос Эшли. – Мы вообще поместимся на этаж?

Кэрол опускает взгляд и замечает за фигурой напарницы хвост вереницы последнего отряда, проскальзывающего в подъезд.

– Не беспокойся об этом. В тесноте, да не в обиде.

Но когда все люди в тактической униформе оказываются в здании, на улице остаётся лишь один человек:

– Господи, дамочки! – разражается криком командир. – Я же сказал: пошевеливайтесь!

Он активно зазывает их рукой, придерживая дверь перед отстающими.

Только после этого Кэрол прибавляет шаг…

– Где ваш шлем, командир? – спрашивает она на подходе к двери.

– Нахрен его, – отвечает седой старик, пропуская девушек в темный подъезд. – Держитесь в середине, и больше не отставать. Понятно?

– Понятно, – отвечают они в один голос, оказавшись уже внутри.

А как только капитан, проталкиваясь через толпу членов спецотряда, отходит, Кэрол полушёпотом добавляет:

– «Нахрен его», – передразнивая тон капитана. – Вот козёл, сам шлем не носит, а мне голову долбил…

Старик выходит в центр тесного холла, и вокруг него тут же образуется кольцо:

– Так! – повышает голос ровно настолько, чтобы было слышно абсолютно всем. – Две группы уже поднимаются с чёрного хода. Альфа тоже уже начала подъем. – Он осматривает бойцов вокруг: – Знаю, вы все в курсе, что делать, но по инструкции я обязан вкратце повторить. Милые дамы из отдела по контролю оборота наркотиков оказали нам услугу, – указывает кивком на Эшли и Кэрол, после чего многие из толпы стали оборачиваться на них. – Они разработали осиное гнездо, которое нам предстоит зачистить. Но это не обычная домашняя нарколаборатория, а почти настоящий производственный цех. Располагается это сокровище на восемнадцатом этаже. Охраняет его группа местных банд, так что сегодня лёгкой прогулки не ждите. Будьте начеку! Там будет полно гражданских, но и с ними надо быть осторожнее. Хрен пойми, насколько они гражданские…

– Прям как в старые добрые, – подаёт кто-то голос из толпы.

– Это точно, – кивает командир. – Заварушка планируется знатная. Разрешено открывать огонь без предупреждения. – Старик смахивает со лба капельки пота предплечьем: – Всё. Проверяем оружие, технику и погнали…

Все вокруг заклацали амуницией, в том числе и он.

– Как я уже сказал, – продолжает он, заглядывая в патронник, – Альфа уже двинулась. Бета, вы за ними пешком, – кидает взгляд на командующего отделения – круглого усатого мужичка в каске цвета хаки и солнцезащитных очках, несмотря на полумрак подъезда. – Остальные группы на лифтах: там три обычных и один грузовой – должны поместиться. А вы двое, – указывает пальцем на Джорджи и Гуся в глубине толпы, – как договаривались, хватайте дам и тоже в подъёмник. Чтобы близко их горячему не подпускали. Ясно?

Мужики по очереди кивают:

– Так точно, – вякает Джорджи.

– Напоминаю: операция закончится, только когда доберетесь до дома. До того момента всем держать ухо востро! – Старик передергивает затвор штурмовой винтовки: – И ещё кое-что… с Богом – зачистим этот бомжатник! Выдвигаемся!

Народ загудел. Бета потопала к лестнице, а остальные – к лифтам.

– Те, кто на подъёмниках, задержка полторы минуты, – добавляет командир им в спины.

А сам отправляется за Бетой.

– Подожди, ты куда, командор? – обращается к нему Джорджи.

Старик приостанавливается и кидает строгий взгляд через плечо.

– Я лучше с Бетой пробегусь. Гусь, ты за главного…

– Чёё? – разводит руками Джорджи. – А я чем хуже?

– Болтаешь много…

Капитан снова зашагал к лестнице.

– Вот подфартило, – продолжает разыгрывать недоумение Джорджи и поворачивается к здоровяку. – Значит, всем веселье, а мы девок охраняй!

Гусь секунду угрюмо смотрит на него сверху через прозрачные очки, но затем молча отправляется к подъёмникам.

– Эй, ты чего, обиделся? Я же шучу!

– Дамы вперед, – Джорджи пропускает их перед собой.

Побрякивая амуницией, девушки, одна за другой, погружаются в кабину.

За ними заходит широкоплечий здоровяк и, засекая время на часах, чуть ли не вдавливает Эшли в стену, а как только в лифт заталкивается Джорджи, тот в следующую же секунду щёлкает по клавише восемнадцатого этажа.

– Слышь, – раздаётся низкий голос Гуся, – ты чё творишь? Тебе же сказали: полторы минуты.

– К черту полторы минуты, – отвечает. – Здесь старющие лифты – они и так долго поднимаются, а с твоей тушей мы вообще полчаса ехать будем… Если, разумеется, не застрянем на полпути, – добавляет Джорджи, ещё пару раз тыкая по кнопке.

– Хотя б не каркай, давай.

Двери со скрипом закрываются перед ними…

Лифт трогается, и через сквозные дыры, ближе к полу, кабина начинает заполняться жутким гулом, который становится всё громче по мере того, как подъемник набирает скорость.

1. Пест – короткий стержень с округлым концом для толчения чего-либо в ступе.

2. DEA —Drug Enforcement Administration (рус. Управление по борьбе с наркотиками)