Крах

Тридцатилетию

развала Советского Союза

посвящается.

Утро, конец сентября, 1990 год

Вместо будильника почему-то зазвонил телефон. Валентин открыл глаза и перевернулся, чтобы увидеть часы. Стрелки показывали 9:18. Первая мысль была отвернуться и снова заснуть, но повторный звонок телефона прогнал ее. Откинув одеяло, Валентин встал с постели и побрел в коридор, где на тумбочке надрывался от звона аппарат. Скорее всего, звонил мастер, ведь Валя уже как полтора часа должен быть на работе, возле токарного станка, но, подняв трубку, Валентин неожиданно для себя услышал голос матери.

– Проснулся? – спросила мама. И не дождавшись ответа, тут же задала второй вопрос: – Ты что, во вторую?

– Да, – одним словом ответил Валентин на оба вопроса, успев мысленно порадоваться, что не пришлось придумывать причину его позднего пробуждения. У мамы была привычка самой отвечать на свои вопросы, иногда это было удобно, и Валя частенько пользовался этой чертой характера матери. Зачем что-то выдумывать, когда мама сама говорит то, что хочет услышать.

– Ну хорошо, завтрак на столе, позвони, когда на работу поедешь, – продолжила мама и, дождавшись в ответ «хорошо», положила трубку. Услышав короткие гудки, Валентин опустил трубку телефона на аппарат и начал быстро собираться. Нужно было поскорее уйти из дома, потому что мастер звонить будет обязательно, и на его вопрос «Почему Валентин до сих пор не на работе?» ответа пока не было. Уже через пять минут, закрывая дверь квартиры, Валя услышал звонок телефона и, мысленно успокоив себя тем, что его уже нет дома, нажал кнопку вызова лифта.

Сентябрь выдался теплым и на редкость не дождливым. Очутившись на улице, Валя облегченно выдохнул, тут его не достанут телефоном, а значит, есть время придумать причину его прогула. Завод, на котором он работал после окончания ПТУ, был режимным, и прогул мог иметь самые серьезные последствия. Самого Валентина это беспокоило мало, но вот родители к этому относились серьезно. Поэтому причина его прогула должна быть очень весомой – родителей Вале расстраивать не хотелось. Очутившись на улице, он вспомнил, что завтрак остался на столе. Думать на голодный желудок не получалось. Вариант вернутся домой и позавтракать Валя отмел сразу, оставалось пойти в кафе и, перекусив там, обдумать свое положение.

В кафе было пусто, это не казалось удивительным, так как в рабочее время все население маленького города трудилось на заводе, куда как раз и опоздал Валя. Заказав яичницу с кофе, он сел за столик. По большому счету, проблемы с работой Валентина не волновали совсем, работать токарем ему не нравилось, и сложившуюся ситуацию нужно было представить таким образом, чтобы с наименьшими проблемами уйти с завода, главное, чтобы родители спокойно перенесли это известие. Когда яичница была съедена и Валентин допивал кофе, неожиданно в кафе зашел еще один посетитель. Неожиданно, потому что время было рабочее, и дважды неожиданно, что это был Валин друг Серега – Толстый. Толстым в прямом слове он как раз и не был, а скорее даже наоборот, спортивного телосложения и ростом почти метр девяносто. Прозвище «Толстый» он заслуженно носил как производную от его фамилии Толстоухов. Искренне удивившись присутствию в кафе посетителя, еще и в лице друга, Толстый присоединился к Валентину и, уже сидя за столиком, громко попросил кофе, подумав секунду, добавил яичницу.

– Привет, ты что, во вторую? – уже второй раз за утро услышал Валя.

Врать Толстому не было никакого смысла. «Проспал» – ответил Валентин. Ответ очень обрадовал Толстого, и его радость сильно удивила Валентина. Толстый прямо расцвел после известия о проблеме друга. «Представляешь, просыпаюсь сегодня без десяти десять, – как ни в чем не бывало продолжил Толстый – Все, думаю, хана, проспал. Что делать? Куда бежать? На работе мастер прибьет. Телефон звонит – я трубку не беру. Жрать охота», – скороговоркой начал Сергей. Валя уже понял радость, переполнявшую Толстого, и молча слушал историю друга как две капли похожую на свою. Одно дело, когда ты один не пришел на работу, и совсем другое – когда два человека, под это можно придумать более правдоподобную историю про свое отсутствие.

– Что делать будем? – спросил Толстый, радуясь, что теперь можно будет разделить неизбежное наказание с другом.

– Не знаю, – ответил Валя.

– В смысле? – поперхнувшись кофе, прокашлял Толстый, полностью уверенный, что у друга есть решение его проблемы.

– В прямом, – ответил Валя и заказал еще кофе. Несколько минут друзья молча сидели, думая о своем. Кофе закончился.

«Проблема с работой, если смотреть на это чуть шире, – думал Валентин, – не такая уж и большая. Рано или поздно все решилось бы само собой». Дело в том, что друзьям стукнуло по восемнадцать лет, и вероятность быть призванными отдать священный долг родине в виде службы в армии была стопроцентная. Вопрос стоял только во времени.

– Тебя в военкомат еще не вызывали? – спросил Валентин погрустневшего Толстого.

– Этого еще не хватало, мало мне проблем, – буркнул в ответ друг. «При чем тут военкомат?», – думал заметно погрустневший Толстый. Счастливое спасение, о котором еще несколько минут назад мечтал Сергей, испарилось, как пар над чашкой с кофе. Как вообще можно думать о военкомате, когда не позднее чем завтра утром мастер оторвет им обоим головы, когда они придут на работу и не будут знать, чем объяснить сегодняшний прогул.

– Это хорошо, – неожиданно услышал Толстый слова Валентина.

– Что хорошо? – переспросил он, не понимая, к чему клонит друг, и на всякий случай замолчал, решив послушать.

– Это очень хорошо, – повторил Валентин и тут же продолжил: – Приказ о призыве уже вышел, если не в сентябре, то в октябре точно нас повестками вызовут в военкомат на комиссию.

– И что? – до сих пор не понимая, как это им поможет, спросил Толстый.

– А то, – ответил Валя, – когда придут повестки, нам на работе должны дать отгул.

– Так когда это еще будет… – вздохнул Толстый. – Отгул-то нужен сегодня.

– Значит, будет сегодня, – подвел черту под разговором Валя.

План Валентина был прост и наивен. Заключался он в следующем. Сейчас друзья идут в военкомат и просят у дежурного дать справку, что они были в военкомате по вопросу будущего призыва в армию. Вопросов по поводу призыва всегда много, и версия о том, что молодых людей не повесткой, а по телефону вызвали в военкомат, выглядела вполне логично. Получив такую справку в военкомате, назавтра можно было смело идти на работу и ни о каком прогуле речи не должно быть. Так должно было быть.

Полдень, конец сентября, 1990 год

Военкомат располагался на соседней улице, в пяти минутах от кафе, в котором завтракали друзья. Вообще, в городе все находилось в пяти минутах ходьбы, город был маленький, секретный, окруженный со всех сторон колючей проволокой с одним-единственным градообразующем предприятием, на котором трудились практически все жители этого города. Когда-то, во время развитого социализма, а вернее брежневского застоя, жизнь в городе считалась признаком полного благополучия, но с наступлением новых вех в истории, гордо называемых эпохой гласности, перестройки и началом рыночной экономики, дела в городе пошли не так радужно, как было раньше. Неожиданно выяснилось, что любимый завод в реалиях рыночной экономики абсолютно никому не нужен. Страна, ведомая новым секретарем компартии Михаилом Сергеевичем Горбачевым, семимильными шагами разоружалась, и то, на что был настроен весь заводской процесс, автоматически попадало в разряд никому не нужного металлолома. Как следствие отсутствия государственного заказа – пропажа товаров и продуктов в магазинах, введение потребительских книжек и талонов. То, что уже давно было по всей стране, докатилось и до маленьких закрытых городов, разбросанных по всей территории Советского Союза. Конечно, можно было наладить так называемое конверсионное производство, но к этому никто не был готов, и ни одна робкая попытка не увенчалась успехом.

К осени 1990 года город как бы застыл, все процессы замедлились, что делать дальше никто не знал и все надеялись, что партия и правительство не бросят работников оборонного щита страны.

Именно поэтому будущая карьера станочника широкого профиля Валентина, мягко говоря, не особо прельщала. С самого начала своей трудовой карьеры он относился к работе, как к временному явлению. Чем-то вроде обязательной трудовой повинности перед армией. В армию же, наоборот, он идти хотел, на это нашлось как минимум несколько причин. Во-первых, среди многочисленных друзей служить в армии было принято, и не служившие считались не то что бы неполноценными, а какими-то ненадежными, вроде трусами, что ли. Во-вторых, практически все друзья уже ушли в армию весной, и в городе стало как-то пусто. В-третьих, и самое главное наверное, это то, что уйти служить в армию было единственной возможностью как-то разнообразить жизнь и может быть переждать те непонятные времена, в которые все глубже погружалась страна.

Поэтому идея найти спасение от гнева мастера в военкомате выглядела разумно в мыслях Валентина. Чего нельзя было сказать о Толстом. Сама мысль о добровольной сдаче военкому не доставляла ему радости, но перспектива общения с мастером не в самых радужных тонах была близка и очень осязаема. Вариант с военкоматом сулил хоть временное, но все-таки реальное прикрытие, поэтому без особого удовольствия Сергей все-таки согласился на предложение друга. Других вариантов у него самого не было, время утекало, и он полностью доверился убежденности Валентина в успехе.

До военкомата дошли молча, только на крыльце, перед тем как открыть двери, Толстый робко, больше для собственного спокойствия, мол, я сделал все и вариантов больше нет, спросил:

– Ты уверен, что это прокатит?

Валентин улыбнулся, глядя на друга:

– Не сейчас, так через месяц, какая разница, Толстый? – спросил он в ответ.

– Да собственно, никакой, – как-то обреченно согласился Сергей и на всякий случай пропустил Валю вперед, открыв перед ним дверь.

В военкомате стояла тишина, от комнаты со стеклянной перегородкой, за которой находился дежурный прапорщик, было видно длинный коридор, в который иногда выходили военные из кабинетов с какими-то документами и тут же скрывались в других кабинетах. Прапорщик за стеклом несколько лениво поднял голову от журнала, в котором делал записи, вид двух потенциальных призывников насторожил дежурного. «Вам чего?», – спросил он. Так как идея сходить в военкомат принадлежала Валентину, то Толстый на всякий случай задержался в дверях, давая возможность другу реализовать свой план.

– Добрый день, – без особой уверенности в голосе начал Валентин.

– Короче, – поторопил его дежурный, давая этим понять, что сильно занят и общение с неожиданными посетителями в его планы не входило.

– Мы хотели, чтобы нам выдали справку о том, что мы были у вас, – пропустив все подробности, выпалил Валентин. Просил же прапорщик короче, вот и получилось короче некуда. Прапорщик от удивления привстал со стула.

– Чего-о-о? Какую справку? – повысив голос, переспросил дежурный. За спиной Валентина предательски хлопнула дверь, судя по всему, Толстый решил подождать на улице.

– Нам нужна справка о том, что мы были сегодня у вас, – еще раз повторил свою просьбу будущий защитник Родины.

– Зачем? – переходя на командные интонации, поинтересовался дежурный. Эти двое пока еще гражданских лица начали вызывать у прапорщика интерес, все-таки не каждый день в стенах военкомата появляются добровольцы. Валентин от командного голоса чисто интуитивно сделал пару шагов назад к двери. Предчувствуя, что и второй сейчас скроется за дверью, дежурный вышел из своей комнаты в готовности остановить странного просителя.

– Что за справка? – еще раз задал вопрос военный.

По дороге в военкомат Валентин думал, с чего начать разговор на такую щепетильную тему, но не зная, у кого он будет просить справку, решил, что сориентируется на месте. Теперь, когда вопрос дежурного отчетливо дал понять, что дальше этой стеклянной стены пройти не удастся, Валентин решил сказать все как есть, не убегать же, как Толстый, через месяц, когда придет настоящая повестка, прапорщик его узнает, и тогда над ним будет ржать весь военкомат.

– Я проспал сегодня на работу… – начал Валентин, – поэтому завтра на работе мне мастер покажет, где раки зимуют, вот я и подумал взять у вас справку, что я был в военкомате, все равно ведь скоро в армию, – на одном дыхании закончил будущий солдат. Надо отдать должное прапорщику – он выслушал Валентина не перебивая, а после произнес фразу, которая вселила в просителя некоторую надежду.

– Зови второго, – сказал военный и зашел в комнату со стекленной стеной. Окрыленный появившейся надеждой избежать наказания от мастера, Валентин выскочил на улицу и оглядел двор в поисках друга. Сергей стоял у соседнего подъезда и курил. Увидев вышедшего из дверей военкомата Валентина, Толстый бросил сигарету в урну и, не сходя с места, громко спросил: «Ну как?». Валентин, уверенный в удаче их задумки, молча махнул Толстому, что могло означать только одно: «Беги сюда скорее». Компаньон не без опаски и как-то неуверенно двинулся в сторону дверей военкомата. С одной стороны, вид Валентина без военной формы и даже не остриженного наголо вселял некоторую уверенность в том, что сегодня Сергей еще не будет маршировать, разучивая строевую песню, а с другой стороны – зачем опять идти в военкомат, если только что так легко получилось вырваться из рук грозного прапорщика.

– Ты быстрее можешь? – начиная злится, раздраженно поторопил Валентин товарища по несчастью. «Мало того что сбежал, так и сейчас резину тянет. В конце концов, ему одному это надо, что ли?», – подумал Валя, дожидаясь своего нерешительного соратника. Вообще Толстый не слыл трусом и в драках на дискотеках, которые происходили регулярно, он всегда принимал самое активное участие, благо высокий рост и отличное здоровье располагали к этому. Но тут что-то пошло не так, и Сергея было несколько непривычно видеть на медленно переступающих ватных ногах.

– Ну как? – повторил свой вопрос Толстый, доковыляв до крыльца.

– Нормально, – коротко бросил Валентин и, повернувшись, начал подниматься по ступеням; на последней ступеньке, уже взявшись за ручку двери, он обернулся, обнаружив взглядом Сергея, стоявшего на прежнем месте. Валентин, уже не скрывая раздражения, прикрикнул: «Пошли уже, что застыл!».

За время отсутствия друзей с настроением дежурного произошли разительные перемены. Подняв взгляд на открывающуюся дверь и увидев уже знакомых ему посетителей, прапорщик расплылся в самой располагающей улыбке, на которую только был способен.

– И снова здравствуйте, – произнес он немного нараспев, вставая с кресла. – Значит, справочка вам нужна? – продолжил дежурный, уже выходя из своей комнаты. – Тогда за мной, – добавив в голос металлических ноток, закончил прапорщик. И уверенным шагом двинулся по длинному коридору. Друзья проследовали за ним, впрочем, далеко идти не пришлось, напротив третьей двери дежурный остановился и, приказав ждать, скрылся за дверью. Ждали молча и недолго, спустя пару минут дверь открылась и откуда-то из глубины кабинета прозвучало: «Входите». Комната оказалась небольшой, напротив двери около окна стоял один-единственный стол, и вдоль стены справа в ряд стояло четыре стула, на одном из них сидел уже знакомый дежурный, а за столом, откинувшись в кресле, полулежал хозяин кабинета в звании капитана. Прапорщик жестом указал на стулья, Валентин сел на стул возле дежурного, а Толстый на крайний стул, который был ближе к двери.

– На призывной были? – спросил хозяин кабинета. Валентин молча кивнул.

– Фамилии? – Уже потребовал капитан.

– Матвеев и Толстоухов, – за обоих ответил Валя.

– Что сидим? – адресовал следующий вопрос капитан прапорщику и, не дав последнему ответить, сразу же продолжил: Личные дела ко мне стол.

Прапорщик встал и, подмигнув друзьям, вышел из кабинета. Капитан закурил, выпустив дым первой затяжки, прищурившись, спросил:

– Служить-то хотите?

В ответ друзья почти синхронно пожали плечами.

– Смотря где, – ответил, чуть подумав, Валентин.

– Что значит, смотря где? – стряхивая пепел в переполненную пепельницу, спросил капитан, и сам же ответил на свой вопрос:

– Куда Родина пошлет.

– А можно, чтобы Родина послала в морфлот? – немного робея от своей наглости, проговорил Валентин.

В конце концов, капитан сам решил скоротать ожидание документов беседой, и если в ходе этой беседы получится устроиться в армии получше или поинтереснее, то почему бы не попробовать? Моря Валентин никогда не видел, но, обладая воображением, подпитанным книгами о морских путешествиях и морских сражениях, серьезно подумывал о морской карьере. В четырнадцатилетнем возрасте ему в руки попала книга Новикова-Прибоя «Цусима», оставившая неизгладимый след в голове и мыслях подростка. С тех пор Валентин часто думал о том, чтобы стать морским офицером. Но жизнь внесла свои коррективы. В восьмом классе классный руководитель сумел объяснить родителям Валентина, что поведение их сына не отвечает требованием дальнейшего обучения в школе, несмотря на положительные оценки, и настоятельно порекомендовал перевести Валентина в ПТУ, чтобы у парня была профессия, с которой он не пропадет. Родители особо не возражали: профессия всегда нужна, и чем раньше сын начнет самостоятельно зарабатывать, тем для него же лучше, решили они. И Валентин подал документы в ближайшее к дому ПТУ. С выбором профессии особо не заморачивался, какая разница, на кого учится, если все равно потом поступать в военно-морское училище. Но только после окончания первого курса он понял, что третий год обучения в ПТУ не позволит ему поступать в военный институт, так как нужно будет получать диплом о среднем специальном образовании и времени на поступления уже не останется. Выход был только один – идти служить в армию и прямо оттуда либо сразу после демобилизации поступать в военное училище. Именно поэтому Валентин и думал о службе в Военно-морском флоте, считая, что после такой практики поступать будет проще, и выбор профессии станет более осознанным, так сказать, с опытом.

– Оба что ли в морфлот? – очередной раз затянувшись, спросил капитан.

– Нет, – поспешно сказал Толстый, молчавший до этого. Сергей вообще старался быть как можно незаметнее, ему идея с походом в военкомат с каждой минутой становилась все более неприятна. Мало того, что со справкой еще ничего не вышло, так еще и в морфлот сейчас припишут. «Сходили за справочкой на три года в подводную лодку», – думал Толстый. Служить Сергей не хотел, но откосить вариантов не было, поэтому как-нибудь два года в любых войсках и забыть про это как про страшный сон – приблизительно так рассуждал он. Зачем его другу добровольно проситься на три года в морфлот, он искренне не понимал и уже сожалел о том, что согласился на авантюру Валентина.

– А почему в морфлот? – проигнорировав ответ Толстого, уже целенаправленно обратился к Валентину капитан.

– Моря никогда не видел, – ответил тот.

– Добровольно на три года? – продолжил хозяин кабинета и тут же поощрительно добавил: – Похвально, ничего не скажешь.

Капитан встал, сделал последнюю глубокую затяжку и раздавил окурок в пепельнице. «За смертью только посылать его», – на выдохе произнес он фразу, адресованную, очевидно, прапорщику, и пройдя мимо посетителей, выглянул в коридор.

– Что ты там застрял, бегом! – крикнул он в коридор, подгоняя не торопящегося дежурного. – В морфлот – значит в морфлот, – проходя за свой стол, продолжил капитан. – Сейчас посмотрим ваши документы и решим, что с вами делать, – закончил он, разваливаясь в кресле.

– Нам только справку, – предпринял слабую попытку вернуть все на свои места Толстый.

– Будет, все будет, и справка будет, и морфлот будет, – улыбнулся капитан, глядя на друзей. – Сейчас документы принесут, и посмотрим, кому справку, а кому повестку.

– Мне справку! – почти крикнул Толстый. В этот момент одновременно со стуком открылась дверь.

– Разрешите? – не дожидаясь ответа, дежурный прошел к столу и положил перед капитаном две паки.

– Свободен.

Несколько минут капитан изучал содержимое папки, потом отложил ее в сторону и открыл второю. Все это время друзья молча ждали своей участи. Уже было понятно, что идея со справкой провалилась, теперь нужно было понять, какими последствиями закончится спонтанный визит в военкомат. Читая содержимое второй папки, капитан несколько раз останавливался и поднимал глаза на Валентина, пролистав до конца, он достал из пачки сигарету, встал, открыл форточку и только после этого закурил, выпустив дым на улицу. Продолжая смотреть в окно, капитан сказал: «Толстоухов, иди к дежурному, подожди там». Сергей уставился на Валентина с немым вопросом «Идти или остаться?» – «Что, не понятно?» – грозно спросил капитан Толстого. Сергей молча и почему то спиной вперед начал движение в сторону двери, по-прежнему не сводя глаз с друга. Валентин кивнул ему: «Все хорошо» и повернул голову в сторону военкома.

– Значит, служить хочешь и обязательно в морфлоте, – то ли спросил, то ли подвел итог капитан.

– Хотелось бы, – неопределенно ответил призывник.

– Значит так, – поворачиваясь к Валентину, сказал капитан. – Сегодня понедельник, двадцать четвертое, сейчас у дежурного получите повестки, три дня на увольнение с работы, двадцать восьмого сентября ты к 9:00 прибываешь на медицинскую комиссию. Вопросы есть?

– Есть, – неожиданно для капитана ответил Валя.

– Что непонятно? – раздраженно бросил военком, не понимая, какие могут возникнуть вопросы.

– Толстоухову тоже к 9:00 на медицинскую комиссию?

– Нет, ему не надо, он пусть проводы организовывает. Все, свободен, – давая понять, что разговор окончен, сказал капитан.

Со смешанными чувствами покидал кабинет военкома Валентин. Вопросов было больше, чем ответов. Сказать. что план, на который рассчитывали друзья, не удался, было бы неправильно. Справку им не дали, но повестки-то будут. Поэтому вопрос с мастером и проблемами на работе можно считать закрытым. Теперь, что касается медкомиссии… Во-первых, зачем ее проходить повторно, если на приписной комиссии он ее прошел и был признан годным. Во-вторых, почему медкомиссию не надо проходить Толстому. В-третьих, почему Сергею уже можно готовиться к проводам, а ему, Валентину, еще нет. С ужасом Валя осознал, что Толстый еще ничего не знает о своих проводах.

С самым умиротворенным видом Толстый подпирал стену возле комнаты дежурного. Наголо их не побрили, форму не выдали, судя по всему, к нему у военных вопросов нет, а это значит, что их план удался, сказал же военком «будут вам справки». Наверное, Валю он за этим и оставил, все-таки у них получилось пообщаться. Друг вышел из кабинета военкома, и одновременно в дежурке зазвонил телефон. Сергей не связал два этих события вместе и продолжал в блаженном неведении ждать Валентина. В свою очередь, Валя не торопился. Что сказать Сергею, он не знал, и решил не спешить, пусть «радостную» новость озвучит дежурный.

– Толстоухов кто? – положив трубку телефона, спросил прапорщик.

– Я! – радостно ответил Сергей, предвкушая получение заветной справки.

– Заходи, – пригласил дежурный. С улыбкой Толстый зашел в комнату, успев показать другу поднятый большой палец. Валентин отвернулся и стал рассматривать висевшие на стене плакаты патриотического содержания, видеть, как Толстому будут вручать повестку, он не мог. Прапорщик закончил заполнять бланк.

– Расписываемся здесь, – ткнул пальцем в бумагу. Сергей начал расписываться и вдруг остановился.

– Что это? – почему-то хриплым голосом спросил он.

– Твое будущее, – расплылся в улыбке дежурный.

– А справка? – почти шепотом выдавил из себя Толстый.

– Что за справка? Ах, справка, так она не тебе нужна. Повестка круче, поверь моему опыту. С повесткой тебя мастер не то что ругать не будет, а еще расцелует, прослезится и будет потом всю жизнь гордиться, что воспитал настоящего защитника Родины, – уже вовсю хохотал прапорщик. – Расписывайся, не задерживай, мне еще второго нужно осчастливить, – веселился военный. Толстый расписался, машинально пожал протянутую руку прапорщика.

– Поздравляю, Родина ждет новых героев, надеюсь, ты не посрамишь военкомат, в котором с таким пониманием отнеслись к вашей просьбе, – то ли глумясь, то ли всерьез произнес дежурный, продолжая держать нового бойца за руку.

– Спасибо, – на автомате ответил Сергей.

– Пятого октября в десять утра жду тебя, боец, на инструктаж, восьмого в шесть утра на автовокзале с вещами и документами, можешь взять с собой пьяных родственников, – подвел итог дежурный. – Следующий! – крикнул он в коридор.

Стараясь не смотреть в глаза друга, Валентин боком протиснулся в кабинет дежурного. Молча расписался в повестке, успев заметить, что дата призыва – двадцать восьмое сентября. Прапорщик почему-то не протянул ему руку, а просто отдал бланк и на удивленный взгляд Валентина спокойно сказал: «Двадцать восьмого, в 9:00, не опаздывай. Свободны оба», – закончил он.

Несмотря на набежавшие тучи и поднявшийся ветер, на улице было хорошо, в воздухе висел запах приближающегося дождя. После прокуренного кабинета капитана хотелось стоять и вдыхать этот воздух полной грудью.

– Бли-и-ин, – с надрывом протянул Толстый. – Да как так-то? – непонятно у кого спросил он.

– Спокойно, Сережа, спокойно, – попытался Валентин взять инициативу в свои руки.

– Что спокойно, меня в армию забирают! – почти прокричал Толстый.

– А то ты не знал? – тоже на повышенных ответил Валя. – Не тебя одного забирают. На, смотри, у меня вообще двадцать восьмого дата, ты-то хоть две недели еще пробалдеешь, – сунул в лицо товарищу свою повестку Валентин. Сергей уставился в бланк повести.

– Это в пятницу, что ли?

– Что ли в пятницу, – передразнил его друг. – Поехали на завод, – не давая Толстому осознать происходящее, скомандовал Валя.

Нужно было каким-то образом заставить Толстого понять, что он еще легко отделался.

– Две недели – это круто, все успеешь: и уволится, и погулять, и проводы устроить, – направляя мысли Сергея в нужное Валентину русло, проговорил он. – Сейчас возьмем бегунок и пойдем увольняться.

– У тебя как с деньгами, на проводы откладывал?

– Нет, не откладывал, – задумчиво ответил Толстый.

– Ничего, расчет дадут, должно хватить, – успокоил его Валя. Сам он не знал, что делать. С одной стороны, военком сказал увольняться, а с другой стороны, зачем проходить медкомиссию? Если у него что-то со здоровьем и для армии он не годен, то зачем увольняться. Какой то замкнутый круг, думал Валентин, сидя в автобусе, везущем друзей на завод. На работе ожидаемо все прошло спокойно. Сначала, конечно, мастер, не стесняясь в выражениях, сказал, что он думает о двух раздолбаях, которых посадили на его шею, но как только он перешел к перечислению наказаний, которые, по его мнению, должны были заслуженно понести друзья, Валентин протянул ему повестку.

– Что это? – уставившись в бланк и еще больше раздражаясь, спросил мастер. Вместо ответа Толстый протянул ему свой документ. Стоя с двумя повестками в обеих руках, мастер пытался сообразить, как ему теперь поступить. Они, конечно, бездельники и прогульщики, которым нет прощения, но согласно повестке причина у них более чем уважительная и тут нужно найти другие слова. Настрой не позволял так быстро перейти от «Я вас убью» к «Поздравляю, горд, молодцы».

– В армию мы уходим, Василий Николаевич, – с улыбкой произнес Валентин. – Вот, за бегунком пришли, у нас три дня на увольнение, я в пятницу ухожу, а Сергей восьмого ноября.

– Так что молчали-то? – глупо смотря на товарищей, спросил мастер.

– Сами не знали, вчера вечером позвонили из военкомата, сказали утром прийти, вот, сходили, – вроде бы оправдываясь, сказал Валя.

– А там все быстро: распишитесь, получите, свободны, – продолжил Толстый.

– Ну тогда поздравляю, что ли… – неуверенно начал мастер, пытаясь подобрать слова. – Служите честно, не опозорьте, ну в общем, как-то так… – пробормотал он.

– Спасибо, Василий Николаевич. Не подскажите нам, куда теперь? – помогая мастеру выйти из сложившейся ситуации, спросил Валентин.

– Так в кадры вам. На второй этаж. Повестки покажите, они знают, что делать, – приходя в себя ответил Василий Николаевич.

– Спасибо за все, – забирая повестки из рук удивленного мастера, почти одновременно произнесли друзья.

В отделе кадров все прошло быстро и буднично, процесс увольнения восемнадцатилетних пэтэушников давно был поставлен на поток. – Получите бегунок. Сдайте робу и инструмент. Подпишите в инструменталке, подпишите в бюро пропусков и во втором отделе. Если все успеете, завтра в кассе заводоуправления получите расчет. До свидания. – На все про все пять минут, даже обидно немножко, все-таки три месяца в коллективе, и так сухо: «До свидания».

Вся вторая половина дня ушла на подписание бегунка и получение заветных подписей, проблем с этим не возникло. Разве что все говорили какие-то слова и желали хорошей службы. За этими хлопотами Толстый успокоился и смирился с произошедшим, в отличие от Валентина он охотно приглашал всех на проводы и совершенно не замечал того, что друг этого не делает. Ближе к вечеру призывники добрались до второго отдела и сдали пропуска. Рабочий день заканчивался, и формальности с увольнением тоже, осталось получить расчет и готовиться к проводам, но это уже завтра. Распрощавшись и договорившись созвониться утром, друзья направились по домам.

– Отработал? – встретила Валентина вопросом мать.

– Ага, – коротко бросил Валя, решив дождаться с работы отца, чтобы два раза не пересказывать новость. Молча пройдя в свою комнату, Валя лег на диван и уставился в потолок. Вопрос с медкомиссией не давал ему покоя. Один раз эта медкомиссия уже подпортила ему жизнь. Два года назад они с отцом решили подать документы в суворовское училище, но до сдачи документов дело не дошло. На медицинской комиссии выяснилось, что у Валентина кривая перегородка носа – последствия занятий хоккеем. И для того чтобы быть допущенным к экзаменам, нужно было сделать операцию по исправлению перегородки. Тогда решили не делать операцию, все-таки в хоккей Валентин играл до сих пор, а поступит или нет в училище еще вилами на воде написано. Тогда они вернулись к первоначальному плану: сначала сходить в армию. Неужели эта перегородка помешает ему попасть на этот раз в морфлот, как тогда – в суворовское училище. Хлопнула входная дверь, с работы вернулся отец. Дождавшись, когда глава семейства поужинает и родители устроятся в комнате перед телевизором, Валентин пошел радовать их новостью об армии.