Крах

Только сейчас Валентин обратил внимание, что практически все призывники были в штанах с лампасами, только цвет был у всех разный. На штанах у Сергея они были красные, почти генеральские.

– Володя, – протягивая руку с непонятно откуда взявшимся стаканом, представился «желтый» Сергею.

– Сергей, – еще раз назвал себя обладатель красных лампасов. Пока Сергей наливал в стакан водку, Вова внимательно изучал его голову.

– Поди, пару шрамов-то мои будут, – вдруг сказал он, не отрываясь от своего занятия.

– Может быть, – ответил Сергей. – Кто вас, тракторо-заводских, помнить-то будет? Что было, то было, теперь у всех одинаковые штаны будут, – протягивая обратно «желтому» стакан, закончил он. Дело в том, что вся молодежь большого города была поделена на районы, между которыми постоянно вспыхивали конфликты, перерастающие в крупные драки на пограничных пустырях районов. Чтобы как-то различать своих, каждый район пришивал на штаны лампас определенного цвета. Именно поэтому можно было определить принадлежность каждого к той или иной банде с рабочих окраин города.

– Теперь все земляки! – завершил мысль «красный». – Подходи, народ, кто будет? – Пригласил он остальных.

Народ оживился, выяснилось, что каждый прихватил с собой горячительное. Обладатель красных лампасов невольно стал центром распития и более близкого знакомства призывников. За этим занятием их застал сержант, про которого уже все забыли.

– Вы что, с ума сошли? – грозным шепотом зашипел он, держа дверную ручку так, чтобы никто не открыл дверь снаружи. – Быстро сели на места, – уже громче сказал он.

На место сели, но посуду не убрали.

– Вы хоть понимаете, где вы находитесь? – продолжал сержант. – Выгонят к чертям собачим в Советскую армию, узнаете тогда!

– Так это тебя выгонят, – засмеялся Литвин. – Нас-то за что, мы присягу не принимали.

– Так и не примите. Фамилия? – не успокаивался сержант.

– Литвин, – ответил Сергей.

– Я тебя запомнил, – пытаясь испугать призывника, зло процедил сержант.

– А Кремлевский полк не Советская армия, что ли? – спросил вдруг Валентин.

– Китайская, – Ответил за сержанта Литвин.

Зал потонул в хохоте.

– Тихо! – заорал сержант. – Вы что тут устроили? Вам проблемы нужны? – побагровев, переходя на командный тон, зарычал он.

– Успокойся сержант, – миролюбиво перебил его Сергей. – Ну что орать, сам, что ли, на проводах не пил? С какого района, лучше скажи.

– С области я, – вдруг спокойно ответил сержант.

– Ну вот, можешь же нормально общаться, – продолжил так же спокойно Сергей. – Накати лучше, – протянул он свой стакан. – Выйди на шухер, – отправил в коридор ближнего к дверям парня Сергей, помогая сержанту сделать правильный выбор. Повисла пауза, все ждали, что дальше. Сержант, поколебавшись, взял стакан и залпом опрокинул содержимое внутрь.

– А-а-а-а-а! – зашумел зал.

– Тихо! – теперь остановил пыл призывников Сергей. – Что орем? Сказано же, тихо! Все сидим, пьем, не орем, – подвел он итог конфликта, подмигнув сержанту, занюхивающему водку шапкой. – Мы тихонько, не переживай, – закрепляя результат, он протянул сержанту куриную ногу.

– Ладно, только тихо, – сдался кремлевец. – Позовите этого? Как его?

– Ну, из коридора? – щелкая пальцами, пытался вспомнить имя соратника Сергей.

Дальше пили уже без опаски, через некоторое время Литвин спросил сержанта:

– Расскажи хоть, что это за Кремлевский полк? А то народ не понимает, че там делать-то?

– Служить, что делать? – вопросительно посмотрев на стакан, ответил тот.

Перехватив взгляд сержанта, Сергей наполнил стакан и вместе с бутербродом протянул его будущему однополчанину.

– Полк как полк, – неопределенно начал сержант.

– Маршировать, поди, с утра до вечера? – наводящими вопросами постарался разговорить сержанта Литвин.

– В первую роту попадешь, будешь маршировать, – обращаясь к одному Сергею, ответил сержант.

– А ты в какой? – продолжал расспрашивать Литвин.

– В девятой. Мы у Мавзолея не стоим.

Вторые полстакана на секунду приостановили допрос. Дальше вопросы посыпались со всего зала. Сержант еле успевал поворачивать голову в сторону очередного. Выяснилось, что полк состоит из трех батальонов, первые два строевые, третий строительный. В первом и втором батальонах по пять рот, в третьем три роты, всего тринадцать. При этом у Мавзолея стоят только те, кто служит в первой роте. Со второй по девятую строевые роты несут караульную службу по охране самого Кремля и правительственного аэропорта Внуково, десятая рота пожарная. Валентин даже представить себе не мог, сколько всего разного было в полку. Одно он понял сразу: у Мавзолея ему не стоять точно. Сержант сказал, что рост «первопостников» должен быть 185 и выше, у Валентина было 180 ровно. Радоваться этому или расстраиваться, он еще не решил, но точно для себя определил, что третий батальон не для него. Что интересного в ремонте, пусть даже и в Кремле.

– А долго тут сидеть? – спросил кто-то из зала.

– До восьми вечера. Кстати, получите суточные, – вспомнил сержант, доставая из внутреннего кармана ведомость с фамилиями призывников. Раздав деньги, сержант сказал:

– Кто курит, по два человека могут выходить, в конце коридора туалет. Куда вскочили, по два человека, я сказал, – посадил он вдруг поднявшихся разом призывников.

– Литвин за старшего, – назначил он самого активного следить за порядком и первым вышел на перекур. Последующие часы все занимались чем хотели: кто-то пил, кто-то спал, некоторые даже писали письма, как они и, главное, когда собирались их отправлять, было непонятно. Пересчитав весь алкоголь, решили половину оставить на поезд, все-таки ехать полутора суток. Ровно в восемь вечера пришел автобус. Всех посадили в салон, и десять минут ждали майора. Зайдя в автобус, он потянул носом воздух и укоризненно посмотрел на сержанта.

– Остаточное, – соврал тот, пытаясь дышать в сторону.

За двадцать минут доехали до железнодорожного вокзала. Всех построили на перроне. Вдруг не пойми откуда появилась толпа родственников местных призывников. Майор сначала пытался прекратить родственные объятия, но быстро понял, что бесполезно, махнул рукой и отошел в сторону. Родственники, воспользовавшись бесконтрольностью, изрядно пополнили запасы алкоголя и закуски для своих чад. В восемь пятьдесят подошел поезд. Майор поделил всех на три части и рассадил в три вагона по десять человек в каждый. Ровно в девять вечера поезд тронулся и, набирая скорость, повез будущих воинов-кремлевцев в сердце родины.

В вагоне поезда Валентин занял верхнюю по ходу движения полку. Кинув телогрейку на матрас, он развязал свой рюкзак и выложил все запасы на стол купе. Из десяти мест, предназначенных для новобранцев, только четыре были в купе плацкарты, остальные в проходе, поэтому все призывники, расположившись на своих местах, вскоре собрались в купе. Предупрежденные сержантом о возможной проверке майора, алкоголь не доставали. Через полчаса, когда поезд уже миновал городские окраины и набрал приличную скорость, пришел майор. Убедившись, что призывники ведут себя тихо и не распивают, он пожелал всем спокойной ночи и ушел в свой вагон. Выдержав паузу минут в десять, достали водку. Валентин, выпив больше для приличия, залез к себе на полку и, свесив голову, наблюдал за происходящим сверху. Пить ему больше не хотелось и вскоре, укрывшись, расписанной телогрейкой, он заснул. Пару раз его будили будущие сослуживцы, тыкая в нос стаканом с водкой, но поняв, что это бесполезно, потеряли к нему интерес. Бессонная ночь проводов и последующий день, полный новой информации и водки, сделали свое дело. Валентин спал крепко и без сновидений. Утром, проснувшись, он с удивлением заметил, что праздник последних гражданских дней продолжался, только теперь в купе были посторонние мужики и, самое главное, девушки. Кто-то на нижней полке под Валентином играл на гитаре и громко хрипел матерные песни популярной группы «Сектор Газа». Свесив голову, Валентин увидел музыканта, им оказался Литвин, непонятно что делающий в этом вагоне, ехать он должен был рядом с майором.

– Дембель проспишь! – оборвав на полуслове песню, поприветствовал он Валентина. – Ну, ты спать, уже одиннадцать, – продолжил он, отложив гитару, – надо майору сказать, чтобы тебя в пожарную роту зачислили, спишь, как пожарный.

Купе взорвалось смехом. Валентин, неожиданно ставший центром внимания, слез вниз.

– Только вместе с тобой, – парировал он. – Веселый ты.

– А то! – заржал Сергей. – Мне хоть в пожарные. хоть к Мавзолею, главное, чтоб кормили.

Услышав о еде, Валентин понял, что голоден.

– Есть че пожрать? – озирая стол, поинтересовался он.

– Навалом! Девчонки, организуйте завтрак защитнику родины, – по-хозяйски распорядился Литвин, как будто не в поезде ехали, а дома на кухне сидели. Пока наводили порядок на столе и накрывали заново, Валентин сходил, умылся. Возвращаясь, он заметил, что все его вчерашние попутчики спали.

– Почему я пожарный? Все спят, – спросил Валентин у Литвина, очищая куриное яйцо.

– Так они только легли, а ты всю ночь давил, – потянувшись за гитарой, ответил тот. – Хорошо хоть девчонки согласились поддержать, а то ехал как сыч один, послать некого. Ну, что спеть? – обратился он уже к гостям и перебрал пальцами струны.

Посыпались просьбы. Выбрав самую похабную, Сергей запел. Несмотря на середину октября, снега совсем не было, и за окном тянулись голые бесконечные поля с редкими перелесками облетевших берез. Кто-то из соседей пододвинул Валентину стакан с водкой, взглянув на который Валентин поморщился и мотнул головой, отказываясь. Так с песнями и ехали. Литвин постоянно шутил и заигрывал с попутчицами, вгоняя их в краску матерными песнями. Постепенно в купе начали появляться призывники, и Валентин, воспользовавшись случаем, уполз к себе на второю полку. Уставившись в потолок, он одно время прислушивался к происходящему в купе, но мерный стук колес и качающийся вагон незаметно усыпили его.

– Ну, точно пожарный! – услышал он голос Литвина, который тряс его, пытаясь разбудить: – Самара! Вставай! Станцию проспишь! – под хохот купе орал он.

«При чем тут Самара», – в панике, спросонья думал Валя, скатываясь кубарем вниз. Его поймали, чьи-то руки, не позволив упасть на стол.

– Я же говорю, пожарный! – заикаясь от смеха, веселился Литвин.

Все еще не до конца придя в себя от такого резкого пробуждения, Валентин вертел головой в попытке сориентироваться. Поезд стоял, за окном было темно, только вокзальные фонари освещали перрон.

– Самара, братан! – громко сообщил Литвин.

– И что? – вытаращил на него глаза Валентин.

– Пойдем, подышим, а то здесь сдохнуть можно. Я думал, ты уже преставился. Как можно тут спать? – потащил Валентина за рукав на улицу Сергей. Только оказавшись на перроне, Валентин понял, насколько был прав товарищ. От свежего воздуха закружилась голова, и ноги предательски подкосились. Литвин подхватил чуть не упавшего сослуживца под руки.

– Тихо, тихо, тихо, – скороговоркой застрочил он. – Стоять! Смотрю, лежишь на спине, бледный весь, как покойник, – продолжил он. – Ну, думаю, так не пойдет, надо тебя на воздух, хотел сначала в тамбур вытащить, а тут Самара как специально. Вот и растолкал тебя. А то сдохнешь, с кем я Кремль тушить буду?

– Спасибо, – на выдохе сказал Валя.

– На здоровье, – затягиваясь сигаретой, ответил весельчак. И тут же переключившись на пробегающую мимо бабку с пирожками, начал с ней торговаться:

– Почем щенята, мать? – огорошил он ее вопросом.

– Какие щенята, сынок?

– Да те, из которых ты этих пирожков настряпала.

– Типун тебе на язык с меня ростом! – зло плюнула под ноги Сергею бабка.

– А что, с котятами, что ли? – не унимался тот.

– С картошкой по цене котят, – ответила бабка, судя по всему, привыкшая к постоянным шуткам пассажиров.

– Ну, тогда десять штук давай по цене за девять, – доставая рубль, торговался Сергей.

– Держи, милок, – развернув одеяло, закрывающее сумку, начала передавать Литвину пирожки бабка.

– Дались тебе эти пирожки, – когда торговка отошла к соседнему вагону, сказал Валя.

– Скучно, – бросил Сергей, закуривая второю сигарету.

Состав вздрогнул, лязгнув сцепкой.

– Перецепились. Пошли, а то в армию опоздаем, – поднявшись на ступеньки вагона и отбрасывая окурок, позвал Сергей Валю.

Валентин проводил взглядом дугу, описанную красным угольком окурка, вдохнул полной грудью и начал подниматься вслед за Сергеем. После пропитанного креазотом, но все равно свежего воздуха перрона в вагоне дышать было решительно нечем. Запахи еды, перегара, вспотевшей одежды перемешались в некую субстанцию, которую при желании можно было увидеть и даже потрогать. Едва зайдя в вагон, Валентин, тут же вышел обратно в тамбур и раскрыл дверь в надежде хоть маленько проветрить. Поезд медленно катил по Самаре. Пытаясь разглядеть город, Валентин прижался головой к стеклу, но кроме череды огней ничего не было видно. Въехали в промзону, потянулись бесконечные заборы. Закрыв за собой дверь, Валя пошел в купе. Отоспавшиеся за день призывники вовсю гуляли, в этот водоворот праздника попали уже почти все пассажиры вагона. Смех, визг, бренчание гитары превратились в фон сродни стуку колес и воспринимался как естественный. Валентин не хотел принимать участия в этой вакханалии последних часов гражданской жизни, поэтому, посмотрев на происходящее, пошел в вагон к майору, намереваясь занять место Литвина, все равно тот до Москвы добровольно постарается не попадать на глаза офицеру. Без труда найдя Серегино место, которое было не застелено, он завалился спать. «Действительно, как пожарный», – усмехнулся он своему сравнению. В вагоне майора было тихо и спокойно, под мерный стук разгоняющего поезда он почти мгновенно заснул.

Поезд прибывал в столицу в шесть утра. В пять часов Валентина кто-то начал трясти:

– Вставай, собирайся, подъезжаем, – услышал Валя голос сержанта. Повернувшись, он уперся взглядом в удивленное лицо кремлевца.

– Ты что тут делаешь?

– В армию еду, – честно ответил Валя.

– А этот где? – испуганно оглянулся сержант в поисках Литвина.

– На моем месте, мы поменялись, – успокоил его призывник.

– Хорошо, собирайся, – сказал сержант и направился в следующий вагон.

Представив, какую картину сейчас тот увидит во втором вагоне, Валентин вздрогнул от отвращения всем телом. Сам он великолепно выспался и хвалил сам себя за то, что принял правильное решение не продолжать пьянку. Умывшись, он отправился собирать вещи. По сути, ему надо было забрать только телогрейку, в карманы которой он распихал все туалетные принадлежности, от продуктов он избавился еще при посадке в поезд. В вагоне-празднике уже, или еще, никто не спал. Вид у всех был одинаково помятый и грустный. Было ощущение, что все двигаются как в замедленном кино. Литвин же, наоборот, был бодр и подозрительно весел, на гитаре он уже не играл, но что-то радостное насвистывал. Увидев Валентина, он широко раскинул руки.

– Какие люди! Мы-то его потеряли, а он – вот он! Жив, здоров, весел! Ты где прятался, братан?

– На твоем месте.

– Ловко, там мы тебя точно бы искать не стали, – засмеялся Литвин. – Правильно говорят, – продолжил он, – хочешь что-то спрятать – положи на самое видное место.

Состав сбавил ход и тихонько катился по спящей Москве. Валентин вышел в тамбур и в окно разглядывал город, в котором ему предстояло прожить два года.

– Был в Москве? – раздался сзади голос.

– Нет, – не поворачиваясь, ответил он.

– Я тоже, – продолжил незнакомец. – Я вообще нигде не был.

Валя повернулся. Перед ним стоял земляк Дима Курилко.

– Вот и посмотрим, – подмигнул ему Валентин.

Прибыли без опоздания.

Вывалившись из душных вагонов на перрон Казанского вокзала, призывники интуитивно сбились в кучу напротив среднего вагона в ожидании майора с сержантом. Люди, выходившие из поезда, молча поворачивали направо и быстро шли к выходу, обходя стороной толпу молодых людей. Валентин, осматривая старый вокзал, заметил, что по перрону в их сторону бегут милиционеры, человек десять–двенадцать. С расстояния метров в тридцать бегущий первым, в звании капитана, истошно заорал: «Стоять! Стоять, я говорю!». Валентин обернулся в поисках того, за кем гнались милиционеры, но на перроне никого, кроме призывников, не было. В следующее мгновение началось, что-то необъяснимое. Капитан милиции замедлил бег, пропуская вперед постовых, отстегивающих на ходу резиновые дубинки от пояса. «Стоять, всем стоять!», – до сих пор непонятно к кому обращаясь, орал он. Первого подбежавшего милиционера прямым ударом в челюсть Литвин отправил в глубокий нокаут. Ноги постового обмякли, и он, заваливаясь на бок, упал прямо в руки опешившему Валентину, сбив его своим весом. Бегущие за первым милиционеры вдвоем сбили с ног Сергея и покатились кубарем по перрону, молотя дубинками Литвина и асфальт. Валентин выполз из-под бессознательного тела милиционера и, не успев встать на ноги, почувствовал, как кто-то, сильно дернув его за ворот телогрейки, поднял на ноги и силой шлепнул лицом об вагон поезда. Через полсекунды рядом с ним так же шлепнулся об вагон Сергей Литвин. Головы обоих призывников чьи-то сильные руки прижимали к вагону, и повернуть шею не получалось. Справа и слева орали милиционеры: «Стоять, руки на вагон, ноги шире!»

– Что здесь происходит, капитан? – вдруг раздался голос майора.

– Не мешай! – отмахнулся милиционер.

– Что? Ко мне бегом, капитан? – крикнул майор так, что сразу стало тихо.

Рука, державшая голову Валентина, куда-то пропала. И он, воспользовавшись этим, резко всем телом развернулся, стоявший рядом милиционер, ткнув дубинкой в грудь, прижал его опять к вагону. Все призывники стояли вдоль вагона, у половины были подняты вверх руки. Двое постовых ладошками хлопали по лицу и трясли лежавшего у самых ног Валентина милиционера.

– Ты что тут устроил, дебил? – орал на капитана майор, сунув прямо в нос милиционеру раскрытое удостоверение. – Это мои люди. Проблем захотел? Я устрою. Всю жизнь в лейтенантах по перрону бегать будешь, – понизив сразу на два звания милиционера, сыпал он угрозами:

– Забирай своих придурков, и чтобы я вас не видел. Бегом! – рявкнул майор, пряча удостоверение в карман.

– Я подумал, люберецкие приехали на гастроли, москвичей бить, – попытался оправдаться капитан.

– Какие гастроли? Пьяный, что ли, устроил тут цирк! – разносил его майор.

Капитан весь красный от злобы и бессилия перед гэбэшным майором, процедив сквозь зубы: «За мной», пошел в сторону вокзала.

– Стоять! – громко крикнул майор.

Капитан остановился.

– Я сказал бегом. Плохо слышите, капитан? Бегом! – скомандовал милиционер.

– Отставить! – не унимался майор. – Куда ты пошел? У тебя боец лежит!

Пострадавший милиционер уже, кстати, сидел на асфальте и вращал удивленно глазами. Два милиционера аккуратно поддерживая под руки, подняли коллегу и медленно тронулись в сторону выхода. Навстречу им торопливо бежали три сержанта Кремлевского полка.

– Где вы должны быть? – грозно спросил их майор, когда они доложили о прибытии.

– На перроне, – ответил один из них.

– Выговор! – не вдаваясь в подробности, бросил майор. – По прибытию доложите своим командирам. Проверю. Строиться! – наводил порядок на перроне майор. Собрав разбросанные вещи, призывники кое-как построились в колонну и, окруженные со всех сторон сержантами, направились к выходу с вокзала.

– Ты зачем мента уронил? – шепотом спросил Валентин Сергея.

– Инстинкт, – потирая ушибленную голову, ответил тот. – Попали все-таки по башке, – сделал он вывод.

На привокзальной площади стояло три припаркованных ГАЗ-66, почему-то с гражданскими номерами. Разместив призывников по машинам, майор сел в кабину головной в автоколонне, а сержанта, приехавшего с ним, посадил в последнюю. Опоздавшие сержанты залезли в кузова. На всех машинах задернули тенты. Медленно выруливая с площади, колонна тронулась в часть. Несколько минут ехали молча. Потом сержант, сидевший возле самого борта, спросил:

– Продукты остались?

Все переглядывались, не зная, что ответить.

– Продукты, говорю, остались? – повторил он свой вопрос.

– Остались, – один за всех ответил кто-то из глубины кузова.

– Тогда ешьте сейчас. Когда приедете, все заберут.

– Совсем все?

– Совсем, – спокойно ответил сержант.

Призывники заерзали, изучая содержимое своих сумок.

– Что, и колбасу заберут?

– А яблоки?

– Пряники можно? – то и дело раздавались вопросы.

Сержант, сначала отвечающий на каждый, в конце концов психанул:

– Все заберут и выкинут. Тупые что ли?

– Так жалко ведь колбасу выкидывать?

– Если жалко, сюда складывайте, – вытаскивая из-за пазухи шинели вещь-мешок, неожиданно сказал сержант. – Все, что в мешок не положите, отберут, – напомнил он. За несколько минут вещь-мешок забили продуктами так, что сержант с трудом смог его завязать.

– А когда нам это вернут? – задал вопрос переживающий за колбасу новобранец.

– Никогда.

– А зачем тогда в мешок складывали? – не унимался он.

– Это «дедушкам» на ужин. Вам не положено, – ответил сержант.

«Не положено», – отметил для себя Валя новое словосочетание. Про дедовщину он, конечно, слышал. Отслужившие друзья и знакомые много рассказывали об этом явлении в Советской Армии. В основном, это были страшилки про то, как «молодых» бьют и отбирают все, начиная с денег и заканчивая вещами. Как себя вести, столкнувшись с этим, Валентин еще не решил, полагая действовать по обстановке. Фраза, брошенная сержантом, подсказывала, что «не положено» теперь Валентин будет слышать часто. Ехали минут сорок. Сначала часто останавливались на светофорах, потом поехали быстрее и практически без остановок. Вскоре остановились, и сержант с помощью одного из новобранцев закинул наверх тент. У борта машины стоял солдат с васильковыми погонами.

– Привет, – поздоровался он по-граждански с сержантом. – На, спрячь, – протянул ему мешок старший по званию. – Сейчас разгрузимся, пришлю кого-нибудь.

Машина дернула вперед, и сержант чуть не выпал через невысокий борт «шестьдесят шестого». Две минуты ехали по лесу, сквозь деревья были видны строения, больше похожие на склады или гаражи. Остановились возле одноэтажного здания. Сержант, не дожидаясь, выпрыгнул через борт, подошедший водитель с лычками ефрейтора открыл замки борта и откинул его вниз.

– На выход! – скомандовал сержант.

Оглядываясь, новобранцы выпрыгивали из машины. Вокруг был лес. Одноэтажное здание оказалось баней, напротив нее между сосен стояла большая армейская палатка

– Туда пошли, – махнув в сторону нее, распорядился сержант. В палатке был полумрак, у дальней стены располагался стол, по краям палатки стояли табуреты. Прямо на столе сидел высокий кремлевец в звании старшины и от скуки болтал ногами. Дождавшись, когда все сгрудились посредине, он, улыбнувшись, раскинул руки.

– Садитесь. Добро пожаловать в Отдельный орденов Красного знамени и Октябрьской революции Краснознаменный Кремлевский полк! – радостно поприветствовал он новобранцев, когда все разместились на табуретах. – Сейчас слушаем и запоминаем, – сразу перешел он к делу. – Вещи оставляем в углу. – Ткнул пальцем в сторону старшина. – По десять человек идем в баню, вход прямо напротив палатки. Помывшись и переодевшись, возвращаемся обратно в палатку. Вопросы? Нет вопросов. Тогда ты, – указал он на крайнего справа новобранца, – бери табуретку, садись посредине.

Будущий боец молча сел.

– Каптер! – громко крикнул старшина. В палатку зашел невысокий рядовой в хромовых сапогах. – Начинай, – кивнул старшина на новобранца. Каптер, достав из кармана галифе машинку, размотав провод, подключил его к длиной переноске. Напевая. «Крашу, крашу я заборы», он с видимым удовольствием начал состригать волосы с головы новобранца под ноль.

– Следующий, – громко сказал он, закончив.

– Ты, – указал старшина на очередного, с правой стороны. Алгоритм был понятен, дальше все происходило без команд. Когда остриженных набралось десять человек, старшина скомандовал:

– Первые десять – на выход мыться!

Валентин оказался в третьей десятке вместе с Литвиным. Когда процесс стрижки подходил к концу, в палатку начали возвращаться уже переодетые в форму солдаты. Первого из них старшина назначил старшим.

– Когда все придут, никого не выпускать, – поставил он задачу. – Я скоро.

Третья десятка отправилась в баню.

В большом предбаннике стояли два стола, за каждым сидело по два сержанта. Слева от входа, перегородив угол, находилась ширма. Дождавшись, когда за последним закроется дверь, один из сержантов начал:

– Раздеваемся. Если вещи домой отправлять не будете, то кидайте их за ширму. Потом к столу, – хлопнул он ладонью по крышке. – Если вещи отправлять будете, то с вещами туда, – указал на второй стол сержант.

Валентин разделся и, не раздумывая, перебросил всю одежду через ширму. Сергей сделал то же самое. Подошли к первому столу.

– Фамилия. Имя. Отчество, – не поднимая головы, спросил сержант у Сергея.

– Литвин Сергей Николаевич.

– Следующий, – через несколько секунд позвал сержант Валентина.

– Подождите! – вдруг, уставившись в ведомость, сказал Сергей.

– Что? – поднял голову сержант.

– Не Литвинов, а Литвин, – показал на ошибку Сергей.

Сержант зачеркнул неправильную фамилию и рядом написал «Ли-Твин». Прочитав написанное, он удивленно посмотрел на Сергея:

– Китаец что ли?

– Русский, – оторопел тот.

– А это? – показал сержант ручкой на фамилию.

– Так без тире, просто Литвин, – поправил его Сергей.

– Следующий! – крикнул сержант, исправляя ошибку. – Нормально?

– Да.

– Иди в баню, – послал сержант несостоявшегося китайца.

Кусок мыла выдали при входе в душевую. Валя мылся долго, почему-то не хотелось выходить, за противоположной дверью, куда уходили помывшиеся, ждала новая жизнь. Она не пугала. А была неизвестна, интересна и пока абсолютно непонятна. Минуты, проведенные под потоком воды, были последними минутами всей его предыдущей жизни, с которой почему-то расхотелось расставаться. Валентин покинул душ последним. В комнате, в которой он оказался, стояли длинные лавки, сидя на которых новоиспеченные военные пытались мотать портянки. В противоположной от двери стене было окно, из которого торчал солдат без кителя, в одной нательной рубахе.

– Сюда проходим, солдат, – позвал он Валентина. – Рост? Размер ноги?

– 180. 42.

– Держи, – протянул ему военный свернутые портянки, в которые были замотаны кальсоны и нательная рубаха. Валя оглянулся в поисках свободного места.

– Вот это должно подойти, – ткнул сапогами в бок Валентина солдат из окна.

Одеваясь, Валентин с удивлением заметил, что форма не новая. На гимнастерке были дырки от значков предыдущих собственников, на галифе в двух местах следы зашитых разрывов. Взглянув на Литвина, сидевшего напротив, он увидел на его плечах сержантские погоны.

– Поздравляю! – улыбнулся Валя. – Быстро тебя повысили.

– Ага, за борьбу с милицией, – заржал Сергей.

Вернулись в палатку, старшина уже сидел на столе.

– Наконец то. Последние?

– Да.

– Слушаем тогда, – открыв папку, лежавшую рядом, сказал он, – запоминаем цифру, которую я назову вместе с фамилией, – начал читать список старшина. У Валентина оказалась цифра три у Литвина четыре. Земляки Вали по военкомату Марков и Балышев получили соответственно цифру один, Курилко цифру три. Закончив читать, старшина спрыгнул со стола.

– До новых встреч, – помахивая папкой, вышел он из палатки.

Оставшись одни, новобранцы начали разглядывать друг друга, прикалываясь новому облику. Половина была в форме со званиями, что вызвало огромное количество шуток. Постепенно развеселились так, что кто-то с улицы крикнул: «А ну-ка, тихо там!». Примолкли, но ржать не прекратили, перешли на громкий шепот. Через десять минут в палатку вошли четыре сержанта, и смех мгновенно смолк.

– Цифра один – на выход, – скомандовал правый.

Дальше по порядку номеров все пошли в одном направлении, каждый за своим сержантом. Обладателей цифры три было меньше всех, всего пятеро. Растянувшейся цепочкой обошли баню с правой стороны и оказались на большом плацу, с одной стороны которого стояла большая четырехэтажная казарма. Пройдя вдоль казармы, зашли в левый подъезд и поднялись на третий этаж. Все оказалось до банальности просто: цифры обозначали номер роты, которые располагались с первого до четвертого этажа соответственно. Напротив двери, ведущей на лестницу на коврике, возле пока непонятной конструкции, напоминающей одновременно маленький шкаф либо закрытую вешалку, стоял солдат. При появлении сержанта он, зажмурившись, заорал: «Смирно!». Сержант, зажав рукой рот, тихо засмеялся. Из левой двери в конце коридора выскочил сержант с красной повязкой на правой руке. Поскользнувшись, он замахал руками в попытке сохранить равновесие. Глядя на него вошедший с новобранцами сержант, согнувшись пополам, ржал во весь голос. «Ха-ха-ха-ха!», – эхом разлетелось по пустой казарме. Дежурный, уже восстановив равновесие на полусогнутых, крался к перепуганному насмерть солдату на коврике.

– Идиот, сколько раз тебе, тормозу, объяснять: «СМИРНО» орешь только командиру роты, – с полушепота постепенно переходя на крик, начал дежурный. – Где командир роты? Придурок, ты несчастный.

– Не знаю, – выпучив глаза, ответил солдат.

– А че орешь тогда? Как тебе, дураку, объяснять, чтобы ты понял. «Смирно» кри-чат толь-ко, ко-гда при-хо-дит ко-ман-дир ро-ты, – по слогам, медленно, но очень громко, тыкая в лоб солдату пальцем, продолжал, бесноваться дежурный. Вошедший сержант сидя полу прислонившись к стене, вытирал слезы, выступившие от смеха.

– Пять-ноль, – заикаясь, прокашлял он. – Так до завтра он тебя вообще загоняет.

– Зарежу, если еще раз заорешь, – хватаясь за штык-нож, прошипел дежурный.

– Что здесь происходит? – раздался голос с лестницы.

– Смирно! – заорал, обернувшись на дверь, дежурный, вытянувшись и вскинув правую руку к фуражке.

– Шесть-ноль, – прохрипел сержант с пола.

– Что здесь происходит? – переспросил входящий в роту капитан.

– Товарищ капитан, – чуть не плача начал дежурный, – полдня объясняю ему, когда надо кричать «Смирно» а когда нет. Как горох о стену. Орет, когда хочет, всем подряд.

– Чуть не разбился из-за него.

– Кто орет? – глядя на солдата, переспросил капитан. – Стоит, молчит.

– Вот, а я о чем. Кто это? – показывая на капитана, спросил дежурный.

– Смирно! – снова зажмурившись, заорал солдат на коврике.

– Ну, вот, все правильно крикнул, – еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, сказал капитан.

– Семь-ноль, – поднимаясь с пола и продолжая ржать, уточнил счет сержант.

– Посмеялись и будет. Новеньких в ленинскую комнату. Я сейчас приду, – открывая дверь канцелярии, сказал капитан.