Балаганы Белокамня

– Любых авантюристов обвиняют в подобного рода совращениях и грабежах при любой удобной возможности, – вздохнув, ответил Арнолиус. – Я же не виноват, что из всех оказался самым живучим и знаменитым!

– Не виноват! – кивнул головой Балин. – Ладно, если на этом всё, может расскажешь мне о своих приключениях?

– Что, не терпится пообщаться с героем, чтобы узнать новых историй из первых уст? – горько усмехнулся маг.

– Типа того, – усмехнулся собеседник.

Арнолиус грустно уставился на дно своей пустой кружки, решая, выпить ему ещё или нет. Сразу вспомнился Мерлин со своей извечной кружкой холодного пива, заколдованной таким образом, чтобы она постоянно наполнялась сама собой по мере опорожнения. Вещица эта была знатная и очень дорогая (ибо неиссякаемый источник вкусного пенного холодного напитка мог сэкономить уйму средств в кабаке или спасти множество жизни в походах по пустыням и подземельям), а самого мага из-за этого в тавернах не любили. Мерлин часто спьяну мог начать угощать всех желающих дармовой выпивкой, что, по понятным причинам, самим хозяевам кабаков не нравилось, ведь это снижало их выручку. Однако страдал подобной щедростью маг-алкоголик не особо часто, опасаясь того, что кому-нибудь по пьяной лавочке взбредёт в голову гениальная мысль избавить хозяина от его чудесной кружки. По здравому размышлению Арнолиус решил, что напиваться накануне премьеры точно не стоит, даже ради того, чтобы помянуть своего казнённого первенца, поэтому отставил пустую посудину в сторону, а потом насторожился.

– Что такое? – завертел по сторонам головой Балин. – Что-то не так?!

– Видишь того хлыща? – указал на вошедшего в заведение менестреля с лютней, сопровождаемого похожим персонажем и собакой.

– Ну, и что? – повернулся в ту сторону собеседник. – Два барда, похоже, что их тут знают и любят, и сейчас у нас здесь будет музыка.

И правда, отдыхающие гости начинают требовать песен, как и сама хозяйка заведения, которая кивает пришедшим головой и о чём-то просит их с улыбкой. Естественно, что мужчины не могут отказать публике и милой русалке, а посему готовят свои инструменты к игре.

– Всё дело в том, что тот, который худой, это мой подчинённый, – хмуро пояснил товарищу Арнолиус. – А я строго-настрого запретил ему покидать труппу, потому как этого хлыща удержать от загулов проблематично. И если я сейчас не остановлю этого мерзавца, то через пару часов тот может накидаться до скотского состояния и пропустить начало спектакля. А я за такое обычно бью в бубен!

– Понятно! – кивнул ему Балин. – За такое можно врезать. Но только не сейчас, когда бард на виду у всей таверны. Пусть себе играют, а потом ты подойдёшь к ним и заберёшь своего человека с собой. А пока давай послушаем, чего там эти лютнисты нам хотят исполнить.

А исполнили знакомые менестрели около десятка композиций, в основном весёлых и боевых мотивов, поскольку отдыхавшим внутри пиратам слушать про любовные розовые слюни не захотелось. Но вот отзвучали аплодисменты, музыкантов наградили небольшим дождём из медяков, а потом те уселись за свободный стол, намереваясь поужинать, выпить вина и поговорить. Естественно, что иллюзионист не вмешивался до тех пор, пока гостям не подали еду и напитки, и лишь после этого распрощался с Балином, отправившись за своим артистом. Поскольку расположившаяся под столом в ожидании подачек Сорбонна знала Арнолиуса, то она не стала рычать при его приближении, как делала это в прочих случаях, лишь вильнула пару раз обрубком своего хвоста. Так как гном зашёл Эвансу с тыла, тот не мог видеть своего сердитого патрона до самого последнего момента, а сам маг старательно делал вид, что собирается пройти мимо, дабы товарищ де Грея не смог предупредить барда о визитёре. Поэтому когда тяжёлая ладонь хлопнула Змея по надплечью, с силой сжав ключицу бедолаге, тот сначала поперхнулся куриной костью, потом выплюнул её с силой арбалетного выстрела, отчего снаряд впечатался Че прямо в лицо, и лишь затем Эванс завизжал от боли и страха, подобно раненой свинье. Он попытался было вскочить со стула, но Арнолиус плюхнул барда обратно вниз, гулко залаяла из-под стола Сорбонна, которая не могла понять, кто угрожает её хозяину, когда рядом одни лишь друзья. Молосс шустро вылетела наружу, ожидая найти обидчика, вскрикнуло несколько гостей, сидевших поблизости, а от барной сойки раздался громкий плеск – это из бассейна поднимались два больших водных элементаля по приказу своей хозяйки, которая терпеть не могла разборок внутри Озабоченной Русалки.

– Твою мать! – выдохнул обернувшийся назад де Грей. – Арни! Какого чёрта?!

– Это я должен тебя спросить, – нахмурился гном. – Какого чёрта ты тут торчишь, когда мы договаривались о чём?!

– О! – тут же смутился пойманный с поличным менестрель, хотя про себя подумал – какого чёрта Арнолиуса занесло в тот же бордель, куда они решили заглянуть со стародавним товарищем ради приятных бесед, воспоминаний и дебоша с кутежом?!

– Арни, де Грей! – раздался от стойки взволнованный голос Ариадны. – Что вы между собой не поделили?! Тебе нужна помощь, Эванс?!

– Нет, всё нормально! – ответил бард. – Это мой старый знакомый и просто задолжал ему кой-чего. Всё в порядке!

– Ладно! – кивнула русалка, и в тот же миг сформировавшиеся элементали рассыпались множеством брызг, снова попадая в бассейн, откуда они только что появились.

Когда все посетители и насторожившиеся продажные девы поняли, что инцидент исчерпан, то сразу же вернулись к своим занятиям, продолжая отдыхать или работать. Сорбонна также перестала рычать, отправившись обратно под стол, по пути схарчив упавшую на пол кость, которая суждено было стать метательным снарядом. Не дожидаясь приглашения, гном присаживается за стол к бардам, забирая себе кружку де Грея.

– Чёрт! – ворчал на своём стуле Че, потирая ушибленный глаз, куда впилась вылетевшая изо рта Эванса обглоданная кость. – Как же больно!

– Во всяком случае, тебе ещё повезло! – кивнул гном. – Этому хлыщу достанется ещё больше за ослушание, когда мы вернёмся домой.

– Арни! – тут же поспешил перевести тему в более приятное русло Эванс. – Позволь мне представить тебе моего стародавнего друга, Черпотоломьо! Он также талантливый менестрель. Черпотоломьо это мой нынешний патрон Арнолиус – глава цирковой труппы и маг.

– Можно просто Че! – ворчливо сказал бард, утирая своё лицо.

– Мне на тебя вообще наплевать, – даже не поворачиваясь к нему, ответил гном. – Собирайся, Эванс, мы возвращаемся в балаган!

– Но я же даже ещё не поел!

– Дома поешь! – прервал его стенания Арнолиус, допив вино своего подчинённого, а остатки цыплёнка отправляя вниз довольной Сорбонне. – Пошли!

– Злой ты! – буркнул Эванс, потиравший своё нывшее надплечье – у Арни не руки, а самые настоящие клещи!

– Какой есть! – хмыкнул гном, настроение которого немного поднялось из-за осуществлённого наказания. – И это ещё хорошо, что я застал тебя трезвым, потому как зная тебя, я более чем уверен, что сегодняшней ночью ты бы назад не воротился. А назавтра смог бы также не прийти или явиться с таким убийственным перегаром и раскалывающейся головой, что толку от тебя будет ноль.

– Я не собирался…

– Не хочу тебя слушать! – отмахнулся от него гном. – Я свои дела закончил, поэтому отправляемся назад немедленно!

– Но Черпотоломьо тоже может нас снабдить работой! – поспешил выдать свой последний козырь Эванс.

– Это правда? – перевёл свой бесстрастный взор на барда Арнолиус. – Можешь порекомендовать нашу труппу кому-то из зажиточных граждан или организаций?

– Да, – кивнул недовольный менестрель, которому не нравился непочтительный тон гнома и его обхождение с де Греем, которого работодатель, похоже, держал в чёрном теле ежовыми рукавицами.

– И кто же это, позволь узнать? – полюбопытствовал без особого интереса маг, даже не думая садиться обратно на стул.

– Я вхож в большинство знатных домов Белокамня! – начал привычно распушать свой павлиний хвост Че, хотя сейчас похож он был больше на злого индюка, трясущего своей мясистой шейной «бородавкой», и клекотавшего нечто гневное. – А посему меня знают и уважают многие дворяне и…

– К делу! – перебил его гном. – Я не собираюсь выслушивать тут, какой ты молодец и как твоя помощь нам будет неоценима. Если не ты, тогда мои друзья найдут нам стоящие заказы.

– Какой вы, Арнолиус, однако грубиян! – тут же надулся Че, отчего ещё сильнее сделался похож на индюка. – Приходите к нам, грубите, обижаете моего друга, выжираете наше вино и скармливаете целого цыплёнка собаке. Так и до дуэли не далеко!

В ответ на это заявление Арнолиус от души расхохотался, однако вся торжественность момента опять была испорчена злополучным кашлем. Сам гном посчитал, что выглядит при этом весьма жалко, но вот сам Черпотоломьо и вовсе побагровел от гнева – он счёл это ещё большим оскорблением, нежели всё остальное, что свершилось до этого.

– Да как вы смеете! – вскочил он из-за стола, на что Сорбонна, спешно догрызавшая цыплёнка, ответила злобным рыком.

Эванс поспешил успокоить сразу всех, дёргая собаку за ошейник, а Арнолиуса за руку, одновременно умоляя всех словами остановиться.

– Ребята! – тут же позвала от стойки Ариадна. – Никаких драк внутри заведения! Иначе мои слуги мигом вас отдубасят или утопят!

– Никаких драк, милая! – обернулся к ней гном. – Просто учу молодёжь уму-разуму. Мы уже уходим!

Он вздёрнул Эванса за шиворот со стула, поднимая его на ноги, после чего толкнул в сторону двери.

– Тебе точно не нужна помошь, милый?! – спросила русалка у растерянного барда, проходившего мимо стойки к выходу.

– Нет, – помотал тот головой. – Я сам виноват. Всё хорошо, правда!

– Надеюсь, всё обойдётся! – подмигнула ему Ариадна.

– Я бы на это не рассчитывал! – хмуро заметил гном, вытолкнувший барда наружу. – Рад был повидаться, красавица!

– Не наказывай его уж слишком строго, Арни! – вступилась за менестреля русалка. – Он хороший парень!

– Посмотрим! – ответил гном неопределённо, выходя наружу.

Следом за ними трусила сытая Сорбонна, которая недоумевала, почему её хозяина таскают, словно безвольный куль, но тот запрещает ей впиться нахальному гному в глотку. Также за ними на выход топал и Черпотоломьо, который ещё не всё сказал этому наглому «дяде Арни», как его звал Эванс.

– Тебе чего?! – только на улице заметил преследующего их Че гном. – Тоже по сопатке хочешь?!

– Нет! – горделиво вскинул тот голову. – Я вызываю вас на дуэль!

– Ха! – рявкнул довольный Арнолиус, у которого до сих пор кипел и клокотал гнев внутри груди, требующий выхода – вот так на него сказалось известие о гибели Ареса. – К вашим услугам, сударь! Хоть сейчас!

Неизвестно откуда на кисти гнома возник потёртый шипастый кастет, который, судя по его виду, уже сломал не один десяток носов и челюстей.

– Не нужно, Че! – тут же вылез с дельным советом Эванс. – Не стоит!

– Молчи! – осадил подчинённого Арнолиус. – Твой друг желает сатисфакции, и почему мы должны ему перечить? Я готов к бою хоть сейчас, чистоплюй!

– А вот мне нужно подготовиться к бою! – тут же ответствовал бард. – Кроме того, я желаю, чтобы наша дуэль была зарегистрирована официально и протекала на Арене. Хочу, чтобы свидетелями вашего позора стали сотни и тысячи горожан!

– А ещё чего тебе дать?! – усмехнулся недобро Арнолиус. – Бабу румяную? Ты вообще об уличных боях что-то слышал?

– Это против правил! – тут же скривился самодовольный Черпотоломьо.

– Зато эффективно! – усмехнулся снова гном, после чего плюнул в сторону барда, желая спровоцировать того на немедленную драку.

Испуганный менестрель шарахнулся в сторону, после чего скривился от отвращения, утирая со штанин гномскую слюну.

– Знаете, вы скот! – тут же поспешил дать оценку действиям оппонента Черпотоломьо. – Животное, которое…

Договорить он не успел, поскольку Арнолиус с рёвом набросился на него, быстро сбил с ног и оглушил одним ударом кастета по лицу.

– Указывать он мне тут будет и условия ставить! – усмехнулся маг, с удовлетворением глядя на разбитую физиономию бесчувственного Че. – Скотина!

Сплюнув на поверженного менестреля, гном посмотрел на вздыхающего, как красна девица, Эванса, шмыгающего носом.

– Мы твоего друга грабить будем или как?

– Нет! – твёрдо заявил де Грей. – И оставлять его на земле мы тоже не будем! Негоже одному из видных бардов города валяться в грязи с разбитым лицом, как распоследнему ограбленному забулдыге.

– И что ты предлагаешь? Вернуть его в таверну? Так нас или меня мигом повяжут за разбой.

– Нет, – мотнул головой Эванс. – Отнесём его к нам, а там поглядим…

Глава 3

Барон Плойер изволили скучать. Этому аристократу наскучило всё и вся, и теперь знатного мужа разъедала хандра, поскольку дел никаких не было. Земли к западу от города, находившиеся во владении его семейства, приносили пусть и небольшой, но стабильный доход, а его дело – кораблестроение малых и средних судов, а также их ремонт на верфях и стапелях Южного форта были гарантом не только дополнительных денежных поступлений, но и благосклонности короны. Посему Плойер мог легко позволить себе перебраться жить в столицу из своего поместья, поселившись в одном из особняков Островного района.

Сам барон был тем ещё самодуром, неудачно женившимся несколько лет назад. К браку его подтолкнула печальная для его кругов необходимость, но сделано это было не для получения приданного или нового титула, а чтобы попросту спасти свою шкуру. Изначально со своей женой барон Плойер и не думал сходиться вовсе, лишь подверг её насилию спьяну, о чём потом горько сожалел. Замять скандал так просто не удавалось, поскольку отец пострадавшей был небольшим торговцем, и всё же хоть мелкие, но имел связи в городе, да и свидетеля ему удалось найти и надёжно спрятать, чтобы тот смог выступить на суде. Терять торговцу было нечего, поскольку его дело стремительно летело под откос, а вот теперь, благодаря капризу судьбы и страданиям дочери он мог поправить своё положение в обществе. Естественно, что спасти своё доброе имя для барона стало делом первостепенной важности, а посему пришлось соглашаться на неравный брак. Теперь его жена Магда с неохотой поселилась вместе с нелюбимым муженьком в поместье на Острове, всё больше и больше ужасаясь его зверской натуре.

Плойер был гнусным сам по себе, но ещё хуже он становился, если пил или принимал чёрный лотос, поскольку в этом случае он превращался в самого настоящего зверя, способного даже на убийство, поскольку в момент такого угара из дома внезапно пропал один из слуг, а на полу в кабинете барона долго не удавалось отмыть кровавые пятна на полу и письменном столе. Сама Магдалина с ужасом понимала, что подобная участь могла постигнуть и её, если бы в момент насилия над ней во время знакомства с этим чудовищем их не застал за сим действом тот добрый свидетель, не побоявшийся дать при необходимости показания. Теперь же Плойер отнюдь не лишился своего титула и не понёс наказания, наоборот, эта Магда вынуждена страдать дальше, когда её отдали в услужение этому монстру в качестве жены. Естественно, нелюбимой. Воспринимал супругу барон не иначе, как досадное недоразумение, ожидая того момента, когда со времени свадьбы пройдёт достаточно времени, чтобы иметь возможность избавиться от навязанной ему благоверной, дабы общество, высший свет и тесть-вонючка не сочли сию поспешность подозрительной. Причём, что это будет – несчастный случай, ссылка на родные земли к западу от Белокамня или удушение собственными руками, Плойер не задумывался. Нужно только выждать, а там хоть трава не расти.

Естественно, что ласковых слов Магдалина от своего супруга никогда не слыхала, зато вот ругательных и оскорбительных прозвищ у неё была целая россыпь, и каждое оскорбительнее другого. Спать с ней Плойер и не думал – вот ещё! Не дай Бог понесёт от него, и что тогда прикажете делать с ребёнком от этой никчёмной замухрыжки? Нет, рожать ему должна знатная женщина, которая составит ему видную партию, и принесёт семье повышение в титуле или богатое приданное. Поэтому большую часть дня бедная девушка (которая, кстати, была весьма недурна собой) проводила в гордом одиночестве, пока её благоверный шлялся по друзьям, пил, курил, развлекался с куртизанками и на охоте. Это наоборот только радовало Магдалину, которая на дух не могла выносить близкого присутствия супруга. Ей в нём было противно всё – и притворная вежливость перед прочими знатными людьми, и настоящая звериная жестокость по отношению к жене и тем, кто был ниже его рангом или слугам. Ей не нравилась ни его излишне франтоватая одежда, ни его щёгольские усики с бородкой, ни приятное лицо, которое искажалось до неузнаваемости в моменты гнева.

К счастью, дома Плойер показывался редко, и то лишь для того, чтобы принять ванну, сменить одежду, быстро отдохнуть, и смотаться на новые гулянки. Когда барон показывался в поместье, его старались избегать все слуги и сама жена, поскольку хозяин был быстр на расправу и довольно жесток. Он охотно колотил своих слуг, рабов и жену, и часто делал это прилюдно, находя любой самый малюсенький повод для недовольства.

Сегодня садист вернулся с ночной охоты, и бедная Магдалина со страхом вздрагивала, не понимая, на кого можно охотиться по ночам в городе или у его стен, а потом возвращаться с заляпанными кровью сапогами домой. Однако робкий шёпот слуг кое-что прояснил, поскольку те говорили о Гончих. Слышала ли бедная девушка о том, кто такие Гончие и об их таинственном предводителе? Лучше было спросить, кто об этом не слышал! Весь правосторонний Белокамень, и, Дыра, в частности, содрогались от упоминания этой группы аристократов-душегубов. Банда из молодых скучающих богатеев наплевала на все законы и нормы морали, экипировавшись в отличные магические доспехи за счёт своих состоятельных любовников, любовниц или родителей, пробить которые большая часть оружия тех мест попросту не сможет. Ну в самом деле, откуда взяться у обычных работяг и нищих магическому или мифрильному оружию? И правда – неоткуда, а посему практически неуязвимые для обывателей, Гончие устраивали редкие, но весьма жестокие ночные набеги на районы правостороннего Белокамня, начисто вырезая всех, кто попадётся им на пути. Женщины, дети, старики, калеки – пощады не было никому. Остановить их было крайне сложно, опознать – невозможно, поскольку аристократы были не так уж и глупы, скрывая свои лица под масками. Кроме того, появление этих богатых упырей всегда совпадало с таинственным исчезновением и без того скудной стражи, которой на правом берегу ночью и вовсе не сыскать. Одинокие везунчики, которым удавалось ускользнуть от кровожадных аристократов, потом икая рассказывали всем о своём чудесном спасении.

Гончими их прозвали сами обитатели Дыры, которые страдали чаще остальных (кто же станет расследовать убийства в трущобах?). Душегубы развлекались, с настоящим охотничьим азартом и мастерством загоняя своих жертв так, словно охотились в джунглях на тигра или льва. Им нравилось, когда несчастные пытались сопротивляться или убежать, и в этих случаях они намеренно старались затянуть подобную охоту на более долгий срок. Они безошибочно брали след, в редких случаях теряя свою добычу из виду, что говорило о том, что в их компании есть грамотный следопыт или используется магия. Поймать Гончих в ловушку не представлялось возможным, поскольку в подобном случае (один раз бандиты из клана Топоров организовали засаду), все эти засранцы доставали из-под плащей магические жезлы и начинали взрывать всё вокруг себя направо и налево.

Почему все не сговариваясь решили, что это развлекается золотая молодёжь? Всё очень просто. Во-первых, стоимость их экипировки. Во-вторых, их пути отхода – один раз Теням удалось выследить, куда направлялись Гончие после своего рейдерского налёта – злодеи сели в довольно большую лодку, которая отчалила в сторону темнеющего в ночи Острова. Да ещё и обронённый одной из дам веер (да, среди убийц затесалась и весьма сексапильная стерва в кожаной броне и с распущенными волосами) указывал на то, что господа эти весьма состоятельные, поскольку примерную стоимость этой вещицы перекупщик потом определили не меньше дюжины золотых. Кто может позволить себе такую дорогую безделицу, как не сливки общества?

Насилие над беззащитными, а также безнаказанность со стороны местных обывателей и закона опьяняла похлеще любого вина, поэтому прекращать своих набегов Гончие и не собирались. Только делали они это крайне редко, чтобы не злить и не провоцировать обывателей и стражу на тщательные и придирчивые расследования. Порою, клуб Гончих не давал о себе знать месяцами, а иногда совершал несколько налётов подряд в течение одной седмицы. Состав группы со слов немногочисленных очевидцев колебался от шести до полутора дюжин человек, среди которых было и несколько женщин или девушек. Некоторые Гончие убивали при помощи магии, большинство же при помощи арбалетов или оружия ближнего боя. Кроме того, они носили с собой несколько рогов, которыми давали знак к отступлению, и никогда, никогда не разделялись, чтобы продолжать поиски новых жертв или преследования в одиночку. Самое меньшее – работа в паре. Чаще – трое или четверо.

Естественно, что обитатели Дыры и квартала Иноземцев, где чаще всего отмечались Гончие, ненавидели охотников всеми фибрами своей души. И боялись до чёртиков. Говорят, что исключения для загнанных жертв делались редко, и по каким принципам они щадили запуганных до смерти людей – этого никто не знал. Кроме того, Гончие отметились дюжиной групповых изнасилований особо прелестных девиц, в одном из эпизодов которого нашёлся весомый плюс. Дочь одного из скупщиков краденого, известная своей слабостью на передок, была к тому моменту тяжело больна венерическим заболеванием, которое, как вся Дыра надеялась, заставит потом Гончих помучаться за свои злодеяния. Суждено ли было сбыться тому пожеланию или нет – неизвестно, но сам факт того, что эти мерзавцы посягают не только на жизнь, но и на честь своих жертв взбудоражил общественность. Многие обыватели Дыры шептались также и о том, что подобные налёты совершались с молчаливого согласия Теней и Топоров, которые до сих пор не положили им конца. Ведь кому как не им принадлежала вся власть в трущобах?

Вот таков был этот садист, любивший мучать не только свою жену, слуг и рабов, но также и обычных бедняков, время от времени выбираясь на бесчеловечную охоту в Дыре. Вчерашний загон бедноты Плойер вспоминал со смехом. Ему понравился тот эпизод, когда его тройка охотников вскрыла один из многочисленных трухлявых домов трущоб, выставив на улицу под моросивший дождь его обывателей, после чего пинками отправляя их в бега. Погоня вышла не особо длительной, но захватывающей. Старика пристрелили из арбалета практически сразу же, нашпиговав стрелами, точно подушечку для булавок. Смазливую девку нагнал его партнёр по прозвищу Стон, начиная срывать с бедняжки её одежду, желая надругаться над ней. Самому же Плойеру достался молодой человек, который был либо братом бедняжке, либо её мужем. Засранец хотел было атаковать барона исподтишка, выскочив из-за мусорной кучи, однако камень отскочил от зачарованных магией одежд агрессора, поскольку все Гончие защищались всегда по первому разряду. Он с удовольствием убрал свой кинжал, намереваясь разделаться с бедолагой голыми руками, и начался бой. Парень раз за разом пытался прорваться мимо Плойера туда, где на земле страдала и кричала извивавшаяся под насильником девушка, но барон раз за разом отбрасывал бедолагу обратно. После второй попытки у молодого человека было разбито в кровь всё лицо, после третьей – сломаны пальцы на руке, после четвёртой – пострадала и сама рука. А потом Плойеру наскучило это развлечение, и он прирезал бедолагу, словно барана на бойне, поскольку сопротивляться тот уже не мог – не осталось сил.

Драка эта барону понравилась, как и дальнейшая охота, по результатам которой в трущобах Дыры осталось две дюжины свежих мертвецов. Однако кто будет считать этих грязных нищих и заводить расследование? Да никому это попросту и не нужно! Гончие так уверовали в свою неуязвимость и вседозволенность, что наглели просто на глазах. Плойер и вовсе предложил в следующий раз ворваться в одну из тех грязных забегаловок, что у местных зовутся тавернами, и устроить там самую настоящую резню. Всё равно никто не сможет навредить охотникам, а расследование, даже если и начнётся, его быстро заведут в тупик, благо недаром среди Гончих были люди из суда и высших эшелонов власти, которые сами и поспособствуют этому. Идею поддержали, правда новое дело назначили аж через месяц – негоже злить людей из трущоб слишком часто, иначе те всё же смогут что-нибудь предпринять в отношении развлекающихся господ.

Плойер усмехнулся, лёжа на кровати, с неприязнью глядя на сопевшую рядом куртизанку, которая после плотских утех стала ему противна. Он пинком спихнул вскрикнувшую девушку с кровати, после чего сочувственно улыбнулся ей, мол, как это так ты свалилась во сне?

– Вон! – односложно выгнал он продажную деву из своей спальни, но та лишь начала неторопливо облачаться, чем лишь ещё сильнее разозлила барона.

– Прибить, её, что ли?! – гневно раздувая ноздри подумал он, потянувшись за кинжалом, который всегда хранил под подушкой.

Словно почувствовав, что ей угрожает опасность, куртизанка вздрогнула и поспешила покинуть спальню, продолжая одеваться уже на ходу.

– Никакие деньги не стоят того унижения, которое мне пришлось пережить этой ночью! – решила она для себя, спеша убраться от мерзкого мужчины как можно скорее.

Сам же молодой барон усмехнулся, падая обратно на смятые простыни, после чего вызвал к себе слуг. Поев и выпив вина прямо в кровати, Плойер ощутил потребность прогуляться на свежем воздухе, поскольку голова начала гудеть от густого перегара, витавшего по спальне. Да и вчерашние ночные похождения давали о себе знать, хоть и проспал он практически до самого обеда. Вспоминая список дел на сегодняшний день, Плойер с удовольствием вспомнил, что на сегодня объявлен бал-маскарад у его соседей и ему было выслано на него приглашение загодя. Что ж, было бы весьма неплохо заявиться туда, чтобы задарма сытно пожрать, а также покутить с товарищами. Если там будут присутствовать оплаченные шлюхи – тем лучше. Велев приготовить ему костюм для вечернего мероприятия, барон также приказал седлать лошадей и подать ему экипаж, поскольку ходить пешком по городу ему было лень.

Единственный человек, который жил в поместье и не боялся гнева его хозяина, был широкоплечий и сильный малый по имени Сурик, который был не только телохранителем и поручителем для любых щепетильных и мокрых дел, но также и кучером. Через полчаса барон был готов для выхода в город, одев свой парадный костюм из коллекции мэтра Таля, который славился не только изящными фасонами, отличным качеством материала и безупречным пошивом, но и магическим чарам, наложенным на любой предмет коллекции. Пока Плойер был облачён в подобный костюм, ему не грозило никакое обычное оружие, поскольку предмет был заколдован подобным образом, чтобы отклонять от себя любое оружие. Вкупе с мощным телохранителем Суриком, барон чувствовал себя практически неуязвимым, а посему охотно колесил по городу в открытой двухместной коляске. Кроме того, за пазухой у молодого аристократа лежал магический жезл, который мог парализовать любое существо своими снарядами, а на поясе висел кинжал с примесью мифрила, отчего оружие становилось смертельно опасным не только для простых смертных, но и для любых оборотней и магов, поскольку лезвие его легко преодолевало волшебные защиты. Вся эта экипировка вкупе с парадным костюмом стоила кругленькую сумму, но Плойер привык жить на широкую ногу, при этом не экономя на средствах защиты. Пара покушений как-то разом отбили любое желание экономить на подобном, ведь жизнь только одна, а на тот свет свои прибыли не унесёшь.

Для начала барон наведался в заведение под названием «Шафран», располагавшееся на Золотом мосту, где отобедал устрицами, а также полакомился шоколадным фондю и деликатесным мороженым. Потом он направился в сторону Променада, сам не зная зачем. Иногда он любил поглазеть на суету торговцев и обывателей, потолкаться среди них, посмеяться над выступлениями уличных артистов, купить какую-нибудь безделушку, чтобы потом подарить первой попавшейся шлюхе. Жене же, кроме тумаков, от этого изверга никогда ничего не перепадало.

– Останови! – приказал Сурику Плойер, задумчиво глядя в сторону шапито, где играла музыка, и слышался смех. – Я, пожалуй, прогуляюсь по цирковому городку. Глядишь, удастся развлечься и занять себя до вечера. Идём со мной!

– Минуту, хозяин! – телохранитель помог патрону выбраться из коляски, после чего огляделся, выясняя, куда можно пристроить свой экипаж.

Для подобных целей тут обнаружился самый настоящий амбар и коновязи, и вскоре, за пару серебряных империалов лошадки и коляска оказались в надёжных руках, а телохранитель с молодым бароном уже шагали по аллее циркового городка, глазея по сторонам. Оружие им оставлять на входе не пришлось, благо позволяло знатное происхождение, а посему чувствовал себя аристократ превосходно, поскольку мог демонстративно при случае поигрывать своим непростым кинжалом. И если Плойер сейчас беспечно стрелял взором по ладным фигуркам гимнасток или усмехался ужимкам мимов, то вот Сурик зорко высматривал возможных убийц своего патрона, держа ладонь на рукояти своего короткого меча. Сам же барон обнаглел настолько, что остановился возле одной из палаток, сделал понюшку порошка чёрного лотоса, а потом направился дальше, взбодрённый порцией наркотического зелья. Вскоре небольшой отряд сделал вторую остановку, когда Плойер расширенными зрачками уставился на великана-эттина, охотно поднимающего вверх ребятню за пару медяков, позволяя верещавшим от радости детишкам обозреть окрестности с пятиметровой высоты.

– Ого! – сам себе сказал барон, глядя на исполина, и прикидывая, сколько Гончих потребовалось бы для того, чтобы завалить подобную тушу в случае охоты.

А потом он услышал смех и звон кимвал, прикреплённых к запястьям полноватой улыбчивой девушки, которая в паре с мимом завлекала народ в шатёр, где должно было происходить представление. Заметив, что на неё смотрят, девица в смелом платье быстро подмигнула и улыбнулась богато одетому господину, отчего губы барона помимо его воли растянулись в ответной улыбке. Рядом с миленькой танцовщицей и мимом обнаружился также и щёголь музыкант, который своим красивым голосом исполнял отрывок песни из предстоящей пьесы, и затуманенные дурью глаза Плойера наконец обнаружили афишу. «Невесты Великана», гласило название, и на самой картинке был изображён двуглавый исполин (вероятно его роль достанется тому эттину, который сейчас развлекал детвору поблизости), а под его ногами обнаружился целый сонм полуголых девиц и несколько рыцарей во всеоружии. Надпись, внизу предупреждала, что представление будет содержать в себе пикантные моменты, элементы ужасов и потоки крови, а посему детям посещать подобное мероприятие строго не рекомендовалось, как и излишне впечатлительным особам.