В поисках желтого попугая

– Ребята, завтра в «Аврора Холл» на Пироговской набережной концерт Аквариума будет. Приглашаю вас всех.

– Аквариум – это вон, для Сёмки – он его слушает, я это блеянье слушать не могу, – сказал Степан, – нет уж, увольте, я – пас. Я лучше по ночному Питеру пошляюсь.

– Я со Стёпкой, наверное, – подумав, сказал Рома.

– А вы, мадемуазель? – обратился Дима к Маринке.

– Я не против, если, конечно, Сёмочка пойдёт, – смущённо ответила Марина.

– Чтобы я концерт Аквариума пропустил?! Нет уж… Пусть Ромка со Стёпкой по городу болтаются, а мы оторвёмся. Отсталые люди, – извинялся за Стёпку с Ромой Семён.

– Решено! А что ты, Семён, ещё из музыки любишь? – спросил Дима.

– Да он вообще двинутый! Пробовал я его музыку слушать, чуть крыша не поехала – тоска полная: Леонард Коэн, Боб Дилан, Том Уэйтс да Ник Кэйв. Тоскляк полнейший!

Дима с интересом посмотрел на Сёму.

– Совершенный респект тебе, Семён. Леонарда Коэна и Боба Дилана можно было бы списать на тягу к соплеменникам, но Уэйтс и Кэйв это опровергают. Похоже, у тебя неплохой вкус.

– Да какой там вкус! Мычание коров – симфония, по сравнению с этим! – не унимался Степан.

– У тебя, Стёпка, просто другой диапазон слуха, поэтому тебе вся нормальная музыка мычанием кажется, – прекратила дискуссию Маринка.

Ромка, судя по всему, жалел, что отказался от концерта, но обратной дороги не было.

Распрощавшись с Димкой, друзья устало поплелись на Литейный. Дойдя до квартиры, они услышали из комнаты Витька песню группы Любэ «Батяня комбат». После разговоров о Леонарде Коэне и Гребенщикове, Любэ вызывало тошноту, но вымотанные длинным, насыщенным днём, все заснули ещё в процессе приземления на кровати…

* * *

Утром решено было посетить Чижика-Пыжика. Михайловский замок, находящийся рядом, впечатлил, а птица разочаровала.

– Какой же это памятник?! Я пивную пробку на спичечный коробок положу, и объявлю, что это памятник! – возмущался Стёпка.

– Ты ничего не понимаешь, мой не сильно продвинутый друг, – смеялся Сёма, – это же концептуальная вещь. Именно, что спичечный коробок, только не ты это придумал, а писатель Андрей Битов, а Резо Габриадзе, кстати, не только скульптор, но и известный сценарист, этот памятник сделал. Давайте лучше желания загадывать!

Сёма стал кидать на Чижика монетки, другие присоединились. Ни у кого не получалось оставить монетку на постаменте, но вдруг, одна из брошенных денежек застыла на краешке камня.

– Чья это, интересно, – задумался Сёма.

– Моя, моя, моя! – захлопала радостно в ладоши Маринка.

– Колись, что загадала, – не слишком вежливо спросил Стёпка.

– Ага, так я и сказала … хотя …большую и светлую любовь загадала! – с вызовом сказала Марина.

– Эх, девчонки, переводят желания на всякую муть! – сокрушался Стёпка.

– Может, и не муть… – улыбнулся Семён, глядя на задумчивую Маринку.

Любители загадывать желания двинулись вдоль Фонтанки обратно к Невскому проспекту.

– Что дальше предложит нам знаток Северной Венеции? – склонив голову на бок, спросила Сёму Маринка.

– Ну, можно в Исаакий сходить, по набережной погулять, потом – на Васильевский остров… да, поесть где-то надо. А больше мы сегодня не осилим – нам с Маринкой вечером на «Аквариум», – сладко зажмурился Сёма.

Исаакиевский собор всех восхитил.

– Между прочим, при золочении куполов в то время использовалась ртуть, и шестьдесят мастеров умерли во время работ при золочении купола Исаакиевского собора, – привёл историческую справку Семён.

– Какой ужас, – прикрыла рот рукой Маринка.

– А я один раз градусник разбил, – ни к селу, ни к городу сказал Ромка.

– Ага, и твои родаки, небось, сразу скорую тебе вызвали и в РДКБ госпитализировали! – съязвил Стёпка.

– Чего ты к моим родителям прицепился?!

– Да потому, что ты маменькин и папенькин сынок!

– То, что я рыбу на складе не разгружаю, не говорит о том, что я маменькин и папенькин сынок! Я вот кровь сдавал, как донор!

– Да твоя голубая кровь не подойдёт нормальному человеку!

– Не пойду я с тобой сегодня по Питеру гулять, я лучше на концерт тоже пойду, – зло сказал Стёпке Рома.

– Ну, и катись!

– Прекратите, немедленно! Как дети малые. Ну чего ты, Стёп, правда, к Ромке привязался? – попыталась затушить разгорающийся скандал Марина.

– А идите вы все… – махнул рукой Стёпка, развернулся и пошёл прочь.

– Стёпа! Подожди, ну чего ты? – пытался остановить Степана Семён.

– Да оставь его – к вечеру отойдёт, – придержала рукой Сёму Марина.

Размолвка испортила всем настроение. Одна была надежда – на вечерний концерт. Троица молча перекусила в кафе, и было решено вернуться на квартиру собираться к концерту.

* * *

К вечеру погода взбесилась, не желая пускать друзей на концерт. Дождь и ветер гнули деревья, ломая ветви. До концертного зала они добежали совершенно мокрые.

Дима, улыбаясь, встретил их внутри.

– Я смотрю нас чуть больше, чем предполагалось, ничего, сейчас решим проблему. Подождите меня здесь немного, – Димка отошёл.

– Ничего, симпатичное местечко, – оглядывалась Марина.

– Я здесь не был, – сказал Сёма, – с родителями на рок концерты не походишь.

Вернулся Дима и повел всех в зал.

– Нам сюда, – повёл ребят он в VIP ложу.

– Ничего себе, вот это пафос! – удивился Ромка, увидев стол с шампанским и закусками.

– Мы что, буржуи какие? Лучше бы просто, на танцполе постояли, – смутился Семён.

– Да успеем мы ещё на танцпол, садитесь, – сделал Димка приглашающий жест.

– Ты, наверное, тайный Рокфеллер? – склонила голову на бок Марина.

– Нет, я студент, учусь в ГИКе.

– Где, где? – переспросила Марина.

– В государственном институте культуры, на странной специальности «социально-культурная деятельность».

– И чем же ты будешь заниматься после учёбы? – поинтересовался Ромка.

– Чем мы будем заниматься после учёбы, никто из нас не знает. У нас в стране это нормально: юристы работают авто слесарями, педагоги начальных классов идут работать в банк, а математики-социологи поют песни на сцене.

– Ну, это, в общем, да. Но для студента VIP ложа – деньги неподъемные, – пытал Диму Ромка.

– Какая вам разница? Я хотел сделать вам приятное, уверяю вас, что мне это ничего не стоило. Закрыли тему, давайте-ка лучше шампаньозы выпьем!

Маринка смотрела на Кришну на заднике сцены, через бокал.

– Кришна в аквариуме… – прошептала она.

Раздался свист и аплодисменты – на сцену вышел Борис Борисович с гитарой и в какой-то шапочке. Он молитвенно сложил руки.

– Здравствуйте, любимые мои, – улыбнувшись, пустил БГ волну света в зал.

Волна, прокатившись по публике, вызвала восторженные крики и свисты. Марина, Сёма и Ромка тоже, прямо на физическом уровне, ощутили эту волну. Не в силах сидеть, они подошли к перилам VIP ложи.

– Танцпол забит до отказа… – расстроено сказал Сёма.

– Ничего, здесь потанцуем, – успокоил Димка.

Боря затянул «Сталь». Сочетание музыки и слов песни показалось Сёме, Марине и Ромке чем-то сродни магии. Через несколько песен, Маринка, оглядев зрителей, заметила несколько человек, находящихся в трансе, похожем на религиозный – они с закрытыми глазами мотали головой в такт музыке и водили из стороны в сторону поднятыми вверх руками. Тут же, она почувствовала на своей макушке тепло от чьего-то взгляда. Марина оглянулась на Димку, тот смущённо отвёл в сторону глаза. «Вот тебе и Чижик-Пыжик…» – промелькнуло у неё в голове.

Под «Аригато» все восторженно скакали, заряжаясь энергией регги. Димка откуда то достал флаг Ямайки с изображённым на нём в центре Бобом Марли, и стал им размахивать.

Борис Борисович, умелый манипулятор, резко менял радость на бездонную грусть и наоборот, изматывая души слушателей запредельными эмоциями. Экстаз зашкаливал.

Когда концерт закончился, у каждого появилось ощущение, что ты – ковёр, который только что прохлопали к новогодним праздникам: было чувство чистоты и опустошённости. Пустота заполнялась чем-то приятным.

– У меня такое чувство, что нас сначала хорошо прочистили, а сейчас меня что-то переполняет, и этому чему-то не хватает места, и оно рвётся наружу, – высказалась за всех о своих ощущениях Марина.

– Может быть, вам это покажется высокопарным и чрезмерным, но я скажу своё мнение. Чувство, которое переполняет вас в данный момент, называется «любовь». Вы только не держите меня за дурака, но Борис Борисович относится к тем немногим, через которых бог разговаривает с людьми.

– Нет, к теософским беседам я не готов, – сказал Ромка, – не умоляю талант Гребенщикова, но, по-моему, это слишком.

– А я и не собираюсь теософствовать. Просто, по моему глубокому убеждению, каждый по-настоящему талантливый человек является посредником между богом и людьми. Я не трогаю церковь, я сейчас о другой стороне. Все гении – Окуджава, Высоцкий, Ахматова, Бродский, упомянутые уже Лернард Коэн с Бобом Диланом, суть – дар божий. Не важно, в чем он выражается. Всё, в чём он проявляется, объединяется одним понятием: талант.

Ветер и дождь за время концерта стихли. Кругом на улице валялись поломанные ветви деревьев.

– Сейчас время белых ночей, но, к сожалению, погода нам этот кайф обломала, – извинялся за погоду Димка, – зато завтра обещают солнечно и жарко. Я вас в такое место свожу! Встречаемся в девять утра на Финляндском вокзале, – безапелляционно сказал он.

Вернувшись в своё обиталище, друзья привычно уже услышали «Батяня комбат» из комнаты Витька и встретили злого Стёпку. Улыбающиеся лица Маринки, Сёмы и Ромки несколько остудили Стёпкину злость.

– Где вы шатаетесь?! Я уже семь раз прослушал про «батяню комбата», это однозначно хуже Гребенщикова!

– Дурачок ты, Стёпка, и уши у тебя холодные, – ласково потрепала друга по волосам Маринка и пошла спать в комнату к старушке.

* * *

Ровно в девять все собрались на Финляндском вокзале. Погода и правда, благоприятствовала путешествию – одарила солнцем, безветрием, предчувствие подсказывало, что будет жарко.

– Куда мы едем то? – нетерпеливо спросил Димку Степан.

– В Выборг, – коротко ответил тот.

Ответ Степана не удовлетворил окончательно, но он подождал, пока были куплены билеты, и все погрузились в электричку.

– Продолжаем разговор, – занудствовал Стёпка, – там что, круче, чем в Гатчине?

– Не сказал бы … в общепринятом смысле, наверное, нет … дело вкуса, как с Гребенщиковым… – смеялся Димка.

– Так, так, так, – насторожился Стёпка, – что там за достопримечательности, на которые мы едем смотреть?

– Парк, – улыбаясь, сказал Димка.

– Так, остановите электричку! Я сойду! Он нас на детских аттракционах покатать решил! – заволновался Степан.

– Да нет там никаких аттракционов!

– А что там есть? – допытывался Стёпка.

– Ничего нет! Природа… – огорошил всех Димка.

– Вот тебе, здрасте! Мы в Питер ехали на природу смотреть, своей то не хватало?! Да ты знаешь, какие у нас леса и озёра?!

– Наверно, красивые, но там природа не такая.

– Какая «не такая»? – передразнивал Степан Димку.

– Блин, увидишь…

Стало тихо. До Выборга электричка телепала долго, но всем, включая Степана, стало интересно, какая там «не такая» природа.

В центре Выборга оказалась симпатичная, красного кирпича, крепостица.

– Пойдёмте в крепость! – загорелась Маринка.

– Мариночка, я тебя уверяю, что тратить время на эту вонючую средневековую твердыню не стоит, тем более, что нам топать довольно далеко.

– А как, хоть, парк то называется? – хмуро спросил Степан.

– Монрепо, – ответил Димка.

– Красиво. Кажется, «мой покой», по-французски? – сказала Марина.

– Ты права совершенно, mon âme^[22], – согласился Димка, – нам вон через тот железнодорожный мост. Аккуратней только, вниз не смотрите.

Моста, реально, не было – были только шпалы, под которыми глубоко внизу находился овраг.

– Как же не смотреть то? Надо же по шпалам идти, а то провалишься! – возмутился Степан.

– На шпалы смотри, дурачок, а вниз не смотри, – объяснил Димка.

Когда они прошли мост, Дима обратил внимание всех на какие-то поросшие дёрном холмы.

– Посмотрите, это – равелины петровских времён. Можете потрогать руками прошедшие века.

Все стали представлять взрывы и бегущих солдат в треуголках.

Наконец, дошли до цивильного асфальта на тихой улочке. Вдоль поребриков лежал белый тополиный пух. Димка по-мальчишечьи зажёг пух зажигалкой. Огонь побежал вверх, вдоль поребрика, замирая иногда, как на сыром бикфордовом шнуре, и вруг, метнулся вверх, словно в цирке.

– Ух, красиво, – кивнул головой Ромка.

Все побежали вверх по улочке, выискивая пух у проебриков и поджигая его. Было весело, Маринкин смех звенел колокольчиком.

На обочине появилась скромная табличка: «Парк Монрепо». Друзья топали по дорожке до тех пор, пока не оказались на берегу залива.

От открывшегося вида перехватило дыхание. Казалось, что они находятся в каком-нибудь скандинавском фьорде – огромные величественные валуны были разбросаны по берегу залива, будто рукой мифического исполина. Вода была прозрачна, давая возможность подробно разглядеть камни на дне. Воображение рисовало, как из-за поворота в бухту вплывает средневековый дракар со свирепыми викингами на борту.

– Супер! – выдохнул Ромка.

– Да, не зря ехали, – согласился Степан.

– Пойдёмте, я вам остров покажу, – манил всех Димка за собой.

В одном месте вода огибала со всех сторон небольшой островок. Невдалеке плавали лебеди.

– Надо перейти вборд, только тихо, птиц не распугайте, – Дима стал закатывать джинсы.

Закатав штаны, он, не спрашивая разрешения, подхватил Маринку на руки и пошёл вброд к острову. Марина не сопротивлялась, внимательно глядя в Димкины глаза. Оказалось чуть глубже, чем думал Дима, он провалился в одном месте по пояс, слегка макнув и Марину. Та взвизгнула, по женски, а потом засмеялась.

Сёма, Степан и Ромка разделись до трусов, взяли одежду в поднятую руку, и перешли на островок. Маринка смеялась, глядя на Димку. Сёмино сердце тревожно забилось.

– Это «Остров мёртвых», – объявил Дима, когда все перебрались.

Перед ними была полуразвалившаяся каменная лестница, ведущая наверх.

– А что там наверху? – спросила Марина.

– О, там очень итересно. Этот островок – своего рода усыпальница рода Николаи. Первый владелец поместья Людвиг Генрих Николаи был президентом Санкт-Петербургской академии наук, бароном. Там наверху – очень красивая часовня и склепы почивших из рода Николаи.

Они стали подниматься по древней лестнице. Когда все поднялись на самый верх перед ними предстала белая часовня, построенная в нормандском стиле. Навстерчу им спускался парень с двумя девушками. Девушки улыбались, держась с обеих сторон за руки парня.

– Ну, нифига себе, у этого аж две подруги, а у нас одна Марина на всех! – возмутился Рома.

– Меня лично, это устраивает, – хихикала Маринка.

– А я о другом подумал – мне не хотелось бы, чтобы на мою могилку экскурсии устраивали. Тут же проходной двор, несмотря на водную преграду, – заметил Семён.

Все разбрелись по острову исследовать его тайны.

– Глядите! Тут склеп! – позвал всех Ромка, – «Софья Александровна Николаи Рождённая Княжна Чавчавадзе», – прочитал он надпись.

– Что-то знакомое … у Грибоедова жена была княгиня Чавчавадзе. Может, родственница, – задумался Димка.

На острове оказалось много земляники. Все ползали по островку, собирая её, но есть от этого хотелось ещё больше.

– Говорят, на кладбищах самая сладкая земляника, – заметила Маринка.

– Ой, не говори про еду, а то в желудке уже урчит, – сморщился Степан, – может обратно рванём?

Они спускались по лестнице, не оглядываясь, как и положено на кладбище.

Путь обратно показался в два раза длиннее.

В электричке от усталости все заснули…

* * *

Сёма открыл глаза. Ромка и Степан сладко посапывали, привалившись друг к другу. Марины с Димкой не было. Семён решил поискать их. Дойдя до тамбура, он увидел через стекло, как они целуются. Целовались они самозабвенно, с закрытыми глазами, никого и ничего не видя вокруг. Кровь у Семёна застучала в висках, сердце выпрыгивало из груди. Он вернулся на своё место.

Когда электричка остановилась, он выбежал в тамбур, не глядя на Марину с Димой, и выскочил на перрон. Сёма бежал, задыхаясь, не зная куда. Вдруг, он выбрал свою цель…

Сжимая кулаки до того, что костяшки побелели, он шёл по набережной Фонтанки. Дойдя до места, Сёма стал с остервенением кидать монетки на Чижика, стремясь сбить Маринину, лежавшую на краю. Слёзы заволакивали глаза и мешали бросать монетки. Наконец, одна из денежек сбила Маринину монетку, а сама осталась лежать на крохотном постаменте. Семён, обессиленный, долго стоял, тяжело дыша, у гранитной набережной. Шатаясь от слабости, он пошёл в сторону Литейного проспекта.

Дойдя до бабкиного дома, он обнаружил Марину, Стёпку и Рому, с тревогой снующих около дома. Степан заметил его до того, как Семён успел спрятаться. Догнав друга, Стёпа силой потащил Сёму домой. Маринка смотрела на Семёна, как побитая собака. Сил сопротивляться у Сёмы не было, и, дойдя до кровати, он, не раздеваясь, рухнул на неё.

Проснувшись утром, Семён стал собирать вещи.

– Семечка, я с тобой поеду. Надоело мне тут всё, – тихо сказал Степан.

– А я тут что без вас? Я тоже домой, – стал собираться и Ромка.

– А Маринка … остаётся? – почти шёпотом спросил Сёма.

– Она не едет, я вчера с ней разговаривал. Вот, она тебе просила передать… – протянул Стёпка конверт Семёну.

Сидя на вокзале в зале ожидания, Сёма раскрыл письмо.

«Семечка, миленький! У меня никогда не было, нет, и не будет друга ближе, чем ты. И мне очень жаль, что всё получилось именно так. Я остаюсь здесь, буду поступать в ГИК, надеюсь, получится, и мы будем учиться с Димкой вместе. Родители уже обещали привезти документы. Мы с Димой всегда будем ждать тебя. У тебя всё будет прекрасно, я знаю! Только не опускай руки и, главное, продолжай писать, чтобы люди иногда могли говорить через тебя с богом…»

Сёма свернул письмо, положив его в карман. Подошли Стёпка с Ромкой и они втроём пошли по перрону. Серый питерский дождик мочил их спины.

В купе к ним никто не подсел четвёртым. Это обстоятельство несколько скрасило их унылое настроение – друзья могли спокойно поговорить о своём. Степан некоторое время разглядывал кислые лица Семёна с Ромой, потерпевших разгромное поражение на любовном фронте в результате блестящего блицкрига коренного петербуржца.

– Куда собираетесь подавать документы для поступления? – нашёл Стёпа тему для светской беседы, которая, по его мнению, должна была отвлечь его друзей от мрачных мыслей.

– Я, лично – в монастырь… – зло ответил Семён.

Ромка промолчал, но по его виду было понятно, что он склоняется к той же мысли.

– Конкурс большой? – деловито поинтересовался Степан.

– Десять отвергнутых на одно место! – буркнул Семён.

– Не хило, – кивнул головой Стёпа, – А как же литературный институт, твои поэтические таланты?

– Псалмы буду перекладывать, таланты пригодятся… – продолжал распалять в себе депрессию Сёма.

– Значит, образно выражаясь, ты на себе крест поставить решил? – поинтересовался Стёпка.

Семён думал, что бы ответить другу, и открыл, было, рот для очередного упаднического высказывания, но в дверь постучали. Сёма повернулся посмотреть, кто помешал ему выплёскивать энергию разложения, и застыл, с открытым ртом: на пороге их купе стояла девушка в форме проводницы. Глаза её лучились изумрудно-зелёным светом.

– Мальчики, будете чай пить? – спросила девушка приятным голосом.

Улыбка её была обворожительна и таинственна, форма идеально сидела на ладной фигурке. Семён вышел из секундного ступора.

– Шампанского… – робко попросил Сёма, – Если Вас не затруднит… С ананасами… Как у Северянина: «Ананасы в шампанском… Изумительно вкусно, искристо, остро…»

– Шампанское в вагоне-ресторане, – посмотрела, с интересом, девушка на Семёна, – У нас только чай.

– Тогда три… лимона… с лимоном… – сбивчиво пробормотал Сёма.

Проводница ещё раз мило улыбнулась, кивнула головой и ушла.

Когда дверь за девушкой закрылась, Степан внимательно посмотрел на друга.

– Я сейчас… – возбуждённо произнёс Стёпа и поспешно вышел из купе.

Семён с Ромкой ошарашено взирали друг на друга.

– Так не бывает! – помотал головой Ромка, – Как две капли воды… цвет волос другой только немного…

Сёма всё не мог отойти от потрясения.

Через несколько минут в купе влетел Степан с тремя стаканами чая и произнёс скороговоркой.

– Так, всё узнал: москвичка… студентка… восемнадцать лет… на каникулах после первого курса… проводницей устроилась сюда… и зовут её…

– Марина? – выдохнул Семён.

– Нет, это уж слишком! – возмутился Стёпа, – Оля!

Стёпка бухнул стаканы с чаем на стол, немного расплескав содержимое.

– Стаканы потом отнесёшь сам, – подмигнул Стёпа Семёну, – Кстати, она сказала, что ты забавный…

– Ага, отнесу, – согласно кивнул Сёма.

– Я так понимаю, монастырь с псалмами откладывается? – ухмыльнулся Стёпка.

– Куда он от меня убежит, если что! – улыбнулся впервые за два последних дня Семён.

Ромка посмотрел на довольных друзей.

– Я сам отнесу свой стакан, – твёрдо заявил он.

– Ну, началось… – простонал Стёпа, встал и отрыл дверь купе, – Пойду я…

– Куда это?! – встревожено хором воскликнули Семён с Ромой.

– Искать ещё одну девушку с зелёными глазами – очень не хочется, чтобы кто-то из вас ушёл в монастырь!

Пассажиры, проходящие по коридору мимо купе друзей, слышали их заразительный смех и тоже невольно улыбались.

Когда свет в коридоре стал приглушённым, а пассажиры перестали ходить по вагону, в дверь купе, в котором ехали друзья, раздался робкий стук.

– Войдите! – громко, с готовностью, произнёс Степан.

В купе вошла Оля. В одной руке у неё была бутылка шампанского, в другой – банка с ананасами.

– Консервированные… – притворно разочарованно прокомментировал появление Оли с шампанским и ананасами Стёпа.

– Ну, ты нахалёнок! – вспылила юная проводница.

Степан прижал палец к губам, яростно жестикулируя и подмигивая девушке. Семён с Ромкой не заметили мимической активности друга, поглощённые созерцанием красавицы.

– Как странно, – задумчиво произнёс Сёма, – С шампанского путешествие начиналось, шампанским и заканчивается…

– Шампанское я принесла, чтобы послушать продолжение стихотворения, – посмотрела своими зелёными глазами на Семёна Ольга.

Сёма счастливо улыбнулся и начал декламировать Игоря Северянина. Он читал стихи и думал о том, что путешествие не заканчивается – оно будет долгим и удивительным.

* * *