Заметки на собственной шкуре

Прорвемся, опера!

Каждый уважающий себя артист, а я имею наглость тоже причислять себя к этой славной когорте, имеет в своем загашнике массу невероятных историй, случившихся с ним на скользком, но увлекательном творческом пути. Знаменитый Роман Карцев рассказывал, как на одном из концертов в Ленинграде во время известной миниатюры «Авас» про тупого доцента, на сцену из зала поднялся поддатый зритель и заорал, засучив рукава, на Виктора Ильченко: «Ты щас у меня всё поймешь. Я те щас всё обьясню. Ты щас у меня поймешь, кто Горидзе, а кто Авас». И кинулся на артиста с кулаками. Сначала зрители подумали, что это подставное лицо. Засмеялись. Зааплодировали. Но вскоре, поняв в чем дело, кинулись разнимать уже буквально дерущихс яна сцене популярного артиста и ярого поклонника Мельпомены. Пришлось сделать незапланированный антракт и успокаивать Витю Ильченко коньяком, завершил Роман Андреевич свой рассказ.

Народный артист СССР Сергей Юрский рассказывал, как однажды на новогоднем детском утреннике (опять же в Питере) вышел огромный Дед Мороз на огромных ходулях и крикнул в толпу детей: «Здравствуй, добрый мой народ». И тут же детский голос из толпы в ответ: «Здравствуй, ж..а, Новый год». И всё! Карьера артиста – Деда Мороза была угроблена раз и навсегда, потому что, когда он потом уже у себя в БДТ выходил на сцену в образе Лопахина или Ивана Грозного, из-за кулис нет-нет да и произносили: «Здравствуй, ж..а, Новый год». И пришлось уехать этому талантливому парню куда-то чуть ли не на Курилы.

Что касается нас, грешных. В середине девяностых был у нас маленький мобильный дружный театр миниатюр и пародий. Мотались мы по городам и весям с веселой пародийной программой. Села, города, курорты. Но особо любимыми и желанными мы были на всевозможных пьянках и банкетах, которые потом стали называться столь модным и красивым словом «корпоратив». Другими словами, пьянка всем коллективом в честь профессионального праздника. Открою небольшой секрет: каждый режиссер в своей программе обязательно на таких мероприятиях имеет какой-то ход для расположения к себе зрителя. У нас это был трюк, называемый «бомж». Как это выглядело? Начинается концерт. Выходит ведущий. Красивый и неотразимый наш франт и щеголь Владислав. И торжественным, хорошо поставленным голосом произносит: «Добрый вечер, дорогие друзья!» Идет вступительный монолог. Владик своим обаянием старается настроить публику на соответственный лад. Все слушают. Ведущий говорит обычные в таких случаях слова: «Разрешите мне от имени нашего коллектива поздравить вас…» И где-то на третьей минуте в зал входит бомж. Треники. Сланцы. Жеваная майка. Кепка из газеты. В пакете гремят пустые бутылки. Плюс грим, конечно. Вид еще тот. И… А вот тут уже всё зависит от состава публики. Если мы работаем для медиков, то бомж начинает искать в зале начальника санэпидстанции, называя его по фамилии, имени и отчеству (данные мы узнаем заранее). В зале оживление, смех. Типа, а зачем он вам? Бомж достает из пакета банки с анализами. «Передайте Николаю Ивановичу по рядам. Я с утра его ищу. Говорят, что сюда куда-то ушел. Пьянка тут у них где-то. Вот моча в этой банке. А в этой…» Что творится в зале – не передать. Смех. Хохот до слез. До колик. Бедному Николаю Иванычу передают эти банки под общую бурную овацию. Бомж уходит. И всё! Публика наша. Успех концерту гарантирован! И когда минут через десять на сцене появляется в костюме-тройке с гитарой только что бывший бомжом наш артист Гоша Шестеркин, в зале творится что-то ну просто невероятное. И концерт проходит при взаимной радости и взаимном вдохновении артистов и зрителей. Каждый выход Гоши сопровождается бурной овацией.

Так было всегда. Менялась только тема. Если это были строители, то наш Гоша-бомж доставал из какого-нибудь мешка пару кирпичей и вручал их сидящему в зале известному всем прорабу. Если это были работники почты, то уже в ход пускали посылку с какой-нибудь крупой. Короче, вариант был беспроигрышный. И вот концерт ко Дню милиции. Полный зал народу, называемого тогда еще милицией. Ведущий начинает. На третьей минуте в зале появляется наш Гоша-бомж. И начинает, как обычно, у публики выспрашивать нужного ему человека. На этот раз жертвой был избран начальник местного ИВС, изолятора временного содержания. По-старому КПЗ. Звучит имя, фамилия. Смешок. Ропот. Всё как всегда. Гоша достает из пакета пачку чая, пачку сигарет и просит начальника ИВС Василия Степановича: «Слышь, братан. Ну че тебе, в падлу? Передай Лехе. Он у тебя на пятнадцать суток закрыт. Без курева и без чая. Скажи, от меня». Хохот. Встает Василий Степанович. И уходит с Гошей-бомжом из зала. Смех, оживление. Ведущий говорит свой текст. Проходит первый номер. Владик готовится обьявить ставший уже привычным выход Гоши Шестеркина. А Гоши нет. Влетает за кулисы вся взлохмаченная и очумевшая наша директриса Люба. Кричит благим матом: «Гошу арестовали!» Как арестовали?! Очень просто. Вон уже в воронок поволокли. В наручниках. А концерт идет. Что делать?! Вышел Димка с незапланированным монологом выручать программу, а мы бежим на улицу.

Гоша уже в воронке, через решетку что-то орет. Мы к начальнику, дескать, это наш артист. Начальник уперся. «Да какой он артист? Вы на него посмотрите! Таких артистов у меня полный подвал». А концерт идет. Димка, наверное, на пузе уже пляшет. Развлекает публику, пока мы тут Гошу выручаем. Шофер воронка подошел: «Товарищ майор, че-то от бомжа этого шибко дорогим одеколоном пахнет». Притащили Гошу. А ну-ка дыхни. Как будто наш артист мог выпить дорогой одеколон. Дыхнул Гоша. И спасло нас всех только то, что Гоша и в самом деле не успел хряпнуть перед концертом. Начальник посмотрел на меня. На Любу. «Говорили же мне, уходи на пенсию. Нет, не послушал умных людей, идиот». Плюнул смачно и пошел куда-то вдаль, как Горький по Руси.

И вот совсем измочаленный наш спасатель программы Димка облегченно и радостно обьявил: «Встречайте – Георгий Шестеркин!» И когда на сцену с гитарой и в изумительном костюме выскочил только что арестованный бомж, в зале повисла гробовая тишина. В этой звенящей тишине Гоша исполнил пару песен и ушел под звук собственных каблуков. И только уже где-то на третьем или четвертом Гошином выходе до нашей доблестной милиции стало что-то доходить, и Гоша все-таки удостоился жидких и жалостливых хлопков. А потом была уже сама, собственно, пьянка. Корпоратив то есть. Уже через час в ближайшем ресторане. И когда совсем не бомж, а великолепный певец Георгий Шестеркин лихо исполнил с эстрады захватывающий хит тех времен «Прорвемся, опера!», то первым к нему бросился именно Василий Степанович, тот самый начальник ИВС. Долго нашего Гогу обнимал. Хлопал по плечам. И, в конце концов, увел к себе за столик. Практически арестовал бывшего бомжа на целый вечер. И выпускал Гошу «из-под ареста» только для того, чтобы тот в очередной, двадцатый по счету, раз исполнил бессмертный хит, а сам он мог вместе с Гошей крикнуть в зал последнюю строчку: «Прорвемся, опера!»

P. S. Этот рассказ я посвящаю моим друзьям и коллегам. Володе, у которого я учился профессиональному отношению к делу. Леше, который поддерживал меня в самый страшный период моей жизни. Людмиле – красота этой женщины спасала весь наш маленький мужской актерский мир. И, конечно, благодарен я обладателю «Золотой маски России» Олегу. Я горжусь тем, что мне выпала честь быть его другом. Спасибо вам, ребята, за все! Спасибо.

Это сладкое слово «халтура»

В конце восьмидесятых была у нас команда «бродячих артистов». Халтурили мы вчетвером по детским утренникам для детей работников предприятий и организаций нашего города на КАТЭКе. Сценарий был продуман и прописан так, что мы исполняли по две-три роли в течение представления. Молодые были, креативные. Если б я знал тогда, что через тридцать лет буду об этом писать! Я бы уже тогда всё фиксировал, но… Молодо-зелено, увы. Хотя… Именно сейчас с высоты прожитых лет можно посмотреть на те события спокойно и отстраненно. И улыбнуться! А улыбнуться есть чему. Сколько там было удивительного!

Работали мы несколько лет подряд и уже где-то на пятый год обнаглели до того, что не стали писать сценарий. Вообще! Сейчас такое дико даже вспоминать. А тогда… Нет, ну, Дед Мороз и Снегурочка – это святое, конечно, а там… Каждый решал для себя, кем он будет еще. Мол, по ходу дела под елкой разберемся. Наглеж полный! Но, во-первых, мы были молоды и талантливы. А во-вторых, это хоть как-то привносило свежую струю в избитую годами тематику. И вот… Да, еще напомню, что это было время всеобщего дефицита, и с нами расплачивались, кто чем мог. Кто деньгами. Кто селедкой. Кто гречкой. Пуховиками. Сахаром. А кто и спиртом. Вот такой тогда был гонорар. Кошмар, короче.

И вот накануне первого утренника нам выдали этот самый спирт. А сценария еще нету. И мы уломали директоршу нашей команды обмыть несуществующий сценарий. Обмыть то, чего еще нет. Типа, мы сейчас выпьем – и одним махом такого наваяем! В вечность уйдет этот сценарий! Уговаривали-умоляли-клялись. Сдалась она. После третьего стакана мы совершенно охладели к сценарию: а, будь что будет! Хорошо сидим! Директорша и кричала, и стыдила. А мы, наглецы: «Да успокойся, Танюха. Ты меня знаешь! Да чтоб я!.. Да чтоб мы!.. Да мы завтра!..» Отобрала она у нас остатки, а что толку? Сценария-то нет.

Наступил первый утренник. Премьера, так сказать. В каком-то красном уголке какой-то ПМК в 8.00 утра. Куда-то привезли нас в утренних потемках. После вчерашнего спирта настроение в восемь утра было, сами понимаете… Так вот, о сценарии. Елочка. Родители. Дети зайчики-белочки-снежинки. Выпустили мы на первой же минуте, чтоб не заморачиваться, к детям Деда Мороза. За ним вышла Снегурочка. Идет действие. Хороводы, загадки, игры. Должен появиться герой типа Бабы-яги, как обычно принято, для контраста. Режиссура, куда от нее денешься? Самое интересное заключается в том, что находящийся в зале Дед Мороз понятия не имеет, кто к нему сейчас выйдет. Не вру! И вот появляется этот герой. Это нечто! На голове перья. Усы намалеваны. Хвост длинный, как у коровы. «А вот и я!» Дед Мороз и так после вчерашнего спирта плохо соображает, а тут… Кто это? Что это? «А вот и я!» Дед Мороз обернулся, и ужас застыл в его глазах. Кто перед ним? Как это чудо в перьях зовут? Как к нему обращаться?! На лбу же не написано… Секундная пауза, и… И Дед Мороз – Серега, остроумнейший человек! – все-таки нашелся, что сказать. Помните, на приеме у психиатра в кино? Вот и Серега спросил с такой же интонацией психиатра: «И кто-о-о-о мы сего-о-одня?» Мы за кулисами попадали от смеха! А это чудо отвечает: «Я – воробушек». С коровьим хвостом… Еще лет десять, встречаясь где-нибудь в магазине, мы приветствовали друг друга этой фразой: «И кто-о-о-о мы сего-о-о-одня?»

На одном из утренников в таком же красном уголке какого-то учреждения фурор произвел мальчик, пришедший в костюме пожарного. Костюм был просто изумительный! Сапоги-бахилища. Скафандр, как у космонавта. Краги-руковицы. Шлем с забралом и с защитной оболочкой. Родители потрудились на славу! И для полного правдоподобия у него был огнетушитель. Огромный такой. Красный. Пока мальчик скакал-хороводил, огнетушитель был у родителей. А у нас был режиссерский ход – «защита костюма». Каждый герой, прежде чем получить подарок от Деда Мороза за костюм, должен был изобразить-оправдать свой костюм. Снежинки кружились в танце. Собачки гавкали. Рыцари размахивали мечами и так далее. И вот подошла очередь Пожарного. Вышел мальчик с этим огнетушителем, и Серега – Дед Мороз не успел и слова сказать, как мальчик хряс-с-с-сь огнетушителем об пол. И как шибанет пена в морду Деду Морозу! Дед Мороз – с копыт. Дым. Вонь. Весь зал ломанулся, кто куда. Пацаненок стоит, машет этой дурой налево-направо. Дымище! Где там папа? Где мама? Паника! Ничего не видать вообще. Гости врассыпную, все в белом. Крик! Рев! Какой утренник к чертям, тут бы живым остаться. Жаль, не было в то время телефонов. Очень жаль. Вот было бы видео на память! С месяц потом этот зал отмывали-отскабливали. До весны в конторе было не продохнуть, вонища стояла.

Ну и напоследок немного пикантного, так сказать. Работали мы утренники в одной из школ. Это очень удобно. Во-первых, никуда не надо мотаться. Классов много, как конвейер, с утра до вечера дети идут чередом. Тяжело, но… Дня три-четыре всё идет в одном помещении. Во-вторых, дети организованы – учителя рядом. И вот в спортзале на первом этаже установлена елка. Тут же гримерка рядом. Директор школы, красивая элегантная дама, великодушно уступила нам свой кабинет на это время. Идут утренники. По сценарию начинают действие Баба-яга с Кикиморой. В этих ролях занята наша семейная пара артистов Серега и Лена. Бегают среди ребятишек. Играют, прыгают с ними. А потом мы с Несмеяной их меняем, и они уходят переодеваться в Деда Мороза и Снегурочку в кабинет директора-гримерку. Всё уже отработано до мелочей. Всё рассчитано по секундам. И вот однажды идет утренник. Серега с Леной заводят зал. Игры, шутки, загадки. Всё как по нотам. Всем весело. По сценарию появляемся мы и прогоняем эту нечисть прочь. Они с криком убегают в гримерку, а мы дальше играем с публикой. Заполняем паузу, пока они переоденутся в Деда Мороза и Снегурочку. И вот они переодеваются в кабинете директора. Муж и жена. Быстро скидывают с себя всё мокрое от пота одеяние персонажей. Серега в плавках. И Лена соответственно. Давай-давай! Быстрей-быстрей! Как Никита Михалков в купе поезда с Гурченко в «Вокзале для двоих», помните? Давай-давай-давай! Сама-сама-сама! Быстрей-быстрей-быстрей! «Сережа, застегни мне…» Сережа начинает застегивать жене-Снегурочке бюстгальтер, и в это мгновение открывается дверь. «Вызывали, Наталья Петро…» Мужик в дверях на пороге! За руку пацана держит. Немая сцена в «Ревизоре» – это вообще ни о чем, тьфу. А тут! В кабинете директора школы. Голый дяденька. С голой тетенькой. Это ж надо! А меня вызвали из-за каких-то двоек?.. Мужик подобрал с пола свою челюсть. Посмотрел еще раз на дверь. Перечитал табличку на ней: «Директор Морозова Н. П.» И тихо-тихо, бесшумно-бесшумно прикрыл дверь и уплыл в небытие. А о чем подумал пацаненок, история умалчивает. Занавес…

Глава третья.
«Какие люди!»

Какие люди в Голливуде!

У нас тут хоть и не Голливуд, но…

Милости просим!

Геракл

Любит у нас шутить матушка-природа. Ох, любит! Порой даже не знаешь, как к ее шуткам и относиться-то. Одноклассница моя Люба Курочкина вышла замуж и стала Петушковой. Даже не мадам Петуховой, а Петушковой! Курочкина Люба. На первой парте сидела. А Витька Петушков на камчатке все десять лет. А Лева Задов? Историческая, неординарная и даже в чем-то героическая личность, а фамилия?.. Ну как герой революции может носить фамилию Жо… Задов?! Так и остался Лева ярым махновцем. Первый секретарь Ленинградского обкома партии Григорий Романов всю свою карьеру мечтал стать генсеком. Ага, щасс! Управлять страной развитого социализма с такой-то фамилией?! Еще один Романов у власти?! Повторение истории в виде фарса?! Один Романов у нас уже был, спасибо! С одной стороны, вроде и смешно, а с другой?..

Или взять вот Яшку нашего. С фамилией у него всё было в порядке Иванов, не придерешься. А в остальном… Кто его в четвертом классе на уроке истории за язычок дергал? Учительница Мария Александровна рассказывала на одном из уроков про Геракла. Про подвиги его и прочая. Весь класс слушал и не дышал. Яшка наш тоже поначалу молчал и не дышал. А потом взял и выдохнул: «Хочу быть Гераклом!» И всё. Хана пришла парню. С тех пор его не иначе как Геракл и стали звать в округе все, кто хоть как-то умел разговаривать. Мария Александровна первая и начала эту эпопею. Как говорится, учительница первая моя. Ну, Геракл, иди к доске! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!

И еще ладно бы ростом своим более-менее соответствовал прозвищу, так нет же. Сложилось впечатление, что после той злополучной фразы в четвертом классе про «хочу быть Гераклом» Яшка так больше и не вырос. Видимо, матушка-природа решила развлекаться по полной программе. Если про людей с маленьким ростиком принято в народе говорить, мол, от горшка два вершка, то про нашего Яшку смело можно было сказать, что он и ростом-то был с этот самый горшок. Вот такой вот Геракл! Парни уже за девчатами бегали, а он всё на велике «Школьник» рассекал. Одноклассники Яшкины уже по пятому разу «Анжелику» пересмотрели, а его тетки-контролерши за шкварник с крыльца кинотеатра в тот же пятый раз выкидывали, как нашкодившего котенка. И паспорт летел в догонку с воплями типа «в милицию сообщим за подделку документов». Ишь, фотокарточку еще приклеил! Геракл, тоже мне!

Дело дошло до того, что Яшку-Геракла и в армию не взяли из-за маленького роста. Но автошколу он успел-таки закончить, и дали ему старенький «газон» в местной АТК. Всем гаражом по утрам ржали мужики-шофера, наблюдая картину, как Яшка рукояткой – кривым стартером заводил своего четырехколесного друга. Висел-брыкался он на этой рукоятке до тех пор, пока, устав хохотать, кто-нибудь из коллег не подходил и не проворачивал рукоятку вместе с повисшим на ней незадачливым водилой. Гаишников в то время на дорогах было не так много, как сейчас, но и те, что были, поражались, останавливая машину, ехавшую без водителя. Яшку просто за баранкой было не видно через лобовое стекло, поэтому казалось, что машина едет самостоятельно. И как Яшка умудрялся доставать ногами до педалей, осталось загадкой на веки вечные.

Шло время. Яшка-Геракл потихонечку шоферил, отвлекаясь от этого занятия только на рыбалку и на танцплощадку. Причем на танцплощадку Яшка ходил чисто символически: партнерши для медляка в местном парке ему просто не было опять же по причине маленького роста. А скакать шейки в общей массе наш Геракл считал занятием ниже своего достоинства. В редких драках Яшка тоже не участвовал, так как из-за роста его бойцы тупо отшвыривали в кусты, брезгуя врезать этой малявке, как следует. Кое-какие кодексы чести в те времена еще соблюдались хотя бы через раз.

Шло время. Когда мы слышим фразу «любовь нечаянно нагрянет», то у нас возникают, как правило, ассоциации в двух вариантах. Первый – это всё, мол, заезженная фраза. Так не бывает, мол. И второй вариант: а я вот помню у кого-то из моих знакомых… Если же подходить с этими вариантами к нашему Яшке-Гераклу, то любовь нагрянула к нему настолько нечаянно, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Но мы описать всё же попробуем.

В те почти былинные времена каждый год шоферов отправляли на уборку. То есть из краевых и районных центров отправлялись массово автомашины с их водителями в окрестные – и не совсем – колхозы и совхозы на битву за урожай. Расселялись эти водилы на квартирах местных селян и селянок с соответствующими бытовыми условиями. Столовались они тоже в этих же селах. Без отрыва от производства, в прямом смысле слова. Всем было удобно: и хозяевам за это государство что-то там платило, и квартиранты кушали домашнюю пищу. От рассвета до заката возили с полей зерно или кукурузный силос, в перерывах между пьянками и практически поголовном бл… гулянии, простите, по чужим местным разведенкам.

И о погоде. Если шли дожди, то битва за урожай автоматически перерастала в битву за разведенок. В дожди какая уборка? А вот гульнуть вдали от жены – самый сезон! Что может быть лучше плохой погоды? Яшка наш, стоит заметить, пьянок не пропускал, а вот в бл… гулянии, простите, по бабам замечен не был. Хотя гулять по разведенкам у него в ту осень и смысла-то не было. Поскольку к одной вот такой разведенке его и поселили. Имя у этой сельской дамы было просто уникальным. Звали ее… Минуточку!.. Звали ее Домна. Домна Ивановна. И, глядя на нее обескураживающую комплекцию, вопросов и сомнений насчет имени не возникало. Размером эта Домна Ивановна была почти что с настоящую доменную печь где-нибудь в Магнитогорске. А тут Яшка с его метром с кепкой. У нее только один кулак был вдвое больше головы нашего с вами Геракла! Но, друзья! Но!.. Не подумайте плохого. Напомню, времена стояли почти былинные, и чтобы мужик выбрал себе в жены, скажем, или для иных забав, женщину вдвое старше себя… Вы что? Не наши это были времена! Не сегодняшние, когда сплошь и рядом. Впрочем, не будем отвлекаться. Так вот, у этой Домны Ивановны была дочь. До мамы ей было далеко, конечно, но дистрофией она тоже не страдала. Плюс была она беременной. И «плюс» этот сидел у нее практически на носу. Вот-вот уже, мол. И, как в те же былинные времена, ни мужа у нее, ни парня завалящего. Вот примерно такая картина.

И в одну из ночей просыпается Яшка от крика бабьего и визга. Яшенька, спасай! Спасай, миленький ты мой! А?! Кого? Кому? Нюрка рожает! В роддом ее надо. Как? Кого рожает? А до утра никак не… Какое утро, милый? Щас роды принимать будешь! Давай, заводи свою колымагу. В район ее надо, в роддом. А то не ровен час. Ну че, делать нечего. Повез наш Геракл Домныивановнину дочку в роддом. А потом как по писаному. Уболтала-уговорила Домна Ивановна Яшку забрать молодую мамашку с новорожденным из роддома. Помоги, Яшенька! Нужно, чтобы всё было как у людей. Что люди подумают? Спросят же, кто отец. Разговоры пойдут. А народ у нас сам знаешь какой! Нюрка же не виновата. Я ее, дуру, предупреждала тогда. Как сына прошу, Яшенька! Хочешь, на колени перед тобой встану?

Куда деваться бедному Гераклу? Нарядили его, как путного. Сапоги-прохаря. Кепка. Рубаха «с петухами». Цветок в петлице пинджака. Вылитый Петр Алейников – Ваня Курский! Только маленький. Всунула Домна Ивановна ему в последний момент коробку с конфетами и шампанское. Приняли роддомовские акушерки Яшку, как всамделишного папашу. Вручили ему сверток: вот, держи! Вылитый батя!

А потом зарядили дожди и… Днями делать было абсолютно нечего. По бабам Яшка не гулял. Ехать домой на побывку было не к кому. Домна Ивановна времени зря не теряла и, включив всю бабью и материнскую мудрость, то и дело отправляла гулять с младенцем дочь свою с милым и безотказным постояльцем. Причем, настолько безотказным, что… И так Домна Ивановна к нему, и этак. Короче, женила она их! Самым бесцеремонным образом. Приперла к стенке нашего Геракла. Яша, Яшенька, ты только меня выслушай! И разложила ему всё по полочкам. Все плюсы и минусы. А самый главный плюс был просто убойным: выхлопотала Домна Ивановна каким-то образом молодой паре комнату в бараке. Отдельную! С отдельным входом. С первых секунд нашла общий язык с Яшкиными родителями. Сулилась подарить молодым корову. А что, Яшка? Женись, чего от добра добра искать? После второй рюмки Яшкин батя становился Сократом. Девка она справная. Корову подарят. Хоть молока вдоволь напьешься. Один пацан уже есть. Потом еще своего строганешь. А любовь?.. Опрокинул батя еще рюмку и выдохнул. А есть ли она, любовь эта? Боязливо обернулся в сторону кухни, где весело хлопотали новоявленные сватьи. Стерпится – слюбится, сынок! Вот увидишь. И надо признать, что батя-Сократ оказался прав. И стерпелось. И слюбилось.

 
                                   * * *
 

Дело молодое. Все-таки не зря народ придумал эту фразу. В смысле «молодые сами разберутся». Вот и наши молодые как-то сразу нашли общий язык. Яшка принял пацаненка, как родного. Тем более что Колька действительно был на него похож. Нюра оказалась женщиной тихой и покладистой. Самое главное, что она влюбилась в Яшку по-настоящему! Сама к себе порой прислушивалась и понимала, что тоскует, когда его долго нет с работы. Выглядывает в окно. Несколько раз подогревает остывающий ужин. Ночью, проснувшись к малышу, подолгу смотрит на спящего мужа и чувствует, как в груди что-то замирает. Да и было от чего замирать! В любой ситуации Яшка-Геракл не терял присутствия духа. Веселый и жизнерадостный он заражал своей энергией окружающих. Заводился с пол-оборота на каждую шутку. Был душой любой компании, в которые молодую семью приглашали с удовольствием. Правда, душой компании он был до тех пор, пока… Хмелел он мгновенно. То ли по причине комплекции, то ли гены какие. Напившись, вел себя тихо-мирно. Не орал. Столов не переворачивал. Захмелев, Ящка тихо, как кошка, выбирал себе место. Там, где было безопаснее. Бродил по углам, примеривался. Чтобы никто его в плясовом азарте не растоптал к чертям собачьим. А потом посапывал где-нибудь под кроватью, не привлекая лишнего внимания. Лежал там до тех пор, пока жена Нюра, напевшись и наплясавшись до коликов, не взваливала себе на плечо легкое тельце своего Геракла и не отправлялась с этой ношей в ночь. Утром с помощью рассола или морса возвращала Геракла к жизни и…

Кино по выходным. Редкие походы на концерты невесть каким ветром занесенных в их края артистов. Грибы-ягоды. Свиньи-куры-огород. Всё как у всех. Но не всё. И не как у всех! Отправили Яшку на уборку следующей осенью. И отправили не в соседний колхоз, а прям чуть ли не на край света – в другой конец края, за шестьсот (!) километров от родного дома. Ох и переживала Нюра! Куда его там поселят? К кому? Хорошо она помнила свою прошлогоднюю историю! Старалась вида не подавать, но плакала ночами перед отъездом мужа в три ручья. Вышли они с Колей провожать папку на рассвете, стоят. И… Ну что ты ревешь? А у Яшки самого тоже ком в горле. Не на войну ведь провожаешь. Стоят, молчат. Колька ручонки тянет. И что вы думаете? Приехал Яшка к молодой жене через неделю на побывку. За шестьсот километров приехал! Потерял по дороге задний борт от кузова, но приехал же. И гостинцев Кольке привез – полную фуражку красных крупных ранеток. Это ли не любовь, друзья? Там дожди у них зарядили, сказал. И он, единственный из всей автоколонны… (О как! Единственный!) Пока остальные мужики… Впрочем, не будем повторяться. Вот такая у них была любовь!

Теща Домна Ивановна, надо отдать ей должное, старалась молодым не докучать и в гости приезжала редко. Идиллия, можно сказать, но… С Гераклами скучать не приходится! Это знали еще Герион и Диомед. Познала это и Нюра. Лето. Вечер. Ну нет и нет его с работы. Где пропал? Куда запропастился? Девять часов вечера. Нету Яши. Десять. Нету. Одиннадцать. Уж полночь близится, как говорится. Беспокоится Нюра. Да и не только Нюра, собака вон на цепи в ограде беспокоится. Как чует что-то Дружок. Выйдет Нюра за калитку, постоит, послушает вой Дружка. Нехорошо как-то на душе. Пошла она в этот чертов гараж среди ночи. Благо, не очень далеко от барака. Сторож долго выспрашивал, кто да что. Светил фонариком. А, Нюрка! Чего тебе не спится? А твой ушел. Давно ушел? Давно. Еще светло было. Ушел – в смысле уполз. С Лехой.

Поплелась Нюра к Лехе. Там тоже спали не все. Наслушалась от Лехиной Зинки такого! И про Леху. Чтоб он сдох, кобель! И про Яшу своего. Ох, нахлебаешься ты, Нюрка, со своим Гераклом! Ох, нахлебаешься. Беги от него, пока не поздно. Я бы давно от своего алкаша ушла, да кому я нужна с тремя детями. А моего не было у вас, Зин? Не было. Да он и трезвый-то меня боится, а тут. Мой на карачках приполз. Вон в сенях почивать изволит. Погоди, спрошу. Зинка загремела ведрами в сенях. Потом раздалось ворчание. Потом… Ты Геракла где потерял? Кого? Геракла где потерял, я спрашиваю? Какого Геракла? Греческого Геракла, какого… Греческого?! Яшку Геракла где потерял? Яшку?! Да, Яшку! Или Геракла? Ты дураком-то не прикидывайся! Где Геракл, спрашиваю? Какой Геракл? Яшка! Яшка или Геракл? Я тебе сейчас память налажу! Ты у меня сейчас…

Загремели ведра. Поднялся визг. Нюра поплелась домой. На часах полтретьего ночи. Яши нету. Собака воет. Что делать? Куда звонить? Да и откуда в бараке телефон?.. Вышла на крыльцо. Дружок, бедный, воем исходит. Подошла, погладила. Вроде легче стало. Всё не одна. Промаялась Нюра до рассвета. Так и не смогла даже задремать под вой да скулеж этот собачий. Решила идти завтра в милицию. Пропал муж, так и так, мол. Помогите найти, мол. Ох…

Вышла на крыльцо утром. Свернулся клубком Дружок возле будки. Умаялся за ночь, бедный. Надо ему костей вынести. Там вроде остал… Опа! Ну-ка, ну-ка? А это что такое из будки торчит? Вроде как ботинки Яшины? Ну-ку, ну-ка! Подошла Нюра к будке собачьей, а из будки храп богатырский разносится. Смотрит Нюра и глазам своим не верит. Будка собачья. Рядом пес калачиком свернулся. А из будки этой ноги торчат. И не просто ноги, а самые любимые ноги на свете. Мужнины ноги! Геракловы!

Солнце встает, сверкая банками на заборе. Где-то пропели петухи. Промычала корова. И так тепло стало у Нюры на душе! Отцепила она Дружка с цепи. Рванул пес, не веря своему счастью. А Нюра стоит, тоже счастью своему не верит. Вот оно – счастье! Самое настоящее бабье счастье. Только руку протяни! В собачьей будке это Нюрино счастье. Пес к ногам ластится. Иди, Дружок, побегай! Отведи душу за всех нас. А Яша… Яша пусть поспит. Суббота сегодня. Как говорится, у Геракла выходной – пуговицы в ряд! Ох. Где там у меня рассол?..

 
                                   * * *
 

Людей маленького роста принято жалеть. Вот, дескать, не повезло человеку. Все большие и длинные, а он… Как же ему тяжело в этом огромном мире, бедненькому. Ну, не скажите! Вот нашего Яшку-Геракла только рост и спасал порой от крупных неприятностей. Причем не однажды. Подпил он летом как-то малёха. С кем не бывает. И на мотоцикл – прыг! Погонял по улицам, потарахтел и… Натарахтел на свою шею гаишников. Откуда они вынырнули? И ему на хвост плотно так сели. Он в переулок – они за ним. Он по асфальту – они за ним. И давай он к спасительному дому пробираться. Вылетел на свою улицу – они за ним. Он сдуру к родной калитке в азарте – они за ним. Бросил он мотоцикл и в квартиру шмыг! А дальше-то куда? В шкаф? Смешно. В подполье? Найдут. Вон они уже в сенях сапогами гремят. Глянул по углам Яшка-Геракл. Ну! Думай, Яша, думай! Ну! Опять по углам глазами пошарил. Смотрит и… Колькин горшок стоит. Мгновенно снял Яшка штаны и… И сел на горшок. Глаза в пол. Менты влетают, видят: пацан на горшке. Папка дома? Нету. А где он? В огород побежал. Менты топ-топ-топ-топ и свалили. И смех и грех. Потом, конечно, разбирались, но проспаться-то он успел! Трезвому-то куда проще отбрехаться.

В другой раз не до смеха было. Летел он с крутой горы на лесовозе в реку – тормоза отказали! Впереди река, за спиной полная машина бревен. Влетел он в воду на полном ходу, затормозил таким образом, а брёвна… Брёвна эти по инерции кабину-то и снесли. Подчистую. Успел Яшка вжаться в сиденье, как мог и… Вылез из-под бревен мокрющий и весь в смоле, но!.. Без единой царапины. Человек с нормальным ростом так никогда бы не смог, а он… Вот тебе и Геракл!