Екатерина Никитина
Про спортзал
После сытного ужина, когда Владимир расположился на отдых от трудов и забот, жена торжественно внесла в зал напольные весы и поставила их перед диваном. Владимир, смотревший футбол, намека постарался не заметить. Тогда жена вздохнула и переместилась левее, грудью аккуратно закрыв благоверному экран.
– Ну Наташ, – воззвал к ее совести Владимир, – грудь-то твою я уже видел, а этот матч первый раз смотрю…
Наталья пропустила хамство мимо ушей. Владимир подождал еще немного, грудь не сдвинулась с места, и он предпринял второй заход:
– Ты меня не любишь, – с уверенностью сказал он. – Вон какой красавец тебе достался, а ты его куском хлеба попрекаешь. Вот не иначе как по расчету замуж выходила.
– Вов, у тебя машина есть? – невинно поинтересовалась Наталья.
– Нет, – не считывая намек, честно ответил Владимир.
– А дача? А квартира своя?
– Ты к чему клонишь? – заподозрил недоброе благоверный.
– Я к тому клоню, что так плохо даже гуманитарии не рассчитывают, а у меня все-таки высшее экономическое. Так что не воображай: выйти замуж за тебя можно было только по большой любви. Что я сдуру и сделала.
– Чего сразу сдуру?
– А с того! На работе девчонки хвастаются. У одной мужик – золотые руки, всю технику в доме отремонтировал, сейчас ремонт затеяли, так он ей лишний раз кисточкой махнуть не дает, все сам, все сам. У второй не мужик, а Бандерас, мускулы на солнце блестят. А ты у меня если чем и блестишь, то намечающейся лысинкой и животиком. Уже не помню, когда что тяжелее пирожка поднимал.
– Вот теперь обидно, Наташ! – От оскорбления Владимир даже с дивана приподнялся. И непроизвольно потрогал макушку в поисках мифической лысины. – Я тут тружусь не покладая рук на благо семьи.
– Ага, еще скажи, что от мышки трудовые мозоли!
Семейная идиллия продолжалась до позднего вечера, и когда Владимир вышел из душа в небрежно повязанном на поясе полотенце, жена встретила его не сбившимся от страсти дыханием, а оскорбительным фырканьем. Владимир покосился на зеркало. Оттуда на него смотрел вполне красавец мужчина, правда с внушительным животиком, но в остальном, в остальном…
Противостояние продолжалось неделю, причем если Владимир избрал благородную политику шланга (сделать вид, что ничего не происходит, и надеяться, что противнику надоест строить козни), то Наталья не гнушалась самыми вероломными методами. Она перестала печь, повесила на холодильник надпись «после 18.00 не входить», прикрепила возле рабочего стола фотографию какого-то молодого атлета и за ужином рассказывала то про вегетарианство, то про скидки в ближайшем фитнес-центре. Через неделю осадного положения Владимиру захотелось взвыть волком. Как-то после работы он зашел в фитнес-клуб, купил абонемент, вернулся домой и, показав карточку Наталье, процедил сквозь зубы.
– И запомни – это была моя идея!
– Твоя-твоя, – согласилась Наталья. – Когда первое занятие? Давай я тебе форму приготовлю.
В спортзале Владимир почувствовал себя скверно. Легко считать себя красавцем и почти атлетом, если все друзья-ровесники синхронно отрастили животы. Другое дело – оказаться в помещении, где мужчины с мускулатурой, как с картинки (и уже не скажешь, что это фотошоп), с напряженными лицами качают кто бицепсы, кто трицепсы.
Владимир подошел к штанге, на которой крепились два внушительных «блина», и внимательно на нее посмотрел. Обошел кругом. Потрогал рукой один из «блинов», подумал, не сменить ли его на какой полегче…
– Мужик, ты заниматься-то будешь? – окликнули его сзади.
Владимир оглянулся. Сзади стоял главный герой боевиков в натуральную величину – из тех, кто весь фильм машет во все стороны руками-ногами, совершенно не потея, а в конце целует спасенную красотку, которая нежно обвивает мускулистую шею. У этого пока вместо красотки на шее висело полотенце, но чувствовалось – это временно.
Владимир понял: в спортивном зале процветает дедовщина. Если он прямо сейчас не докажет этому качку, кто здесь главный альфа-самец, то жизни не будет. Поэтому он гордо сказал:
– Буду.
И лег на скамейку. Качок встал рядом и оценивающе посмотрел на Владимира.
– Слышь, мужик, – сказал он, – тут вес большой. Ты того… осторожнее.
– Знаете, – гордо сказал Владимир, – может, для вас и большой, а я такие штанги одной левой…
И в доказательство слов поднял штангу. А дальше что-то щелкнуло в голове, и мир быстро потемнел…
Наталья открыла дверь, и неизвестный крепкий мужик занес в дом Владимира, который слабо перебирал ногами и ойкал при каждом движении. Наталья бросилась к мужу, помогла уложить его на диван, а параллельно выслушала, как Толик (тот самый качок) вытащил Владимира из-под штанги, помог откачать и даже почти донес до дома, благо ему самому было по дороге. Владимир в наиболее драматичные моменты истории выражал согласие стоном.
Толик быстро откланялся, отказавшись от чая. Наталья сделала мужу холодный компресс, попыталась уговорить его вызвать скорую (безрезультатно) и наконец покаянно сказала:
– Вов, прости меня, пожалуйста. Я с этим спортзалом совсем тебя замучила. Все из-за меня.
– Наташ, – проговорил Владимир, стараясь не шевелить животом, – а я у тебя хоть немножечко Бандерас?
– Ты для меня намного лучше, – сказала Наталья и осторожно обняла лежащего мужа.
* * *
– О, братан, а я думал, ты сюда больше ни ногой, – удивленно сказал Толик, глядя на входящего в спортзал Владимира.
– Размечтался, – воинственно отозвался Владимир. – Что это – ты, значит, можешь себе вместо рук накачать горный ландшафт, а мне слабо? Давай показывай, как тут выпиливать из себя Бандераса.
Марат Валеев
Ходок
Отдыхал я несколько лет назад в красноярском санатории «Енисей», он практически в черте города. Соседом по палате у меня был некто Николай Петрович, крепкий еще на вид мужик шестидесяти с небольшим лет. Как оказалось, он всю жизнь проработал на стройках прорабом. Я сразу обратил внимание на его походку: она была легкой, и это при том, что весу в Петровиче не меньше центнера. Сделал ему комплимент.
– Если бы ты побегал по стройкам столько, сколько я, и у тебя была бы такая походка, – сказал польщенный Петрович.
В столовой нас рассадили по разным местам – у Петровича диета. Он устроился неподалеку от меня, напротив улыбчивой молодящейся блондинки. После ужина Петрович исчез. Вернулся в палату уже ближе к десяти.
– Погуляли, поговорили, – довольно сообщил он мне. – Чувствую, что она не против. Еще немного поднажму, и Валька моя!
Стали укладываться ночевать. Петрович стащил с себя рубашку с длинными рукавами. Все его тело до пояса, особенно руки, оказалось покрыто какими-то крупными подкожными шишками.
– У меня сахарный диабет, обмен веществ нарушился, вот эта фигня и полезла, – поймав мой взгляд, сказал Петрович.
Потом снял брюки. Колени у него были перемотаны эластичными бинтами.
– Мениски, – дал пояснение Петрович. – Оперировали, да толку-то. Теперь вот без этих перетяжек ходить не могу.
Потом он туго стянул голову специальной повязкой. Пожаловался:
– Мозги болят. Я же недавно попал в аварию, получил сильнейшее сотрясение.
А еще он перед сном съел целую пригоршню разноцветных таблеток.
Утром меня ждало очередное потрясение: проснувшийся Петрович слез с кровати на пол и в туалетную комнату пополз… на четвереньках!
– Тебе плохо, Петрович? – вскрикнул я. – Давай дежурного врача позову.
– Мне не плохо, – задыхаясь, ответил он. – Мне так всегда по утрам. Просто мениски страшно болят. Но ничего, разомнусь, и все будет нормально.
И ведь точно – размялся, туго перебинтовал колени и на завтрак уже шел едва ли не вприпрыжку.
Я отпросился у главного врача на выходные в город, к жене (ну вот такой я, не нужны мне чужие бабы, свою люблю). Петрович безмерно обрадовался, что останется один в палате.
– Сейчас вот провожу тебя до остановки, а заодно куплю винца, конфет, фруктов – Вальку надо будет на ужин пригласить. А кто девушку ужинает, тот ее и танцует, сам знаешь.
В санаторий я вернулся в понедельник. Палата моя была заперта. На всякий случай постучался – тишина. Отпер дверь своим ключом. В нос ударил резкий запах каких-то лекарств. Вышел из палаты, спросил у дежурной по корпусу, где мой сосед.
Та ухмыльнулась и сказала, что Петрович на втором этаже, в процедурной, под капельницей лежит.
– А что с ним?
– Он сам вам расскажет.
Поднялся наверх. Дверь в процедурную была открыта. На кушетке под капельницей возлежал мой Петрович.
Он открыл глаза, слабо улыбнулся.
– Ты это чего здесь разлегся, старина? – спросил я его.
– Ох, чуть богу душу не отдал, – пожаловался Петрович. – Я же, старый дурак, как тебя проводил, еще и в аптеку зашел, виагру купил. Всего-то полтаблетки в тот же вечер и принял. Не знаю, чего я там успел с Валькой, но очнулся, когда меня начали ширять уколами. Это Валька, когда я отрубился, перепугалась и сбегала за дежурным врачом. Сердечный приступ случился. Вот отлеживаюсь… Пошли они на фиг, все эти бабы, вот что я тебе скажу!
И правда, Петрович больше в сторону Вальки и смотреть не хотел, а прилежно принимал все прописанные ему процедуры. Но когда я в пятницу снова засобирался в город, он попросил, блудливо пряча глаза:
– Слушай, будь другом, займи, если можешь, рублей пятьсот… В понедельник отдам, племяш обещал деньжат подвезти.
– Шо, опять?!
– Да у меня же еще полтаблетки виагры валяется в кармане. Что добру пропадать?
– Тебя же эта Валька угробит!
– Не боись, на этот раз будет не Валька, а ее подружка. Она страшненькая, не так сильно возбуждает…
Ну что тут будешь делать с таким неутомимым ходоком? Только завидовать целеустремленности остатков его здоровья. Дал я ему, конечно, денег. И все выходные переживал за Петровича: выживет – не выживет?
…Да выжил, выжил! И домой уехал с этой Валькой, которая все же посимпатичней. Решила она, видать, скрасить остатки лет Петровича.
Наталья Кравцова
Новогодние приключения и салат оливье
– Доченька, папа дома? Я с сумками, спускаюсь в метро. Пусть он меня встретит! – прокричала в телефонную трубку мама и отключилась. Должно быть, у автомата очередь, всем нужно срочно позвонить, 31 декабря все-таки.
– Папа ушел за елкой. Я сама встречу, – ответила дочь пикающей трубке и поспешила одеваться-обуваться. Интересно, что там накупила мама? Наверное, не только всякие вкусности, но и подарочки под елку.
Анюта полдня хозяйничала дома одна: разгрузила холодильник, почистив, нарезав и отварив продукты по маминому списку, убрала квартиру, заодно проверила все потайные места, где родители могли спрятать заранее приготовленные подарки. Коньки, которые выпрашивала у них с начала зимы, не нашла. Все же где-то лежат. Не может быть, чтобы их не купили!
Отец вернулся с работы и, увидев сверкающую чистотой квартиру и порхающую по кухне Золушку, не стал доставать с антресоли искусственную елочку, отправился на елочный базар – в новогоднюю ночь в доме должно пахнуть живой хвоей и смолой! Жены нет, отговорить некому. Поручил Аньке быть на телефоне и, если он не успеет, самой встретить маму у метро.
Наскоро набросив шарф и пальто, нырнув в старенькие валенки, Анюта потянулась за шапкой. И тут ее осенило – антресоль в коридоре не проверила! Коньки могут лежать там! Сбросив валенки, вскочила на табурет, поднялась на цыпочки, дотянулась до дверцы, приоткрыла и осторожно пошарила рукой. Неведомая коробка обнаружилась сразу – как она раньше не догадалась?..
Аня несколько раз подпрыгнула на табуретке, но ничего толком не увидела. Потянула за угол коробки, не удержала равновесие – и свалилась… Следом съехала с антресолей и полетела ей на голову та самая картонная коробка. Анюта не верила глазам. В ней были не коньки, а сапоги, те самые, о которых она мечтала, рассматривая в витрине обувного магазина каждое утро по дороге в школу. Ах, мамочка, какая же молодец, что купила такую прелесть!
Аня немедленно примерила обнову, покрутилась возле зеркала и решила идти в сапогах, не дожидаясь наступления Нового года и торжественного вручения суперподарка взрослеющей дочке. Чего откладывать? Переобуваться все равно некогда, мама уже, наверное, подъезжает. Надо бежать встретить!
* * *
Бежать по ступенькам на высоченных каблуках не получилось. «Ничего, привыкну», – успокоила себя Анька и осторожно шагнула на заснеженный тротуар, засеменила, стараясь идти мелкими шажками, не шатаясь и не спотыкаясь. Приноровилась и, сделав несколько первых уверенных шагов, свернула к метро, оступилась, шлепнулась и лежа проехалась по обледеневшей дорожке метра два или три. Какой-то дедушка с тростью помог подняться. «Вот дожила, ноги не слушают». Аня жалела, что не обула удобные валенки или свои зимние сапоги на сплошной подошве.
Прохожих на улице заметно поубавилось. Люди торопились домой. Анюта еле шла по протоптанной пешеходами скользкой дорожке. Падала, поднималась, оглядывалась – не видит ли кто ее позора. Подумают, что выпила, вот и штормит. Заметила приближающуюся в темноте мужскую фигуру. «Папа догоняет, – обрадовалась было, но тут же отмела спасительную мысль. – Наверное, елку устанавливает, а мама уже выглядывает его у выхода из метро. Забеспокоится, что не встретил, позвонит домой. Вот они удивятся, что дочка где-то запропастилась…»
Аня расставила в стороны руки, поймала равновесие и довольно сносно прошла несколько метров. Споткнулась и следующие несколько метров проехала на каблуках, не удержалась, упала. Догнавший ее мужчина протянул руку, Анюта ухватилась за нее, подтянулась, резко встала и завалилась набок. Очень уж скользко, и каблуки не в радость, а только мешают… Зачем только мама их купила, эти новые сапоги?..
Падая, Анька саданула каблуком по ноге дяденьку, и он со всего маху шлепнулся рядом с ней. Минуту оба барахтались на льду. Аня встала на четвереньки и отползла к краю дорожки, в сугробе встать на ноги оказалось легче. Мужчина поднялся гораздо быстрее, опять протянул ей руку, предварительно на пару шагов отступив. Анюта благодарно кивнула вежливому незнакомцу. Поплелась дальше, расставив руки в стороны, стараясь удержаться на ногах подольше. Как она не замечала этих наледей раньше? Бегала до метро и обратно тысячу раз, и ничего…
Дяденька очень торопился; отряхнувшись от снега, осторожно обошел ее справа и заскользил по дорожке, размахивая руками. Равновесие удержал! Дальше пошел по самому краю, плохо утоптанному, а потому не скользкому. Аня, конечно же, свалилась почти сразу, проехала на пятой точке, догнала мужчину, сбила с ног и затормозила о сугроб.
– Ну вот что, девушка, – не выдержал незнакомец, поднимаясь на ноги и опять отряхивая снег с одежды, – я очень спешу. Меня ждут у метро. Вы, судя по всему, тоже туда направляетесь. Одна вы не дойдете и мне не дадите, поэтому давайте идти вместе. Я вас доведу, берите меня под руку.
Анюта уцепилась за руку доброго человека, как за спасательный круг.
* * *
Изумлению мамы не было предела… Ее дочь, совсем еще девчонка, шестнадцати нет, расхристанная, в пальто на двух пуговицах, облепленном снегом, на немыслимых каблучищах, спотыкаясь на каждом шагу, под ручку с каким-то взрослым усатым мужчиной… Явно пьяна! И он не в себе, шатается. Как он смеет?! Что все это значит? Мать, бросив сумки на произвол судьбы, бросилась навстречу парочке. Добежать, вырвать дочь из лап усатого монстра не успела: его окликнула какая-то женщина с автобусной остановки, он кивнул Анюте и откланялся. Поминай как звали.
Анька, увидев приближающуюся маму, сразу же завопила:
– Почему вы не купили мне коньки?
– Купили. Они в сумке… – Теперь уже мама подхватила дочку под руку. – Что случилось? Кто этот человек?
– Он просто меня проводил. – Аня расхохоталась так, будто и впрямь напилась неизвестно где и с кем. – Дай коньки! Мне нужно переобуться.
– В коньки? – удивилась мама.
– Ага. Лучше в них. Целее буду, – веселилась Анька.
На счастье, подоспел папа. Сгреб сумки. Помог дочке переобуться. Удивился сапогам, которые он только вчера спрятал в антресоль под самым потолком:
– Как они к тебе попали, Анна?
– Сама не знаю… Мам, может, примеришь?
– Ну уж нет. Пусть папа сначала мне их подарит, – наконец улыбнулась мама. – Пойдемте домой скорее уже. Нужно готовить, украсить стол.
– Ты горошек для оливье купила? – В Аньке снова проснулась Золушка.
– Купила. – Мама все еще улыбалась… Сапоги ей очень понравились!
* * *
– Вынеси на балкон холодец и «под шубой», – поручила мама. – Еще оливье.
Анюта расставила на балконном столике блюда с холодцом и тарелки с селедкой под шубой, а для кастрюли с оливье места не хватило. Пристроила одним боком на край стола, вторым – на перила, но… развернулась уходить и зацепила ее локтем.
«Какой кошмар», – пронеслось в Анькиной голове.
– Ой! – послышалось снизу. Аня перегнулась через перила, пытаясь разглядеть масштабы бедствия. Помчалась вниз. Кого-то она пришибла…
– Простите! Вы живы? Я нечаянно, честное слово. – Анька не знала, что и сказать: оливье свалился на голову незнакомому парню. Одежда, руки, лицо – в майонезе. Попыталась отряхнуть, посыпались горох, колбаса, картошка…
– Куда я теперь? Придется вернуться, – расстроился парнишка. Аня никогда его раньше не встречала, наверно новый сосед с верхнего этажа. – Пошли к нам, а то мне достанется. Родители в ссоре, а тут я: «оливье заказывали»?
Дверь открыл мужчина, застыл на пороге:
– Девушка, опять вы? А что с моим сыном? Вы нас преследуете?
– Случайно получилось, простите. Ну все же можно отстирать, отчистить.
Анюта вошла в квартиру вслед за пареньком. Его мама запричитала, но сын заверил, ничего не болит, кастрюля повисла на бельевых веревках, ему достался только салат. Ушел переодеваться, а Анька осмотрелась – елки нет, стол не накрыт, никаких приготовлений, и сама хозяйка не наряжена.
– Вот, Сонечка, познакомься! – Мужчина вдруг взял Аню под руку. – Эту девушку я сегодня провожал. Это измена? Ну, какая из нее разлучница?
– Это правда, я мамины сапоги обновила. Если б не ваш муж, замерзла бы на полпути. Правда, тогда бы оливье не уронила… А знаете что? Спускайтесь к нам! Познакомимся. Родители будут рады. Вместе отпразднуем. У нас живая елка. Стол красивый. Столько всего наготовлено. Только оливье улетел…
– Спасибо, девочка! – улыбнулась наконец тетя Соня. Поверила. Простила. У Аньки отлегло от сердца. – Как это Новый год без оливье? Свое принесем, сготовлено. И еще у нас утка с яблоками. Гулять так гулять!
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽