Prospekt монографии «Мир чеченцев. XIX век»

© Ибрагимова З.Х., 2007

© ПРОБЕЛ-2000, 2007

Основное содержание монографии. “Мир чеченцев. XIX век”

В первой главе – «Историография и методология научного исследования», рассматривается становление изучения избранной темы в отечественной и зарубежной науке, а также исследуется источниковая база и методологическая основа представленной работы.

В дореволюционной отечественной историографии мы выделили 3 основных направления рассмотрения «национального вопроса» в Российской империи: во-первых, осмысление национальных отношений происходило через историю складывания российской государственной территории – колонизационных процессов и освоения ресурсов империи. Второе направление связано с «государственной школой», которая в качестве главного субъекта истории России и национальной политики – в частности выделяла государство как систему властных институтов, правовых норм и механизмов. В это же время начала оформляться дисциплина этнография, в рамках которой происходило изучение народов Российской империи.

Наряду с официальной историографией развивались национальные традиции исторического описания жизни народов. В отличие от академической российской историографии, национальные историографы ориентировались не на территорию или государство, а на народ, нацию, и являлись частью процесса национального строительства. На заре советской власти этнографы были мобилизованы на изучение народов советского государства, со временем национальная история стала базироваться на «социалистическом фундаменте»^[1].

Кризисные явления в сфере межнациональных отношений различных регионов Российской Федерации показали, что наименее изученным нашими учеными оказался региональный аспект межнационального вопроса. К сожалению, приходится констатировать, что историография народов Кавказа все еще остается почти не исследованной проблемой.

При изучении настоящей темы автором была привлечена литература по истории Кавказа, выходившая в свет с последней трети XVIII века по 2007 год включительно. Для того чтобы охватить вниманием в ходе исследования как можно больше изданных работ по истории Кавказа, пришлось в течение 15 лет работать не только в центральных общеизвестных книгохранилищах, но и изучать литературу в уникальных библиотеках.

Перейдем теперь к группировке материалов, отразивших в той или иной степени историю чеченского народа и взаимоотношений его с государственными структурами России во второй половине XIX века. Прежде всего, как наиболее ранние, следует выделить сведения путешественников и исследователей; сводные монографические работы, использовавшие неизданные источники; и небольшую группу материала, отразившую официальное изучение горцев царизмом.

Авторы историко – экономических очерков о горских народах Северного Кавказа – А.И. Ипполитов, Н.С. Иваненков, Г.А. Вертепов, Е.Д. Максимов, Н.П. Тульчинский были чиновниками областного управления и весьма успешно и плодотворно сочетали службу с публицистической деятельностью, тем более, под их руками оказался добротный статистический, исторический и этнографический материал. Как одну из главных проблем того времени они единодушно констатировали земельную недостаточность горцев на плоскости и в нагорной стороне^[2].

Вопрос об уровне развития общественных отношений являлся спорным у авторов как XIX века, так и века XX и даже наших современников. Так, М.К. Любавский, Н.С. Иваненков, М.М. Ковалевский, А.И. Ипполитов признавали наличие в XIX веке у вайнахов феодальных отношений, правда, обремененных сильными родовыми пережитками^[3].

Однако даже те авторы XIX века (В.А. Потто, Р.А. Фадеев, Н.Ф. Дубровин, А.П. Берже), которые доказывали крайнюю «отсталость» горских народов, в своих трудах приводили материалы, свидетельствующие о сословном делении горских обществ, о социальных противоречиях и классовых столкновениях^[4].

Первые российские историки, работы которых имели целью обосновать методы, средства и формы управления российских властей на Кавказе, относились к так называемой «военно – исторической школе» и представляли позицию высших правительственных кругов Российской империи. К их числу следует отнести работы Н.Ф. Дубровина, Р.А. Фадеева, А.Л. Зиссермана, С.С. Эсадзе^[5]. Данные авторы трактовали проблемы взаимоотношений между горцами и российскими властями, исходя из теории русоцентризма и цивилизаторской роли России в отношении «диких и отсталых» народов Кавказа.

В дореволюционном прошлом горские народы Северного Кавказа почти не имели своей интеллигенции. Подавляющее большинство работ по истории края принадлежало русским историкам и публицистам, большинство из которых являлись военнослужащими, что и накладывало определенный отпечаток на их оценки деятельности русских властей. Поэтому особую ценность представляют немногочисленные работы местных авторов, которые стали появляться на рубеже XIX–XX веков, и представлявшие, хотя бы отчасти голос той основной массы населения края, которая и была основным «объектом умиротворительной политики» и «цивилизаторской» деятельности правительства. А.Х. Цаликов, Г.М. Цаголов, И.-Б. Саракаев, А.Г. Ардасенов и К.Л. Хетагуров в своих работах выступали в основном с критикой действий властей по отношению к коренному населению^[6].

Среди работ, посвященных Чечне, очень значительное место занимает труд У. Лаудаева «Чеченское племя». Историко – этнографическая статья У. Лаудаева вобрала в себя лучшие черты российской буржуазной науки – историзм и подход к истории как к непрерывно развивающемуся объективному процессу. Лаудаев особое внимание уделил поиску закономерностей общественного развития, представлению о государстве как высшей форме общественной организации, стоящей над обществом и действующей в интересах его в целом^[7].

Советская историография кавказоведческих проблем имеет свои особенности, в основном идеологического плана. Одна из отличительных черт исторического исследования данного периода – преувеличение степени национально – освободительной борьбы горцев после завершения Кавказской войны; степени их социальной активности и вовлеченности в революционное движение в начале XX века. Долгое время промышленное развитие на Северном Кавказе не было предметом специального изучения, его история рассматривалась лишь в связи с революционным движением.

Межнациональное противостояние на Северном Кавказе имело под собой комплекс причин экономического, социально – правового, религиозно – культурного и исторического характера, которое в советское время рассматривалось исключительно с классовых позиций. Еще в рамках безраздельно господствовавшего в советской науке формационного подхода ученые столкнулись при изучении Кавказа с рядом сложных идеологических проблем. Применительно к истории народов Северного Кавказа и Дагестана единый подход к определению типологии и уровня развития горских и кочевых обществ до присоединения к России выработать не удалось. Социальные отношения у горцев квалифицировались как родоплеменные, и феодально – рабовладельческие, и полуфеодально – полупатриархальные, и раннефеодальные, и развитые феодальные. Характеристика общественного устройства горских народов давалась во многих работах от противного: феодальные, т. к. не рабовладельческие; патриархальные, т. к. не феодальные и т. д.

В 30-40-е годы XX века стала господствовать в исторической литературе точка зрения И.В. Сталина о патриархально – родовом устройстве отдельных кавказских народов в XIX – начале XX вв.; со временем эта теория трансформировалась, но не столь значительно и некоторые ученые придерживаются сталинской точки зрения до сих пор. Немаловажное значение для историков имело Положение в резолюциях X съезда РКП (б) о переходе горских народов к социализму от патриархально – родового быта. Это осложняло научно – объективное определение характера аграрных отношений в целом.

Заслугой советской исторической науки следует по праву считать исследование сложной эмиграционной проблемы. На различных этапах развития советской историографии интерпретация вопросов истории мухаджирства (эмиграции горцев) зависела от «методологических характеристик» русско – кавказских отношений, последовательно сменявшихся в нашей идеологии и науке («Россия – тюрьма народов», «абсолютное зло», «наименьшее зло», «объективно – прогрессивные последствия присоединения» и «добровольное вхождение на основе вечной дружбы»); а также поворотов в развитии международных отношений и во внутренней политике нашей страны. Начиная с 40-х гг. XX века история кавказского мухаджирства становится предметом специального исследования советских ученых. М.С. Тотоев по существу был первым, кто дал развернутый анализ кавказского мухаджирства^[8]. Сформулировав основные причины переселения горцев, М.С. Тотоев рассмотрел его как одну из форм протеста народных масс против колониального режима, насаждавшегося царизмом. В рупоре коммунистической пропаганды – газете «Молодой коммунист», Тотоев был обвинен в склонности «…не видеть враждебного влияния ислама по отношению как к горцам, так и к русским».

В 70-80-е годы XX века было написано достаточное количество работ по истории развития городов Северо – Восточного Кавказа, истории горцев и Терского казачества. Также значительное количество работ было посвящено исследованию материальной культуры различных народов. Особенно ценным и оригинальным в своем исполнении стало исследование С. – М.А. Хасиева, проводившееся им в течение ряда лет (1968-1971), на полевом этнографическом материале в различных районах Чечено – Ингушетии. Хасиев впервые собрал и систематизировал все доступные на тот период сведения об орудиях сельского хозяйства у чеченцев^[9].

В советской историографии практически не было работ, за исключением немногих монографий и статей, освещавших позицию царских властей в отношении мусульманского духовенства, всегда оказывавшего огромное влияние на местное население. Не затрагивался также вопрос, касавшийся попыток правительства поставить под контроль деятельность духовных лиц через ее законодательную регламентацию. В работах 70-80-х годов практически не освещались разногласия в правящих кругах России, возникавшие при формировании административной политики на Кавказе.

Исследования советского периода ценны содержащимися в них материалами фактологического характера, а также постановкой ряда новых исследовательских проблем, таких, как роль экономического фактора в социально – политических процессах; формы протеста населения против политики имперских властей; особенности функционирования низших звеньев в системе административного управления. Вне поля зрения советских историков, по вполне понятным причинам, находилось взаимодействие двух цивилизаций: русско – православной и горско – мусульманской, в условиях распространения на Северном Кавказе российского государственного управления. Тенденция к деперсонализации истории в советский период обусловило отсутствие заметных работ, связанных с исследованием роли отдельных деятелей кавказской администрации в организации системы управления в регионе.

Одним из обстоятельств, глубоко травмировавших национальное сознание чеченцев в начале 80-х годов XX века, стала концепция так называемого добровольного присоединения Чечни к России, подготовленная и широко разрекламированная М.М. Блиевым и В.Б. Виноградовым. Справедливости ради надо отметить, что научная несостоятельность концепции, и ее политический вред, были доказаны еще задолго до начала Чеченской войны. Но оскорбление, нанесенное неоднократно подвергавшемуся геноциду чеченскому народу оставило после себя долгий и неприятный след.

Одним из болезненно – дискуссионных в современном кавказоведении остается вопрос о горском «хищничестве» (набегах горцев на казачьи поселения). В.В. Дегоев в своей монографии выдвинул постулат, который касается признания экономической самодостаточности горских обществ^[10]. Это, казалось бы, вполне невинное утверждение автора (со ссылкой на английского ученого Л. Мозера) фактически разрушает концепцию М.М. Блиева о набеговой системе как об одном из средств экономического выживания горцев, которую, как представляется, автор сам разделял, будучи соавтором М.М. Блиева в их прежней книге о Кавказской войне, основанной именно на этой концепции.

С середины 1980-х годов советское кавказоведение, как историческая наука в целом, вступило на путь преодоления ошибок и извращений периода «застоя», появились новые темы для исследования. Применительно к истории Российской империи, имперская перспектива оказалась достаточно новым подходом. Ранее история России представлялась преимущественно как история ее центра. Исследования же взаимоотношений с нерусскими подданными главным образом концентрировались вокруг проблемы экспансионизма: присоединения и завоевания. Серьезной попыткой преодолеть «русоцентристскую оптику» и дать общую картину истории России как многонациональной державы, являются исследования конца 90-х годов XX века.

Рассматривая научные изыскания постсоветского периода, сталкиваешься с проблемой чрезвычайной сложности переработки огромного и разнообразного потока информации, которая в них заложена. Разброс мнений и оценок действий российских властей в отношении горского населения Кавказа второй половины XIX века чрезвычайно велик: от тотальной негативации деятельности российской администрации в отношении горского населения Кавказа – до ее идеализации. Так, И.Е. Дунюшкин утверждает, что для основной массы горцев было характерно «отсутствие стремления к работе в промышленности и традиционное желание заниматься скотоводством»^[11], что требовало от администрации края приложения немалых усилий по увеличению пастбищ. Этим тезисом автор вводит в заблуждение читателей. Если брать во внимание Терскую область, то здесь подавляющее большинство населения составляли чеченцы. Данный народ издавна отдавал предпочтение земледелию. Даже если бы чеченцы и захотели перейти к экстенсивному скотоводству, после Кавказской войны они бы не смогли это сделать, т. к. в ходе реформ царское правительство таким образом распределило земли, что их с трудом хватало на ведение земледелия и содержания нескольких голов рогатого скота. Скотоводство как раз в пореформенный период начало активно развиваться на территории Терского казачьего войска, где земля была в изобилии и сдавалась в аренду.

Несомненным достижением современного этапа исследований российско – горских взаимоотношений после завершения Кавказской войны является стремление к новому концептуальному освещению проблем, уже рассматривавшихся прежними поколениями историков; к расширению тематики исторических исследований. К числу новых тем, которые привлекли внимание современных авторов, можно отнести вопрос о степени влияния этно – конфессиональных, психо – ментальных особенностей горских народов на интеграционные возможности вновь присоединенных регионов, на уровень конфликтогенности в них. К концу 90-х годов современной историографии, по мнению московского культуролога О.Ю. Бессмертной, стали присущи два основных подхода – «русский» и «мусульманский». В результате в наши дни в «мусульманской» историографии можно встретить как точку зрения, что мусульманам всегда лучше жилось в России (по сравнению с их единоверцами в других мусульманских странах), так и точку зрения, что мусульман при царе угнетали, но им хорошо жилось при советской власти.

Из работ западноевропейских и американских исследователей интересны статьи и монографии Г. Шумахера, А. Рибера, Г. Бела и др. Английский историк А. Рибер в книге, посвященной деятельности А.И. Барятинского на Кавказе, высказывал мнение, что русское управление Кавказом гораздо больше, чем британское владычество в Индии, строилось на учете особенностей общественно – экономического уклада жизни местного населения.^[12].

В 1877 году на английском языке вышла книга Ж. Брамса «Закавказье и Арарат». В ней автор указывает на то, что у племен Северного Кавказа нет оснований быть недовольными управлением царизма, хотя иногда он и описывает такие недостатки русских чиновников, как, например, взяточничество. Именно на Западе была широко распространена геополитическая традиция, в основе которой лежит вера в изначально присущее России стремление расширяться и «порабощать» присоединенные народы. Классическим трудом этого направления считается вышедшая еще в начале века работа Дж. Бэддли «Завоевание Россией Кавказа». Из современных работ самой яркой признана «Большая игра» Питтера Хопкирса, в которой автор включает Кавказ в гигантское «поле битвы» великих держав за влияние в Центральной Азии. Американский историк Томас Баррет выступил против восприятия границ России и Северного Кавказа как постоянных и исключительных линий фронтира. Автор доказывает, что российское продвижение через Северный Кавказ было чем – то большим, чем просто завоевание, и включало в себя внутреннюю и внешнюю миграцию населения, образование новых отношений^[13].

Таким образом, изучение истории российских мусульман, кавказских горцев и, в частности, чеченцев проводилось отечественными и зарубежными исследователями с давних времен по теоретическим и конкретно – историческим вопросам, с привлечением обширного архивного и библиографического материала. Исторический обзор позволяет сделать вывод, что в исторической литературе накоплен весомый фактический материал, касающийся отдельных аспектов рассматриваемых нами проблем. В целом, анализируя использованную в работе историческую литературу, хотелось бы отметить, что в историографии, касающейся истории Терской области, чеченцев, нет работ, посвященных всеобъемлющему исследованию всех отраслей хозяйствования, жизнедеятельности населения, функционирования властных структур. Правоведческим, геополитическим вопросам уделяется внимание только в основном в специальной литературе.

Исследование истории Кавказа требует привлечения как можно большего числа законов, актов, положений и т. п., обосновывающих и показывающих правомерность действия администрации и населения. Большим недостатком практически всей литературы является ее описательный или «теоретический» характер, зачастую в ней отсутствуют так необходимые фактологические материалы, статистические данные, таблицы, карты, иллюстрации и т. п.