Та сторона, где ветер

Если рана не болит, ею очень удобно хвастаться.

Злость бывает разная. Иногда рассердишься и будто сил прибавится, а иногда наоборот: приходит злость беспомощная, такая, что даже кулаки сжать как следует не хватает силёнок.

Это придумал человек, который погиб. А если человек умер, самая веселая история покажется грустной.

Начинается ветер,

И большие деревья

Шумно встряхивают плечами,

Прогоняют последний сон.

А простыни на веревках

Громко хлопают и полощут.

Им кажется, что они – паруса.

Я подумал, что хорошо бы

Сделать парус из этих простынь

И поставить его на лодку.

Только мне не дадут.

Когда ждешь, время тянется медленно, как застывший резиновый клей.

Вот ведь как по-дурацки устроен человек! Ничего не случилось, а спокойной жизни нет.

- Ну, ма... - протянул Илька.

- Ты мне хочешь что-то сказать?

- Ты сердишься, да?

- А ты как думаешь?

- Ну я же оставил записку...

- И что из того?

- Я же написал: "Не сердись".

- Ты написал "нисирдись". Всё вместе и везде "и". После этого я не должна сердиться? Грамотей!

- Ну мам... - тихонько сказала Илька и потерся щекой о мамин локоть. Как котенок.

- Тамара Васильевна, мы просим о помиловании этого грешника, - вмешался Иван Сергеевич. - Мы специально зашли.

- И напрасно, = откликнулась она. - То есть просить решили напрасно. Этот подлиза и сам все выпросит... Иди поставь чайник, горюшко.

Трудные дела всегда надо начинать с самой первой страницы.

...это же так здорово - лететь по улицам быстрее всех, и так, чтобы ветер навстречу!

Крыши - взлетные площадки. С них поднимаются к желтым облакам пестрые гудящие "конверты". А еще выше, туда, где синева шита белыми нитками реактивных лайнеров, улетают мысли, мечты о такой высоте, когда облака остаются внизу и кажутся комочками ваты, лежащими на зеленых лоскутах лесов и степей. И еще выше. Здесь, на этих крышах, начинаются звездные дороги.