Дорога в Русь. Фэнтези

© Владимир Макарченко, 2016

ISBN 978-5-4483-4107-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга первая. Князь един!

Глава 1. Рыжий медведь

– Родмир! Родмир! – В комнату, где за длинным столом восседало человек двадцать воинов, облаченных в кольчужные рубашки, вбежала пожилая женщина и остановилась перед сидевшим на почетном месте их предводителем. – Беда!

– Что случилось?! Почему явилась без спросу?! – Тот, кого женщина назвала Родмиром, повернул к ней злые глаза, приведшие ее в еще больший трепет.

– Прости, господин! Беда! Прибыл гонец…

– Зови! Сейчас же зови, баба! – Грозно рявкнул Родмир.

– Я не могу… – Женщина, прося взглядом милости своего господина, упала на колени.

– Это почему еще?!

– Он умер, господин.

Сидевшие за столом, вскочили с лавок. Посыпались вопросы. Родмир поднял вверх правую ладонь. В доме наступила гробовая тишина.

– Говори быстрее, глупая баба! – Одним легким движением Родмир поднял за шиворот с полу начавшую причитать женщину.

– У него две стрелы в груди. Как на коне усидел… До тебя не дотерпел, господин. У крыльца и отошел…

– Говорил что-нибудь?!

– Только и разобрала, что брат твой не принял их… Велел лучникам уложить всех… Гонец один уцелел… Сумел вырваться…

Родмир отшвырнул от себя заливавшуюся слезами женщину и жестом указал ближайшему к ней воину вытолкать ее за дверь.

Молчание, явившееся в дом по его указанию, стало пропитываться горячими чувствами возмущения, которые вот-вот могли вырваться из могучих грудей окруживших Родомира воинов.

– Готовить коней! Мы идем на него! Он забыл уважение к старшему брату! Милорад ответит мне за свои дела!

Общий вздох удовлетворенности вырвался у воинов.

– Погоди, сын! – Через боковую дверь в комнату вошла стройная пожилая женщина в дорогих одеждах. Из-под яркого плата на ее висках выбивались седеющие русые волосы. Взгляд больших зеленых глаз, наполненный необычайным теплом, устремился на Родомира. – Я сама поеду к Милораду. Мать дала вам жизни, мать и должна уберечь их. Если, когда завтра солнце повернет к закату, к тебе не прибудет мой гонец, выступай к городищу. Там решишь, как быть дальше. Дай слово, сын, что поступишь так!

Родомир в знак согласия отбил матери поклон.

– Поступай, как знаешь. Я сделаю, как просишь. Но не более того! Я люблю тебя, мать, и был покорным сыном всю свою жизнь. Теперь же не тот случай. Прости…

*****

Нежданно в этот приозерное городище, тесно зажатое старым частоколом и опоясанный глубоким рвом, прискакал израненный воин в кожаной броне с металлическими бляхами на груди и высоким шишаком на голове. Вроде и похоже было его воинское снаряжение на то, в которое рядились местные воины, но, все же, имело отличие от него. За его спиной сидела на коне молодая девушка с густыми русыми волосами, почему-то не упрятанными пот плат от взоров посторонних. На глазах у стоявшего у ворот народа, воин, скрывая донимавшую его боль за случайно вырвавшимся тихим стоном, не совсем ловко спрыгнул с коня и опустил с седла на землю свою спутницу. Пошатываясь, он прижался спиной к коню и, поддерживая левой рукой еле стоявшую на ногах женщину.

– С миром к вам, народ… Помощи прошу… и крова… – Воин обвел глазами стоявших напротив него. – Помощи и крова… Я отслужу… Ей помогите…

Добрые руки подхватили не устоявшего на ногах раненного и увлекли в глубь городка. Кто-то повел следом усталого, покрытого хлопьями пены коня. Какие-то женщины с причитаниями засуетились вокруг приезжей.

– Закрывай ворота! Боярина зовите! Ворог! Конно! – Зазвучали громкие крики.

Из-за дальнего перелеска на поляну выскочило десятка три всадников. Боевые одеяния на них такие же, как и на только что прибывшем в город нежданном госте.

Всадники осторожно приближались ко рву, растянувшись цепью. Стена частокола ощетинилась в ответ луками, а зычный глас прибывшего боярина вопросил:

– Кто такие?! По какому делу незвано?!

Один из всадников сделал знак рукой и конники остановились. Только один, демонстративно сняв с головы шелом и передав оружие соседям, выехал к бровке рва.

– Мой господин, Рыжий Медведь! Имя его заставляет трепетать в страхе всех соседей! Вы слыхали о таком?!

– Доводилось! – Прокричал в ответ боярин. – Но от страха не дрожим! Бивали и не таких!

– Умерь гордыню, говорящий! Мой господин не тронет вас, коли вернете ему того, кто ищет защиты за вашими стенами!

– А не вернем?! Тогда чему быть?! – С явной усмешкой в голосе прокричал боярин.

– Думаю, быть вам битым, а граду вашему вотчиной Рыжего Медведя стать, по правилам боя!

– Пошто это шуму столько из-за одного?! Вас так мало, что из-за него силу потерять боитесь?! Иль важен очень?!

– Не он важен! – Ответствовал переговорщик. – Пленница его! Дочь она брата родного Медведя нашего! Силой и хитростью увезена!

– У нее спросим! Коли подтвердит слова твои, получишь их в обрат, коли нет – не пеняй! Мы, просивших защиту, за ворота не выталкиваем! – Боярин обернулся к стоявшему рядом воину и повелел. – Беги за девкой. Веди сюда. Допрос чинить будем.

Зеленые глаза приведенной девушки с надеждой смотрели на боярина.

– Не против воли моей. Люб мне. – Заявила она.

– Им обскажи. – Боярин ткнул рукой в сторону всадников.

– Серог! Не похитили меня! По доброй воле увезена! Защиты прошу здесь себе и любому моему! – Прокричала девушка всадникам. – Не губите зря людей своих и здешних!

Всадники съехались в круг и о чем-то довольно долго и горячо спорили. В это время из-за перелеска показалась еще одна группа. Число воинов в ней раза в три превышало группу, стоявшую у рва. Вел воинов грузный всадник с густой рыжей бородой. Все встречавшие почтительно склонили головы. Чувствовалась большая власть за этим человеком, закованным в блестящую броню.

– Уж не сам ли Медведь пожаловал за тобой? – Спросил девушку боярин.

– Нет, господин. Отец мой. Брат Медведя.

– Может, оно и к лучшему. – Заключил боярин. – Отцу и решать с тобой. Может, миром и разойдемся, девка.

– Ольх, брат Рыжего Медведя, хочет говорить с боярином и дочерью своей! – Прозвучало из-за рва.

– Пусть подъезжает к мосту! Безоружно и один! Там говорить с ним буду! – Прокричал боярин.

Все увидели, как рыжебородый Ольх снял с головы шлем, отстегнул щит и меч. Все это он передал воину, а сам шагом направил коня к мосту у ворот. Как только конь Ольха остановился перед мостом, створы ворот распахнулись, и боярин вывел за стену беглянку. Ольх спешился.

– Приветствую тебя, боярин! – Чинно произнес он.

– И ты здрав будь, воевода!

– Верни непокорную девку, боярин. Умыкателя ее мне на суд отдай. Миром разойдемся.

– Мир – дело хорошее, правильное. Почему не исполнить просьбу твою, воевода? – Начал заводить разговор боярин.

– Не просьбу, повеление! О дочери моей говорю! – Оборвал боярина Ольх. – Безвольна она предо мной!

– Погоди воевода! Не горячись. На дочь твои права не оспариваю. А с воем как?

– Казнь лютая ждет его, когда в землю нашу вернемся! – Закипел злостью Ольх.

– Постой, воевода! Постой! – Решительно воспротивился боярин. – Славный воин, как до нас дошло, в ближней дружине восседал у господаря твоего…

– У брата, боярин! У брата!

– Прости, воевода! Только, в любом краю по одному господарю на землях сидят, как я знаю. У вас иначе? Семейно? Что ж, и то ладно. Тогда, кем величать прикажешь?

– Не в том суть! – Огрызнулся Ольх, гордыней скрывая свое пораненное боярином самолюбие. – Вертай дочь и похитителя. Разойдемся миром.

– Зачем же, и вправду, кровушку зря проливать? – Вроде бы начал соглашаться боярин.

– Не похитили меня! – Не сдержалась девушка, обращаясь к отцу. – Ты, батюшка, лучше других ведаешь! Сам когда-то меня в невесты ему пророчил, Аскольдушке! Так ведь? Теперь же братец твой мир себе через мою судьбину выкупить захотел? Вождю племени дикого, невесть откуда перекочевавшего и угрозу ему чинящему, в жены пообещал. Тебя спросил?! В стан к тем разбойникам никакой волей не пойду! Лучше уж здесь руки на себя наложить!

– Не дури, девка! Разговор не окончен! А пугать отца родного – паскудное дело! Верно говорю, воевода? Отцу и не такие дела разрешать доводилось! Он многим душам суд дает. – Боярин отвел руку с ножом в сторону и шепнул девушке в ухо. – Постой, девка, разговор не окончен.

– Вернись, дочь. – Ольх заговорил уже, стараясь придать голосу непривычную для него мягкую интонации. – Аскольда не трону. Пусть остается. Побыла в невестах и довольно. А в жены другому отдана будешь. Так надо для народа нашего. Большая опасность краю нашему нашла. Справимся ли сами? Соседи только радостно из своих нор зрят. Помощи не дадут. Рыжий Медведь помял их всех в достатке.

– Руками воинов твоих! – Отвечала девушка. – За то и благодарит тебя. Дочь твою в жертву наметил. Почему не свою? В девках засиделась. А тут родство такое славное. Отцу помощь. Почему не она?! Жаль, что не дожила до того моя добрая матушка.

Слова дочери болью отразились на лице отца.

– Я давал клятву перед богами на верное служения брату. Обещал не жалеть ничего…

– И никого? – Вставила дочь. – Из-за него погибла моя мать, когда чудяне напали на наш обоз, а он не прислал подкрепление. Ты рубился, держа меня на руке. Почему он не пришел на помощь?! Готовил врагу засаду? Смешно, отец!

– Ты не вернешься? – Неожиданно дрожащим голосом спросил отец.

– Пока нет. Пока мой дядя будет править в нашей земле. Я останусь с Аскольдом. Я выбрала себе эту судьбу, отец.

– Видишь, воевода, твою дочь никто не похищал. Она просит защиты и крова вместе со своим женихом. Она дочь великого воина и невеста славного витязя. Могу ли я отказать им в таком случае? Нет. Закон гостеприимства обязывает меня, как и любого вождя, дать защиту и кров своим гостям на то время, какое им потребуется. И я беру их под свою руку. – Боярин твердо высказал свое справедливое решение.

– И не боишься набега? – Удивился Ольх.

– Даже, если бы боялся!

– Вижу, что могу доверить тебе судьбу своей дочери. Вверяю тебе ее и Аскольда! Пусть будет так! Прости, дочь, что не могу обнять тебя. Воины не поймут, если вы подойдете ко мне. Может завязаться ненужная теперь схватка и пролиться кровь. Прости… Держи вот! – Ольх взмахнул рукой и к ногам девушки упал перстень с красным камнем, которым очень дорожил отец, как памятью о погибшей жене.

– Прости и ты меня, отец! – Девушка зарыдала, уткнувшись лицом в грудь боярина.

Ольх, еле передвигая ноги, словно на его плечи положили по кулю с песком, добрел до своего коня. Воины помогли ему взобраться в седло, словно это был не грозный воевода, который умел вскакивать в седло и на ходу. О чем-то сказав воинам, Ольх махнул рукой. Всадники скрылись за перелеском.

Рыжий Медведь самолично разодрал на части жареного гуся и положил одну из них перед маленьким, сухоньким старичком с длинной белой шевелюрой, клочками торчащей из-под какого-то странного колпака, напяленного на голову. Буйная поросль седых усов и бороды указывала на то, что старичок давно уже не стриг своих волос. На нем была надета не менее странная, чем колпак, неведомая в здешних краях одежда. Короткая курточка без рукавов, расшитая какими-то узорами. Алая рубаха из какой-то блестящей материи. Возникающие на ткани складки напоминали собой маленькие волны. Широченные штаны из такой же ткани, только черного цвета были перехвачены по талии широким кожаным поясом, из-за которого торчали рукояти двух ножей, заткнутых наперекрест. Штанины были заправлены в короткие сапожки с широкими голенищами, носы которых были загнуты вверх.

– Отведай, Салам. Сам подстрелил. Хорош гусак. – Громадный хозяин навис над маленьким гостем. – На сытый живот и думка идет. Поговорить мне с тобой, гость ты мой любезный, надо.

– Зачем же откладывать? Я уже знаю, зачем понадобился. Присядь, Медведь. Свет заслоняешь. А мне к костям-пророчицам обращаться надо. Здесь свет надобен. Каждая мелочь – тайна будущего. Один миг, и уже годы проглядели. Так-то! – Произнося эти слова, старичок отодвинул блюдо с куском гусятины и достал из-за пазухи какой-то кожаный мешочек. – Подпали еще лучин. Смотреть в будущее буду.

Старичок извлек из мешочка несколько тонких костяных пластинок с вязью знаков на них. Знаки были странные. Ложились по косточкам ровными змейками. Старичок зажал их в сомкнутых ладонях, воздел к потолку странно выпученные глаза и прокричал трижды непонятные Медведю слова. Стены комнаты вмиг пропали и Медведь со старичком словно повисли в воздухе ночи, окруженные горящими лучинами.

– Подставь ладони и замри! – Скомандовал Салам.

Медведь сомкнул свои широченные ладони и сунул их к лицу Салама. Тот потряс своими кулачками и бросил на подставленные ладони косточки с письменами.

– Возвращается брат твой. Без беглецов возвращается. Будет врать, что потерял след их. Не верь. Только, не лезь на рожон и ссору не затевай! Сделай вид, мол, поверил. Нельзя тебе ссориться с любимцем воинов твоих накануне больших дел…

– Это о чем ты там! – Перебил Медведь Салама. – Какие еще большие дела?

– Сосед наш согласится ли на замену обещанной невесты? Вижу, не очень охотно. Обиду на тебя затаит и поводом к нападению на тебя этот момент изберет. Но, коли знаешь, что впереди ожидает, всегда можно и подправить что-то. Схитри пред ним. Скажи, что сам породниться решил и дочь свою за него отдать хочешь. А прежняя невеста, она не ровня жениху и тобой простому воину отдана, чтобы нос не задирала. Твоей же войны с соседом тогда не вижу…

– Ты хочешь, чтобы я дикарю этому свою дочь?! – Медведь так саданул кулаком по столешнице, что подпрыгнули миски с жареной птицей.

– Что ты наделал! Что ты наделал! – Завопил Салам, ползая по полу и собирая разлетевшиеся кости. Теперь мы не узнаем ничего больше. Ты закрыл дверь в будущее!

– Как же так?! – Медведь в отчаянии запустил обе пятерни в густую черную шевелюру на своей голове. – Придумай что-нибудь! Может завтра…

– Все. Больше я уже ничего не смогу. – Развел руками старичок, пряча мешочек с костями за пазуху.

– И что меня ждет? – С надеждой вопросил Медведь.

– Теперь оно само себя покажет. Для нас с тобой это уже тайна.

– А как с дочкой?

– Готовь приданое. В ней теперь вся твоя надежда на мир. Посылай гонцов к соседу. Согласится.

– Какой же ты колдун, когда других способов ответы находить не имеешь?

– Ответы находить я тебе всегда помогу. Это – дело не сложное. А вот судьбу свою на долгий срок узнать через меня не надейся. Захлопнул ты ход. Сам захлопнул. Видать, такова воля богов твоих. А может и не богов. Может, кто из обиженных тобой через иных магов и ведунов порог тебе поставил. Жизнь покажет. Коли есть чьи-то черные дела, обязательно почувствую и узнаю о творце их. Позволь покинуть тебя. Стар стал. А дел много еще. Снов тебе хороших!

С осени до весны мир с соседом был обеспечен.. Взял он дочь. Даже приданого большого не затребовал. А своему воеводе высказал:

– Весной солнце землю подсушит. Корм коням свежий прорастет. Тогда и востребуем у тестюшки то, от чего сейчас отступили. А заодно и землицы его к своим прирастим. Даст клятву на послушание и верность, тогда оставим правителем в земле его. Но оброком тяжким обложим.

Глава 2. Перемены

За то и любил боярин Славутич знахаря Сухача, что не раз поворачивал тот в обрат тропинки воинов, в подземный мир уходящих. Смешон он на вид. Длинен и тонок, как жердь. Самого рослого Славутича на две головы выше. А в плечах узок, словно малец десяти годов. Длинные, худые ручищи чуть до колен не дотягивали. Внизу же венчались пучками длинных растопыренных пальцев, напоминавших выдернутые из земли коренья. Синие, опушенные рядами густых ресниц, глаза, казалось, занимали половину его лица, глядя на мир с детской доверчивостью. Сила же в теле этом была необычайная. У всех на памяти было, как свернул быку шею, когда тот, озверев, на мальчонку бросился. Казалось, переломит мычащая громадина Сухача пополам. Ан, нет! Уцепился тот пальцами-корнями в бычиные рога, с места не двинулся. А потом… Бык и мыкнуть напоследок не успел. Сухач же, пряча глаза от произносящих похвалы и благодарности, покраснел, как девица, и трусцой покинул место своего подвига. Таков был этот знахарь!

– Ты уж мне парня на ноги поставь, Сухач. По старой нашей дружбе сил не пожалей. Коли что надобно, скажи. Все будет. – Славутич поглаживал волосы Аскольда, уложенного на мягкую перину. – Такой воин нам нужен. Один супротив всех… Это же какую смелость иметь надо?!

– Поставлю, боярин, будь уверен. Кровушки много пролил, верно. Но, главная жила цела. А от нее и возврат здоровья пойдет. Он еще помашет мечом своим. – Заверял Сухач, вливая ложкой в рот Аскольду какую-то тягучую и пахучую смесь. – Сейчас раны снадобьями обложу. Не заметишь, как и зарубцуются. Силен дух его. К жизни тянется. Мое дело, только подсобить. А невеста его, гляжу, твоей Лучинке больно приглянулась? Все возле себя держит да беседы ведет.

– Их дело – бабье. Ты мне воина на ноги поставь.

– Думаю, изменится что-то в доме твоем…

– Это тебе петух на заре прокукарекал?

– Нет. Иные подсказчики у меня есть. Тебе-то известно. От тебя не таюсь, что не знахарством единым в жизни промышляю. Потому и осел возле тебя, что угодно так советчикам моим. Служить тебе поставлен.

– Мне твои подсказчики не ведомы.

– Может и славно то. – Загадочно пробурчал себе под нос Сухач. – Потому-то и я здесь теперь.

– О чем это ты?

– Приговор чиню, для усиления действа снадобий. – Соврал Сухач. – Нельзя без того.

В спаленку вошла Лучинка, проталкивая вперед смущенную зеленоглазую гостью.

– Позвольте и нам с Миланой на жениха ее глянуть. – Обратилась Лучинка к супругу.

– Чего глядеть-то? – Вмешался Сухачь. – Дух его еще не совсем в теле окреп. Завтра и пообщаетесь. Сейчас покой и мой пригляд только и нужны ему.

– Вишь, как Сухач положил? Не могу перечить. Он в этом деле старшой. – Улыбаясь, боярин подхватил обеих посетительниц под руки и увлек за собой из спальни.

*****

Получил свое прозвище вождь племени лесичей, что любил побаловать себя зимней встречей с поднятым из берлоги медведем. Шел на встречу такую всегда только с ножом и рогатиной в руках. Да брата брал с собой, чтобы шкуру помог снять с убитого зверя. Боле – никого.

Слава не только воина отважного, но и охотника смелого и бесстрашного была нужна Рыжему Медведю, чтобы держать народ свой в жестком повиновении.

– Давай, побратимушка названый, просыпайся, милок! – Кричал Рыжий Медведь, тыча рогатиной в проем берлоги, которую еще с осени наметил для очередной встречи с медведем.

Ольх в опасливой настороженности топтался на краю поляны, держа в руках то же оружие, что было и у брата. Брать меч Медведь запретил. Недоверие у народа вызовет рассказ об охоте с ножом.

Оторванная от теплого пребывания в мире своих снов, бурая громадина вырвалась наружу и закрепилась на задних лапах, злобно рыча и размахивая передними лапами, вооруженными длинными и острыми когтями. Рыжий Медведь еще более раззадорил свирепого зверюгу, ударив его в грудь рогатиной. Зверюга ступил вперед. Тогда Рыжий Медведь упер рукоять рогатины в землю, а сам с ножом в руке метнулся в просвет между машущими лапами. В руке его блеснул нож и погрузился в мех противника. Только удар не получился. Толи рукоять рогатины потеряла опору, толи Рыжий Медведь, увлеченный поединком, недостаточно верно определил место опоры, но зверюга не завис на рогатине, давая свободу охотнику нанести должный удар. Он завалился вперед, подминая под себя и не устоявшую рогатину, и ее владельца. Дальше все происходило мгновенно. Когти зверя сорвали с охотника шапку вместе с волосами на голове и кожей лица, а зубы впились в оголенную шею, с сухим треском разламывая позвонки. Ольх набросился на вершившего кровавое похмелье зверюгу и нанес ему несколько смертельных ударов ножом. Тот даже на секунду не оторвался от своего занятия и затих, вонзив зубы в окровавленное плечо бездыханного противника.

*****

На прощание с погибшим дядей приехала и Милана. Горе прощает обиды.

– Теперь ничто не разлучит нас тобой! – Заверял отец, прижимая любимую дочь к груди. – Можешь и Аскольда своего назад кликать. Предо мной у него вины нет. Пусть возвращается.

– Нет, отец. Аскольд не вернется. Боярин Славутич нарек его сыном своим и о том народу своему объявил. Полюбились они друг другу. Один родовит, но наследников боги не дали. Другой безроден, но славой воинской обличен. Поставил боярин его старшим над воинством своим. Да и в иных делах первым помощником сделал.

– Жаль… Только, так тому и быть. Не в наших силах решения такие менять. Ты-то по-прежнему в невестах у него, или как?

– Согласия твоего ждем. Боярин заявил, что свадьбу справим, когда отцы согласие дадут и по рукам по такому случаю ударят.

– Верно чтит обычаи Славутич. Мое ему за то уважение. Что ж. Извести соседа, через провожатых своих, что он с тобой в путь снарядил, рад буду встрече с ним и зятем будущим.

Дочь бросилась отцу на шею.

– Ты всегда был справедлив, отец. Оттого и люблю тебя за двоих. Жаль, что матушка до радости моей не дожила.

Гости не заставили себя ждать. Взаимное согласие старших на счастье молодых завершилось большим пиром. На третий день обоз двинул в обратную сторону, увеличившись вдвое ответным визитом гостей со стороны невесты. На том и завершался свадебный обряд, после которого молодые получали право разделить общее ложе.

Хотя и хлопотны дела свадебные, Славутич с Ольхом не забывали поговорить и о положении дел, важных для обоих племен.

– Сосед-то мой стерпит ли потерю выгоды своей с уходом в мир подземный брата моего? – Интересовался соображениями Славутича растревоженный мыслями Ольх. – Моих- то обещаний ему нет. А слюна с его хищного рта, поди, капает. Потихоньку, через родство свое и род весь к рукам прибрал бы. Иные соседи и не воспротивились бы тому. Дело семейное. А тут вона как все повернуло…

– Верно ты говоришь, сватушка. Только, думаю, не рискнет он сразу на тебя разор нести. Мы с тобой тоже ныне родня. Через детей своих. Твои заботы и меня не обойдут. Всяк скумекает. И сосед твой тоже. Поначалу уверовать должен, что никто иной на помощь к нам не придет. Много зла вокруг себя вырастил. Это лето переживем. А там ужо…

– Мы тоже штаны все лето протирать за бражными делами не будем. – Продолжил Ольх. – С соседями пообщаемся, потолкуем наперед. Заодно и воев своих на дела ратные подготовим. Если к худшему обернется. Так я думаю. Вместе что-то еще надумаем и свершим. Держаться друг друга будем.

На том и порешили.

*****

Зимой в покоях Славутичевых уже звенели крики двух младенцев-близнецов, Милорада и Родмира. Все в доме было подчинено одному стремлению, хоть чем-то быть полезными младенцам и их родителям. Долго не находившее своего выхода наружу, сидевшее в душах боярина и жены его жаркое желание любить крошечных продолжателей дел своих, выплеснулось теперь наружу бурной рекой. Давно уже не видела Лучинка столько счастья в глазах любимого мужчины. Сама тоже никак с облаков своих чувств на землю спрыгнуть не могла.

А уж о счастливых родителях и слов не хватит все рассказать.

Однако, за радостями и о делах не забывали. На поляне между рвом и перелеском осваивали приемы боя конного и пешего мужики, коим могли предстоять дела ратные, кому в обороне, а кому и в походах. До изнеможения гоняли их старшие воины под присмотром Аскольда.

– Враг ждать не станет, когда мы отдохнем. Он на нашей слабости нас и переломит. – Строго предупреждал молодой воевода, когда старшие просили уменьшить нагрузку на неопытных мужиков. – А мы уже привычны к тяготам. Он устает, а у нас сила не иссякла. На чьей стороне перевес получится? Вот про то и помните всегда, когда с устатку колени подгибаются. Привыкнут!

К середине лета стало понятно, что миром оно закончится. От врага ожидаемого купцы с товарами заезжать стали. Ранее такое не водилось. К себе люд торговый от Славутича без разору пускал. Мздой тяжкой не облагал. Чувствовалось, что осторожничает пока. Славутич же с Ольхом на большом сходе родов своих по рукам били, клянясь в вечной дружбе.

– Внукам нашим, после нас, вас за собой вести и суд правый чинить! Для обоих родов наших они родные. Можем ли при таких делах усобно жить и один от другого отворачиваться? – Спрашивал Славутич у собравшихся на сход жителей городища, держа на руках близнецов. – Я дед их! Ольх, таков! Какие клятвы нас крепче свяжут, чем эти крохи? Едины будем, как в радостях, так и в горестях!

Довольный народ гулом одобрений ответил на решение такое.

Племя древоземцев своих послов заслало.

– Еще прадеды наши добрыми соседями были! – Кричал в толпу посол слово вождя своего. – После них промеж отцов и дедов наших тоже дружба была! Быть меж нас только миру и согласию! То и детям нашим блюсти повелим! А дети наши, своим пусть о том же напутствуют!

И это соглашение всеми тремя народами одобрено было.

Теперь уже, не всякий в одиночку на союз тот скалиться мог. Больно могучим, он чувствовать себя должен был.

Так случилось, что несколько лет миром земли простояли.