Вирус

© Влад Длиннов, 2020

ISBN 978-5-4498-4224-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА 1

Лили недовольно качает головой, когда я говорю о смерти. Она сидит рядом – в пассажирском кресле «Зелёной Миндальки». Так я называю свой «мерседес» – в любую минуту он может раскрошиться на мелкие детали. На своей «Зелёной Миндальке» я проезжаю сотни километров, сотни разбитых дорог.

Я включаю стеклоочиститель, чтобы смахнуть насекомых, и передо мной вырастает жидкая радуга из мёртвых оводов и саранчи. По салону «Зелёной Миндальки» разносится запах корицы, специального автомобильного ароматизатора.

«Элитный парфюм для вашей тачки», – написано на упаковке.

В руках Лили держит толстый блокнот. Она рисует в нём географическую карту, с достопримечательностями в виде точек и крестиков. Над каждым из них она выводит по латинскому символу, издалека они напоминают стаю птиц. Если присмотреться, можно разглядеть на страницах блокнота ромбики, водружённые друг на друга, как в узоре пчелиных сот. Лили говорит:

– Так выглядит химическая формула марихуаны.

Позади нас остаются кирпичные коттеджи с косыми крышами и заборами. Мы проносимся мимо супермаркетов, витрины которых разбиты на тысячи осколков, обмотаны жёлтой полицейской лентой с надписью «Вход запрещён».

По обеим сторонам от дороги вкопаны рекламные плакаты – один за другим, по ровной линии они выстраиваются в ряд. Там написано:

«Оставь кровоточивость дёсен в прошлом».

На другом плакате написано:

«Сделай себя совершенством!»

Надписи на плакатах призывают нас купить зубной порошок и записаться на водную гимнастику. Нас уговаривают похудеть и стать привлекательнее, нас просят сделать свою жизнь безупречной и, самое главное, долгой. Надписи на плакатах рекомендуют нам сдать анализы на диабет, рак и туберкулёз.

Герои диснеевских мультфильмов на одном из плакатов приходят к врачу. Белоснежка, Русалочка и трое племянников Дональда Дака. Билли, Вилли и Дилли. Они садятся на кушетку и закатывают свои разноцветные мультипликационные рукава по локоть. К их идеальным ровным венам склоняется человек в белом халате. Шприц в его руке постепенно заполняется красной жидкостью, мультипликационным гемоглобиновым раствором.

Все в это время улыбаются, и никто не боится боли. На плакате написано большими буквами:

«Быть здоровым – это счастье!»

Лили говорит:

– Обрати внимание на Белоснежку.

Лили говорит:

– Судя по тому, как у неё опухли гланды, она подцепила что-то венерическое.

Все слова Лили произносит шёпотом:

– Это может быть гонорея или кандидоз.

Лили наносит формулы лекарств на бумагу простым карандашом, шёпотом она говорит про то, что племянники Дональда Дака – подпольные секс-террористы, они заразили несчастную Белоснежку паховой гранулёмой и микоплазмозом, Лили говорит об этом в полтона.

Я спрашиваю, почему Лили считает, что все вокруг чем-то больны? Спрашиваю, что не так с Русалочкой?

Лили – также вполголоса – отвечает:

– Из-за одноклеточных организмов, которые обитают в воде, скорее всего, она страдает акантамёбным кератитом.

Так мы и будем ехать. Я и Лили. Время от времени, как это часто бывает в дороге, нас будет преследовать наше прошлое. Моя мама.

Моя мама столкнула самолёты над Боденским озером.

Моя мама вызвала ураган Катрина.

Моя мама назвала меня «Малолетним-В-Рот-Давашкой».

Мы будем прыгать туда-сюда, вспоминая то одно, то другое. Лучше сразу привыкнуть.

Когда я отказывался становиться вегетарианцем, моя мать называла меня «косоглазым пилоткозавром». Когда нужно было сделать уборку в клетке с лабораторными крысами, она называла меня «анальным сифилитиком». Во время походов по музеям, когда ей нравился какой-нибудь арт-объект, она гладила меня по голове и говорила: «Привокзальный членожуй».

Моя мать была особенной, она называла себя «Божественной исключительностью».

Сейчас моей мамы нет рядом, но каждую секунду я ощущаю её присутствие.

В моей машине только Лили. На разлинованных листах она строит замок из ромбиков. Одну фигурку она ставит на другую. А затем вываливает еще три сверху и соединяет их латинскими буквами «О», «N» и «H».

Говорит:

– Это химическая формула ацикловира. Если бы Жасмин была предусмотрительной, то Аладдин не заразил бы ее генитальным герпесом.

Мы будем ехать так – время от времени останавливаясь у рекламных щитов. Мы будем сжимать время до одной тысячной секунды и растягивать на миллионы веков. Говорить мы будем шёпотом.

ГЛАВА 2

Пункт 54, статья 3, из «Памятки уцелевшим» (под ред. отдела по противодействию ЧС Всемирной организации здравоохранения): «Всем уцелевшим настоятельно рекомендуется не разговаривать громко. Кроме того, настоятельно просим всех уцелевших, находящихся в помещении, не ронять на пол стеклянную посуду, не включать музыку и не исполнять музыкальные произведения».

Я постоянно слышу, как голос сверху кричит: «РАЗРЯД!» После этого горизонт ослепляет яркая вспышка, и меня уносит в новое место, я пытаюсь зацепиться за что-то твёрдое, но ничего не получается. Я пытаюсь ухватиться за больничный халат Виктора, за хрупкое запястье Лили, за лавандовый запах её волос, но ничего не получается – я исчезаю, растворяюсь в воздухе, чтобы оказаться где-то в другой плоскости, в другом временном отрезке. Когда слушаешь мою историю, складывается ощущение, что просматриваешь сотни роликов в интернете, пролистываешь сотни страниц и фотографий, переключаешь сотни кабельных телеканалов – будет всё время казаться, что финал где-то близко, что развязка приближается, но команда «РАЗРЯД!» снова относит меня назад. Или вперёд. Или оставляет в этом моменте, в моменте «здесь и сейчас», как говорит Виктор, мой лечащий врач. Разряд!

В медицинских институтах будущих врачей не учат сообщать пациентам о смертельном диагнозе. Зачастую врачи рассказывают плохие новости сухо и без эмоций. Никаких красок в голосе, никакого сострадания на лице, никакого раздражения или сочувствия. Монотонно и долго, как на лекции по неорганической химии. Врачи, сообщающие смертельный диагноз, даже не подозревают, насколько с ними скучно.

Конец моей истории происходит в этот момент, мой финал – это результат арифметического действия, он образован в результате сложения нескольких коротких слов, пугающих своим смыслом, своей морфологией, даже не сразу понятно, что имеется в виду: «Вы заражены смертельным вирусом».

Напротив меня сидит врач. Он говорит, что я болен смертельным вирусом.

Мой врач – выпускник медицинского института, он не умеет плакать вместе с пациентами. В медвузе его не учат жалеть больных: лёгким прикосновением пальцев, а потом объятием, крепким и вселяющим надежду, а потом ободряющими словами. Ничего подобного не преподают на медицинских факультетах. Только факты.

– У вас неизлечимая болезнь.

Звучит, как будто ты на полной скорости врезаешься в рекламный столб. На нём написано: «Тренинги для будущих врачей». Снизу добавлено: «Учимся быть деликатными и тактичными». И ещё ниже: «Постановка речи. Как говорить с болью в голосе».

– В вашей крови обнаружены клетки Вируса-44, – продолжает врач.

Слова, которые он произносит, делят мою жизнь на «до» и «после». Как в рекламе Суперковрика, Подушки-трансформера или Кружки-мешалки – в одном из тех телевизионных роликов, первая половина которых окрашена в чёрно-белые тона, а потом, после покупки товара, всё меняется, и жизнь налаживается, краски становятся ярче. Только в моём случае – наоборот.

Врач говорит мне:

– Наверняка вы читали об этом вирусе на фейсбуке?

Не знаю, зачем, но я спрашиваю:

– Когда я умру?

И врач отвечает:

– Давайте для начала успокоимся.

На моём враче – идеально белый халат. Пуговицы цвета спелой моркови. Из-за ворота выглядывает розовая водолазка. На шее висит фонендоскоп. Он настолько чистый, что я вижу в нём отражение своего подбородка.

Врач спрашивает:

– Когда вы в первый раз почувствовали тошноту? Сколько месяцев назад?

Я говорю:

– Не помню. Это было совсем недавно.

Врач спрашивает:

– Бывает ли у вас неконтролируемый смех?

Нет.

Мой врач спрашивает, употреблял ли я когда-нибудь мясо человека. Некоторые инфекционисты считают, что болезнь переносит плохо прожаренная человеческая плоть.

– Лекарство от Вируса-44 ещё не найдено, – говорит мой врач. – Я могу назначить вам поддерживающую терапию. Пока вы будете её принимать, с вами ничего не случится. А для начала вам нужно пройти курс антибиотиков. Я выпишу рецепт.

Не знаю, зачем, я спрашиваю:

– А облучение?

Врач говорит:

– А при чём тут облучение? Это же не рак. Пока я заполняю анкету, измерьте температуру, – врач даёт мне градусник.

36 и 6.

Мы встречаемся с ним на медицинской конференции в отеле Rixos или в парке аттракционов Fantasy World.

Мы встречаемся в фотосалоне Photo Print у стендов с канцтоварами. Мы встречаемся в закусочной «Время Завтрака», где по секретному старинному рецепту выпекают блины с мясом. Мы встречаемся на премьере фильма об астронавте, которого забывают на Марсе. Мы встречаемся где угодно, только не в больничных стенах.

37 и 8.

Температура тела скачет, как баскетбольный мяч по полу, и воспоминания относят меня сюда – в этот момент, где сотни маленьких огоньков разлетаются в разные стороны. – Я тушу сигаретный окурок о металлический столб, он заканчивается в двух метрах надо мной гигантской надписью «Микро-Триммер-Мак-Турбо-Удаляет-Волоски-Даже-В-Самых-Труднодоступных-Местах». Снизу кто-то приписал розовой краской:

«Не останавливайся! Двигайся только вперёд».

Это происходит в тот самый момент, когда мы с Лили грабим очередную аптеку. Сквозь пластиковую витрину, под тусклым светом люминесцентной лампы, можно разглядеть наши сгорбленные силуэты, можно услышать очередную историю, рассказанную шёпотом под тихое дребезжание морозильной камеры.

– Знаешь ли ты, что многие люди считают смерть идеальным подарком? – Лили отдирает скотч от коробки, которую мы обнаруживаем в аптеке №3. Она говорит:

– Альпинисты, погибающие в горах, становятся легендами.

Лили говорит:

– Или взять хотя бы террористов. Они полагают, что, совершив атаку на посольство какой-нибудь вражеской страны, сразу попадут в рай.

Взрывное устройство под их одеждой – это как виза с печатью и подписью генерального консула.

Пшик. Пшик. Лили брызгает освежителем воздуха, она находит его в отделе «Дезинфекция для вашего дома». Аптека наполняется искусственным запахом малины. На входе в аптеку висит неоновая вывеска с объёмной цифрой три. Ниже надпись:

«Мы дарим здоровую жизнь».

Как и во всех предыдущих подобных местах, здесь беспорядок. Разноцветные капсулы разбросаны тут и там. Зелёные, красные, синие таблетки разных форм и предназначений. На бумажных инструкциях и упаковках – следы от обуви.

Придорожные аптеки напоминают мне маяки. Башни с сигнальными огнями на берегу моря. Ориентир для тех, кто находится в пути много дней. Дальнобойщики покупают тут презервативы и таблетки от диареи. Семейные пары, путешествующие с детьми, – ягодную смесь для своих отпрысков и таблетки от мигрени для себя. В аптеках всегда спокойно и безопасно.

И вот сейчас нас здесь двое. Я и Лили. Я жую никотиновую пластинку от курения, а Лили распаковывает коробку с надписью «медицинская утварь». Она копошится в груде одноразовых шприцев и резиновых перчаток, говорит:

– Мы ведь не террористы! Для нас, обычных людей, смерть – это не подарок, а наказание.

Я уже не помню, почему мы начали говорить об этом. Показываю Лили свой градусник.

38 и 9.

Лили достаёт из кармана меховой накидки капсулу цвета венгерской сирени, она зажимает её между указательным и большим пальцами, подносит к губам и сдувает с неё пыль, приклеившиеся частички табака, рыжий кошачий волос.

Лили спрашивает меня:

– Твой врач что-нибудь говорил о смерти? Он сказал, как с этим справиться?

И вот я снова в кабинете врача. Так мы и будем ехать. То туда, то сюда. Без остановок. Пытаясь поймать ладонью таблетку, подброшенную Лили в воздух. Вслушиваясь в звук настенных часов – тик-так… тик-так… тик-так…

Мой врач сказал следить за движением секундной стрелки, он посоветовал жить по принципу «здесь и сейчас». Вот, пожалуй, и всё, что он сказал.

Лили спрашивает:

– Всё?

Мы снова в аптеке.

Я рассказываю Лили про то, что в медицинских институтах врачей толком-то и не учат разговаривать с больными.

Лили говорит:

– В таком случае твой врач должен работать на горячей линии для суицидников.

Лили опустошает бутылку минеральной воды, она признаётся, что её раздражают такие формулировки – похожие на слоган туристической компании: «Здесь и Сейчас», – лишь бы продать доверчивому клиенту путешествие на круизном лайнере – мы живём один раз, поэтому нельзя жалеть денег на свои впечатления. «Здесь и сейчас» – это ложь, которую хотя бы раз в жизни внушает себе каждый человек, считает Лили.

Она машет пустой бутылкой и говорит, что всё это выдумка для тех, кто не смог построить карьеру. Или не успел родить ребёнка, или накопить денег на собственный дом. Оправдание из серии «я не унесу с собой в могилу всё это». Или «а что будет с моим богатством после смерти». Или «все мы гости на этой Земле».

Жить «здесь и сейчас» – это мифологическая установка. Сказка для наркоманов. Механизм выживания для неудачников.

– Ничего близкого к тому, что происходит в реальности. Нельзя жить «здесь и сейчас», – говорит Лили.

Она наклоняет голову, чтобы проверить, не закатилась ли какая-нибудь маленькая таблетка за шкафчик.

– Что же плохого в том, чтобы попробовать? – интересуюсь я у Лили. А она в этот момент открывает новую бутылку минеральной воды и говорит:

– Я могу провести для тебя лечебный обряд на процветание, – голос Лили звучит заботливо, нежно, без злобы. Она говорит:

– И ты всё сразу поймешь.

Я слышу: «РАЗРЯД!» – и снова оказываюсь в кабинете врача.

Ещё до того, как он рассказал мне про «здесь и сейчас», но уже после того, как глубоко вздохнул и сообщил мой диагноз. Тик! Тааак… Тик! Тааак. Тик! Тик! Тик… Когда узнаёшь о смерти, время перестаёт идти, как прежде. Секундные стрелки скулят и лают, как рок-музыкант со сцены; сталкиваясь друг с другом, стрелки гремят; уходя вперёд, секундная стрелка шепчет, как священник в исповедальной комнате. Реальность воспринимается неадекватно. Всё происходящее кажется неправдой. Всё забывается, все достижения сворачиваются в клочок бумаги и летят в мусорную корзину, и первое, что приходит в голову: «Это неправда!»

Я чувствую себя маленьким, раздавленным и растерянным. Уследить за секундными стрелками не получается. Постоянно хочется вернуться в прошлое. Впрочем, так мы и будем делать – постоянно возвращаться назад, переходить из комнаты в комнату, плыть по кафельным больничным коридорам, навстречу будущему, далёкому и расфокусированному.

– Вам не нужно волноваться. Несмотря на то, что Вирус-44 неизлечим, лекарство от него всё же имеется.

Я слышу «РАЗРЯД!» и оказываюсь в кабинете врача. Он говорит, что некоторые препараты остановят распространение вируса, но не излечат меня от него.

– Это как сахарный диабет или подагра. Понимаете, о чём я говорю?

Это как астма.

Это как некоторые виды рака.

Шариковая ручка, которой пишет врач, похожа на подвыпившую балерину в ночном клубе. Она заигрывает с окружающими, закидывает ногу на барную стойку и прыгает с листа на лист, отклоняясь то вправо, то влево!

Врач смотрит на меня, не отрывая ручку от тетради. Он какое-то время пишет, а потом останавливается – он укладывает пьяную балерину в тетрадную кровать. А потом делает паузу, как написано в инструкции «Помоги своему ближнему пережить утрату». Потом он делает ещё одну паузу. И потом ещё одну.

Он говорит:

– Я посещаю тренинги, организованные неправительственными организациями, и нам рассказывают, что чувствуют пациенты.

Говоря о пациентах, врачу следует добавлять «смертельно больные».

– Медицина совершила большой прорыв! Мы каждый день приближаемся к ответу.

Тик… так… тик… так… тик…

Спрашиваю:

– И сколько нужно ждать?

Врач говорит:

– Поверьте, вы доживёте до старости.

Он говорит:

– Некоторое время у вас точно есть!

Говоря «некоторое время», врач имеет в виду «никто не знает, сколько».

– Психика человека так устроена, что все умирающие люди чувствуют примерно одно и то же. Поэтому я понимаю ваше состояние. Вы чувствуете себя раздавленным, так? Вы пытаетесь ухватиться за секундные стрелки, вы пытаетесь считать. И ещё вам кажется, что эта шариковая ручка над вами издевается. Да?

Врач говорит мне:

– Соберитесь!

Он добавляет:

– Вам нужно сохранять позитивный настрой.

То ли цитируя очередную главу из психологических брошюр, то ли вспоминая какой-то свой личный опыт, он говорит:

– Позитивный настрой – это половина успеха.

На тренингах врачам рассказывают, что сначала они должны оценить реакцию пациента на известие о смертельном диагнозе и дать ему время на осознание. Врачам сообщают, что первая реакция на страшный диагноз – отрицание.

Так… тик… так… тик… так…

– Не падайте духом! – говорит мне врач. Его имя на бейдже написано мелким шрифтом – так, что не разглядеть.

Секундные стрелки… Отрицание… Опухоль в паховой области. Я спрашиваю:

– А вы уверены насчёт диагноза? Может, нужно сдать повторные анализы? Может, это ошибка?

Врач кивает. Вчитываясь в буквы на бейдже, я вижу его имя.

Его зовут Виктор.

ГЛАВА 3

Мы проезжаем плакат, на котором изображена душевая кабинка, – вода стекает с тонированных стёкол, под струёй стоит молодой человек, крупным планом запечатлены его густые волосы. Прядь к пряди. Оттенок «платиновый блонд». Шевелюра аккуратно уложена назад. В руках у парня пузырёк с жидкостью изумрудного цвета. На нём надпись:

«Непревзойдённое увлажнение!»

Лили продолжает делать записи в блокноте. Иногда оттуда выпадают её старые фотографии. Из кожаного переплёта выглядывают ресторанные чеки, пластиковые авиабилеты, липкие оранжевые стикеры. Все они исписаны латинскими буквами. Каждый кусок бумаги испачкан простым карандашом.

Я слышу «РАЗРЯД!» и вижу, как Лили выходит из машины и, спустя некоторое время, возвращается. Так мы и будем ехать – постоянно останавливаясь, попадая из точки А в точку В. Из точки В – в точку С. Из точки С – снова в точку А. Мы постоянно возвращаемся сюда. В мир, где никого больше не остаётся, только я и Лили.

– Рассказывать историю нужно с конца, – говорит Лили. Она считает, что только так можно добраться до сути и сделать правильные выводы, понять тему и добиться главного.

– Главное в любой истории – это развязка, – говорит Лили.

Она резко обрывает повествование – сначала рассказывает историю, а затем останавливается, финал повисает в воздухе, как дым ментоловых сигарет.

Лили говорит, что у них на телевидении постоянно так делают. Этот художественный приём называется «клиффхэнгер». Когда эпизод прерывается на самом интересном месте.

Лили просит, чтобы я тоже использовал «клиффхэнгер».

– У тебя получится, – говорит Лили. – Расскажи свою историю с конца.

Порадуй членов киноакадемии! Удиви всех, дёрни за рычаг и распахни пыльный занавес! Заставь всех аллергиков в зале хвататься за горло! Убей кого-нибудь, а потом стащи с мёртвого тела смокинг и используй его в качестве бронежилета.

По привычке я тянусь к приёмнику, чтобы включить радио и послушать прогноз погоды. Но Лили останавливает меня: – У тебя получится, поверь мне.

Лили говорит:

– Главное – начать.

В своём блокноте Лили проводит плавные линии. Вверх, вниз и по диагонали.

Каждые десять-пятнадцать минут Лили обрывает моё повествование. Она разминает запястье и жалуется на туннельный синдром. Она произносит свои заклинания или предсказывает погоду.

Она говорит:

– Сегодня пойдёт снег. Нам лучше остановиться и переночевать где-нибудь.

В своём ежедневнике, больше похожем на кулинарную книгу с рецептами, она расчерчивает всё новые и новые линии. Направо, налево, крест-накрест.

Так мы и едем – на полной скорости обгоняя рекламные плакаты вдоль дороги. Скрываясь и убегая.

Закат окрашивает небо в цвет марганцовки и превращает его в гладкий натяжной потолок. Я закидываю в рот таблетку и запиваю её минеральной водой. Каждый раз, когда я так делаю, всё вокруг меняется. Пространство искажается, вытягивая стены и вращая бетонный пол против часовой стрелки. Каждый приём таблеток – это небольшое землетрясение, лёгкая турбулентность.

Я знакомлюсь с Лили на обочине дороги.

Когда она садится ко мне в машину, Меркурий входит во вторую фазу активности. Лили говорит:

– Благодаря Меркурию даже совсем заблудшие путники находят дорогу домой. Путешественники в этот день практически не испытывают усталости. Дорога в этот день благоприятная.

На Лили надета меховая накидка холодного серого цвета.

Она говорит мне:

– Спасибо.

На рукавах её серого, как сталь, полушубка я замечаю тёмно-алые разводы, похожие на застывшую кровь. На секунду меня ослепляют стразы в её ушах.

– Нам нужно повернуть направо и спуститься вниз, – рукой Лили показывает вперед, – за автозаправкой, напротив веганского магазина, есть одна аптека.

Бросив дорожный рюкзак на заднее сиденье, она протягивает руку и говорит:

– Меня зовут Лили.

Кисти её рук покрыты тонкими, как нить, царапинами. На безымянном пальце сверкает золотое кольцо.

Мы въезжаем в город как раз в тот момент, когда туман на улице рассеивается. В стеклянных витринах я успеваю увидеть своё отражение. На мне плащ горчичного цвета, вязаная шапка натянута до бровей, она скрывает лоб, затылок и уши. В отражении витрины я вижу, как изо рта у меня идёт пар.

Мы проносимся мимо рекламных вывесок, которые сообщают нам о концерте в честь Дня независимости, о большой распродаже в магазине New Yorker, об открытии новой клиники по пересадке волос.

Я слышу «РАЗРЯД!» и вспоминаю свою прежнюю причёску. Вспоминаю, как я начал терять волосы. Вспоминаю свою первую вязаную шапку, украденную в супермаркете.

Мои воспоминания – как бирки на одежде. Оторви и выбрось.

Я слышу «РАЗРЯД!» и снова возвращаюсь в машину. Мы проезжаем мимо рекламного плаката, на котором изображён молодой парень. 99 и 9 десятых процента опрошенных женщин назвали бы его привлекательным. Он держит в руках ключи от автомобиля и улыбается белыми ровными зубами. Его лоб прикрывает филированная чёлка цвета «медовый блонд», её можно небрежно откинуть назад при жаркой погоде, во время дискотеки ею можно трясти в разные стороны. На подбородке у парня через толстую корку тонального крема пробиваются ростки щетины. Уголки плотных губ приподняты вверх. Ни одной морщины, взгляд ясный. На плакате большими ровными буквами написано:

«Тебя ждёт незабываемое путешествие!»

Лили достаёт из своего рюкзака ежедневник и говорит, что может предсказать будущее.

– Вообще-то я не люблю копаться в чужом грязном белье, – говорит Лили. – Но я могу рассказать всё о твоём прошлом. Кем ты был раньше, и что привело тебя сюда.

Лили открывает свой ежедневник и начинает трясти его. На коленях Лили вырастает целая куча бумажного мусора. Билеты на ночные киносеансы, вырезки из медицинских журналов, магнитные карточки метро. В этой куче я замечаю несколько скомканных газетных страниц. На некоторых из них напечатана фотография Лили.

Я успеваю прочесть в заголовке слово:

«РАЗЫСКИВАЕТСЯ»

Мы проезжаем мимо многоэтажных домов. Если двигаться медленно, то можно разглядеть обстановку в окнах. Можно увидеть мебель в стиле прованс, зеркала в стиле барокко и колонны в стиле рококо. Всё потрескавшееся и пыльное. Сухое и безжизненное. Брошенное.

Так мы и будем ехать.

Над нами свешиваются троллейбусные провода. Нас сопровождают рекламные плакаты, справа и слева, как тюремные надзиратели, ведущие заключённого на прогулку. На одном из щитов во весь рост изображён молодой парень. 99 и 9 десятых процента женщин назвали бы его «человеком приятной наружности». Он стоит, закинув на плечо клюшку для гольфа. Надпись под ним гласит:

«Добро пожаловать в новую жизнь!».

Ниже кто-то от руки написал розовой краской:

«Ещё не поздно передумать и повернуть назад».

Лили собирает с колен свой бумажный хлам и расфасовывает его по карманам рюкзачка. Открытки, банковские чеки, рекламные буклеты. И даже газетные вырезки, в которых написано, что Лили разыскивают за совершение тяжкого преступления.

– Я могу усилить твою денежную энергию. Для этого мне понадобятся свечи и карманное зеркальце, – говорит Лили.

Мы проезжаем ювелирные салоны и мебельные магазины. В зеркальных витринах скользят наши изображения, искажённые версии меня, Лили и моей «Зелёной Миндальки» – так я называю свой «мерседес».

– Если мы не найдём свечи, ничего страшного. В качестве альтернативы я могу использовать рисовую крупу, – говорит Лили.

Она спрашивает:

– В аптеках ведь продаются каши для завтрака?

Мы проезжаем мимо городского дворца бракосочетаний, мимо разбитых лимузинов, ветер поднимает в воздух клочки чужих свадебных платьев, с деревьев свисают кружевные свадебные лоскуты. Город, по которому мы едем, похож на роскошный особняк после ограбления. Тысячи осколков с хрустом въедаются в автомобильные шины. Бедная «Зелёная Миндалька».

– Ты спас меня, и в знак благодарности я могу наладить твою личную жизнь.

Лили говорит:

– Это займёт пару минут.

Если раньше для какого-нибудь таинственного обряда требовалось раздобыть волос 33-летней девственницы, то сейчас всё намного проще. Достаточно набрать стакан кипячёной воды, раздеться догола и намазать свою промежность мёдом.

Лили украшает страницы своего блокнота новыми иероглифами. Она выстраивает буквы в ряд, как на модельном подиуме, а затем зачёркивает – одну за другой, меняет их местами, соединяет стрелочками, будто подбирая код к электронному замку. Одну из газетных полос Лили прячет в карман рюкзачка. Рядом с фразой «РАЗЫСКИВАЕТСЯ особо опасная ПРЕСТУПНИЦА» написано:

«ВЗЯТЬ ЖИВОЙ ИЛИ МЁРТВОЙ»

Я успеваю прочесть это. Там написано:

«Ни в коем случае не вступайте в контакт! Сразу сообщите в полицию».

Город, по которому мы едем, пуст, как коробка конфет после Рождества.

Шёпотом Лили рассказывает о том, как приворожить чужого мужа. Как излечиться от алкоголизма. Как навсегда устранить конкурента по бизнесу. Как защититься от негативных эмоций.

– А сейчас, – говорит Лили, – я могу предсказать твоё будущее, хочешь?