Мы их часто вспоминаем в быту, а то и глядя на общественно-политическую жизнь. Они попадают и в анекдоты, что навело составителя этого сборника на мысль слегка их осовременить, представить, как бы они звучали, если бы создавались в наше непростое время, в которое мы имели счастье попасть – увы, как кур в ощип.

В сборнике использованы как народные сказки и сказки известных писателей (Пушкин, Аксаков, Ершов, Мамин-Сибиряк и др., аллюзии на творчество бр. Стругацких, В. Высоцкого, Б. Окуджавы), так и известные анекдоты, современный сленг и реалии по состоянию на февраль-май 2018.

Реалии эти неизбежно устаревают и, возможно, через некоторое время не будут понятны читателю без комментариев. Однако назначение сборника в том и состоит, чтобы бросить сатирический взгляд на состояние России начала нового века.

В сказках применены упрощённые словестные приёмы, которые стилизуют повествование под простонародную речь без претензии на особое знание этого вопроса, за что составитель сборника, интерпретатор известных сказок, просит прощения у профессиональных филологов.

Сказки кота Васьки

Присказка

Без присказки сказки – што без полозьев салазки, што штаны без пуговиц или, на худой конец, без молнии, а и што молния настояща без грому.

Начинаеца сказка с подсказки не от сивки, не от бурки, не от вещево каурки, не от молодецково посвисту, не от бабьево покрику, а от суровых обстоятельств окружившей нас судьбы.

Вот диво – так диво! На море-окияне, на острове Буяне стоить дуб – вдесятером не обхватишь. По дубу хо́дить кот Васька. Налево пойдёть – песнь заво́дить, направо – сказки сказыват. Сказки известныя: жуй страна репу – вот табе скрепа! Направо пойдёть: врёть бесстыже напропалую, глазом не моргнёть – ровно, как ево министр иностранных дел или ихние пресс-секретари.

Летаить меж телебашен сова – весела́ голова. Вот она летаить, летаить, сядить, хвостиком повертить, по сторонам посмотрить да опять летаить, летаить, сядить, хвостиком повертить… – и так до конца присказки.

Стоить столб точёный, золочёный, на нефтедолларах закручёный, враньём подточёный, на столбе птица – синяя синица, на цепь посажена, улететь не можеть.

Стоять избушки на Алтынке – снаружи златы маковки, унутре такия жи унитазы, печки муравлёны, потолки чёрных соболей, живуть там двенадцать богатырей – все силовики, как на подбор, члены кооператива «Заводь».

Скакали опришники по стольну-граду, царскою службою похвалялися, да тока люди им во след крестилися да плевалися.

Ездили дураки – высоки колпаки по бездорожью на «кроссоверах», деньги на дорожное строительство покрали, «кроссоверы» поломалися.

Щастье то ли было, то ли не было, ноне не видати, а от стариков слыхати: щастье – недотрога, щастье – дорога.

Выпала зима снежна-красна, в лесу – пущай, а в городе убирать некому, потому што заместо дворников таньгу начальнички получають.

Жил царь на царстве, как сыр на скатерти, и была у ево в услуженьи девица-пропагандица, всех убаюкавица. Сам царь пятый срок сидить, на весь мир сердить, в дуду дудить: вставайте, мои подданные, с колен – а оне не встають, сопротивляюца. Опять же, сидючи, портреты царя охранять от унутрянных врагов сподручнея.

А ить могли бы реки потечь молочныя, берега кисельныя, а по полям летать жареные куропатки.

Жил патриарх – царя глазами исть, мо́лица, от народа бороду отворачиваить.

Разодрались на ток-шоу комар с мухой. Комар кусил муху, а муха-то – слепня, а слепень-то – шершня, а шершень-то – воробья. И пошёл у их бой – не разлить бойцов водой. Рейтинг, однако!

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, када снег горел, соломой тушили, много народу покрушили, да дел не порешили. Их туземный народ ык завсегда воевать привык: сперва сам с собой воевал, потом царь-ирод ево воевал, а таперь гибридна война в моде, – и так всю дорогу, разум не подмога? Войны затратны, потери объятны – дык всё ж не без дела.

А кот Васька на шоу-дебаты не ходить, знай снуёть туды-сюда, туда-сюды, он выше дебатов, скока ево ни части́ – он слушаить да исть.

Энто тока присказка, сказка – ишо на срок впереди…

Царство-государство

Волк и козлы

Было энто, не было, но жили в одном царстве-государстве козлы. Жили – не тужили, а тут помер у их самый старый и главный козёл, – как, кубыть, таперь жить? Не привыкши. Сидять они, горюють, капуста в глотку не лезеть. Случилося тут пробегать мимо Волку. А он был из другой сказки, иде козлятушек обманул, так што опытный, матёрый. Постучал он в козлиные ворота и запел тонким голосом:

Козлятушки-ребятушки!
Я ваш новый отец,
из себя молодец!
Доверься, козлиный народ,
пусти мене в огород!

Услыхали энто козлы, столпилися пред воротами и говорять:

– Больно голос у табе тоненький, нам нужон такой козёл, штоб дикие звери боялися!

«Не вопрос, – подумал Волк. – Дело привычное». Сбегал к кузнецу, перековал голос, козлиную шкуру напялил, вернулся и снова спел ту же песенку.

Посомневалися козлы и пустили ево, хучь очень боялися за свою капусту. Давно известно: хто што охраняить, тот то и имеить. Волк, однако ж, не капусту стал хрумкать, а привёл с собой своих товаришшей по кооперативу «Заводь». Так образовалася козлиная элита. Расширили они огород до размеров плантации, а ишо выпас устроили – для козлов. И стала элита их помаленьку исть, но без фанатизма. Племенных козлов и коз даже за бугор на выставки посылали под усиленной охраной. Ваще всё пошло, как по писаному: наладили торговлю капустой и морковкой, присовокупили козлятины…

Однако и козлам утешенье: боялися таперь энтово места дикие звери, обходили плантацию стороной. Козлы даже хвасталися: мы с колен, дескать, поднялися, список Форбса обогатили дальше некуда. А што сами бедно живём и едять нас по-чёрному – так то ничево.

Зато Волк демократию соблюл: устраиваить избирательные кампании, иде побеждаить нерушимый блок волков и козлов, а ишо самый главный, все толпой тока за ево и голосують. Да, говорять, ить и не за ково больше!

И я там был, пробовал с козлами на энту тему поговорить, но они слушать не стали, а так наподдали мене под одно место, что до сих пор сидеть не могу. Таки чё? – лёжа-то сподрушней сказки рассказывать.

Зимовье зверей

По опушке дремучего леса шёл бычок, попадаица ему навстречу баран.

– Куды, баран, идёшь? – спрашиваить бычок.

– От зимы лета ищу, – говорить баран.

– Айда со мною!

Идуть они вместе, а дале к им таким же манером попадають в компанию свинья, гусь и петух. Хавронья от зимы желудей искала, гусь – пруд, штоб не замерзал, а петух – иде зимой зерно клевать и песни петь.

Вот они идуть путём-дорогою и рассуждають промеж сабя:

– Ну што, братцы! Осень ужо накатила, иде будем тепла искать?

Бычок сказываить:

– Давайте избу строить, а то, чево доброго, и впрямь зимою замёрзнем.

Баран говорить:

– У мене шуба тепла! Я и так перезимую!

Свинья:

– А и я не боюся: закопаюся в сено и так прозимую.

Гусь:

– А я заберуся в ельник, одно крыло постелю, а другим накроюся!

Петух:

– А я на своих крыльях летать буду с места на место и не замёрзну.

Бычок видить, надо одному хлопотати.

– Ну, – говорить, – как хотите, а я избу построю.

Сладил сабе избушку, а тут и зима морозна накатила. Скоро подбежал к избе баран:

– Пусти, брат, погрецца.

Бычку стало ево жаль: как-никак тоже рогатый. Далее таким же манером к ему обратно присоседилися прозябшия свинья и пернатыя гусь с петухом.

Вот живуть они сабе в избушке. Отогрелся в тепле петух и начал песенки распевать. Случилося так, што пробегала мимо лиса из самой, што ни на исть, лесной полиции и службы исполненья наказаний. Услыхала петуха, принюхалася…

И побежала к медведю, который ведал в лесу сразу законодательной и исполнительной властью, а у ево, как всегда, сидел за бутылкой скоч-виски волк, заведуюшший безопасностью и границами леса.

– Ну, любезные куманьки! – говорить она им. – Нашла я для всех поживу: для табя, медведь, – бычка, для табя, волк, – барана, ну, а мне хватить петуха с гусятинкой.

– Ай да кумушка! – говорить медведь. – Хвалю за службу! Пошли, волк, ето дело сто́яшшее, на несколько пар тышш потянить.

Лиса привела их к избушке. Медведь говорить волку:

– Иди уперод!

А волк, конешно, храбрый был, но не особо, и разрычался:

– Чё я? Как чё, так сразу я! Отвечать – тоже я! Ты у нас власть, – зачем мы табя на ея подсадили? Иди ты уперод!

Однакость начальник исть начальник, пошёл волк. Сунулся в двери, – бычок и припёр ево рогами к стенке. Баран разбежался – и рогами в бок. Свинья накинулася – и давай рвать из лесной безопасности клочья. Гусь подлетел – глаза щиплеть. А петух с бруса ка-ак заорёть:

– За-ку-ка-реку! За-ку-ка-реку!

Услыхали то лиса с медведем – да бёжа́ть!

Насилу волк вырвался, догнал законодательну и исполнительну власть и рассказываить на ходу:

– Ну, што было! Тако́во страху отродясь не видывал. Вошёл в избу – откуда ни возьмись, мужик с вилами на меня, к стенке прижал! Набежало народу, все супротив, никаково уважения – хто бьёт, хто рвёт, хто шилом в глаза колить. А ишо один на брусу сидел да кричал: «Заку-секу! Заку-секу!»

Ну их к лешему! Пусть живуть, как хочуть, целея будем.

Вот почему, када законодательна и исполнительна власть в одной морде, то такие морды никада не ходють на предвыборныя дебаты.

Спящая царевна

Спить царевна, а вкруг ея все ходють на цыпочках.

То добрый молодец пройдёть, часть бюджета стибрить.

То другой прошмыгнёть с шоблой опришников в масках – рейдерский захват требуить таинства!

То третий – спецоперацию очередну провернёть по исправлению заблуждений в мировом обчественном мненьи.

То ишо хто проскользнёть на отравление очередново национал-предателя каким-нть веществом, приводящим в отропь весь мир бусурманский, да и нас самих, ежели помыслить отважно и дерзко на собственной кухне.

То прошуршить по проезжей части на мягких шинах за матерьялами, што отгрузять по дешёвке на постройку дворца сказошново – натурально, за деньги, которыя дьяк али енерал до конца службы на благо отечества через бюджетну кассу не заработали бы.

Спить сабе царевна все триста лет, накарканных злой колдуньей в качестве срока перехода от тирании к демократии.

Тока спить она не лёжа, а стоя: в одной руке весы покачиваюца, в другой меч-кладенец разяшший, совсем заржавел, а на глазах повязка, штоб белый свет спать не мешал.

Так што по фига ей всё, а и власть всё решить: правозащитникам – сроки огромныя и этапы длинныя, а опришникам и прохиндеям во Христе – святое благословенье и новые назначенья во славу и благоденствие спяшшей империи.

Спит царевна – и вы спите и не рыпайтеся, дорогия гражда́не-избиратели, без вас всё примуть и решать – кому в нищете беспросветной жити, кому дымы ядовиты вдыхати, – а кому в сказошных дворцах обитати и на Мальдивах отдыхати.

Змей и солдат

Было то али не было, но в некотором государстве шёл по дороге солдат. Отслужил своё, многое повидал, не имел ни кола, ни двора, зато обрёл чувство справедливости, редкое по нашим временам. Звали ево, скажем, Бровкин. Шёл он, куды глаза глядять, покуривал самокрутку и песни распевал.

И вот дошёл Бровкин как-то под вечер до ярмарки. Нашёл хостел, постучал:

– Эй, хозяева, пустите солдата переночевать!

Нихто не отзываица. Пошёл он к гостинице – и здеся нихто не ответил. Увидел отель. Открыл дверь, вошёл. И здесь ни ответа, ни привета, всё кругом пылью да паутиной покрылося. «Што за диво? – думаить Бровкин. – Куды ж все люди подевалися?» Стал ходить по павильонам – везде пусто… Вошёл, наконец, в последний. И видить: сидить за столом мужик-предприниматель, пригорюнился.

– Здравствуй, добрый человек! – говорить Бровкин.

– Здравствуй, служивый. Как ты сюды попал? Видно, жисть табе надоела. На войне уцелел, а здеся ни за што пропадёшь.

– Это ишо почему? – удивляеца солдат.

– Да вот, повадился к нам змей о трёх головах летать и пожирать предпринимателей – всех без разбору – и малых, и средних.

– Ето как же понять? Рази тут вас некому защитить?

– А хто нас будеть защищать? Змей-то о трёх головах: одна голова законы диктуить – мол, всё, што змей ни сделат, всё по закону, друга́ объявляить, што главное – ето высшая безопасность, да тока не наша, а змеиная, а третья су́дить – да усё в свою пользу. Так и проглотил змей всех, хто в Лондо́н не успел убрацца, мене одного до утра оставил. Завтра прилетить и съисть, да и табе несдобровать.

– А можа, подавица? – усомнился Бровкин. – Дай-ка я с тобой переночую да посмотрю, што ето за змей такой.

Переночевали они. Утром поднялася сильная буря, закачался павильон – прилетел змей. Сунул свои головы разом в дверь и в пару окон, уставился шестью газишшами на мужика и солдата.

– Ага, – говорить первая голова, – а вот и ишо один предприниматель! Объявляю законный рейдерский захват табя и твоёй амуниции!

– Подавишься! – отвечаить Бровкин.

– Неподчинение полиции, национальной гвардии и службе безопасности в моей морде, – заявляить вторая голова, – наказываца через съеденье!

– Самый справедливый змеиный суд, – объявляить третья голова, – приговариваить солдата-предпринимателя к поглощенью! Приговор исполнить немедленно. А мужика завтра съем.

– Да я ить не предприниматель.

– А мне по фига – приговор ужо вынесен и обжалованью не подлежить.

– Взаправду съишь? – ухмыляеца Бровкин.

– Не сумлевайся! Разделаю на три части, каждой голове по куску, да и облизнуся!

– Врёшь, подавишьси!

– Да куда табе со мной совладать!

– Я не таких, как ты видал, тварей ползучих и летучих!

– А ну давай попробуем, хто ково сборить?

– Ну, давай. Для началу – хто из нас громче свистнить?

Змей как свистнул в три пасти – в павильоне стёкла вылетели, с деревьев листья посыпалися. Мужик с солдатом чуть не оглохли.

– Хорошо ты свистишь, да не лучче маво, – говорить Бровкин. – Завяжи-ка, мужик, ему глазишши, все шесть, а то, как свистну, оне у ево изо лбов выскочуть!

Замотал мужик у змея все три пары глаз рогожей, а тот не возражал из спортивново интересу. А Бровкин уже приглядел биту.

– Внимание, – кричить. – Раз! Два! Два с половиной! Два на ниточке! Два на соплях!..

А сам хвать биту да ка-ак саданёть змея одним махом по всем трём головам! Змей взвыл и закричал во все горлы:

– Полно, полно, солдат, не свисти больше! Давай лучше с тобой побратаемси: ты бушь кубыть как старшим братом, а я – меньшим.

– Не к лицу мене с тобой брататься, ну да ладно уж, будь по-твоему!

Почесал затылок и придумал:

– Раз я старший, сделаем так: етого мужика тута бросим, пущай ярмарку сторожить. Летим, брат, в Лондо́н, там, говорять, таковских наших предпринимателей хучь пруд пруди. Уговорим их домой вертацца, скажем: конкуренции никакой – амнистию объявим, а тута здеся с ими и разберёмся.

– Хороша идея! Как я сам не догадалси? Изволь, брат, полетели.

Сел Бровкин змею на спину и полетели они в Лондо́н. Ну, а в Лондо́не змея в цепи заковали и разобралися с им уже по всем аглицким законам, согласно которым законодательна, исполнительна и судебна власти разделены, што, натурально, предохраняить народ от нищеты и мора всяково. Посадили змея в тамошний зоопарк на всеобще обозренье. Стали на ево отовсюду туристы слетатися, штоб посмотреть на диво ползуче: мол, вот ведь как получаеца, када в некоторых царствах-государствах разделенья властей нету.

А Бровкин, в натуре, уехал обратно домой и занялся предпринимательством. С тех пор бизнесменов тама уже некому было жрати, а те, што уехали, вернулися, стали налоги платить, и зажил тамошний люд свободно, достойно и щастливо.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

Современныя сказки

Предисловие