Свинцовая тяжесть семейных долгов. Тугой узел

Редактор и корректор Наталья Астанина

Иллюстратор Дарья Звонцова

© Виктория Двойнишникова, 2022

© Дарья Звонцова, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-4493-7219-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

Всегда радостно встречаться с творчеством, а с творчеством коллег, особенно! Предо мной повесть психолога и транзактного аналитика Виктории Двойнишниковой с сильным названием «Свинцовая тяжесть семейных долгов», которое сразу дает понять – автор не из робких людей и практиков, коль взялась за одну из самых сложных тем психологии и психотерапии – сценарии жизни. Погружаясь в чтение ощущаешь напряжение, концентрацию мысли и чувств, а сюжет в жанре профессионально-художественной прозы, захватывают живым опытом специалиста. Задумываешься и профессионально, и по-человечески о превратностях судеб, о чем находим прежде всех у Эрика Берна и Клода Штайнера. О чем еще раньше, в ветхозаветном писании сказано просто и однозначно: «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина» и в Св. Писании: Бог говорит Моисею, что Он наказывает детей за вину отцов до третьего и четвертого рода (Исх 20.5; Лев.26.39—40), но добавляя: «ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои». Потому ценность данной небольшой книги, истории ее героев видится в большом и терапевтическом подтексте, а интригующая обывателя гипотеза терапии, столь понятная специалистам приводит всех нас к выводу: что бы «развязывать узлы» трагического сценария, необходимо вернуть подлинную Любовь к Богу, себе и людям.

Рекомендую читателям разным, но однозначно-думающим, а начинающей интересной писательнице – вдохновения на продолжение начатого!

В добрый путь Виктория!

Зуйкова Надежда Леонидовна; канд мед. наук; доцент; зав. кафедрой Психиатрии, психотерапии и психосоматической патологии ФПКМР РУДН; Председатель МОП-объединения; сертифицированный в Европе трансактный аналитик, тренер, супервизор и экзаменатор EATА; Россия, Москва

Моим предкам далеким и близким с любовью и благодарностью

Предисловие

В этой книге я описываю свой практический опыт психолога, касающийся влияния незавершенных семейных травм. Скорее это попытка интегрировать литературу в психологию и наоборот путем переплетения реальности и художественного воображения.

Моя многолетняя практика показывает необходимость глубокого исследования семейного наследия, поскольку есть жизненные обстоятельства, которые личность способна изменить после их переосмысления, а есть обстоятельства, когда сила и глубина травматических следов семейного прошлого не может быть переработана личностью самостоятельно.

Анализируя родовые истории и семейные связи своих клиентов, я наблюдаю, как их предки завещали им жизнь, которую они в свою очередь передают своим детям. Их многочисленные эмоциональные и финансовые потери часто связаны со скрытой травмой несправедливости в прошлом семьи и рода, которая ими бессознательно унаследовалась. Этот феномен унаследованной травмы носит название трансгенерационной передачи травмы (англ., transgenerationally transmitted trauma).

Психотравма как потеря или энергетическая пустота переносится неосознаваемым интроектом в психику личности, не соответствуя ни ее природе, ни ее актуальным потребностям, и разрушительно влияет на ее жизнь. Если травма не находит достаточной психологической переработки – оплакивания, траура, воспевания, в том числе через психотерапию, то прoисходит накопление негативной психологической энергии и ее трансгенерационная передача последующим поколениям. Травматическое сознание, не имея возможности выйти из нежелательного состояния, обречено на навязчивое повторение.

Там, где коллективная или индивидуальная травма оставила глубокую рану, я замечала психические и физические страдания людей, которые прорывались наружу психодинамическими феноменами и другими различными симптомами. Ощущая влияние тайной истории в прошлом семьи и рода своих клиентов, которая крайне сложно проживается ими в настоящем, я осознавала необходимость исследовать факты их жизни, обнаружившие трансгенерационные контуры.

Сложная, противоречивая и порой трагическая история нашей страны и народа вынуждала многие поколения жить под давлением страха, безысходности и отчаяния, которые, закапсулированные, передавались из поколения в поколение, как «горячая картошка» (F. English,1971)¹, которую невозможно долго держать в руках – она обжигает. Войны и тоталитарный террор, обусловившие появление множества коллективных и индивидуальных травм на протяжении ХХ века, глубоко повредили наши родовые корни. Потери родовой идентичности проживаются многими из нас отсутствием уверенности, безопасности, стабильности, понимания своей целостности, безнадежным взглядом в будущее.

«Синдром выжившего» (Leopold R., 1963), «синдром узников концентрационных лагерей» (V. Frankl,1959), «патологическое горе» (Liderman E., 1944), «синдром тайны изнасилования» (Burges A., 1974), «Военный травматический синдром» (Levy C., 1971; Bourne P., 1972) отражают состояния людей, которые подверглись психотравмирующему влиянию. Однако болезненные чувства и прошлые события, вытесненные из сознания, не имеют возможности участвовать в проектировании будущего и остаются следом, повторяющимся в пространстве.

Исследование семейного опыта и его трансляции в семье создает основу для понимания вертикальных (межпоколенчатых) механизмов формирования сценария жизни. «Сценарий – это постоянно действующий жизненный план, созданный в детстве под воздействием родителей. Это психологическая сила, подталкивающая человека к его судьбе, независимо от того, сопротивляется ли он или подчиняется добровольно»².

Многие сценарные темы клиентов содержали семейные секреты, которые родовая память хотела либо забыть, либо стереть, но они отчаянно вырываются наружу в жизненных историях потомков. Как правило, это истории, связанные с чем-то «постыдным» и «непристойным»: сексуальное насилие, инцест, катастрофы, жестокость, убийства, алкоголизм, предательство.

«Все происходит так, как если бы некоторые плохо захороненные мертвецы не могли оставаться в своих могилах, приподнимали плиты и перемещались, прятались в этот „склеп“, который носит в себе – в своем сердце и в своем теле – кто-то из членов семьи, откуда они выходят, для того чтобы их признавали, не забывали о них и о происшедшем событии»³.

В своей практике я помогаю клиенту идентифицировать свой «склеп», своего «мертвеца», чтобы освободить его призрак, который гуляет на протяжении трех-четырех поколений, и освободиться от него самому.

Работая над этим, я часто чувствую себя как в церкви, где человек соединяет свое прошлое с настоящим, которые сплетены невидимыми нитями трагических событий, невероятных повторений имен и дат, синдромов годовщин, сценарных решений и расплат. «Мертвые невидимы, но они не отсутствуют» (Блаженный Августин).

Вскрывая сценарные сообщения и содержание травмы, клиенты интегрируют травматическое бессознательное в сознание и, восстанавливая справедливость трансгенерационных передач, останавливают продвижение сценариев прошлых поколений в текущих отношениях, делая свою жизнь целостной и менее напряженной. Использование в терапевтической практике трансгенерационного метода помогает моим клиентам встретиться с предыдущими поколениями, открыть самих себя, отделяя себя от погибших, умерших, и достичь эмоционального катарсиса как средства преодоления травмы. Так они поднимаются налегке в гору, отпуская «санки» с тяжелой ношей из прошлого, которые вынужденно тащили до сих пор за собой.

Одновременно осознание своей принадлежности к тем людям в роду, которые проявили мужество и выдержку, смогли ощутить вкус к жизни и научились радоваться ей, ведет к признанию своего происхождения и появлению жизненно важных ресурсов.

Я благодарна моим клиентам за доверие ко мне и предоставленную возможность быть свидетелем и в каком-то смысле проводником в таинственном путешествии по лабиринтам их жизни. Я получала доступ в таинственный, скрытый мир и, восхищаясь их мужеством и мотивацией, проходила вместе с ними нелегкий и запутанный путь странника, который ищет свою тропу.

Знания психоанализа, расширенные и углубленные пониманием трансгенерационных связей, невозможно получить только из учебной литературы и в процессе академического образования, поэтому я развивала практический опыт, максимально используя свои интуицию и творческий потенциал.

В целях необходимой безопасности моих клиентов все имена были изменены, а совпадения прошу считать случайными.

Тугой узел

Не судите чужого прошлого, Вы не знаете своего будущего.

День начался как обычно: я накормила сына завтраком и отправила его в школу. У меня же был сегодня выходной, и приемов не планировалось, поэтому я старалась переделать все накопившиеся дела. И поскольку моя энергия, видимо, увеличивается под давлением разных дел, мне удалось сделать все возможное и невозможное.

За окном сентябрьское солнце, свет его еще крепкий, но тон становился уже холоднее. Ветер не набрал пока осенней резкости, и от этого яркая листва не летела, а медленно кружила. Она покрывала шуршащим разноцветным одеялом улицы, создавая праздничное настроение. Природа, перепутав времена года, дарила много солнца и тепла, и душа, cогреваясь бабьим летом, медленно настраивалась на лирический лад. Я никуда не спешила и откровенно наслаждалась этим днем, убегая в мир тихих размышлений и приятных грез.

Ничто не может так внезапно приблизить нас к чужой жизни, как резкий телефонный звонок, хотя собеседник остается для нас невидимым и далеким на другом конце связи. В свой выходной я не люблю незапланированные звонки – они сокращают время сладкого удовольствия отдыха. Я увидела знакомый номер моей близкой родственницы Ксении и на автомате сняла трубку, переворачивая на сковороде шипящие отбивные. И вдруг вместо привычного и неторопливого «Привет! Как дела?» я услышала страшный крик – крик о помощи. Сердце упало, а я оцепенела. Истерика со страхом, ужасом и разрозненные слова сквозь рыдания: «Мне плохо, помоги, мне плохо… Я не знаю, что со мной».

Не понимая, что происходит, я тоже закричала в трубку: «Что случилось? Где ты?» – и почти упала на спинку кресла – эмоциональный удар от неожиданности и страха был столь велик, что, потеряв внутреннюю опору, я искала ее вовне. Услышав мой истошный вопль, прибежал перепуганный сын, к тому времени вернувшийся из школы, и, ничего не понимая, смотрел на меня, затаив дыхание.

Я слушала и не понимала ее невнятную и бессвязную речь. До моего сознания доходили обрывки слов о каком-то проклятье, которое приведет к смерти ее дочери, о страшных женщинах, о драке. В моем мозгу пронесся вихрь из мыслей, предположений, догадок, фантазий и образов. Одни страшней других.

Пробираясь сквозь страх к реальности, я ухватилась за свой опыт в работе, когда клиенты при соприкосновении с травматической ситуацией из прошлого испытывали ужас. Я же своими методами возвращала их к действительности.

И сейчас я кричала в трубку: «Ты помнишь, как меня зовут? Как зовут моего сына?» Вдруг я услышала тишину, а потом сквозь всхлипывания – правильные ответы. Оправившись сама, я выдохнула и стала расспрашивать ее дальше:

– Где ты сейчас находишься?

– В метро.

– Ты внизу в метро или уже вышла на поверхность?

– Внизу.

Ее голос стал сникшим и вялым. Появляется надежда. Откашливаюсь.

– Какого цвета стены в метро?

Наступила снова тишина.

– Светло-серые.

– Что ты держишь в руке?

– Сумку.

– Какого цвета твоя сумка?

– Черная.

Я поняла, что Ксения вернулась в реальность. Мой страх стал отступать, и вместо него появилась тяжелая, вязкая тревога, которая несет с собой невнятное ощущение безысходности и собственной бесполезности. Я здесь, а она там! Мне безумно хотелось оказаться с ней рядом, спасти ее, как в детстве, защищая от уличных мальчишек и злых учителей. Трепещущая в лучах солнца листва, позолоченная сентябрем, – все исчезло, как в разверстой пропасти.

Через полтора часа она была у меня дома. Еще довольно молодая, элегантная, сейчас она была в классических черных брюках, тунике сочно-красного цвета и солнцезащитных очках. Пережитый ужас выдавало искаженное, побледневшее лицо, обмякшая фигура на подкошенных ногах. Она напоминала мне маленькую испуганную девочку, которая хотела куда-нибудь забиться, скрыться от чего-то невероятно страшного.

Ее тело била мелкая дрожь, словно на улице было холодно. Меня удивил ее взгляд – взгляд человека, испытавшего огромное потрясение – почти неподвижный и потерянный. Я держала себя ровно, без лишней эмоциональности, понимая, что этого сегодня было предостаточно для нас обеих. Мы прошли с ней в комнату. Она бросила солнцезащитные очки на журнальный столик и упала в первое стоявшее на ее пути кресло. Вжалась в сиденье и прикрыла глаза. Казалось, что ей необходим внешний толчок, помощь из реального мира, чтобы выйти из безмолвного кокона и начать что-то говорить. Я налила ей чашку горячего чая и, напряженная, села напротив нее.

Тихим голосом, едва живая от страха, Ксения начала рассказ. Ее дыхание было прерывисто и тревожно.

– Перед работой я заехала в один торговый центр, чтобы купить подарок коллеге ко дню рождения. Я обходила бутики, присматривая что-нибудь интересное для Людки. Я обнаружила одну вещь, которая могла бы понравиться ей, и я решила ее купить. Когда расплачивалась, почти неосознанно, чувствуя больше спиной, я заметила какую-то женщину. Это была крашеная блондинка, на первый взгляд ничем не примечательная, но было в ней что-то, что вызывает чувство тревоги и опасности. Мгновение, но я это почувствовала. Диалог с продавцом выдернул меня из этого ощущения. Я взяла подарок и вышла из торгового центра.

Ксения сидела, бессильно опустив плечи и уставившись невидящим взглядом в голую стену. Она невольно затаила дыхание, словно подбитая птица, вслушиваясь в себя. Потом взглянула в мою сторону; я напряженно наблюдала за ней и понимала, как мучительно вспоминать ей все это.

Чай на столе остывал, выбрасывая в воздух остатки горячего пара. Сделав глоток, она продолжала:

– Я зашла в метро и стала ждать поезд. Вдруг рядом со мной на платформе возникли две женские фигуры, одна из них блондинка из торгового центра. Она подошла ко мне близко и стала что-то говорить и шептать. Какие-то слова я понимала, какие-то нет. Я слышала что-то страшное: «несчастье твоему роду», «угроза твоим детям», «если я что-то не сделаю, то все это сбудется». Вдруг я почувствовала, что стала куда-то проваливаться, при этом что-то ей отвечала. Вторая женщина, черноволосая и одетая во все черное, ходила вокруг нас кругами и, как мне показалось, тоже что-то нашептывала. И от этого мне становилось еще хуже и страшнее.

Потом какие-то обрывки в памяти. Дальше провал, ничего не помню – чистый лист. И только потом я поняла, что стала приходить в себя, когда увидела в своих руках женскую голову, которую била о колонну метро, защищаясь от опасности. Я не осознавала ее до конца, но ощущала как что-то неизбежное и трагическое. Я била за себя и за свою дочь! Я сопротивлялась и боролась не только с ней, но и с чем-то еще, с чем не могла внутренне согласиться и, похоже, делала это с яростью!

Сколько прошло времени, я не знаю, но когда сознание окончательно вернулось, я обнаружила вокруг себя людей. Они смотрели на меня с испугом, некоторые даже отбежали в сторону. Я в ужасе отшатнулась, когда увидела клок чужих белых волос между пальцами своей руки.

Меня трясло и подбрасывало. Что это было? Как такое могло случиться? Опираясь на стену метрополитена, плохо соображая, я набрала твой номер телефона.

Что это было? Тот же вопрос задавала себе и я. И было ли все на самом деле? Где истина? Ксения сошла с ума, психоз, спровоцированный гипнозом? Мою душу захватили жалость, отчаяние и сострадание. «Сошла с ума». Избитая фразочка, которую мы бросаем всякий раз, когда не можем по-другому выразить смесь нашего удивления и возмущения. Но видеть чье-то безумие, которое стирает грань между реальностью и фантазией, прокладывая путь к самому себе психической революцией, страшно, очень страшно.

Очевидно, она заметила мою растерянность, потому что спросила: «Ты мне веришь? Ведь ты же не думаешь, что я сошла с ума и на самом деле этого ничего не было?»

Меня поразило совпадение наших мыслей о помешательстве. Я ощутила неприятное чувство стыда, очень вредное и ужасное. Ты понимаешь, что за тобой подсмотрели, когда ты совершил что-то запрещенное, и тебе непременно хочется сказать, что тебя неправильно поняли.

И все-таки первая мысль была – гипноз, в народе его называют – цыганский. Внутри меня включился аналитик.

Что я знала о нем? То, что цыганский гипноз – древнейший способ психологического воздействия, который корнями уходит в индийские практики. Цыгане освоили это искусство давно, и оно передается из поколения в поколение исключительно по женской линии – мужчины не владеют даром гипноза. Однако не все цыганки обладают нетрадиционными способностями. Тех, у кого они есть, зовут «профессионалками». Это они, как правило, «обрабатывают клиента», а остальным цыганкам достается роль отвлекающих внимание доверчивых прохожих. Кто из нас не слышал на вокзалах, улицах и площадях: «Давай, красавица, погадаю, скажу, что тебя ждет»? И если им удается привлечь внимание растерянного человека, начинается вторая часть цыганского «театра» – внушение.

Тарабарщина, которую они бормочут, облекается в форму таинственного пророчества, и ты не замечаешь, как неожиданно на глазах у прохожих становишься главным действующим лицом их шарлатанского представления.

Что они хотели от нее? Денег? Тогда почему они стали «работать» у всех на виду, ведь метро не самое безлюдное и тихое место? Я не знала ответов на эти вопросы. Одна гипотеза сменяла другую и, не находив подтверждения, превращалась в комок сомнений и горького предчувствия неприятных последствий.

День в сентябре проходит быстро. Он кажется долгим в начале, когда восход солнца над лесом смешивает бесконечное пространство со временем. И думаешь: вечер еще не скоро наступит. Однако, забыв о часах, я обнаружила, что за окном давно стемнело. Простившись до утра, я уходила к себе в спальню с тяжелым сердцем. Что-то тревожное было в этой странной истории.

– Спокойной ночи! – медленно проговорила Ксения, закутанная в теплый плед поверх сорочки, сжимавшая в руках маленькую иконку.

Я обернулась на особый оттенок ее голоса и поймала выражение нескрываемого тоскливого страха на ее возбужденном лице. Я легла в кровать и тотчас закрыла глаза. Тяжелые впечатления наплывали в душу. Омерзительный день! У меня была только одна цель: полностью избавиться от чувств. Тьма валилась вниз, и я заснула.