Последний is человек

Глава 1

Болит живот, страшно болит. Боль, как вой в гулкой трубе, заходит где-то у позвоночника и всхлюпывается уже под сердцем. Каждый такой проход вызывает сильный спазм, меня скрючивает, я падаю и по несколько минут бьюсь в агонии, купаясь в луже собственных испражнений.

Но я рад, я безмерно счастлив, я не поражён, не заражён как они, я всё ещё человек!

Когда в далёком 2029 объявили пандемию по поводу эпидемии крабавируса, никто и не догадывался что это, и во что выльется эта зараза. Подумать только, глупые людишки пытались спастись от краба при помощи медицинских масок, как в 2020-м спасались от коронавируса. Это после, даже тупым школярам стало понятно, что у голой девки, брошенной в море спермы без презервативов и прочей контрацепции, шансов забеременеть меньше, чем у человека, гуляющего по улице города, страны, мира, планеты, куда был вброшен крабавирус.

В самом начале у человечества ещё был шанс, но время было упущено, безвозвратно. Мировые правители, лоббируемые фармаконцернами, устроили тупую гонку по созданию вакцины да войну с китайцами за «право первой ночи». Кстати, именно китайцы первые сообразили, что к чему. Видимо, многолетний опыт по контролю рождаемости помог. Да, именно китайские медики первыми закричали на весь мир, что нас трахают во все, не то, что дыры, во все поры! Пока мы, земляне, спрятавшись в маски и дистанцируясь, ждём спасительной вакцины. Бред!

Но китайцев никто не слышал и слышать не хотел.

После первого детального отчета, медиков Поднебесной гнобили все мировые СМИ. В результате, вообще разогнали лабораторию, а руководителя проекта, чуть ли не расстреляли за растрату. А что было с сотрудниками московского СКЛИФа? Типа, вирус не ваш профиль. Куда засунули испанского химика и группу из Луизианы? Испанец, кажется, надолго сел по обвинению в педофилии, а американцев линчевали за опыты над неграми, простите, афроамериканцами.

Тема внеземного происхождения краба на годы попала под запрет. Любые мысли, высказывания, даже самые безобидные шутки, сравнивающие краба с космической спермой, влекли за собой наказания, как за тяжкие преступления.

Время шло, а нас, человеков, имели, осеменяли, трахали, использовали, как плаценту и т. д., по самое нихочу. Очередная пандемия окончательно разорила и уничтожила неглобальные сектора экономики. Бедные слои населения с трудом сводили концы с концами, оставшись без работы и доходов. А богатеи бесновались от возможности нажиться на пандемийном маразме.

В высших кругах считалось, что прививка, как манна небесная, спасёт от всех напастей, а на заграбастанные миллионы они смогут купить по девять жизней. Если бы те, кто колол себе вожделенную, самую дорогую прививку, транспортируемую самолётами при температуре минус семьдесят по Цельсию, знали во что она, эта прививка, их превратит, то они с радостью вкололи бы себе мышьяка, а не этой дряни. Но в принципе, можно сказать, что им повезло. А таким, как я, нет. Мы дольше боролись за выживание, мы дольше оставались людьми, мы жили дольше в своем облике, но это было мучительно. Очень больно и очень мучительно.

* * *

Немолодой бородатый мужчина на экране застонал, скрючился и, схватившись за живот, рухнул на пол.

Алекса щёлкнула пальцем по монитору, изображение мгновенно свернулось в точку и исчезло.

– Это твой отец? – серьёзно спросил Янек.

– Да, – ответила Алекса, продавливая ком в горле.

– Похоже на бред сумасшедшего, – съязвила тощая азиатка Унь из глубины кубрика.

– Заткнись, – оборвал её Янек, – блатным слово не давали.

– Если у моих предков есть деньги, это говорит лишь о том, что они умнее твоих и лучше адаптировались к ситуации.

– Вон, адаптировались, кровососы!

Янек кивнул в сторону монитора.

– А ты, что думаешь? – Янек подошёл к Алексе.

– Папа, конечно, большой любитель пошутить, но это, это…

– Что это?

– Если это правда, то ЧТО сейчас там на Земле?

Алекса подошла к Юрию и присела на край стола.

– А когда сможешь раскодировать остальные сообщения?

– Сложно сказать, файлы битые, информация записывалась на кремниевых пластинах.

– Что значит битые?

– Термин устаревший, но сейчас в прямом смысле, носитель повреждён. Тогда ещё не было АЭРОТИКА¹.

Унь засмеялась.

– Я читала, что в те года аэротика называли секс без совокупления.

– Что? – наморщился Юрий.

– Это, когда как бы трахаются, но его в неё не засовывают.

– Слушай, – зашипел Янек, – иди к себе и засунь себе что-нибудь! Ты тут всем уже надоела.

Унь встала и продефилировала к выходу.

– Вот проперло, набрали педиков и импотентов, зато все идейные!

– Иди, иди! – Янек хлопнул по дисплею и дверь в кубрик задвинулась за Унь.

Юрий покашлял в кулак.

– Я ещё одно почти расшифровал…

– И? – напрягся Янек.

– Прости, Янек, это, наверное, нарушение субординации. Так получилось, что…

– Говори, не мямли, в чём дело?

– Получилось так, что я прослушал сообщение…

– Это не проблема, включай, мы тоже послушаем!

– Не могу.

– Да, почему же?!

– Понимаешь… В общем, Алекса, тоже прости. Оно личное.

– А зачем ты его тогда слушал?

– Да я же объяснял, вся инфа на жёстких носителях. Я коммутацию налаживал за панелью.

– Что такое коммутация?

– Объясняю, это ещё не аэротика, с проводами приходится трахаться.

– Вы, что сговорились? С чем ещё трахаться?

– Командир, сорри, я не знаю, как ещё сказать. Это типа, пришлось много повозиться.

– Ладно, что с изображением?

– Я не видел, говорю же, только слышал.

– А ДУПЛОНЫ, МАРКИ²?

– Лучше про телетекст спроси. Какие дуплоны? Говорю, это ещё не аэротика.

Янек подошел к Алексе и приобнял её за плечи.

– Девочка, ты сама справишься или кому-то с тобой остаться?

– Нет, спасибо, я в порядке, справлюсь.

Дверь задвинулась за Янеком и Юрой. Алекса с полминуты сидела в полной тишине. Затем продвинулась и щёлкнула по монитору. Из ЗВУКОВОЙ ЛАСТЫ³ послышался тот же хрипловатый голос её отца. Изображение появилось чуть позже. Но теперь это была не сэлфи-запись, а семейный архив.

* * *

В коронавирусном 2020-м, первую и вторую волну пандемийных мер, мы с матерью пережили без особых потерь. Если не считать двух штрафов за отсутствие масок, того, что я лишился бизнеса, а маму уволили с работы. Ещё у нас пропали путевки на Олимпиаду в Японию, её тогда отменили. Было очень обидно, мы два года копили и собирались. Вот, наверное, и всё. А то, что я набрал 12 килограмм к весу, утонул в депрессухе и спровоцировал астму на нервной почве – это не в счет. Хотя, собственно, с астмы всё и началось.

* * *

Алекса подперла лицо ладонями. Глаза налились слезами, изображение помутнело… И вдруг, Алекса подскочила и опрокинула бутыль с ТАХОИНОМ⁴. Через призму слез стал отчетливо виден второй, стереоскопический слой, наложенный поверх домашнего видео. Девушка протерла глаза, со слезами исчезло и наложенное изображение. На экране вновь были только она, её родители и собака. Алекса откинулась в кресло, при этом ногой вляпалась в разлившийся тахоин. Она подняла бутылку и вылила остатки напитка в рот. В этот момент, через стекло бутылки, как раньше через слезы, Алекса увидела наложенное стереоизображение.

Из ступора Алексу вывел не мерцающий сигнал тревоги и не резкий писк ласты, а Юрий, трясущий её за плечи.

– Вставай, девочка, ты что уснула?

Алекса открыла глаза, Юра продолжал её трести.

– Ты в порядке? Очнулась?

– Да, да! Что случилось?

– Тревога!

– Как!? Почему!?

– СКРАБСЫ⁵ вышли на наш форватер!

Алекса тряхнула головой, придвинула ШЛЕМОКАПСУЛУ⁶.

– Второй пилот в деле. Принимаю управление.

– Всё в порядке, красотка? – услышала она голос Янека, – Как ты?

– В порядке, работаем.

Алекса взмахом руки развернула панорамные мониторы.

* * *

На главной площади Ватикана замерла многотысячная толпа. Конклав вот-вот должен вынести свой вердикт. Все взоры были устремлены на трубу Сикстинской капеллы. Люди крестились, нервно перебирали пальцами, губы скороговоркой произносили молитвы, напряжение звенело и нарастало.

Внутри, под сводами, расписанными Леонардо Да Винчи, распахнулась высоченная дубовая дверь. Кардиналы склонили головы перед новоизбранным папой Бенедиктом шестнадцатым. Новоиспеченный понтифик быстрым шагом прошёл сквозь толпу в красных мантиях.

Вперёд с поклоном вышел камерарий:

– Ваше первосвятейшество, вам нужно пройти в красную комнату плача, а затем выйти на лоджию…

Его оборвал страшный, оглушаюший рёв толпы с площади. Из трубы над Сикстинской капеллой взмылся белый дым. Кардиналы заткнули уши. Канделябры и рамы старинных картин начали ужасающе вибрировать. Из распахнувшегося витража, прямо к ногам самого папы упали несколько цветных стекол.

Бенедикт раздражённо отпихнул стекляшки носком туфли.

– Хватит! Какая к чертям лоджия?!

Не столько от шума, сколько от слов папы кардиналы остолбенели, не в силах даже перекреститься. Десятки пар глаз в ужасе таращились на понтифика. Камерарий уронил большой старинный колокольчик и бухнулся на пухлую задницу.

– Ваше первосвятейшество, на центральную лоджию базилики Собора Святого Петра.

– Хватит я сказал!

– Но это благословение. Кардинал-дьякон уже объявил нового папу римского, вы должны благословить город и мир…

– Благословение? Быстро ко мне в кабинет всех, кто хоть что-то знает про эту новую заразу!

– Какой кабинет?

– Не знаю какой! Я тут ещё ничего не знаю!

– Вам надо облачиться в папскую мантию в комнате плача…

– Остановитесь уже, заклинаю! Неважно где, неважно в каком крыле, келье, спальне, резиденции, да хоть прямо тут! Главное быстрее! Соберите всех: ученых, писак, наших, мусульман, евреев – всех!

Камерарий, не меняя позы, как был на заднице, так и двинулся к выходу, словно перепуганный краб.

От его медлительности и неуклюжести понтифик окончательно пришёл в ярость. Он со злостью ударил ногой по лежащему на полу колоколу. Колокольчик полетел в камерария, а новоиспеченный папа римский схватился за ушибленную о колокольчик ногу и, прыгая на второй, через боль заорал камерарию:

– Я же сказал быстрее!

* * *

Том остановился возле стойки ресепшн. Девушка в белом халате, наверное, секретарша, а может и медcестра, сообщила ему, что доктор задерживается, а Том может несколько минут подождать в кабинете, чтобы не пересекаться с другими пациентами.

Она распахнула дверь и Том вошел в просторный белый кабинет.

– Располагайтесь. Может, чаю? Кофе у нас нет.

– Нет, спасибо.

Девушка скрылась за дверью. Том осмотрелся. Кабинет был большой, но сесть можно было либо на медицинскую кушетку, либо на кресло за стол доктора. На кушетку не хотелось, а за стол не решился. Том подошел к зеркалу у двери и стал себя разглядывать.

– Да, возраст Христа.

Потёр ладонью небритость, украдкой выдавил прыщик в складке носа, пригладил волосы на макушке.

– Красавчег, обидно будет, если подсел на какую-нибудь хроническую дрянь. Надеюсь, что это астма и она лечится.

Том повернулся, посмотрел на часы. Стрелки тикали, а доктора всё не было. Том подошел к письменному столу. Среди бумаг и прочей канцелярии лежал раскрытый журнал. Том развернул журнал к себе. На половине страницы красовалось фото доктора, сделанное в этом кабинете, за этим самым столом.

– Ну вот, его уже в журналах печатают, звезда, зачем теперь вовремя приходить…

Том поднял журнал и сравнил фото с обстановкой в кабинете.

– Да, точно тут.

Том обошёл вокруг стола, уселся в кресло и стал разглядывать журнал. Из приемной послышался шум. Том перестал читать и прислушался. По-видимому, к кабинету рвались какие-то настырные дядька, произносящие фразы на непонятном языке. Девушка с ресепшен явно пыталась их остановить, но безрезультатно. Том захлопнул журнал и бросил на стол. Дверь распахнулась, и в комнату ввалились трое в строгих чёрных костюмах. Том попытался подняться им навстречу, но не успел. Один из вошедших, с ходу, выстрелил ему в шею капсулой с, как выяснилось позже, сильным парализующим веществои. Том обмяк и стёк под кресло.

* * *

Вокруг Алексы высветились четыре проекции монитора. На меньшем расположены все системы управления, а на больших, овальных, пространство с разных сторон от вакуумной АСТРОСФЕРЫ⁷, Алекса приложила ладонь к овальной проекции и недовольно закачала головой.

– Командир, где вибрация? Где вибрация, спрашиваю?

Дверь раздвинулась и вошел Янек.

– Ну, ты же понимаешь…

– Зачем нас дурачить?

– Мне необходимо раз за ШЕЛТОН⁸ проводить учебную тревогу.

– Раз обязан, проводи, но мы же не дети. Предупреждай, а то дойдет до настоящего дела, а кто-нибудь слажает, мол, учебная.

– Подумаю. Сегодня как прошло?

– Всё в штатном режиме, но вопрос к Юрию, на третьей проекции пуск задерживается на пять миллисекунд.

– Юрий, ты слышишь? Алекса, панорамный звук включен?

– Да, работает.

– Юрий, слышишь?

– Слышу и проверяю уже, вот нетерпеливые.

– В чём проблема?

– Проблемы нет. Это из-за сопряжения систем. Если проекции раздвинуть, то задержки не будет, но придётся физически преодолеть почти два метра.

– Раздвигай, задержка не нужна.

– Ты же не успеешь, надо будет бросаться, словно змея на жертву.

– Успею, я быстрей змеи, – улыбнулась Алекса.

– Командир, как поступим?

– Ты, конечно, можешь ещё поспорить, но я пас. Раздвигай!

Янек засмеялся, похлопал Алексу по плечу и вышел.

Алекса осталась сидеть. Прошло минут пять, Янек не вернулся. Она осторожно встала, подошла к двери, выглянула в буфер, никого. Девушка задвинула дверь, достала бутылку из проема между ХАМПОМ⁹ и шкафом и осторожно присела на край рабочего кресла.

* * *

Алекса уже несколько раз пыталась просмотреть кодированное изображение, но каждый раз всё заканчивалось плачевно, в прямом смысле этого выражения. Тяжёлые мысли о том, что может сейчас твориться на Земле и ностальгия, вызванная основным видео, одерживали верх, а слезы, хоть и позволяли увидеть «тайнопись», но никак не давали в ней разобраться.

Сегодня Алекса была настроена крайне серьезно, а детская выходка капитана отбросила остатки лирики.

– Хоть кто-то тут должен быть взрослым человеком…

Алекса ещё раз оглянулась на дверь и щелкнула по монитору. Перед глазами, словно в памяти выплыли изображения её комнаты, мамы, папы и вечно суетящегося пса, любимого лабрадора Гектора. Слёзы опять навернулись на глаза, ком подкатил к горлу. Алекса сильно закусила губу и сжала кулаки, так, что ногти глубоко впились в плоть. Стало легче. Алекса смахнула слёзы и прокашлялась. Подняла бутылку и дождалась пока последние капли напитка упадут ей в рот.

– Кошмар, лечу на скорости, сравнимой со скоростью света, а для просмотра пользуюсь примитивной линзой, как в середине 20-го века.

Алекса нагнулась и стала пристально рассматривать изображение через линзу, точнее бутылку.

При беглом просмотре, казалось, что это помехи аэротика первой платформы. Но нет, это были чередующиеся символы. Часть их напоминала нечто среднее между наскальной живописью древних людей и китайскими иероглифами, а другая часть была словно снята со стены в детском саду.

Алекса попыталась скопировать наложение через РАПИРУ¹⁰, но ничего не вышло. Нужен был некий простой, даже примитивный способ зафиксировать данные. А что, если попробовать их зарисовать? – подумала Алекса. Идея хорошая, но как это устроить?

Алекса отложила бутылку и переключилась на ИНФОСТОК¹¹. По запросу она получила полную информацию обо всех орудиях, позволявших человеку создавать изображения, от угля до ПЛАЗМОСКАНЕРОВ¹².

– Уголь, конечно, перебор, а вот какой-нибудь карандаш сейчас был бы очень кстати. Но где его здесь и сейчас взять? Последний карандаш был выпущен задолго до старта их астросферы проекта РОТОР¹³.

Алекса откинулась на спинку и закрыла глаза. Волнения всё-таки взяли своё. Но тут ей показалось, что в комнате есть кто-то ещё. Алекса открыла глаза, рядом стояла Унь.

– Ты давно здесь?

– Не более минуты.

– Не заметила, как ты вошла.

– Ты была в отключке. КАЛЕЗОН¹⁴?

– Я не употребляю эти гадости.

– Да, брось, все ширяются.

– А я не все.

– Да, ты не все, ты – крутая. Слушай, а ты успела с кем-нибудь? Там, на Земле?

– Что успела? Я не…

– Я не про ширево. У тебя был кто-нибудь? Ну парень, мужчина?

– Не хочу говорить об этом.

– Значит не было, я так и знала. Тут все девственики.

– Нам по тринадцать было, когда нас отобрали в рейд. Что там могло быть?

– Могло, и у меня было.

– Что было?

– У меня был секс с мужчиной. Поэтому я и здесь.

– Не понимаю, какая связь?

– Это был мой отец. Я никому никогда не говорила об этом.

– Извини, я не знаю, что…

– Не извиняйся, я хотела, чтобы ты знала. А то всё блатная, да блатная. Меня сюда сослали. Я не просто так, с жиру или по дури чьё-то место заняла.

– Зачем ты это мне рассказала?

– Я очень хочу, чтобы ты мне доверяла.

Унь подошла к проекции инфостока. Пальцем прокрутила несколько битов.

– Ты тоже увлекаешься? – поинтересовалась Унь, указывая на светящийся инфо бит.

– Чем увлекаюсь?

– Рисуешь или может тоже сёдо? Я много пишу – успокаивает, наводит на мысли.

– А чем ты пишешь? На астросфере нет ни ручек, ни карандашей, ни фломастеров ни в простом, ни в протонном, ни в плазменном виде.

– У меня специальная фудэ-кисть, ей больше трёхсот лет, она из вековой сакуры, и суми – это твёрдая тушь.

– А её вообще из костей динозавров синтезировали?

Девушки посмотрели друг на друга и рассмеялись, как закадычные школьные подружки.

Глава 2

Сознание понемногу возвращалось к Тому. Голова гудела, шея болела, руки, ноги затекли и не шевелились. Осторожно приоткрыв глаза, осмотрелся. Он полулежал в бежевом кресле частного самолета.

– Хорошо, одной проблемой меньше, значит шум в голове – это не спекание мозгов, а всего лишь гул турбин.

Удалось немного повернуть голову. Напротив, в таких же кожанных креслах сидели два уже немолодых педика.

Они показались Тому знакомыми. Где же он их видел? Ах, да! Точно! В журнале, на фото в той статье, где была фотография его доктора. За ними и с другой стороны сидели ещё какие-то люди. В конце салона расположилась та самая троица в черных костюмах. Все выглядело спокойно и мирно. Из-за шторы выпорхнула стюардесса и стала разносить шампанское и… устрицы. Да, именно устрицы. Что это? Куда я попал? – пульсировало в голове. Пожалуй, стоило очнуться и не пропустить пиршество. Тем более, что от шипения в бокалах горло тут же пересохло, а от нежного аромата малюсков в желудке начался переворот, в политическом смысле этого слова.

Том приподнялся, попытался позвать стюардессу и махнуть ей рукой, но получилось только невнятно промычать и пошевелить пальцами. Педики, сидевшие напротив, заметили его активность и захлопотали. Через пару минут Том с наслаждением заедал устрицами уже второй бокал шампанского.

Шея, в том месте, куда угодила капсула, конечно, болела, но уже не так сильно и боль не мешала чревоугодию. По правде говоря, боль вообще не беспокоила, но Том решил остаться немым на некоторое время и не отвечать на возможные вопросы. Вместо ответов он болезненно кряхтел и показывал вздутие на шее.

Самолет снизился, вынырнул из облака и зашел на разворот. Под крылом в свете восходящего солнца раскинулся вечный город Рим.

Джет подрулил к дальнему ангару. Рядом стояло ещё семь или восемь аналогичных самолетов, прибывших ранее. Тому показалось странным, что не было ни таможенников, ни механиков, вообще никакой обслуги. К трапу подъехали четыре тонированных минивэна. Том вышел из дверей и тут же прикинул расстояние до ворот ангара. Было метров семьдесят.

– Конечно я не тот Болд, но секунд за 9–10 добегу.

Том уже занёс ногу на перила, но тут заметил ещё троих вооружённых людей у ворот.

– Чёрт, этих не проскочить, – подумал Том и сплюнул остаток пиршества, прилипший к зубу.

Люди в чёрных костюмах развели пассажиров по машинам. Кортеж быстро миновал предместья, каким-то чудом проскочил старую часть города и вкатил в ворота Ватикана.

У Тома сложилось ощущение, что все собравшиеся, хоть и не одна компания, но как-то связаны между собой и все, кроме конечно его, Тома, понимают куда и с какой целью они направляются.

На входе во дворец был обыск. Шмонали тщательно, как в старинных боевиках, разве что в задницу не заглядывали. У Тома не было никаких вещей, если не считать одежды, обуви и КЛИПСЫ ЛЕНАЙЗЕРА¹⁵, поэтому он в числе первых прошёл досмотр и оказался в святая святых Ватикана – в папском дворце.

– Да, круто, – произнес Том, но тут же осекся и закашлялся. Он продолжал прикидываться неговорящим.

У всех входов выходов, лестниц, окон и даже колонн стояли гвардейцы. Сбежать отсюда не получится, да и не хочется. Страх неизвестности уступил место страшному любопытству. Пока Том размышлял, Дворцовую залу начали заполнять люди. Большая часть из них, по-видимому, были такими же гостями, как и он, а другие, в монашеских балахонах, тащили стулья, табуретки, пуфики. Была спокойная рабочая суета, но вдруг с одной из лестниц донесся душераздирающий стон, грохот, треск ломающейся мебели и вопли ужаса. Тому с его места не было видно, что случилось, но по выражениям лиц тех, кто оказался напротив лестницы было понятно, что произошло нечто ужасное.

Несколько гвардейцев оставили свои посты и побежали к месту трагедии. Через минуту, один из них тащил бесчувственного камерария. За его волочащимися ногами тянулся тонкий кровавый след. Гвардеец доволок тело до входа в зал, кое-как привалил к стене и поспешил обратно.

Том с любопытством перешёл поближе, так, чтобы видеть место трагедии.

Рядом с лестницей валялась груда обломков деревянной мебели. Один из церковников разложил на полу свою мантию и вместе с гвардейцами аккуратно складывал на нее деревянные обломки.

Рядом стояли два кардинала. Они крестились и причитали.

– Святые угодники, они разбили папский трон. Понтифик ещё не садился на него.

– Этому трону полторы тысячи лет.

– Или более того.

– До неба вознёсшийся, до ада низвергнешься.

* * *

Алекса изрисовала всю кипу пергамента подаренного Унь. Но поток видео ещё не закончился. Алекса встала посреди комнаты и задумалась.

– Хоть на стенах рисуй.

Девушка с досады махнула рукой, в которой была фуде кисть. Несколько капель разбавленных тахоином чернил суми упали на ГРАВИТАЦИОННЫЙ ПАЛАС¹⁶. Через несколько секунд клининговый лазер сжег их.

– А почему обязательно на стенах?

Алекса приподняла край паласа. На пульте раздался тревожный писк. Алекса молниеносно перескочила через комнату и смахнула тревожный сигнал. Но тот не остался незамеченным. В следующее мнгновение из ласты донесся веселый голос Янека.

– Принцесса, ты там что полетать решила?

– Практически. Разрабатываю новый гимнастический комплекс, для невесомости.

– Понял. Надеюсь, в этот раз без спарингов, а то у меня ещё с Земли челюсть побаливает, – Янек рассмеялся.

– Посмотрим на ваше поведение. Ладно, Юрию передай, что отключусь на некоторое время.

Алекса смахнула мониторы, все изображения и мерцания блока управления исчезли. Девушка просунула руку за хамп, нащупала толстый кабель и дернула. Гравитация была отключена. Раньше Алекса этого не делала, а потому внимательно осмотрела комнату.

– Ничего, кроме кроме гаджетов для сёду взлететь не могло. Да, и эти некоторое время будут двигаться по инерции и не разлетятся.

Алекса подошла к столу, взяла кисть, банку с тушью и положила их в контейнер.

– Теперь понятно, почему на сфере не было никаких мелких предметов. А как же Унь удалось протащить это? Блатная! – засмеялась собственной шутке Алекса.

Она резко захлопнула крышку контейнера. Образовавшийся от этого воздушный поток сдул со стола всю кипу исписанных и изрисованных пергаментов. Листы разлетелись по всей комнате. Алекса бросилась их собирать, но тут включился клинолазер и начал методично уничтожать листы, как мусор.

– У, чёрт! – выругалась Алекса.

Девушка попыталась выдёргивать листы прямо из-под лазера, но даже еë скорости не хватало, чтобы опередить луч. Алекса поняла, что теряет бесценный материал.

– А может все эти каракули полная глупость, какой-нибудь глюк? И я тут напрасно изгаляюсь? – мелькнула малодушная мысль. – Нет, отец, хоть и бывал с придурью, но дело всегда знал и не стал бы мне сюда транссканировать семейный архив, только ради сентиментов.

Алекса прекратила хватать листы, посмотрела на свою левую руку и закатала рукав по локоть.

– Наверное это будет больно? – подумала Алекса, зажмурилась и подставила руку под луч клинолазера.

Луч тут же отрубился, но на руке остался рубец. Алекса застонала и принялась растирать повреждённое место.

* * *

Огромные дубовые двери распахнулись и в главный зал Курии вместе с потоком солнечного света ворвался понтифик. Его свита запыхалась и едва поспевала за ним. Было понятно, что уже не одну сотню лет тут так быстро никто не передвигался. Все присутствующие замерли и склонились. Том с перепуга присел в реверансе. Но тут увидел лица давящихся от смеха дружков педиков, все понял, сам чуть не захохотал и изменил позицию на поклон головой.

Папа Бенедикт остановился возле тела камерария.

– Что это?

Церковники робко затоптались. Вперед вышел гвардеец в чёрном костюме.

– Ваше первосвятейшество, на него упал Папский, ну Ваш, трон с лестницы и придавил…

Папа повернулся к телу и занес руку для крестного знамения.

– Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего…

Папа начал крестить тело. Гвардеец встал на одно колено и взял лежащего кардинала за запястье.

– …и прими во царствие своё его грешную душу.

– Простите, Ваше Первосвятейшество, он жив.

– Как? Жив? Тогда уберите отсюда этот жирный кусок мяса!

Кардинал опустил руку, повернулся и на всех парах двинулся дальше вглубь Курии.

Свита, еле поспевая, засеменила следом. Двое гвардейцев подхватили тело оказавшегося живым камерария и уволокли прочь.

Папа Римский также быстро, как шёл, взбежал на импровизированную кафедру, остановился, повернулся к собравшимся и поднял правую руку. Воцарилась звенящая тишина. Тому показалось, что он слышит, как работает электронный хронограф на его ленайзере.

Папа кашлянул.

– Приветствую всех собравшихся. Приношу глубочайшие и искренне извинения за неудобства, связанные с приездом в Ватикан.

По залу прокатился весёлый ропоток.

– Очень прошу на ближайшее время забыть про ритуалы, чины, звания. Откинуть личные обиды, идейные и профессиональные разногласия. Нам кажется, что все уже догадались о том, за чем мы тут собрались.

– Конечно, догадались. Все, кроме меня, – пробурчал Том, оглядывая согласно кивающие лица вокруг.

– Прошу всех рассаживайтесь. И мне… – папа с грозным видом обратился к свите, – …принесите стул. Понятно?! Не трон, а стул! Обычный стул, а не то я собственноручно превращу вас в отбивные, как та, что валялась у входа.

Папа вновь обратился к гостям.

– Прошу вас, начнем немедленно. Те, кто готов высказаться, прошу сюда, на кафедру. Организационными и прочими вопросами будут заниматься вот эти…

Бенедикт указал рукой на свою свиту.

– К любому из них, по любому вопросу. Где молиться, где мочиться и так далее. Я также всегда буду в вашем распоряжении.

Итак, приступим. Тема, в принципе, одна: как выжить человечеству, над которым нависла угроза крабавируса. Папа повернулся и собрался спуститься с кафедры.

По залу пронеслось легкое роптание. Бенедикт вернулся к аудитории.

– Я понимаю ваши опасения, во многих странах ваши суждения признаны незаконными. Некоторых из вас гвардейцам вообще пришлось выкрадывать из тюрем. Знайте, здесь все эти продажные политики и их спонсоры влияния не имеют! Здесь все вы находитесь под защитой священной Католической церкви и Ватикана. Если кому-то таких гарантий недостаточно, то знайте, что самый мощный вонно-морской флот США перебазирован в Средиземное море. Его командующий – адмирал Кентель – находится среди нас и готов отразить любую, даже космическую атаку. И ещё. Для людей, не очень искушенных в политике, поясню, в мире ничего невозможно сделать без ведома израильской разведки Моссад. Так вот, сообщаю по секрету, мы получили их благословение.

Понтифик засмеялся, его смех поддержали все собравшиеся.

Том почесал затылок.

– Действительно говорят, на Бога надейся, а сам не плошай.

– …А теперь серьёзно. Никто не покинет границы Ватикана, пока не будет сформирован чёткий план действий. Начнём. Господь с нами.

Том улыбнулся:

– Да прибудет с нами сила, так было бы уместнее.

Слава богу, его опус никто не услышал.

Понтифик окрестил всех присутствующих, спустился и сел на приготовленный для него стул. На трибуну вышел очень грузный и большой гвардеец.

– Уважаемые, на сегодня регламент такой. Мы заслушаем тех, кто уже готов высказаться. Прений и споров, пока все не выскажутся, не будет. Каждый выслушивает мнение каждого, не перебивает. Нарушитель дисциплины получает два устных предупреждения, на третий раз – сутки карцера без еды и света. Извините, без этого никак.

Гости зароптали.

– Теперь, прошу тех, кто уже готов высказаться поднимите руки, гвардейцы раздадут номера очередности.

– Если так пойдет, то ещё пара дней, и вся эта разношёрстная ученая братия наденет капюшоны и станет ходить строем, – подумал Том.

– И ещё всем одинаковые четки, – услышал Том и перепугался. Том решил, что разговаривал вслух сам с собой, и кто-то сзади услышал и добавил фразу к его крамольной шутке. Том осторожно повернулся, на него никто не смотрел. Видно, мысль была очевидной и у кого-то вырвалось, Том успокоился.

* * *

Половина следующего дня у Алексы ушла на сбор и сортировку уцелевших листов. Когда все было разложено по порядку, Алекса связалась с Юрой и попросила отключить у нее клинолазер. Юра как человек дотошный, естественно, стал допытываться, в чем дело. Алексе даже не пришлось врать, она просто показала Юрию рубец на руке. Юра отключил систему и пообещал, что завтра первым делом займётся ремонтом клининга. Но Алекса убедила его не спешить и отложить ремонт на пару дней. Далее, уже наученная горьким опытом, она первым делом сложила в контейнеры не только гаджеты, но и разрисованные листы. И только после выдернула кабель гравитационного паласа.

Замысел Алексы был прост, она решила поднять палас, а остатки шифрованного видео записать прямо на полу и, в случае чего, скрывать записи от сторонних глаз паласом. В теории всё казалось простым и легко выполнимым, но на практике оказалось несколько сложнее.

Во-первых, при отсутствии гравитационного поля на видео стали появляться серьёзные помехи, сильно искажающие тайнопись, а к Юрию с этой проблемой идти пока не хотелось. Во-вторых, при отсутствии внешних гравитационных полей, гравитация, создаваемая обувью, стала создавать серьёзные проблемы при передвижении, и никакая регулировка не помогала исправить ситуацию. А без обуви, в состоянии невесомости, работать не получалось. И третье, самое главное, что окончательно сделало копирование в невесомости невозможным, это то, что жидкая тушь слетала с кисти, даже при мало-мальски резком движении, и разлеталась по помещению.