Я сон, у меня есть имя

Ты понимаешь, что влюбился, когда не можешь уснуть, потому что реальность наконец-то оказывается лучше любых снов.

Теодор Зойс Гейзель

© Валентина Вылегжанина, 2018

ISBN 978-5-4493-1137-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предыстория

«Ты имеешь право на всё, кроме любви», – стучало в голове, отскакивая эхом от брусчатки Чешского Крумлова.

Как только наступает ночь, он появляется в тёмных переулках города. Это его любимое время суток. Именно тогда его никто не может увидеть, и тайные мысли принимают очертания сна. В воздухе повисает приятный запах прохлады и плотного тумана. На землю медленно опускается пелена затмения. Он примеряет образ строгого мужчины в сером пальто, надевает воображаемую фетровую шляпу в тон и расхаживает по каменистой брусчатке старинного города, монотонно постукивая тяжёлыми чёрными ботинками об её ухабы. Его руки всегда в карманах. Ночные улицы зачастую ошпаривают пронизывающим ледяным ветром шершавые ладони, пальцы холодеют, покрываются лёгкой испариной. Только человек может держать руки в карманах, но он тоже обладает такой способностью, изображая из себя подобие физического тела. Ни у кого из сновидцев карманов нет – у него есть. Но он не задумывается об этом и принимает сей факт как должное. Здесь можно прятать не только холодные обветренные руки, но и воспоминания, кинопленку нескольких жизней, иногда даже двойную судьбу, которая склеивается воедино. Он не помнит, сколько времени пребывает в своём нынешнем теле. И было ли время, когда он был кем-то другим. Как будто его душу очистили от старых воспоминаний, обнулили до точки нового отсчёта. Его сущность является чистейшей светлой оболочкой, которая несёт в себе только счастливые и добрые сновидения. Но всё же он не похож на остальных сновидцев. В его памяти изредка вспыхивают неизвестные образы, силуэты, запахи, мгновения иного мира. Поэтому он частенько примеряет человеческий образ, представляя себя живым материальным существом.

«Если бы меня вырвали из этой жизни, – размышлял он, бродя по ночному городу, – я бы сделал всё, чтобы снова вернуться обратно».

Он шатался по узким улочкам, заглядывая в окна простым незнакомцам. Именно так он попадал в их сны. Из ладоней появлялся чуть искрящий свет, который просачивался сквозь рамы, проползал по стенам, распространялся длинными отростками по детской комнате. Расползаясь блестящими частицами, будто крупинками жёлтого песка, он проникал в дом к своему очередному подопечному. Перед тем как ожить во сне, в мире своего маленького героя, он любил рассматривать комнату, изучать привычные повседневные дела своего будущего знакомого, угадывать его будни по книгам, украшающим настенные полки, по игрушкам, расставленным вдоль стола, по картинам, крепко вбитым в серые стены бетонных перегородок. Всё здесь говорило о жизни, которая чужда ему, но которую он хотел заполучить любой ценой.

Бывало, что он покидал сон, не дождавшись утра, чтобы успеть побродить по пустынному городу, прислонившись к человеческим изобретениям, монументальным постройкам, удивительным скульптурам. Он наблюдал, как погруженный во мрак город сливался с темным обликом земли. Лишь силуэт луны, озаряя часть звёздного неба, боролся за право на свет, но всегда проигрывал. Таков закон жизни – ночью побеждала темнота.

Иногда случалось, что обычный мальчишка сознательно выталкивал сновидца из своего сна. Тогда невидимому существу приходилось бесшумно скользить по стенам, опережая пробуждение, и выскакивать сквозь оконные рамы. По сути, неспокойный ребёнок бесцеремонно вышвыривал его, чтобы заполнить свою голову привычными пустыми делами. А сновидец с карманами всё же любил особенные приключения, разгонявшие тоску, страх, уныние. Он творил свою историю, врываясь в привычную жизнь, вскакивал на коня судьбы и мчался галопом по детским вспыхнувшим мечтам.

Так получилось, что, будучи фантазёром, безвестным поэтом, он превращался в тень своих маленьких друзей. Порою, глубоко войдя в жизнь своего нового знакомого, даже как-то пытаясь ему помочь, он не замечал, как переставал быть собой. Приходилось отряхиваться, выбивать из себя массу ярких впечатлений, как залежавшийся пыльный ковёр, и двигаться дальше, ведь его ждали остальные мечтатели. За одну ночь ему удавалось обойти около десятка домов со спящими в них ребятами и девчонками. И каждый дом для него был привычен, тёпел и знаком. Но только один, тот, что стоит на окраине Чешского Крумлова, навсегда оставил отпечаток в его душе, светлой, доброй и, вероятнее всего, печальной. Дом, где он нашёл приют своим мечтам, воспоминаниям, новым открытиям и преображениям. И конечно же, он убедился в том, что эта находка не была случайной, ведь именно в этом завораживающем месте он заполнил себя до краёв новыми знаниями, образами и явлениями. Мрачное серое здание не вписывалось в архитектурный образ краснокирпичного городка. Этот район пережил довольно много исторических событий, но всё же существует поверье, что когда-то в далёком прошлом, ещё до того, как Чехословакия стала Чехией, именно с мрачного серого здания начинался некий волшебный город. Здесь присутствовали огромные пещеры великанов, лабиринты времени, старинные замки с привидениями и густые леса, заполонённые бессмертными душами. Со временем старый городишко распался, хотя, вероятнее всего, человеческая нога ступила на эту землю и стёрла аномальную зону с лица земли. Всё, что осталось от него, это серый каменный дом, в котором жил бесстрашный рыцарь в доспехах, отвоевавший свою законную территорию и защитивший огромным рвом фамильное поместье, где под его умелыми руками зацвели прекрасные зелёные плодородные сады. Через столетия, когда эпоха рыцарства канула в Лету, началась эпоха вероисповедания и замок перестроили в католический храм, где над главным входом возвышалась небольшая колокольня с одним-единственным колоколом. Каждое воскресное утро здесь проходило богослужение и замаливание грехов по исчезнувшему городу. В тысяча девятьсот тридцать девятом году, после германско-польско-венгерского вторжения, храм был наполовину разрушен, колокольня опрокинута, а чугунный колокол переплавлен в артиллерийские орудия. И хотя гестапо первое время было умеренным, действуя в основном против интеллигенции и политиков, всё же находились группировки, протестовавшие против оккупации, используя при этом отличный оборонительный пункт. Дом стоял на возвышении, имел прекрасные подкопные пути и открывавшийся отличный ракурс на пулемётные позиции. После оккупации крепость восстановили, и над разрушенным городом возвысился областной детский приют. После распада Чехословакии на месте развалин возвели новый чудесный городок с красными черепичными крышами. Приют опустел. И лишь совсем недавно дом снова ожил, взбодрился, задышал полной грудью, как только сюда въехала семья Блюменталь. После этого далёкую заброшенную серую каменную постройку отнесли к новому жилому району. Она стояла на твёрдой холмистой местности и была видна с любой точки города. Угрожающе всматривались вглубь узких кирпичных улочек серые каменные стены, отделенные небольшим ухабистым оврагом, в котором, сгустившись, прорастали колючие старые ветвистые деревья вместо когда-то посаженного одним из владельцев замка красивейшего сада. Здесь сразу же нашли себе приют чернокрылые вороны, наводившие страх на жителей небольшого городка. Старожилы сторонились этого чуждого нежеланного отростка земной плоти и побаивались заговаривать с людьми, купившими старинное поместье с удивительной историей, между прочим, за очень смешные деньги. Каждый день сновидец спешил посетить этот дом, а детишки старались побыстрее лечь спать. Они слегка приоткрывали занавешенное окно, будто пуская в дом неистовую силу.

Он забыл о своих прямых обязанностях, о своих героях, ожидающих иллюзий параллельных миров, мелькавших мгновенными вспышками чужого воображения. К счастью, его помощники и друзья по этой творческой, но нелёгкой работе часто подменяли его, прихватив себе пару-тройку лишних ночных смен, прикрывая его отлынивания ради обретения новых воспоминаний и увлекательных знаний.

В каждом населённом пункте существует, по крайней мере, не меньше десятка таких как он. В Чешском Крумлове же насчитывается больше тридцати сновидцев. Город довольно небольшой. Плотность населения начала снижаться в девяностых годах и в две тысячи третьем году достигла минимальной отметки. Интересна одна деталь – здесь мало детей по сравнению с другими чешскими поселениями. Всё дело в том, что этот городок не так богат учебными заведениями и молодые люди предпочитают получать образование в соседних районах. Но тем не менее всякий ребёнок каждую ночь ждёт здесь чего-то нового, фантастичного и особенного. И сновидцы приносят своим подопечным сказочные тёплые сны, истории о великом блестящем будущем.

У сновидцев нет имён, только выжженные иероглифы на невидимых ладонях их рук. Они переливаются золотистым светом, отражаясь в ночном небе ярким лучом, иногда обмениваясь своим сиянием с небольшими, но старыми звёздами. Некоторые поговаривают, что знаки на ладонях – это имена, в точности как у людей. Но многие боятся об этом думать и тем более говорить.

Когда ребёнок вырастает, на смену сновидцам приходит другой отряд, а работникам по детским сновидениям вручают новых неопытных подопечных. Другой отряд называют сознателями, но к ним относятся с недоверием и некоторым скепсисом, потому что взамен добрых, счастливых, привычных снов они приносят кошмары, неприятные воспоминания и давно забытые обиды. Иногда сознатели вторгаются в сны во время несения службы сновидцев и портят все запланированные истории. Но простодушным существам запрещено вмешиваться в этот процесс, поэтому они могут только сожалеть и наблюдать за жестокой несправедливостью со стороны, заглядывая в окна своих полуночных товарищей. Возможно, это похоже на расставание матери со своим единственным ребёнком, которого она отправляет на первый смертельный бой и следит за ним, прижавшись к окну отъезжающего поезда.

Как бы их ни угнетало объективное положение дел, всё же они знают, что такова жизненная необходимость для создания стержня человеческой души. Чей-то разумный замысел – внедрять в мысли детей трагические воспоминания, которые воспитывают определённые качества, такие как совесть, благородство, ответственность за совершённые поступки. Порою сновидцу самому хотелось прикоснуться к материи сознателя, чтобы понять своё существование, разгадать великую тайну бытия, но в их объединении есть запретная черта, которую ни в коем случае не может переступать ни одна живая душа. Ознакомившись с правилами, сновидец с карманами пытался бороться с несправедливостью и, избегая этого двусмысленного понятия, достаточно хорошо изучил личностные качества всех живых существ. Душа человека и тень сновидцев по составу схожа со структурой некоторых веществ. Но у них всё же есть и некоторые различия. Душа сновидца более ранима, эмоциональна, влюбчива. Наполненность их оболочки исключает предательство, нечестность, низость, надменность. А вот оболочка сознателя более весома, тяжела, обременяюще заносчива, поэтому гораздо более схожа с человеческой. Немаловажным для него фактором являлось то, что сознатель имеет память прошлых жизней и знает всё о границе забвения. О, если бы хоть на миг ему дозволили прикоснуться к своему прошлому, откуда изредка поступают мимолётные фрагменты вспышек дежавю, пазлом выстраиваясь в его неполноценной памяти!

Раз за разом, поглощая информацию прошлых лет, он примирялся со своей судьбой, пытался относиться к своим обязанностям сухо, системно, обыденно, хотя достаточно тепло и самоотверженно. Но, побывав в доме на окраине города, он осознал всю мощь и силу привязанности настоящего эмоционального чувства. Он обрёл друга, товарища, попутчика на всю свою сновидческую память. Говорят, что память заполняет только половину их сознания, и основные моменты, присутствующие в ней, – это сила духа, доброта и вежливость. Но сновидцу с карманами удалось выйти за грани своей памяти, понимания эмоций, ощущения телесных и душевных ран.

Его зовут Шёпот. У него есть дом, друг, успокоение и счастье, но есть и боль. И всё это частично находится снаружи, частично – у него внутри. Кто сказал, что сновидец не может иметь имя и постоянного товарища? Просто многие его помощники не знают, что за это нужно бороться, удерживать, проходить мучительные испытания. Он из немногих, кто способен добиться цели любой ценой. Кто никогда не бросит начатое, не отвернётся от своих чувств, эмоций, переживаний. Он единственный, кто способен сдерживать в себе неудачи, падения, как бы сильно они ни разъедали его изнутри. Он тот, кто считает, что побег от себя, от объекта счастья и в то же время боли, – это трусость души. Оболочка сновидца, которая создана из волокон радости, улыбок и доброжелательности, просто не осознаёт стремления к победе, желания оказаться впереди, принять борьбу за свои правила. Стать спортсменом своей жизни и быстрей всех оказаться у финиша. Просто-напросто её не наделили качествами стремления, определением правильного выбора, осознанием своего призвания хранить в груди искры любви. И он не осознавал, но два года назад…

Ночь опустилась на город, звёзды зажгли свои огни, здороваясь с ним серебристо-блестящим светом.

«Сегодня смена будет лёгкой!» – подумал он и скользнул в очередную оконную раму. С этого дня началась история Шёпота, который нашёл свой потерянный голос.

Глава первая

Раздался оглушительный звук, будто возле самого уха с жутким треском хлопнула входная дверь. Чернокрылые горластые вороны мгновенно взмыли в небо, без сожаления оставив свои привычные места обитания. Мигом за окном ожила вся природа бытия. Сновидец скользнул по потолку, пытаясь принять тень знакомых предметов комнаты. Но от неожиданного грохочущего звука его оболочка исказилась, вылетев из головы своего маленького героя.

Он замер. Зелёные сонные глаза мальчика блеснули в темноте. Они обежали небольшую уютную комнату, после чего резко уставились на чьё-то плотное чёрное отражение. От изумления мальчик слегка приоткрыл рот. Не осознавая своё положение, сновидец огляделся вокруг.

«Что могло создать такой шум? Почему именно сейчас, ведь до утра ещё осталось больше часа?»

За окном мелькнула яркая молния, озарив лицо подопечного, и тут же погасла. В воздухе повис запах прохлады и опавшей листвы, показалось, что осень со всего размаху влетела в комнату и закружилась вихрем. Тут же возникла тишина, будто бы то, что случилось несколько секунд назад, всего лишь приснилось. Но сновидцы не умеют видеть сны, а значит, это была явь.

Глаза напротив наполнились удивлением, неловким смущением и недоверием. Послышался чуть заметный шорох вьющихся шёлковых волос по глади бархатной подушки. Голова мальчика наклонилась влево. Зрачки расползлись чёрным ярким пятном, медленно заполняя зелёные очертания оболочки глаза. Сновидцам запрещено сталкиваться взглядом со своими подопечными – и, немного помешкав, необычный тёмный образ скользнул в угол комнаты. Мальчик удивлённо привстал с кровати, поджав под собой напряжённые локти. Показалось, что чья-то душа затрепетала в сером пыльном углу, как льющаяся тень от света горящей свечи. Не думая о последствиях, необычное существо попыталось дотянуться до окна. Это была его единственная надежда просочиться сквозь раму и ускользнуть, растворившись в темноте ночи. Кровать мальчика заскрипела, и, поёрзав от ночной прохлады, маленькие босые ноги затопали к ненадёжному убежищу сновидца. В ту же секунду вся его сущность наполнилась тревогой, суетой и в то же время лёгкой невидимой притягательной силой.

Мальчик облокотился спиной о стену и сполз вниз, примостившись рядом со странной тенью на полу.

– Не бойся меня, – заговорил он, – я уже видел тебя и раньше. Ты приносишь интересные сны.

Сновидец недоверчиво и достаточно быстро двинулся по направлению к окну. У него всё ещё оставалось подозрение, что этот странный мальчишка пытается хитростью выманить его на свет, а на самом деле ничего не видит дальше своего носа. Он почти добрался до деревянной рамы, как высокий голосок собеседника снова выкрикнул обескураживающие слова:

– Стой! – он перевёл дыхание, будто нескончаемо долго гнался за кем-то. – Не оставляй меня!

Чёрная тень замерла на месте и решила послушать, что скажет ей этот маленький человечек, в одно мгновение раскрывший великую тайну сновидений.

– Меня зовут… – губы мальчика чётко произнесли имя, но сновидец не мог расслышать ни единого звука.

Ни одному существу, приносящему сны, не дано слышать имён и тем более иметь своих собственных. Сновидец прищурился, пытаясь понять неразборчивые слова, и тут же его беспокойство сменилось интересом. Тень, собравшаяся покинуть детскую комнату, подползла ближе к губам мальчика и озадаченно поморщилась. Проворный собеседник всё понял мгновенно и, ловко вскочив на ноги, заметался по комнате. Шорохи заполнили пространство, маленькие голые пятки подопечного то приклеивались, то отклеивались от деревянного пола, нарушая ночную сладкую тишину. Вдруг шорох сменился резким скрипом. Это открылась дверца тумбочки. В ночной глади появилось белое светлое пятно, лист бархатной бумаги разрезал небольшое пространство тёмной тихой комнаты. Сновидец скользнул к столу, нависнув над ним грузной серой массой.

«Меня зовут Август», – было выведено на листе.

– А как зовут тебя? – еле слышно прошептал любопытный мальчишка. Он скрестил холодные руки на груди, немного поёрзал от ночной осенней прохлады и ещё ближе наклонился к своей немой тайне.

Отшатнувшись, сновидец скользнул в угол и робко произнёс:

– У меня нет имени.

Его дыхание ослабло или вовсе прервалось. Заметная дрожь пробежала по отчётливому очертанию, неся в себе неимоверное волнение.

Глаза мальчика сначала округлились, а затем озадаченно прищурились.

– Это мы сейчас исправим! – прозвенел весёлый голос, и на бумаге появилась новая запись.

Чёрная тень скользнула к потолку и, капая горячим воском на стол, расплылась по его поверхности.

«Я буду звать тебя Шёпот!» – ярким пламенем вспыхнула тревожная надпись.

Ладони сновидца запульсировали светом, внутри них зажглось колкое, но в то же время тёплое, мягкое, волнующее чувство.

«Что со мной?» – подумал он и от полного смятения резко вылетел в окно.

– Шёпот, возвращайся снова, я буду тебя ждать! – трепетный голос мальчика нарушил тишину. И он слышал эти звуки, касающиеся сновидческой горячей груди. Он слышал своё имя! Оно врезалось в каждую часть его бытия и расползалось мелкими каплями по краям сосуда.

«Шёпот…» – барабанило внутри. – «Шёпот…»

Так он получил своё имя – и уже никогда с ним не расставался.

Гроза стихла. Поздняя осень вальсом кружилась вдоль узких улочек, волоча за собой последние опавшие листья. Шёпот растворился в первых утренних лучах солнца, вместе с холодным пронизывающим ветром скользя под окнами старых кирпичных домов. Его пальцы пульсировали светом, который то загорался ярче с неистовой силой, то затухал. С любопытством он поднимал сухие листья и разглядывал, как они светились на его ладонях, подобно разноцветным фонарикам. Он прислонял их к лицу и вдыхал аромат осени, которая разливалась по его жилам излишней сыростью, сухостью и даже старостью. Природа старела, увядала в это время года. До сегодняшнего дня иероглифы, выбитые на руках, никогда не гасли и тем более не вспыхивали ярким непривычным светом. Он знал, что всё дело в том, что у него появилось имя, которое било по всей его оболочке барабанной дробью, после чего резко затихало и с новой силой ударяло в грудь.

«Хорошо, что у меня есть карманы, – подумал он, – иначе меня могли бы определить в зону забвения».

На прошлой неделе один из сновидцев внезапно стал переливаться всеми цветами радуги, что вызвало большой диссонанс в сонной общине. После такого происшествия за ним прибыли старцы и отвели его в зону забвения. Из этой зоны он так и не вернулся; по крайней мере, Шестой его больше никогда не видел. Существует мнение, что оттуда нет выхода никому и попавший туда обречён на вечные страдания. Но Шёпот считал, что выход есть всегда, главное – вовремя осознать и принять эту мысль. Дело в том, что никто не знает, что происходит за невидимыми дверями сновидческих и сознательных зон, поэтому без толку судачат о своих выдумках. Многие поговаривают, что за границей этих миров идёт очищение душ, после чего они снова становятся людьми. Но Шёпот подозревал, что не только людьми, но и сознателями, а может, такими же сновидцами, как и все остальные, только с обновлённой памятью и внешностью. Также он не исключал такой вариант, что, возможно, и ему не раз приходилось бывать в зоне забвения, после чего ему тщательно, с особым усердием, выскребали новые накопившиеся знания и обнуляли его заполнившуюся память. Как компьютерная игра, где главный игрок, не дойдя до финиша, ломается, попадает в лапы противника или не успевает достигнуть цели в отведённое ему время. После чего происходит перезагрузка – и игрок приступает к привычному для него этапу игры с первого уровня.

Сновидец часто беседовал сам с собой, представляя, что прохаживается по красным улочкам с какой-нибудь дамой. Он мило снимал перед ней шляпу и выдвигал локоть вперёд, приглашая ухватиться за него. После их воображаемого воссоединения он продолжал свой разговор.

– Все мы остерегаемся этой зоны, поэтому стараемся скрыть от всеобщего осуждения свои приключения, происходящие каждую ночь в домах наших маленьких друзей. Между нами есть негласное правило – не рассказывать никому о снах, которые мы посылаем своим полюбившимся героям. Понятно, что из каждого правила есть исключения. По утрам мы собираемся нашей небольшой компанией из четырёх сновидцев и описываем мгновения счастья, которые ежедневно отправляем в земную жизнь. Это похоже на искорки из разных миров, которые мы тщательно собираем в нашей памяти. Часть ненужной информации отсеиваем, часть оставляем в своих ладонях. Там хранится, по крайней мере, около пяти тысяч сновидений и ярких вспышек памяти из материального мира. Мы достаточно хорошо знаем эти миры – наш и человеческий, благодаря общей совместно собранной информации. Стоит нам поднести ладонь к маленькой пушистой головке сорванца, как его память переносится в наше сознание, словно в большой копировальной машине. У каждого из нас имеются номер и определённая внешность, такая же, как и у людей. И у каждого из нас свой характер, своя индивидуальность. Например, номер Двести двадцатый – остроумный шутник, – продолжал он рассказ о своих лучших друзьях, будто показывая, что он неплохой парень и его окружают хорошие ребята. – Пятьдесят девятый – простодушный романтик, Шестьсот первый – рассудительный теоретик. Я, Шестой, – отчаянный, любящий справедливость простак, влюблённый в приключения.

И тут начиналась его самая любимая часть. Наконец-то он имел честь поведать своей спутнице о себе:

– Я люблю утренние сборы нашей компании лишь за то, что здесь мы обсуждаем интереснейшие вещи, которые заставляют трепетать наши души от любопытства и наслаждения. Пожалуй, это единственный важный смысл наших сборов. В любом другом случае я бы предпочёл быть в одиночестве, тогда как Двести двадцатый панически боится этого чувства, считая, что одиночество создано для отшельников, социально неразвитых личностей. Мне же порой необходимо уединиться с самим собой, чтобы ощутить в себе образовавшуюся дыру независимости. Каждый из нас должен выговориться. Кто-то подозревает, что человек знает и о нашем мире тоже, но окончательно нам это неизвестно. И всё же мальчик, который сегодня дал мне имя, знает теперь гораздо больше своих сверстников. Но об этом следует помалкивать, – он грозно смотрел на свою воображаемую спутницу и подставлял палец к губам. Воображаемая дама сочувственно кивала головой и медленно удалялась.

Легко паря над каменной мостовой, он нёсся навстречу свету, думая о сегодняшнем приключении. Он был счастлив, смел и возбуждён. Ни разу ему не приходилось перебирать мысли о своём ночном похождении такое длительное время. Обычно это заканчивалось двумя минутами восхищения и недолгим утренним рассказом в кругу своих товарищей. Но так как времени на философские размышления всегда не хватало, приходилось умеючи вклиниваться в разговор другого. После утренних бесед наступало время наполнения. Здесь в сновидцев вкачивали новые интересные приключения и счастливые моменты, которые они обязаны были дарить своим подопечным при ночном дежурстве. Кто-то называл это занятие обедом, кто-то посещением кинотеатра, Шестой же придерживался мнения, что это перепрограммирование личности. После такого времяпрепровождения некоторые воспоминания бесследно исчезали, взамен им приходили новые, порою абсолютно ненужные, но, безусловно, яркие. И всё же ему повезло больше других, у него были карманы, куда он прятал мозаику своих мимолётных вспышек памяти.

Солнце осветило черепичные крыши домов, а Шёпот всё ещё присутствовал в стенах города, серьезно размышляя о судьбе мальчика. И вдруг ему на ум пришла сумасшедшая идея: «А что если я сегодня вернусь в зону ожидания чуть позже обычного, чтобы иметь возможность пронестись прозрачным ветром за Августом, который, скорее всего, уже собирается в школу? Ничего не случится, если я пропущу утреннюю болтовню со своими товарищами. Вместо этого у меня будет идеальная возможность узнать чуть больше о земной человеческой жизни и, несомненно, о себе». Помешкав, он остановился на другой стороне обводного канала. Тень мелькала на играющих волнах Влтавы, колеблясь между двумя крайностями. Немного усомнившись, он бросился назад, но свет на его ладонях напомнил о чудесном имени. Ветер усилился, солнечные лучи проникли сквозь прозрачные занавешенные окна кирпичных домов. Наступило утро.

«Решено, я отправляюсь к Августу! В конце концов, я смогу легко притвориться его тенью и провести с ним сегодня немного времени, изучив его характер, поняв его ощущения».

Все дороги к новому городу шли через большой каменный мост. Мост резко возвышался над городом, как большой толстый живот на теле чиновника, показывая тем самым свою строгость и важность. Когда-то в древние времена он славился оригинальной деревянной системой с разводным механизмом, но в новом столетии его заменили каменной стационарной конструкцией. И всё же в нескольких местах многоуровневого Плащевого моста виднелись деревянные балки, напоминая жителям Чешского городка о чудесном преображении исторического памятника. Сновидец примостился за старым дубом, здесь можно было легко разглядеть каждого, кто стремился покинуть старый город и войти в новый, его лицо, движения и повадки. Вот уже побежали первые сорванцы. Он узнал одного из них.

– Сегодня ночью я приходил к нему до того как попасть в дом к Августу! – воскликнул Шёпот. – Кажется, именно этому мальчику снились белые лошади с длинными пышными гривами. Они гуляли среди степных просторов и фыркали от прикосновения детских пальчиков к их мокрым шершавым ноздрям.

Сновидцу нравились лошади. Он ещё не понимал, для чего ему оставили это воспоминание перед тем как отправить в зону забвения. Возможно, это каким-то образом было связано с его предыдущей жизнью. Быть может, в его далёком прошлом, будучи мальчишкой, он садился верхом на коня и скакал по зелёному полю, обгоняя порывы тёплого ветра. В воздухе пахло ароматным свежим сеном, душицей на солнечном лугу, прозрачным ручьём, малиной и грибами. Усиливая воспоминания яркой вспышкой, он приближался к деревенскому хлеву, где виднелся силуэт седого старика. Дед махал ему рукой, зазывая подъехать ближе.

«Кем же я был до того как стал сновидцем? – мелькнула в нём навязчивая мысль. – Может, я действительно особенный, раз помню некоторые моменты моей потусторонней жизни?

Вот уже около семи лет он пытался узнать о себе хотя бы малость, но, к сожалению, практически не продвинулся в своих воспоминаниях ни на толику.

Его мысли мгновенно спугнули прозрачные тёплые капли дождя, собравшиеся на листьях деревьев и медленно скатившиеся вниз. Солнечный ореол ободком подтянул к себе седые пышные тучи, которые раскатом грома предупредили о надвигающейся грозе. Самое непредсказуемое время года – это осень. Шёпоту казалось, что за ночь весь запас воды, скопившейся в небе, был полностью выброшен на землю. От этого утро, заступив на смену ночи, стало таким бодрым, лёгким, воздушным и свежим. Город свободно вздохнул от выплаканных слёз и наполнился озаряющим солнечным светом. Но кто-то резко сменил его лучистое настроение и обрушил на черепичные крыши домов вторую волну ливневого потока. Шестой любил это время года, ему казалось, что он очень на него похож своей непредсказуемостью, сыростью и печалью. Но всё же больше всего он боялся проливного дождя. Сновидцам нельзя мокнуть под прозрачными каплями осени, иначе их оболочка принимает вид объёмной водяной блестящей тени. Он прижался ближе к дереву, пытаясь избежать неожиданной смены погоды. За мостом показалось счастливое лицо Августа. Он подставил ладонь к небу и тут же, остановившись, раскрыл над собой огромный синий зонт. Красный кирпичный город вмиг наполнился всевозможными круглыми разноцветными яркими пятнами. В памяти Шёпота вспыхнули блестящие конфетти, летящие навстречу новогодней ночи. Вот ещё одно дежавю, которое необходимо сохранить в своей бесконечной плёнке. Он бережно выложил его на ладони, скатав в небольшой комок, и упрятал в глубокий карман. Август задорно пробежал мимо него, слегка коснувшись веток большого старого дуба.

– Что ж, – вздохнул сновидец, провожая взглядом своего нового друга, – в следующий раз я обязательно проследую за тобой, а пока нужно незаметно вернуться в зону ожидания к своим любопытным друзьям.