Поздняя осень любви

Разлука – дерзкая стрела,

Попала в сердце, сатана.

А кто стрелок и где ответ?

Я так устал за много лет…

Ночной поезд мчался сквозь темноту, вздрагивая на стыках и мерно постукивая колесами.

В купе было душно, но Саша всё равно бы уснул, если бы не чайная ложечка, оставленная кем-то из соседей в стакане. Её настойчивое позвякивание раздражало молодого человека, который и так был слишком взбудоражен внезапным отъездом и предшествующими ему событиями. Внезапно к противному звяканью присоединился мощный храп соседа с верхней полки.

Александр поворочался на смятых простынях ещё пару минут, после чего решительно встал, натянул брюки и вышел в тамбур покурить.

В грохочущем тамбуре было гораздо прохладнее, чем в вагоне. Хотя неприятный металлический запах, смешавшись с ароматом из вагонного сортира, заставил Сашу поморщиться. В туалет ввалился не очень твердо стоящий на ногах пассажир, который даже не позаботился закрыть за собой дверь.

Запах стал ещё сильнее, и Саша отвернулся, закурил сигарету, чтобы заглушить омерзительную вонь. Он всматривался в ночной пейзаж, мелькающий за дверным окном, но мог разглядеть лишь редкие огни, в которых можно было угадать фонари на проселочных дорогах или светящиеся окна домов.

Но самым отчетливым на темном стекле было отражение самого Александра. На него смотрел высокий, худощавый человек, лет тридцати пяти, с короткой стрижкой и серыми глазами, одетый…

Но он не видел себя, глубоко и часто затягиваясь сигаретой. Перед ним проносились картины давнего прошлого и совсем недалекого времени…

На секунду ему показалось, что отражение в окне изменилось и теперь на него смотрел совсем молодой солдатик в лихо сдвинутой набок пилотке и с не застегнутым на последнюю пуговицу воротничком, что явно выдавало в нем старослужащего, или «деда» на советском армейском сленге.

* * *

Да, тогда он действительно дослуживал свой второй год в армии. Позади осталась учёба в Школе младших авиаспециалистов ВВС, и он по-прежнему служил в команде технического обслуживания аэродрома подо Львовом. Городок так и назывался – «Городок».

В нем проживало около десяти тысяч человек смешанных, как всегда бывает после войн и переделов, национальностей. В Городке можно было комфортно посидеть в кафе, посмотреть фильм в местном кинотеатре, сходить на танцы в клуб. Казалось бы, что все эти радости жизни недоступны военнослужащим срочной службы, но Сашка с друзьями пользовались любой возможностью уйти в самоволку.

В этот день он, уже «старослужащий», дежурил с молодым кавказцем, который заканчивал свой первый год службы, то есть с «черпаком». Солдата звали Казбек.

– Ты уже успел осмотреть Городок? – как бы невзначай поинтересовался Саша. Он скучал в части и давно отправился бы «погулять», вот только не мог подобрать компаньона.

– Не-а, – протянул Казбек, – я только раз в городе был. А до следующей увольнительной ещё ждать и ждать…

– А если мы не будем ждать, пока отцы-командиры дадут нам разрешение? – хитро подмигнув, спросил Сашка. В сущности, он ничем не рисковал. … Выходцев с Кавказа начальство не жаловало, на что те отвечали полной взаимностью.

Неожиданно молодой солдат согласился с полной готовностью.

– Может, с девушками познакомимся, э? – спросил он, кося на приятеля загоревшимся от предвкушения приключений взглядом.

– Может, может, – ответил Александр, поспешно увлекая нового друга к заветной дыре в заборе, о которой знали все, и только начальство старательно делало вид, что для них это тайна за семью замками.

Около неё был припрятан непромокаемый рюкзак с гражданской одеждой. Чтобы не рисковать, бегая по территории части в «гражданке».

Вскоре на улицу Городка вышли два вполне импозантных молодых человека гражданской наружности, которые помимо всего прочего поражали прохожих польскими темными очками от солнца. «Два суперагента, не иначе», – усмехнулся про себя Саша. Он выменял эти очки у поляков, которые часто бывали в близком к границе Городке.

Сначала Казбек испуганно оглядывался по сторонам, боясь попасться на глаза случайному патрулю, но потом осмелел, и они вышагивали по залитой солнцем улице как настоящие, свободные «хозяева жизни». Навстречу им шли девушки в легких цветастых платьях, и отвыкший от такой красоты Казбек буквально свернул голову, оглядываясь почти каждой вслед.

Саша был гораздо спокойней, – все-таки не в первый раз, – и только поэтому смог заметить, когда они переходили центральную площадь города, на которой красовался дурацкий памятник посередине, что навстречу им, целеустремленно набычась, шагает старший прапорщик Борисенко.

На одно короткое мгновение сердце у Сашки провалилось в пятки, но потом сразу заняло свое законное место. Он только успел непроизвольно дернуть приятеля за рукав. Когда Казбек понял, кто шагает им навстречу, он буквально посерел лицом, несмотря на природную смуглость кожи.

– Бежим? – еле проговорил он помертвевшими от ужаса губами.

– Не дергайся, – сквозь зубы процедил приятель, – он пройдет мимо.

Тут их увидел и прапорщик. Он даже чуть не споткнулся, а потом продолжил свой путь как ни в чем не бывало. Поравнявшись с солдатами, он остановился, делая вид, что даже не подозревает о том, кто они такие.

– Броневой, – прошипел он сквозь зубы, – если через час вас не будет в части, я тебя задушу на проходной. – Он перевел тяжелое от ярости дыхание и продолжил: – Шмотки сдадите мне, вместе с «окулярами». Будет запах пива или, не дай бог, чего другого, будете копать глубокую яму, в которой я вас и похороню!

– Не волнуйтесь. Не переживай, Михалыч, – примирительно заговорил Александр, которому действительно на мгновение показалось, что прапора сейчас хватит удар – так побагровело у него лицо и выпучились глаза. – Мы уже все равно выпили. Яму копать не будем. Придем трезвые и вовремя. Зайдем сейчас в бар, выпьем ещё по кружке пива и вернемся…

Прапорщик побагровел ещё больше, если такое было возможно, судорожно дернул круглой головой, но отвернулся и направился в сторону части. Даже его спина была полна возмущения, что переполняло Борисенко.

Терять было уже нечего, и двое самовольщиков действительно отправились в местный бар.

– Ну что, выпьем за «боевое крещение»? – спросил Александр у явно приунывшего спутника.

После первой же кружки Казбек немного захмелел и воспрянул духом. Вышли из бара они уже значительно повеселевшими. Друзья – теперь уже окончательно друзья – зашли в местный магазинчик, где пополнили запасы спиртного. Пару бутылок вина рассовали по карманам, а небольшую фляжку коньяка Сашка засунул в носок.

Когда они опять вышли на улицу, прямо навстречу им шли две девушки, как показалось Саше, необыкновенной красоты. Одна – высокая брюнетка в желтом ситцевом платье в мелкий цветочек, с длинными ногами и высокой грудью. Когда он присмотрелся к ней, ему показалось, что нос у неё немного крупноват, да и черты лица скорее резкие, чем женственные. Тогда он перевел взгляд на её подругу – блондинку невысокого роста с кудрями, распущенными по плечам, прекрасной кожей, в голубом шифоновом платье, которое облегало прекрасную миниатюрную фигурку. Он был настолько впечатлен, что толкнул ничего не замечающего Казбека локтем в бок. Только тут кавказец обратил внимание на девушек, которые были уже прямо перед ними.

– Здравгствуйте, красавицы! – нарочито коверкая слова и склоняясь в шутливом поклоне, обратился Саша к девушкам. – Не покажете двум заблудившим иностранцам, где здесь подают самое вкусное (как это будет говорить по-русски?) морозиное?

Девушки рассмеялись от неожиданности. Скоро они уже сидели в местном кафе под оригинальным названием «Мечта».

Саша заказал мороженое и сухое вино. Сидя за неудобным столиком на самом солнцепеке около окна, молодые люди продолжили знакомство.

– Не хочу хвастаться, – говорил Саня, заглядывая в голубые, под цвет платья, глаза миниатюрной блондинке, которую звали Кристиной, – но я на самом деле летчик-испытатель. Я не стал бы рассказывать об этом случайным знакомым, но наша встреча произвела на меня такое неизгладимое впечатление, что я не могу поверить, что мы только что познакомились, а не были знакомы давным-давно.

Девушки смущенно хихикали, а он продолжал самозабвенно врать:

– Мой друг – Казбек, он из семьи настоящих князей с Кавказа. А сейчас мой технический помощник. Мы с ним столько прошли вместе… Сколько раз с парашютом прыгали… Сколько аварий устраняли…

Он разливался соловьем, а Казбек смотрел влюбленными глазами на высокую Оксану. Когда пошли танцевать, оказалось, что Казбек был как раз ей по плечо.

Они расстались, договорившись о следующей встрече, когда на улицу уже спустились сумерки. На прощание Сашка попытался неловко поцеловать Кристину, но та смеясь отстранилась и легко побежала догонять подругу, которая с Казбеком ушла далеко вперед.

Они проводили новых знакомых до самого дома Кристины. Оказалось, что она жила совсем рядом с их частью.

Полные впечатлений приятели направились к КПП и нос к носу столкнулись со старшим прапорщиком. От ярости у Борисенко только что пар не валил из ушей.

Не говоря ни слова, тот начал хлопать их по оттопыренным карманам, а когда извлек две бутылки портвейна, прорычал, брызгая слюной:

– Переодеться, гражданскую одежду сдать! И марш к забору – копать яму! Включаю штрафные санкции, кобели!

Он, резко развернувшись, вышел с проходной и направился в казарму, неся бутылки в руках как две гранаты.

С гражданской одеждой пришлось распрощаться. Через пятнадцать минут Александр с Казбеком стояли у забора в форме и с лопатами в руках. Прапорщик Борисенко обрисовал им фронт работ, все ещё полыхая яростью.

– Отсюда и до забора, – показал он, – и чтобы глубина была такой, чтобы вы оба в эту яму поместились!

Переглянувшись, ребята принялись за работу. Они не успели снять и слой дерна, как небо нахмурилось и начал накрапывать противный мелкий дождь, который вскоре сменился ливнем. Струи дождя хлестали их по щекам, вода лилась за шиворот, земля под ногами быстро превратилась в скользкое месиво. Прапорщик, который сначала ехидно наблюдал за ними, укутавшись в плащ-палатку, скоро не выдержал и ушел в казарму, напоследок заявив:

– Пока не докопаете – отбоя не будет! Иначе под трибунал отдам! Через час приду – проверю!

Он ушел в теплую казарму, где приветливо горел свет, а приятели, на которых не было и сухой нитки, продолжили копать. Наконец яма была готова. Приятели, мокрые и грязные, как черти, уселись на её краю. Сашка достал из носка давно согревшуюся бутылочку коньяка, и они, сидя под непрекращающимся дождем, распили её из горла, передавая друг другу.

«Любо, братцы, любо,

Любо, братцы, жить…!»

– разнеслось над спящей воинской частью. Казбек пел с заметным акцентом, иногда забывая или путая слова. Но Саня пел звонко, хорошо поставленным голосом.

На звуки песни из казармы выскочил взъерошенный Борисенко.

– Ах вы, мать вашу! – заорал он. – Черти! Давайте тогда закапывайте, что нарыли!

Они опять взялись за лопаты. В казарму «штрафники» вернулись только под утро. Грязные, мокрые и уставшие. С трудом сбросили с себя форму и упали на кровати.

* * *

Через два дня после ужина в роту позвонил дневальный и позвал Александра к телефону.

– Тебя здесь девушка спрашивает, – с легким смешком объявил дневальный.

– Красивая? – подстроился под его тон Саша.

Хотя он был сильно удивлен и никак не мог представить, кто его мог спрашивать.

– Красивая, – подтвердил дневальный. – Ты идешь? Или мне с ней поближе познакомиться?

– Иду, – ответил Саша. В горле у него неожиданно пересохло.

«Может, это Кристина?» – подумал он. С той самой первой встречи он постоянно думал о привлекательной новой знакомой.

– Поспеши, – поторопил его дневальный, – пока старшина пошел посты проверять.

Александр пулей выскочил из казармы и, на ходу застегивая воротничок гимнастерки, бросился к КПП.

У дверей пропускного пункта его действительно ждала Кристина. Вечернее солнце освещало тоненькую фигурку, легкий ветер играл её волосами. В этот раз Кристина показалась ему ещё красивее, чем в первую встречу.

Они поздоровались, оба смущаясь.

– Ты пропал, – с легким вызовом сказала Кристина, – знаешь же, где живу. Только через дорогу перейти. Вот самой пришлось прийти, тебя поискать…

– Прошлая самоволка была обнаружена и «строго наказана», – с улыбкой объяснил Саша. Его сердце пело от радости. – Я очень рад, что ты здесь.

Из дверей КПП выглянул дневальный.

– Старшина идет! – сдавленным голосом проговорил он и опять скрылся на КПП.

– В десять, на мосту! – успел крикнуть Саша, торопясь вернуться в часть.

Растерянная Кристина только кивнула головой, наблюдая, как ухажер стремительно скрывается за дверью КПП.

Вечером после отбоя Александр отозвал Казбека в сторону.

– Я собираюсь выбраться в город, – пояснил он, – ты пригляди на всякий случай, чтоб не поймали.

– Ты с ума сошел, – прошипел в ответ Казбек, – за тобой старшина как коршун смотрит. Поймает – загремишь на губу!

– Сегодня Кристина приходила! Мы с ней договорились встретиться!

– Это хорошо, но старшина…

– Будем надеяться, обойдется, – ответил Саша, – я не могу не пойти. Такие девушки раз в жизни встречаются!

– Ну, удачи, – смягчился приятель, – спроси у неё, как подружка поживает.

– Хорошо! Спасибо, друг!

Александр бросился к своей койке и принялся лихорадочно готовиться к «побегу». Он аккуратно повесил форму на стул, поставил рядом сапоги. Уложил под одеяло несколько свернутых шинелей, чтобы было похоже на фигуру спящего человека, и в одном нижнем белье и тапочках направился к выходу.

– Я в туалет, – сказал он дневальному, а знаками показал ему на свою койку, где он сам якобы уже мирно спал.

Дневальный понимающе кивнул и отвернулся.

Александр направился к расположенному на улице туалету, осмотрелся по сторонам и, не заметив опасности, перебежками направился к дырке в сетчатом заборе, который окружал гараж. Сашка очень боялся, что старшина может выглянуть из своей каптерки и заметит фигуру в темноте. Солдатское нижнее белье отсвечивало не хуже фонаря. Но обошлось.

Пробравшись в помещение, он дал глазам некоторое время привыкнуть к темноте, а потом направился к автокрану, в кабине которого хранилось все «самое необходимое» для солдата: гражданская одежда, небольшой запас продуктов и даже пара бутылок спиртного.

Переодевшись, Саша осторожно подошел к пожарным воротам, которые вели на улицу. Беглец пошарил рукой над правой створкой и достал ключ, который с огромными усилиями был изготовлен им самим в мастерской и ценился в части на вес золота.

Ключ легко повернулся в большом замке, заранее смазанные петли даже не скрипнули, когда Сашка осторожно открыл створку ворот. Через минуту он уже стоял на полутемной улице. Прикрыв за собой дверь, беглец быстро направился к мосту через небольшую речку, протекавшую неподалеку.

Ночь стояла темная, безлунная, только крупные звезды сияли над головой. Александр так торопился, что несколько раз оступился в темноте и тихо сквозь зубы выругался.

Он пытался разглядеть на мосту ожидавшую его девушку, несколько раз ему казалось, что его никто не ждет. Но когда он подбежал ближе, то увидел Кристину, которая стояла под деревом, росшим на берегу Верещицы.

Он тихонько её окликнул, и она несмело подошла. Девушка была одета в темное платье, так что только лицо белело в сумраке ночи.

– Ты пришла, – сказал Сашка, осторожно беря Кристину за руки.

– Ну, не приходить же еще раз к тебе на КПП, – тихо ответила Кристина.

Александр накинул ей на плечи свою куртку, – по ночам уже становилось прохладно, – и они взошли на мост.

Мост казался слишком большим для обмелевшей Верещицы. А когда-то это была полноводная река, по которой шли баржи, груженные солью и прочими товарами. Тогда и городок назывался – Сольный.

На середине моста они остановились, чтобы посмотреть на струящуюся внизу воду. Александр осторожно обнял девушку за плечи.

Они долго гуляли в эту ночь, пока небо не начало розоветь на востоке и на траву не упала крупная роса. Сашка все время думал, позволит ли Кристина поцеловать её на прощание, и всё-таки рискнул. Они впервые поцеловались на все том же мосту…

Было пора возвращаться в часть, а то настырный старшина мог заметить отсутствие своего солдата. Сашка проводил Кристину до калитки её дома, который стоял всего метрах в двадцати от реки, и поспешил к воротам гаража, что так и простояли чуть приоткрытыми всю ночь.

Осторожно зайдя в гараж и закрыв за собой ворота, он спрятал отмычку, быстро переоделся и выскользнул наружу. Дрожа от утренней прохлады в одном исподнем и все время оглядываясь по сторонам, Сашка добежал до дверей казармы.

– Проблемы с желудком? – ехидно, но тихо спросил дневальный.

– Точно, – так же шепотом ответил Александр. – А как тут у вас? Тихо?

Дневальный кивнул головой, и Саша быстро отнес шинели на место и скользнул к себе под одеяло, чтобы согреться и хоть немного подремать до подъема. Уже засыпая, он с удовлетворением подумал, что никто в казарме не заметил его отсутствия. Через минуту он уже храпел на всю казарму.

Скоро на соседней койке заворочался разбуженный этими дикими звуками старослужащий Иванихин. Сев на кровати, он раздраженно посмотрел на источник беспокойства. Сашка спал как убитый. И храпел. Не выдержав, Иванихин бросил в него подушкой, но тот только повернулся на другой бок и захрапел на тон выше.

Злой оттого, что его разбудили за час до подъема, Иванихин соскочил на пол, поднял упавшую подушку и направился к соседней койке, где спал его давний товарищ и сослуживец Петро.

– Петр, просыпайся, – потряс он приятеля за плечо. – Ты что, не слышишь, какой тут концерт?

– Да не сплю я уже, – тихо отозвался Петро, – разве под такой храп можно спать?

На соседних койках заворочались остальные, послышались возмущенные возгласы.

– Давайте его вытащим отсюда, – предложил кто-то.

– Ага, и поставим около туалета! – подхватил идею Иванихин.

Четверо из разбуженных солдат аккуратно подняли спящего Сашку вместе с койкой на руки и, стараясь не скрипеть досками пола, понесли его к дверям. Дневальный уже тоже крепко спал, сидя на стуле и уронив тяжелую голову на стол, его тоненький храп звучал в унисон с громкими звуками, которые издавал нагулявшийся за ночь Александр. «Диверсанты» осторожно пронесли мимо него койку. Они с трудом сдерживались, чтобы не расхохотаться.

– Кто рассмеется – убью! – грозно прошептал Иванихин.

Вынесли Сашку на улицу, даже не задев за дверные косяки. Дорога до туалета заняла несколько минут, Сашка безмятежно храпел.

– А давайте его на плацу оставим, – предложил Петро. – Солдат спит – служба идет!

Так и сделали. Оставив койку посередине плаца, шутники тихо вернулись в казарму, давясь от смеха. Дневальный все ещё сладко спал.

Командир части Сметанин носил прозвище «Зоркий сокол», потому что его левый глаз был когда-то травмирован и смотрел теперь как будто в сторону. И надо же было ему именно в это злосчастное утро прибыть в часть пораньше.

Дежурным на КПП в этот день был прапорщик Денисюк. Он бодро отрапортовал командиру, что за время его дежурства никаких происшествий не было.

Выслушав доклад, Сметанин сделал дежурному знак следовать за ним и вышел на территорию, глубоко вздохнул, наслаждаясь бодрящим утренним воздухом, сделал замечание, что до сих пор не были выключены прожектора, освещавшие территорию в ночное время, и тут заметил непорядок на плацу.

Посередине плаца стояла койка, на которой крепко спал и громко храпел солдат вверенной ему части.

– Что это такое? – задохнувшись от возмущения, спросил Сметанин.

Удивленный не меньше него, прапорщик ответил:

– Не могу знать, товарищ полковник!

Денисюк сильно заикался по жизни, а в столь критической ситуации почти совсем потерял способность нормально выговаривать слова, поэтому из его ответа командир почти ничего не понял. Они подошли ближе и смогли разглядеть, кто так сладко спит на свежем воздухе. От возмущения «зоркий глаз» Сметанина совсем повернулся в орбите, так что почти перестал был виден.

Денисюк решительно потряс спящего за плечо. Саша что-то пробормотал и перевернулся на другой бок. Прапорщик хотел продолжить его будить, но Сметанин перехватил его руку.

Он посмотрел на часы и сказал:

– Ещё пятнадцать минут до подъёма. Пусть солдатик поспит. А мы с тобой пока перекурим.

Они отошли в сторону и, усевшись на скамейку, закурили.

Из казармы выскочил дежурный, который уже знал, что командир прибыл в часть. Дежурил в этот раз вечно пьяный начальник финансовой части – капитан Смолин. Приглаживая растрепанные со сна волосы, он подскочил к начальству и хотел доложить по форме, но Сметанин, почувствовав сильный запах перегара, не дал ему и слова сказать.

– Что у вас такое творится? – кипя от возмущения, начал командир. – Почему на плацу солдат спит? Как койка могла тут оказаться?

– Не знаю, товарищ полковник, – забормотал начфин, – я никуда не отлучался, только на секунду в туалет отошел…

– Вижу, как ты службу несешь! А дневальный где был? Или вы в туалет вместе ходили? – Сметанин начал срываться на крик. – Так и тебя могут однажды вытащить и отправить в неизвестном направлении! Проснешься где-нибудь в лесу – ни части, ни сослуживцев!

– Нет, – промямлил подчиненный, стараясь держаться подальше от командира, чтобы не обдавать того винными парами, – может, дневальный и задремал на секундочку…

– Распустились совсем, – продолжал горячиться полковник, – в части бардак! Кто за это отвечать будет? Дневальный спит, дежурный ходит неизвестно где! Кто из солдат позволил себе эту неуместную шутку? А ты что, тоже спал или в туалет ходил? – неожиданно повернулся он к Денисюку.

– Никак нет, – вытянулся тот во фрунт. – Я найду виновных, – поспешил пообещать прапорщик, – я их загоняю, они у меня попляшут!

А виновные в это время наблюдали за происходящим в окно. Им хотелось получить максимальное удовольствие от удачной проделки. Но никто и предположить не мог, что командир так некстати заявится в часть. Теперь шутники имели бледный вид, каждый про себя гадал, в какую форму выльется начальственный гнев. Им всем оставалось служить всего по паре месяцев, и загреметь под конец службы на губу не хотел никто.

– Надо же, чтобы все так неудачно сложилось! – досадливо покачал головой Иванихин. – Кой черт его принесло с утра пораньше!

– Надо самим признаться, – решительно заявил его приятель, – повинную голову меч не сечет.

Он потянулся за формой. Тут послышался крик дневального: «Подъем!»

Сашка, привыкший за время службы сразу просыпаться по этой команде, скатился с койки и обнаружил, что койка стоит на плацу, он стоит босиком в одном нижнем белье, а рядом стоит командир части с дежурными.

– Вы почему здесь спите, рядовой? – грозно, но стараясь сдержать улыбку, задал вопрос Сметанин.

– Не могу знать, – стоя по стойке смирно, ответил Сашка, – но могу с уверенностью сказать, что я не мог сам вынести койку на плац. Я спал.

Он не мигая смотрел перед собой и не мог видеть, как лицо командира невольно расплывается в улыбке.

– Отправляйтесь в казарму, – приказал Сметанин.

Сашка повернулся кругом и чуть не столкнулся с ночными шутниками, которые пришли «сдаваться».

– Разрешите обратиться, – обратился к командиру Иванихин. – Это мы так неудачно пошутили.

– И как же вам в дурные ваши головы пришла такая мысль?! – проревел полковник.

Солдаты молчали, виновато понурив головы.

– Он храпит шибко, – наконец пробормотал Петро.

– Что с вами делать, потом решу, – сказал, отворачиваясь от них, Зоркий сокол, – а пока койку вернуть на место и марш на зарядку.

Он отошел к ожидавшим его дежурным, а «старички» подхватили койку и, стараясь больше не мозолить глаза начальству, поволокли её в казарму. Одеяло сползло на землю, но Иванихин ловко подхватил его и поспешил за своими товарищами.

Во время построения командир объявил, что за их хулиганскую выходку они отправятся на дембель в последнюю очередь.

Это незначительное, в сущности, происшествие повлекло за собой неожиданные последствия. Во время последовавшей проверки особым отделом вскрылись факты хищений или, проще сказать, откровенного воровства. Оказалось, начфин имел обыкновение присваивать себе денежные переводы, которые солдатам отправляли из дома. В части давно ходили разговоры, что слишком часто отправленные деньги не доходят до адресата или доходит не вся сумма.

Уже выйдя на дембель, Сашка узнал, что начфина посадили на шесть лет.

Это были самые серьезные последствия ночного происшествия. Не считая того, что нескольким старослужащим пришлось прослужить на пару недель дольше, чем они рассчитывали. А когда считаешь каждый день до дембеля – это серьезно…

* * *

Шло время, Саша продолжал встречаться с Кристиной, и однажды она пригласила его на свой день рождения. Их отношения достигли такой стадии, когда девушка решила, что неплохо бы познакомить его с родителями.

Наступил октябрь, и в первых числах нарядный и с букетом роз, позаимствованных в соседнем палисаднике, Александр отправился через дорогу в дом именинницы. В подарок он нес флакон неплохих польских духов, купленных у проезжих поляков, и коробку шоколадных конфет.

Кристина с родителями жила в большом доме, разделенном на две половины, в каждой из которых было по две комнаты. В одной половине проживали родители, а Кристина занимала вторую.

Сашка первый раз был в этом доме; он заметил, что, несмотря на большую площадь, обстановка в доме была скорее бедной. Обшарпанная, старомодная мебель, потертый ковер на стене. Да и одеты хозяева были скорее по деревенской моде.

Отец Кристины щеголял в коричневом мятом костюме-тройке, розовой нейлоновой рубашке, странного вида небрежно завязанном галстуке. Его жена – высокая, очень худая женщина, нарядилась в ситцевое платье в мелкий цветочек, которое висело на ней как на вешалке. Хоть муж был лет на шесть-восемь моложе, но такой же высокий и нескладный.

Саша поздравил Кристину, вручил подарки и прошел в комнату, где был накрыт стол. Хозяева расстарались ради такого случая, так что стол просто ломился.

Кроме Александра поздравить новорожденную пришла старшая сестра Кристины, подружки, несколько человек соседей. Хозяйка поставила на стол вазу с принесенным Сашкой букетом. Одна из соседок проводила розы подозрительным взглядом, и он понял, что похозяйничал именно в её палисаднике. Саша мучительно покраснел и постарался не попадаться ей на глаза, но все равно несколько раз ловил на себе её испытующий взгляд.

Выпили за виновницу торжества. Потом еще раз. Гости быстро захмелели, разговор за столом становился всё оживленнее. Хозяин дома подсел к Александру с рюмкой в руке.

– Давай, сынок, выпьем за мою красавицу дочку, – слегка заплетающимся языком предложил он. Мужчины чокнулись, выпили, и хозяин начал пространно рассказывать о том, какое у него замечательное хозяйство и сколько в нем всякой живности. Сашка вполуха слушал его пьяную болтовню и усердно налегал на закуски.

– Вот только с помощниками беда, – продолжал Влодик, как звали отца Кристины (Сашка давно служил в этих краях и знал, что это Владимир по-русски. Жену Влодика звали Стасей). – Вот у меня кабанчик. Резать уже пора. А к кому обратиться, не знаю.

– Да никаких проблем, – отозвался Сашка, – я родом с Кубани. Я за свою жизнь столько поросей забил… Да и не только их…

– Вот это здорово! – обрадовался хозяин. – Вот ты мне и поможешь! Сташка! – обратился он к жене. – Вот Кристинкин ухажер нам кабанчика и забьет! Он хвастает, что большой мастер в этом деле! Выпьем! – он снова наполнил Сашкину рюмку. – За кабанчика!

Все выпили.

– Как же он сможет из части-то выйти? – засомневалась Стася. – Дурак ты!

– Дура! – отозвался её супруг, моментально впадая в ярость, и прибавил длинное матерное ругательство.

Стася в долгу не осталась. Они кричали, оскорбляя друг друга, не обращая никакого внимания на притихших гостей и дочку.

Но Кристина оставалась спокойной; было видно, что для неё это обычное дело. Чего нельзя было сказать о Сашке, который был поражен до крайности столь внезапно разгоревшейся ссорой. На Кубани такие отношения были в диковинку.

Хозяин дома бросился к жене, и теперь они уже кричали прямо друг другу в лицо. Александру показалось, что сейчас начнется драка.

– Ты – бандеровская подстилка! – кричал Влодик. – Шлюха тюремная!

Гости потихоньку стали расходиться. Засобирался и Александр, которому нужно было успеть к десяти часам вернуться в часть к вечерней проверке. Кристина пошла его провожать. Они вышли на двор, где уже начало темнеть.

– Да, непростые у вас отношения в семье, – сказал он, все ещё приходя в себя от удивления.

– Не обращай внимания. У нас это частенько бывает. Обычное дело.

– А что имел в виду твой отец, когда говорил о «бандеровской подстилке» и «тюремной шлюхе»? – осторожно поинтересовался Саша.

– Да мелет, что в голову придет, – отмахнулась Кристина.

– Ты скажи отцу, что я, наверное, смогу выбраться в воскресенье на пару часиков, чтобы помочь ему с кабанчиком, – желая угодить нравившейся ему девушке, сказал Александр.

– Отлично! – обрадовалась Кристина. – Я тебе на КПП записку оставлю, когда все будет готово. Кабанчика нужно же закоптить. А то холодильника у нас нет. Всё мясо испортится.

– Как нет холодильника? – удивился Саша.

– Да у нас и газа нет, – рассмеялась девушка. – Только печь.

Александр покачал головой. А потом поцеловал Кристину и выбросил все посторонние мысли из головы. Она действительно очень ему нравилась. Много позже он будет вспоминать этот роковой день и пожалеет о том, что не обратил внимания на все знаки и подсказки, что подбрасывала ему судьба.

Они ещё немного постояли, обнявшись, а потом Саша заторопился в часть, все ещё глупо улыбаясь широкой улыбкой счастливого, влюбленного человека.

В воскресенье он с нетерпением ждал весточки от любимой. Где-то ближе к полудню ему передали с КПП небольшой клочок бумаги, на котором было написано: «Газ и горелку привезли, нож и веревка готовы». И всё. Подписи под этим замечательным посланием не было.

Посыльный смотрел на Александра с удивлением.

– Я тут краем глаза заметил, о чем тебе пишут, – заявил он. – Ты что, в террористы решил податься? Газ, веревки, ножи… Скажи спасибо, что никто больше не видал. А то с тобой уже особисты разбирались бы!

– Брось ерунду говорить, – рассмеялся Саша. – Просто нужно людям помочь.

После обеда Сашка воспользовался своим «аварийным выходом» и, перейдя через дорогу, открыл калитку во двор Кристины. Она встретила его в дверях дома. Уже при входе Саша услышал громкие голоса, которые доносились с половины родителей. Когда он зашел в комнату, первое, что он увидел – накрытый стол, уже заставленный пустыми бутылками. По-видимому, застолье продолжалось довольно давно.