Когда бабочки были цветами

© Светлана Богдан, 2020

ISBN 978-5-4493-5572-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Старик у моря

На песчаном берегу моря сидел старик Игнат и чинил рыболовные сети. Заметно похолодало. Море шумело рядом. Высокие волны накатывали и откатывали, оставляя на берегу морскую пену. Старик часто вздыхал, словно ему не хватало воздуха, и поглядывал на горизонт. Губы слегка шевелились, творя молитву. Ветер трепал его бороду, его дырявую шляпу, его сети, словно пытаясь прогнать старика с берега. Но он продолжал сидеть на маленьком, ржавом ведре, перевёрнутым вверх дном и возиться с своими сетями. Игнат всю свою жизнь был рыбаком. Ничего другого он в жизни не знал. С самых малых лет, когда отец впервые взял его с собой в море, Игнат понял, что больше ни дня не сможет прожить без волн и лодки. Иногда, бывало, он просто ложился на спину на дно лодки, и море уносило её так далеко, что берег скрывался из виду. С наступлением ночи Игнат, ориентируясь по звёздам, брал в руки вёсла и спешил к родному дому. Конечно, он получал встрёпку от отца за такие выходки, но молодость есть молодость. Всё кажется по плечу.

Когда Игнату исполнилось шестнадцать его женили. Не то, чтобы он хотел завести семью, просто так было принято в их маленьком селении, где все друг друга знали в лицо. Всех женили рано, редко кого по любви.

«Женись, сынок, женись. Жизнь рыбацкая семью любит. Стерпится – слюбится», – напутствовал Игната отец и повёз его свататься.

Игнат не любил свою жену, она отвечала ему тем же. А куда денешься, терпя друг друга, так и прожили всю свою жизнь, да народили восемь детей. Три сына и пять дочерей. Три дочери полегли от тифа в детстве, остальные выросли. Игнат тоже оженил своих сыновей рано, согласно традиции. Теперь у него было по внуку от каждого сына.

Одну из дочерей Игнат хотел насильно выдать замуж за рыжего Ваську, который к ней посватался. Она умоляла отца не ломать ей жизнь. Но отец твердил: «Твоё бабье дело – не любить, а детей рожать, дом чистить и мужу похлебку варить. Стерпится – слюбится. Никакой любви я не знал, а прожил с вашей матерью всю жизнь, ходил с море, ловил рыбу, вас вырастил. И слава Богу жизнь была».

«А был ли ты счастлив в своей жизни, отец?» – кричала дочь ему в слезах.

Для Игната этот вопрос был, как кнут, который прошёлся по его самому нежному месту.

«Не был. Не был! Понятно тебе? И что такое счастье? Рыбак терпит, всю жизнь терпит! Терпение есть его счастье. Поняла ты, дура? Терпение! И ты терпи, а научишься терпению и счастливой станешь».

Её мать Параскева стояла в соседней комнате, обливаясь слезами, слушая этот разговор отца и дочери.

Отец не сжалился над слезами невинной девушки и назначил день свадьбы.

Поняв свою обреченность, и больше не надеясь на милость отца, дочь бросилась вниз со скалы в море. На похоронах Параскева проклинала свою жизнь, прося у неба смерти и себе. Игнат не проронил ни слова. Он молча стоял у закрытого гроба и смотрел в землю.

Другую дочь Параскева отослала в монастырь, чтобы и с ней не повторилась история, что уже убила одну дочь.

После этого Параскева стала тенью в доме. Она больше не напевала, не улыбалась. Она разучилась радоваться. Её заплаканные глаза прояснялись только тогда, когда в доме появлялись внуки.

«Игнат, что делать-то будем?» – спросила Параскева, ставя на стол чашки с луковым супом.

«Что что делать?» – отозвался он, отрезая ломоть хлеба.

«Уже второй день вестей нет», – тихо сказала Параскева.

«Что делать будем. Ждать будем».

Параскева обхватила руками голову и зарыдала: « Проклятое море забирает моих детей одного за другим, а я ждать должна! Да чтоб ему высохнуть!»

«Чего ты голосишь? Вернуться ещё, может быть. Не хорони раньше срока», – утешал он.

Параскева качала головой, утирая слезы: «Не вернутся. Сердцем чую, что не вернутся».

Они молча посидели за деревянным столом, затем Игнат принялся за суп, а Параскева, молча, смотрела в окно на море. Когда она начала убирать со стола, то объявила мужу: «Не смей мальцов брать с собой в море. Не смей ничего им вбивать в головы про рыбацкую жизнь. Больше рыбаков у нас не будет! Подрастут в город пусть отправляются. Подальше от моря судьбу ищут. Так хоть до старости доживут, да внукам своим в глаза посмотрят. Понятно тебе? Покончено с морем!»

Ранним утром Игнат вышел к морю. Он ходил по берегу и вглядывался в линию горизонта, пытаясь увидеть не плывёт ли лодка сыновей.

«Вон же она! Живы! Живы родимые!» – обрадовался старик, чуть не плача. Он хотел было позвать Параскева, но удержался. Через полчаса он осознал, что ему показалось. Никакой лодки там не было. Только высокие и тёмные волны.

«Деда, деда!» – послышалось за спиной. Это был внук Иван от первого сына. Он бежал к Игнату.

«Деда, бабка Параскева послала меня к тебе просить наловить рыбы!» – доложил внук.

Игнат потрепал белобрысый чуб внука, улыбнувшись.

«А что тату? Скоро вернётся? А то мамка дома уже плачет», – пожаловался он деду.

«Скоро, миленький, скоро», – со слезами в глазах пообещал Игнат, трогая худые плечики внука.

«Ну, я побегу! Черемуху собирать пособлю мамке», – вспомнил Иван.

«Беги, родной, беги».

Иван развернулся и побежал.

«Постой!» – окликнул его Игнат.

Семён поворотил к деду.

«Когда вырастешь, ты кем быть хочешь?»

«Я? Художником», – заулыбался внук, почесывая рукой за ухом.

«Художником? А что рисовать собираешься?» – удивился дед.

«Море», – протяжно произнёс Иван, показывая рукой на море.

«Ну, беги, беги. Мать заждалась, наверное», – улыбнулся Игнат.

Иван быстро побежал домой, а Игнат принялся расправлять свои снасти, чтобы наловить рыбы.

«Художником! Ишь чего удумал! Художник!» – с добром усмехался Игнат.

«Вот, принёс», – сказал Игнат, ставя ведёрко с рыбой перед женой. Параскева, не говоря ни слова, сразу же принялась мыть и чистить чешую. Рядом с ней на кухне был внук Степан от второго сына. Он помогал Параскеве тем, что отрезал у рыбы голову и бросал голодному коту, который, рыча, тут же её поедал. Степан был старше Ивана, и понимал, что лодка его отца, скорее всего, утонула. С одной стороны, Степан был этому рад, потому что пришёл конец побоям и издевательствам отца над ним и матерью. С другой стороны, ему было жалко отца. Он даже поплакал один раз. Его же мать, казалось, нисколько не сожалела о пропашем в море муже.

«Ну что, Стёпка, рыбой будем ужинать сегодня», – похлопал дед внука по плечу.

«Огонь разведи», – толкнула Параскева внука.

«Чего ты, как змея? Всех готова удавить», – одернул её Игнат.

«Всё ты, изверг! Не родиться б тебе вовек на свет белый, так всем было бы лучше», – закричала на мужа Параскева, бросив в него рыбиной.

Стёпка в страхе выбежал из избы и побежал прочь.

«Эх, змеища ты! Жало своё выпустила живых жалить. Что ж ты думаешь, я не страдаю? Мне сердце не выворачивает? Да, я проклинаю себя, что отпустил их тогда одних, что не поплыл вместе с ними в море. Тошно мне, тошно! А с тобой так ещё тошнее! Что ты меня сживаешь с белого света, я и сам жить не хочу! Жил как мог, как меня научили жить, не хотел так жить, а жил! Выживал, а не жил», – заплакал в голос Игнат, сжимая в кулаки свои натруженные руки.

Параскева беззвучно заплакала. Крупные слёзы одна за другой катились по её щекам и капали на грязный кафтан. Ей было жаль этого старика, с которым, как ни крути, прошла вся её жизнь. Хоть она и винила его во всех своих бедах и несчастьях, а всё же вместе с ним пронесла на своих плечах все испытания и тяготы жизни. Ей хотелось сказать ему что-то доброе, но она не могла найти слов. Да и нужны ли слова?

«Прости, Игнат. Из-за своей боли чужой не видно. Прости», – повторяла Параскева.

«Я найду их. Может, их лодку об скалы разбило волной, они сидят и помощи ждут, пока мы тут гадаем. Там ведь в море три скалы, одна подальше другой. По темени и не увидишь, но я их хорошо знаю, как молитвы, которым ты меня учила», – обещал старик, утирая слезы кулаком.

«Молитвы, – улыбнулась Параскева. – Хоть раз-то молился?»

«Я ни разу в море не выходил, не прочитав молитв, что ты меня научила», – ответил Игнат, глядя жене в глаза.

И вновь забрезжила надежда в сердце матери.

Игнат умыл своё лицо и руки.

«Зря только Стёпку напугала», – посетовал он.

«Что его пугать. Не из пугливых. Стёпка мне доверил, что они с мамкой в город уедут, если Клим не вернётся. И пусть едут все вместе, как только Клим найдётся».

«Нет, Параскева, нельзя Клима в город пущать. Ведь совсем там сопьется без присмотру».

«Ты ж не спился. Чего на него киваешь?»

«Да разве я творил такое? Разве я когда руку на тебя посмел поднять? Пальцем тебе не посмел погрозить! Ты ж взгляни на Степку, ведь постоянно с синяками ходит. Да ладно бы, если за дело, а то ведь по пьяни колотит его Клим. Один раз при мне дело было, думал вышибет душу из Стёпки. Насилу отбил. И не говори ничего поперёк, тебе он – сын, а Катерине твой сын – горькая доля».

«Да, знаю я, знаю. Жалко мне Катерину, и Стёпку жалко, но сын есть сын».

С надеждой в сердце провожала Параскева мужа в море ранним утром.

«Смотри ж, домой засветло плыви. Вот, рыбки с собой возьми, как проголодаешься, то поешь».

«Ладно, ладно», – отмахивался Игнат.

Игнат сел в лодку, Параскева своими руками оттолкнула её, зайдя по пояс в воду.

«Засветло ж плыви назад», – кричала она ему в шуме волн.

Параскева смотрела, как удаляется лодка, пока та совсем не исчезла из виду.

Она опустила ладони в воду и начала просить море, словно какое-то божество: «Верни мне моих мальчиков живыми. Не отнимай у меня их. У меня ведь никого нет, кроме них. Пожалей мою старость, смилуйся! Верни мне моих деток».

Другие рыбаки стали появляться на берегу. Чтобы избежать ненужные разговоры, Параскева быстро ушла.

После обеда она снова пришла на побережья. Напрягая глаза, старуха искала глазами лодку мужа. От постоянно бегущих волн рябило в глазах. Ветер усиливался. Мальчишки рядом ловили крабов

«Ну где же ты? Ну плыви же домой. Ну покажись», – волновалась Параскева, теребя свои руками кафтан.

«Бабка Параскева, это правда, что у тебя сыны в море утонули?» – спросил её маленький и пузатый мальчуган.

Другие мальчишки сразу же строго зацыкали на него, мальчуган пристыжено опустил глаза.

Параскева на миг задумалась, а что если и правда её сыны утонули в море, и она их больше никогда не увидит? Она даже не похоронит их, как подобает. Не будет могил, на которые она сможет приходить и оплакивать своих детей. Ничего не будет, словно и не было никогда на свете её сынов. Только внуки останутся свидетельством, что жили её сыны на земле.

«Смотрите, кто-то плывёт!» – закричал мальчишка, махая руками.

Вдали показалась малюсенькая лодка Игната. Причалив к берегу, он молча привязал лодку. Параскева поняла, что муж никого не нашёл. Она со слезами смотрела на море. Треть надежды в её сердце умерла.

«Завтра поплыву ко второй скале», – сказал ей Игнат, уводя домой под руку. Параскева всё время оборачивалась на море, словно ожидая какого-то чуда.

Следующим утром, провожая мужа, Параскева была молчалива.

«Плыть далеко, вернусь на закате. Сиди дома, Параскева, не приходи на берег. Простудишься. Вишь, ветра какие холодные дуют», – напутствовал её Игнат, отчаливая.

Параскева ничего ему не отвечала, с мольбой в глазах и какой-то вымученной улыбкой она помахала Игнату рукой, наблюдая как его лодка уплывает в море. Холодный ветер хлестал по щекам, по которым катились слезы. Слезы матери, кто знает вам счёт?

Войдя в дом, Параскева села у печи и начала чистить картошку.

«Бабушка, мама велела мне варенье из черемухи тебе принести», – сказал Иван, ставя банку на стол.

Параскева посмотрела на внука: «Ваня, побеги к мамке, скажи, чтоб она и другие две твои тётки пришли ко мне к вечеру. Беги, Ваня, скажи им, чтоб непременно пришли».

Все три невестки пожаловали в дом Игната. Параскева поставила самовар, заварила чай, пригласила их за стол.

«Мне надо сказать вам кое-что важное. Авдотья, я совсем тебя не знаю, как-то ты сразу сына нашего отвадила от нашего двора и сыночек ваш никогда у нас не бывает. Прости нас, Авдотья, ежели обидели тебя чем два старика, то не со зла, а от обиды. Нету, Авдотья, больше твоего Пётра. Нету больше моего сына».

«Что ты мелешь, старая!? Совсем обезумела! Живой он! Живой! Прийдет он, я перекажу ему, как ты его хоронить надумала», – перебила Параскеву невестка, вставая из-за стола.

«Что ты, Авдотья? Негоже такие слова говорить матери мужа», – вступилась Катерина.

«А тебе, как я погляжу, жизнь вечно побитой собаки нравится. Что ж мать твоего мужа не вступится за тебя? Наверное, бьёт он тебя по её указке», – захохотала Авдотья.

«Уходи, Авдотья, уходи сейчас же!» – крикнула Наталья, мать Ивана.

«И уйду! Чем слушать эту полоумную».

Когда Авдотья ушла, Параскева протянула Наталье один золотой.

«Передай это Авдотье на поминки, когда она остынет немного».

Параскева помолчала, глядя в окно на море.

«Ну, а ты, Катерина, что думаешь делать? В город собираешься, али как?»

«В город», – тихо ответила Катерина.

«Что там делать собираешься?»

«В прачки пойду, уже и место себе нашла».

«Ну, Бог, тебе в помощь, Катерина! Клим уже отжил своё, а тебе жить надо, да дитё растить. Не отчаивайся там в городе, если туго придётся. Вот, возьми на первое время. Жить на что-то надо. Кормильца-то у вас больше нет. Не плачь, Катерина, не плачь», – вздохнула Параскева, протянув Катерине завязанный узелок.

Катерина, плача, взяла узелок и поцеловала руки свекрови.

«Ну, а ты, Наталья, куда податься хочешь?» – обратилась Параскева к последней и любимой снохе.

«Я тут хочу остаться».

«Нет, нет, это нельзя! Увози отсюда Ванюшку, подальше от этого проклятого моря. Нет, нельзя его тут оставить! Слышишь, Наталья, нельзя! Я запрещаю тебе оставаться тут», – с мольбой запричитала Параскева.

«Да куда мне ехать? Некуда. Да и за вами приглядеть кто-то должен, а Ванюшка и так уедет. Он мечтает художником стать, а не рыбаком», – вздохнула Наталья.

«Художником», – тихо повторила Параскева.

Всё сидели молча у остывающего самовара.

«Ну ладно, идите по домам, устала я очень», – сказала Параскева.

Как только снохи ушли, Параскева накинула тёплый кафтан и пошла на побережье. Начинало темнеть. В сумерках Параскева ничего не могла разглядеть на море. Она одиноко стояла и слушала шум бьющихся о берег волн. Первые звёзды начали мерцать в темном небе. Море стало спокойнее. Параскева вглядывалась в темноту, когда выглянула яркая луна, тогда она заприметила среди волн одиноко плывущую лодку Игната.

Старик целый день кружил на своей лодке вокруг большой скалы в открытом море, надеясь на чудо, но напрасно. Привязав лодку, старики, молча, отправились домой.

Сидя у стола и потирая свой лоб, Игнат смотрел на свою осунувшуюся жену. Она, казалось, состарилась на десять лет за эти несколько дней.

«Завтра поплыву до третьей скалы. Если там их нет то, тогда всё», – с горечью произнёс он.

«Нет их там. Не плавай так далеко, Игнат. Я не переживу, если и ты навсегда останешься в этом проклятом море. Всех я потеряла, один только ты остался у меня».

«Нет, Параскева, поплыву. Жить спокойно не смогу, если не поплыву. У меня, знаешь, на уме только и вертится, а вдруг они там живые ждут помощи. А я их родный батька, страшась помочить свои старые кости в морской воде, не спас своих детей от смерти. Нет, надо Параскева уж покончить с этим, зная наверняка, что я сделал всё, что от меня зависело».

«Ну, поступай как знаешь. Только домой вернись живым».

«Вернусь, старая, куда денусь. Тридцать лет море меня кормило и берегло в шторма. Вернусь, не сомневайся».

Едва начало светать Игнат уже отчалил от берега. Параскева неподвижно смотрела, как удаляется лодка. Что-то сильно сжало её сердце.

«Игнат, повороти назад! Вернись, Игнат! Нет их больше! Ничем не поможешь им, сам погибнешь! Повороти назад, Игнат! Игнат!» – кричала изо всех сил Параскева силуэту в лодке, беспомощно протягивая руки вперёд.

Но Игнат был далеко и не слышал. Параскева вернулась в свою избу. Она плакала до самого вечера, неподвижно лёжа на лежанке. С наступлением темноты Параскева задремала. Снился ей Игнат молодой, будто скачет он на белой лошади, а у лошади такой хвост густой да длинный волочится по пыльной земле. А следом за ним бежит Параскева и просится на лошади прокатиться, а Игнат смотрит на неё и говорит: «Не могу покатать тебя на лошади. Ты – живая».

И смотрит так тепло с любовью на Параскеву.

Проснулась Параскева ранним утром и скорей к морю. Тревожно на душе, неспокойно. А море тихое, тихое. Ветра нет. Солнце светит ярко. Но не было тревоги в сердце старухи. Наоборот, какой-то необъяснимый покой наступил в душе.

«Должен был уже вернуться. Но сказал же, что далеко в море третья скала. Может, он там заночевать остался вместе с сынами», – бормотала Параскева, ходя по кромке берега.

Лучик надежды засиял в сердце матери. Появились у Параскевы уверенность и предчувствие, что всё будет хорошо. Вернётся домой к вечеру Игнат со спасёнными сынами. Она закрыла глаза и представляла себе, как каждого из них обнимет и поцелует, прижав к себе. И никакого другого счастья на земле ей не нужно, только увидеть своих детей живыми. От порыва внутреннего восторга, что всё плохое закончилось, Параскева даже захлопала в ладоши. Быстро оглянувшись вокруг, чтобы никто не видел, она похлопала ещё.

«Ой, что ж ты, старая, стоишь!? Надо же ужин готовить. Ведь голодными мои рыбаки прибудут», – сказала сама себе старуха и быстрыми шагами направилась в своей избе.

Целый день Параскева мела полы в доме, варила большой чан щей, чтобы к вечеру всё было готово. На закате она пошла на берег встречать лодку мужа. Море было до того спокойным, что казалось неподвижным. Последние лучи заходящего солнца серебрили гладь воды. Лодка всё не появлялась. Параскева села на тёплый песок. Всё тревожней становилось на душе. Параскева ждала до самой темноты. Ветер стал усиливаться. Вдалеке загремел гром. Чёрные тучи начали затягивать небо. Ни с чем вернулась Параскева в пустую избу.

«Может их гроза в пути задержала. Вон, ливень какой собирается. Может, где шторм пережидают», – гадала Параскева, сидя в темной комнате.

Три дня подряд ходила Параскева на берег моря встречать лодку Игната. Уже не было ни слёз, ни радости, ни надежд, ни ожидания. Было какое-то непонятное онемение чувств и эмоций. Прошлое ей казалось каким-то бессмысленным сном. И муж нелюбимый, которого терпела. И дети, которые разлетелись, как белые зонтики одуванчика.

«Ничего не осталось. Ничего. Всё прошло. Я потерплю ещё, сколько уж вытерпела на своём веку. Терпеть я умею. Потерплю ещё», – шептала Параскева.

Переменилась она. Скрючилась, сгорбилась и такая тихая стала, что слова из неё не вытянешь. Катерина со Степкой уехала в город. И более от них Параскева весточки не получала. Авдотья ходила дважды замуж, но всё как-то неудачно. Третий муж по пьяни заколол её топором во время ссоры. Сын Авдотьи помер от тифа в десять лет.

Наталья забрала Параскеву жить в свой дом, который стоял далеко от моря, где прибоя не было слышно. Замуж Наталья больше не вышла. Жалко ей было эту истерзанную тяжелой жизнью старуху, для которой море было напоминанием о смерти мужа и сынов. Из старой избы Параскевы предприимчивая Наталья сделала дом отдыха на берегу моря. Дом стоял на удачном месте с красивым видом, поэтому постояльцы не заставили себя долго ждать. Иван подрос и стал успешно обучаться мастерству художника.

Перед Рождеством, зимним вечером Наталья распечатала письмо, полученное от сына. Он прислал красивую открыточку и записку, что приедет навестить мать и бабушку.

«Ванюша едет!» – радостно поделилась она с Параскевой.

Параскева не помнила, кто такой Ванюша. У неё медленно прогрессировало старческое слабоумие. Параскева постепенно теряла свою память и воспоминания. Она совершенно забыла про Игната, про своих детей. Параскева жила в своём собственном мире, не вникая в происходящее вокруг. Иногда, у неё бывали вспышки в памяти, и она начинала звать Наталью на берег встречать лодку Игната. Наталья тут же безропотно брала её под руку и вела к морю. Но через пять минут Параскева спрашивала куда и зачем они идут, и Наталья вела выжившую из ума свекровь обратно домой.

Иван приехал поздно вечером. Войдя в дом, он расцеловал свою матушку и поспешил к бабушке, которая его не узнавала. Сперва она смотрела отсутствующим взглядом куда-то в одну точку, а потом на Ивана, который едва сдерживая слезы жалости, держал её за обе руки.

«Бабушка, бабушка с Рождеством», – шептал Иван, сжимая её руки.

«Она совсем тебя не узнаёт. Оставь её, не тревожь», – похлопала мать сына по плечу.

«Не может быть, чтобы она всё забыла! Как так человек может потерять всю свою жизнь вместе с памятью? Что же это? Выходит память и есть та нитка, что связывает все страницы нашей жизни, – задавался вопросом Иван, глядя в пустые глаза Параскевы. – Бабушка, я привёз тебе подарок к Рождеству».

Иван положил на колени старухи картину, которую написал специально для своей матери. Но, увидев в каком состоянии находится Параскева, решил отдать картину ей. На небольшом холсте был изображен старик у моря. В жёлтой шляпе, он с улыбкой смотрел с картины на зрителя. За его спиной плыли два парусника навстречу друг другу. Взгляд Параскевы застыл на картине. Она вглядывалась в картину, словно что-то пытаясь вспомнить. Закрывала на миг глаза и снова изучала изображение. В туманном взгляде начала появляться ясность, и показались слёзы. Она прижала картину к груди.

«Игнат», – едва слышно сорвалось с губ Параскевы.

Следующим утром, едва яркий солнечный свет заиграл искрами на морозных узорах оконных стёкол, послышался голос Параскевы: «Наталья! Наталья!»

Наталья вбежала в комнату и обомлела. Случилось рождественское чудо. Иначе не скажешь. Свекровь сидела и чесала гребнем свои жидкие волосёнки.

«Какой день сегодня, Наталья?»

«Рождество Христово сегодня», – растерянно ответила сноха, не зная, что и думать.

«Какой сон чудной я ночью видала, Наталья. Будто Игнат на лошади за мной ночью приехал, а лошадь нетерпеливая такая, ржёт, головой машет, всё бьёт копытом и топчется на месте. Никак помирать мне скоро», – задумчиво делилась Параскева.

Наталья не знала, что сказать в ответ, боясь, что от одного её неверного слова, это состояние ясности ума Параскевы может исчезнуть.

«А к нам Ваня приехал вчера», – сказала она.

«Ваня? Большой он стал, наверное. Где же он?», – встрепенулась Параскева.

«Я сейчас. Позову его. Ваня! Ваня!», – бросилась Наталья в комнату, где ночевал сын. Но сына там не было. Ранним утром он ушёл к морю, чтобы сделать несколько зарисовок зимнего моря.

«Жалость какая», – посетовала Параскева, узнав, что внука нет дома.

«Вы отдыхайте, отдыхайте пока. Иван скоро вернётся. Я пока кутью приготовлю», – хлопотала Наталья, поправляя подушку Параскевы.

Наталья хлопотала у печи, когда Иван вошёл в дом.

«Ну куда ж тебя понесло с утра пораньше? Бабушка-то пришла в ясный ум и тебя хотела видеть. Только бы не забылась опять».

Иван поспешил к бабушке. Когда он вошёл в комнату, она мирно лежала на кровати, а на её коленях лежала его картина «Старик у моря». Параскева была мертва.