Константин

Каждый из нас в той или иной степени ещё ребенок.

Эта книга посвящается всем детям.

Даже тем, которые уже давно выросли.

Глава 1

Это был один из скучных унылых дней в приюте.

За окном стояла ненастная осень. Дети на улице резвились: играли, толкались, носились, словно неугомонные, смеясь и веселясь. Несколько пожелтевших листьев, сорванных ветром с огромного старого клёна, плавно планировали по воздуху, приземлившись на окно третьего этажа, из которого было видно просторную комнату одного необычного одиннадцатилетнего мальчика.

Его звали Константин. Взъерошенные каштановые волосы с легким бронзовым оттенком смотрелись немного забавно, а серые глаза, словно зеркало отражающие его комнату, казались чаще грустными, чем веселыми. Одежда у него была самая обыкновенная для детей детского дома – изношенная серая рубашка и брюки на тон темнее.

Воспитательницы детского дома хотели и даже пытались называть его Костечкой, Костей, на что он сразу же им пояснил, что ему нравится, когда его называют полным именем. Правда, его никто не послушал. Тогда, словно в отместку, Константин просто перестал отзываться на любое, по его мнению, «коверкание» его имени.

Сейчас мальчик сидел за небольшим деревянным столиком песочного цвета с самым серьёзным видом.

Константин взял карандаш и детально изучил белый холст.

Мягко надавливая им, он начал рисовать.

Нарисовав контуры различных предметов на своей картине, мальчик стал их дорисовывать, а потом обводить, сильнее надавливая на лист бумаги.

У него вышла прекрасная чёрно-белая картина, нарисованная простым карандашом: высокие чернеющие вдали горы с белоснежными холмами, снизу – полупрозрачная серебристая речка, сверкающая от бликов полной луны, а по берегам речушки раскинулись высокие хвойные деревья.

Незаметно подошедшая сзади воспитательница Татьяна Сергеевна улыбнулась и всплеснула руками в восхищении. Полная женщина средних лет с ярко-золотистыми кудрями в розовом платье, казалось, умилена его творением.

– Костечка, какой же ты у нас гений, – произнесла она, довольно погладив его по голове. – Кому ты нарисовал эту красоту?… Ах, да. Константин… Извини. Так кому ты это нарисовал?

– Никому, – Константин продолжил наносить штрихи, не поднимая головы, и упорно глядя в холст, словно ничего кроме него не видя.

– Не может быть, Кос… Константин.

– Почему?

Воспитательница, поджав губы, внимательно на него посмотрела, не зная, что сказать. Её голубые глаза наполнились печалью и одновременно непониманием.

– Может быть, тебе просто надо с кем-нибудь подружиться, Константин? Здесь много хороших весёлых детей, – скрывая печаль в голосе, осторожно произнесла она и потянула руку к нему, чтобы дотронуться до его головы и погладить, но, однако, ее рука замерла, повиснув в воздухе.

Константин оторвал взгляд от рисунка и посмотрел на шумящую ребятню за окном.

Его много раз переводили из одного детского дома в другой. Он уже привык ни с кем не общаться.

Отчим после смерти его матери отдал его в детский дом в шесть лет. Родственников у Константина не было. К нему никто не приходил, да и он сам уже давно никого не ждал. Его жизнь больше смахивала на существование. Каждый день был похож на позавчерашний, вчерашний, сегодняшний, завтрашний и послезавтрашний. В отличие от весёлой ребятни за окном, он не находил ничего интересного в том, чтобы вести счёт дням до тех пор, пока тебя не заберут отсюда. Мальчик ощущал себя на некоторую долю роботом – ты встаешь, чтобы походить весь день, поесть, поделать что-нибудь, а затем вновь ложишься спать, чтобы затем, когда твои глаза откроются на следующее утро, всё повторилось!

«Да и вообще… Россия – такая скучная страна. Здесь никто ни во что не верит. Ах, да… есть ведь гранёный стакан. Да, в него здесь только и верят. Здесь нет ничего интересного… ни загадок, ни тайн… всё слишком просто… эта та часть нашей планеты, где жизнь течёт самым скучным образом…» – мальчик с хмурым видом изучил пасмурное небо, которое, казалось, смотрит на него с жалостью, а затем перевёл взгляд на детей, звонкий и громкий смех которых проникал в каждое окно на этой улице.

Он не понимал, почему этим детям так весело и беззаботно. У них нет никого, кто бы любил их, дарил им свою заботу. Ни единой родной души.

А им весело. Эти дети словно слепы! Либо они мысленно закрывали глаза на тяжелую и несправедливую правду нашего мира.

«Странные…» – подумал он и, хмыкнув, снова перевёл взгляд на рисунок, продолжив рисовать. Действительно, ну почему, если у тебя нет никого, кто мог бы согревать твоё сердце, читая тебе сказки перед сном, обнимая, говоря, что любит тебя, слушая тебя, когда тебе плохо? Нет, Константин не мог понять их. Но он был более, чем уверен – дети здесь прекрасно умеют скрывать свои чувства. Они словно актеры, не нашедшие место на настоящей сцене, играют здесь, у него под окном, замечательный спектакль, который называется «я счастливый и радостный ребенок, не смотря ни на что».

Хотя… Константин вспомнил, что ведь эта черта большинства взрослых – ты вроде бы один, но играешь другого, чтобы никто не знал, какой ты на самом деле и что ты действительно чувствуешь. А может быть, это и есть взросление – претворяться другим?

Тогда Константин никогда не станет взрослым. Он устал от притворства. Просто когда ты смиряешься с жизнью, ты перестаешь претворяться. Тебе уже не нужно это, ты становишься спокойным. А когда тебе сложно смириться и каждый день боль пронзает твоё сердце, когда ты видишь в окне проходящих мимо детей с их любящими родителями, а сам в это время словно одинокое бездомное животное, нелюдим в душе и глубоко несчастлив, то тебе хочется закричать, догнать их родителей и спросить, а чем ты отличаешься? Что в тебе дурного? Почему ты заслуживаешь такого к себе отношения? Ведь ты ничего не сделал! Но затем ты осознаешь, что так делать нельзя, ведь тогда тебя могут вообще начать бояться, ты можешь потерять шанс стать кому-то нужным в этом мире. И тогда сильный порыв в душе заглушается очередным страхом – остаться одним не на время, а навсегда.

– Мне не о чем с ними поговорить, Татьяна Сергеевна, – сухо и отчётливо произнёс Константин, глядя на лист без эмоций.

– Ну… постарайся найти общую тему, – прошлась по комнате Татьяна Сергеевна и окинула хмурым взглядом детей из окна, так как её настораживали слишком громкие и веселые крики детей, ибо это значило, что наверняка они уже где-то натворили много нехороших дел. – Это легко. Компьютерные игры, например.

– Я не вижу в них смысла.

– Почему? – удивилась воспитательница.

– Пустая трата времени на то, чего не было, нет и не будет никогда, – без особого интереса к ней и к этому разговору произнёс он, сухо улыбнувшись.

– Но многим детям нравится…

Наконец, границы, которые Константин ставил между собою и воспитательницами, были окончательно нарушены. Он резко встал со стола, опершись на него руками и перевёл взгляд на воспитательницу.

Это был взгляд не ребёнка.

Это был взгляд взрослого человека.

– А вы сами-то хоть хотите знать, почему этим детям нравятся компьютерные игры? – процедил Константин, направив указательный палец в сторону окна, за которым игрались дети. – Да потому, что там есть персонажи, которые тебя якобы любят. Потому что там можно создать себе семью. Потому, что там ты сам, а точнее, твой персонаж, кого-то любит. Это не правильно. Надо жить настоящим. Я не хочу делать себе ещё больнее глупым самообманом. Я не хочу привязываться к тому, чего нет, как и все другие. Там можно отвлечься от этой больной реальности. Скучной реальности. Серой реальности. Да, но как бы ты не отвлекался, – он заговорил спокойно, так как всё же смог взять себя в руки, перестав указывать на окно. – Как бы ты не отвлекался от этого мира, чтобы ты не делал… ты всё равно здесь. А компьютерные игры – созданы для отвлечения твоего разума… созданы, чтобы ты забыл. А надо жить сейчас. Хотя… в моём случае… Я лишь существую. Мне хватает этого, – он с самым спокойным видом сел на место, словно у него и не было никакого всплеска эмоций.

Шокированная воспитательница, глядя прямо перед собой, медленно пошла к двери из этой комнаты, не мигая.

– Стойте, Татьяна Сергеевна, – поднял голову Константин. – У меня к вам просьба.

– Эмм… какая? – обернувшись прямо перед дверью, спросила она. Судя по тому, как широко распахнуты были глаза Татьяны Сергеевны, она ещё не отошла от шока.

– Закройте дверь на ключ с той стороны.

Она, немного побледнев, кивнула и вышла.

* * *

Свои рисунки Константин не особо прятал. В основном он перепрятывал рисунки своей матери, чтобы детдомовские дети не нашли их. Ведь, какими бы весёлыми и жизнерадостными они не казались, они умели отменно завидовать, ненавидеть и мстить. Мальчик объяснил для себя это тем, что у каждой медали есть две стороны.

Как-то Константин задумался, а существует ли Бог вообще.

Он долго думал, несколько дней. А потом, как-то пролистав учебник по математике, подумал о доказательствах той или иной теоремы.

«Есть же «метод от противного»… – размышлял мальчик, глядя на белую стену своей комнаты. – «Тогда… тогда, получается… Нужно думать немного по-другому… Я верю в Дьявола… По крайней мере, он никогда не давал мне повода сомневаться в своём существовании…Но он – противопоставление Богу… То есть, если есть Дьявол, то есть и Бог…».

Потом Константин решил закрыть эту тему для себя.

Он обладал величайшей способностью в мире – способностью к глубоким раздумьям.

Пока проходили однообразные дни за окном, он искал себе какой-нибудь вопрос, который бы мог обдумывать, чтобы найти ответ. А так как разговаривать с самим собою было скучно, мальчик нарочно вырезал из фантастического журнала картинку с седовласым и длиннобородым друидом. Обычно это были вопросы о смысле жизни, истине, уме и так далее.

За некоторое пребывание в этом детском доме, Константин уловил негласную дисциплину, которую установил высокий толстый мальчишка, которому было пятнадцать лет. Его называли «Скала». Здесь он был самым старшим и самым сильным. Его все боялись. Константин относился к нему весьма холодно и безразлично.

Мальчик, положив перед собой лист, начал вновь рисовать.

* * *

– Такой маленький, а уже какой самостоятельный, – довольно на него глядя, произнесла библиотекарша. Это была старушка лет шестидесяти с добрыми сияющими глазами и в блестящих круглых очках. – Мама с папой, наверное, гордятся тем, что ты много читаешь?

Если честно, это и вправду был далеко не первый его приход сюда. Мальчик постоянно брал книги из библиотеки. Константин любил разнообразить свою жизнь. При этом, мультфильмы он не смотрел никогда, как и фильмы. Он не признавал телевизор.

В книгах всё было интересно. Мир не был таким скучным и серым, как вокруг.

Там мир резко преображался – принцесс спасали от драконов принцы; высокие мрачные замки величественно возвышались практически до небес; среди людей было множество нечистой силы – вампиры, оборотни, ведьмы, колдуны, великаны…

Каждый раз подходя к окну своей комнаты, Константин лишь вздыхал: здесь этого нет, нет ничего сверхъестественного, ничего интересного, нет загадок, мистификаций… И люди живут при этом совершенно спокойно. Каждый день Константин видел, как проходят мимо его окна на работу люди. Их жизнь однообразна, однотипна, скучна.

На секунду мальчик не знал, что ответить доброй старушке. Сдержанно улыбнувшись, он опустил взгляд.

– Да. Им нравится, что я читаю, – Константин и сам не мог понять, почему он ей врёт. Возможно, потому, что солгать было гораздо легче, чем сказать сложную правду, которую потом придётся долго объяснять. Тем более, огорчать добродушную старушку его не слишком счастливой жизнью было бы очень неудобно.

– Сестра или брат есть? – с интересом спросила она, смотря на него с улыбкой.

– Нет, – несмело смотря на неё, словно боясь, что его поймают на лжи, сказал Константин и снова осторожно улыбнулся.

– Ну ладно, не буду отвлекать, – приятно улыбнувшись, старушка махнула рукой. – Иди почитай.

Константин медленно пошёл вперёд по коридору. За холодным стеклом окна библиотеки в воздухе вальсировали снежинки, плавно кружась и опадая на землю. Мальчик подумал, что, скорее всего, этот снег белее даже его холстов и альбомных листов. От дыхания Константина стекло окна покрылось испариной, и мальчик, весело улыбнувшись, пошёл дальше, вглубь библиотеки, ходя мимо высоких мрачных полок, на большинстве из которых, как ему иногда казалось, лежала чуть ли не вековая пыль.

Снег продолжал падать бесконечными хлопьями на вытоптанную дорожку к библиотеке, и губ Константина коснулась улыбка – он вспомнил, как играл с мамой в снежки. А о своём родном отце он ничего не знал. Да мальчику и не было интересно. Ему было плевать на своего отца. Но, как думал Константин, раз его отец оставил её мать одну, позволив ей выйти замуж за вечно раздражительного и противного Александра, который не выносил Константина, да и не особо заботился о его матери, то его настоящий отец был просто недостоин её.

Выбрав книгу «Мастер и Маргарита», мальчик уселся за столик и начал читать. Так прошло несколько часов в полней тишине, так как Константин обычно был единственным посетителем этой библиотеки. За окном подвывал холодный ветер, кружащий снежные хлопья. Уже вечерело.

– Интересный выбор книги, – прокомментировал в тишине тихий звучный мужской голос. Оторвавшись от чтения, мальчик поднял голову. Напротив него сидел широкоплечий мужчина в тёплом синем свитере и джинсах. Коричневая шляпа на его голове удачно скрывала своими широкими полями большую часть лица таким образом, что видно было лишь подбородок и губы, рассечённые посередине шрамом.

– Почему? – надо сказать, что Константин никогда не замечал, что именно этот его вопрос обычно ставил в ступор всех взрослых.

– В этой книге много правды, – губы мужчины дрогнули в легкой улыбке, словно ему было смешно. Константин нахмурился.

– Почему вы так думаете? – поразмышляв, мальчик решил, что у мужчины странная манера общения.

На губах мужчины заиграла добродушная усмешка. Он поправил шляпу.

– Ты задаёшь слишком много вопросов, – тихо произнёс незнакомец, скрестив пальцы рук и облокотившись о стол. – Скорее всего, ты часто ставишь взрослых в тупик.

Константин опустил взгляд в книгу, не решаясь взглянуть ещё раз на загадочного незнакомца.

– Вам что-то нужно от меня? – мальчик вспомнил, как воспитательницы приглашали милиционеров, рассказывающих о детских маньяках и убийцах. Он подумал о том, что должен был взять с собой ножик, который у него всегда был в кармане (стоит добавить, что тот нож, о котором подумывал Константин, был плохо заточен), но вместо него там лежал простой карандаш со сломанным носиком. Мальчик почувствовал сильное напряжение и опустил взгляд.

– Нет. Я зашёл в библиотеку лишь на пару минут, и сейчас уйду. Ты не знаешь, сколько времени? – у незнакомца была пара книг в руках, а на указательном пальце блестело золотое кольцо-печатка с огромной буквой «М».

– Разве у вас нет телефона или часов? – осторожно и внимательно его рассматривая, спросил Константин.

– Нет, – мягко произнёс мужчина.

– Извините, но я не ношу часы, – отчётливо произнёс мальчик.

– Почему?

– Они всё время у меня ломаются…

– Гм, – только и произнёс мужчина и бесшумно выскользнул из читательского зала.

Схватив книгу, Константин выбежал вслед за тем странным мужчиной. Он не знал почему, но ему надо было узнать, кто это. Да и тем более, если это – и в правду маньяк, то за ним обязательно надо издалека осторожно приглядеть, вдруг он нападет на кого-нибудь. Константин почувствовал себя отважным героем из книг, который гонится за злодеем, чтобы остановить его. Однако мальчик всё же думал, что этот мужчина не маньяк. Казалось, что он вообще из другой страны, но точно не из России, где большая часть людей похожа друг на друга.

Этот человек был… другим, уж точно не один из тех, которые каждый день с хмурыми лицами проходили мимо его детского дома, уныло спеша на работу или за детьми в садик.

Редкие фонари на тёмной улице, будучи единственными источниками света, казались Константину молчаливыми свидетелями его слежки за странным собеседником. Снег бесшумно и даже немного тоскливо падал на землю в абсолютной тишине, которая редко бывала на улицах шумной Самары. Благодаря темноте мальчик был практически незаметным. Константин пробежал за незнакомцем пару кварталов. Мужчина не оглядывался, шёл медленно и спокойно, непринуждённо куря сигарету, но мальчику казалось, что он его слышит. Хотя Константин передвигался очень тихо, настолько тихо, что сам не слышал собственных шагов.

Резко свернув за поворот, мужчина исчез из поля зрения мальчика.

Константин заглянул туда, куда повернул незнакомец. Там был тупик.

Казалось, мужчина просто растворился на ровном месте. Мальчик растерялся, так и не поняв, куда исчез его странный собеседник из библиотеки.

Повернувшись, было, назад, Константин получил сильный удар по виску.

Упав на холодный заледенелый асфальт, мальчик ударился затылком. Кровь ручейком полилась из затылка, создавая свой алый узор на белом снежном холсте.

Высокая тёмная фигура зловеще выросла над ним. Свет уличного фонаря словно нарочно слепил глаза, что раздражало Константина. Некоторое время пощурившись, мальчик уставился в ночное небо.

– Запомни, мелочь, – сухо и злобно произнёс юный мальчишеский голос. «Скала…»– закатив глаза, с досадой догадался Константин, чувствуя сильную боль в затылке. – «Как не вовремя!». Скала тем временем, засучив рукава и глядя на Константина свысока надменным и насмешливым взглядом, продолжил. – Ты должен делать как все – бояться меня. Я здесь главный. Ты меня понял? – последняя фраза звучала угрожающе.

Константин холодно смерил его безразличным взглядом и снова посмотрел на небо.

– Да он, похоже, сумасшедший, – указав на него пальцем, весело крикнул один из мальчиков, на год постарше Константина. – Посмотри на выражение его лица! – разбежавшись, Скала пнул Константина со всей силы в бок так, что тот согнулся от боли. Громила плюнул ему в лицо и, смотря на него с отвращением, вытер рукавом рот. Маленькие поросячьи глаза на квадратном лице толстого и сильного мальчика сузились от ненависти к Константину.

– Толик, ты у нас новенький. Давай-ка попинай этого урода… считай, что это своеобразный ритуал. Пнёшь – значит, станешь одним из нас, – хищно улыбнулся Скала, сверкнув глазами на новенького в приюте.

Анатолий появился у них только вчера вечером в приюте. Рыжеволосый худенький мальчик, с веснушками и в очках, казалось, совершенно не вписывается в компанию Скалы, в которую входили обычно только крепыши.

Новенький в группе хулиганов выглядел растерянным. Он не очень хотел делать то, что ему велели.

– А знаешь, что говорят о тех, кто не является частью нашей команды? – опасно усмехнулся Скала, с громким хрустом разминая толстые пальцы. – Обычно такие хлюпики бывают на месте этого полумёртвого урода. Бей, Толик, иначе ты будешь валяться рядом с ним, – хмуро смотря на Анатолия, Скала ещё раз показательно пнул Константина, который мысленно уже проклял весь детский дом. Хулиганы начали громко и воодушевлённо кричать что-то, но от боли Константин уже не различал ни слова.

Наконец, Анатолий решился и начал пинать его.

– Давай ещё, – весело кричали все.

Последовала серия пинков, с каждым разом становившиеся всё сильнее и сильнее.

– Думаю, Толик нам подходит. А теперь быстро валим отсюда, пока нас никто не увидел с этим трупаком, – осторожно оглянувшись, сказал Скала и, развернувшись, ушёл вместе со всеми, громко и немного неуклюже топая толстыми ногами по снегу. Анатолий, уходя, обернулся и бросил на Константина взгляд, полный вины и раскаяния. Константин встретился с ним взглядом. Но затем один из ребят дёрнул новобранца за рукав, и тот больше не оглядывался.

Константин долго смотрел на небо. Всё казалось ему бессмысленным, безжизненным.

Фонарь, одиноко светивший на Констатина, казалось, единственный, кто жалел его в этом холодном и бесчувственном мире, полном зла.

Через какое-то время Константину захотелось спать. Он прикрыл глаза, надеясь, что эта жизнь на самом деле обычный сон, и скоро он проснётся, а рядом будет его мама, целая и невредимая, и всё будет как раньше – он будет рисовать её портрет, они будут вместе смеяться и вместе грустить, не будет больше никакой боли, ни физической, ни душевной…

Всё будет так, как должно быть.

Кровь медленно текла на снег из его затылка. Теперь снег под головой казался не холодным, а тёплым.

Мальчику никогда не было так хорошо.

Ему хотелось умереть. Какой смысл гнить в этой стране, одному? Его мама умерла. Его здесь ничего не держало. Отца он не знал, а если бы даже и знал, хорошим бы это явно не закончилось.

Константин открыл глаза.

Снежинки так походили на маленькие белые звезды, плавно падающие с неба из далеких галактик…

– Только их нельзя взять в руки, они тают, – раздался звонкий весёлый голос его мамы из воспоминаний.

Холод медленно сковывал всё тело и действовал на болевшие места как обезболивающее.

Ещё немного, и весь мальчик будет заметен снегом. Кровь струилась нескончаемым потоком. Глаза Константина непроизвольно начали закрываться. Он медленно терял сознание.

Кто-то наклонился над ним, заслонив свет тусклого фонаря.

– Прости меня, – тихо и печально раздалось в воздухе. Глаза мальчика закрылись и больше он ничего не слышал.

Открыв глаза, Константин долго не мог понять, где он и что происходит.

Вокруг было бело и светло, но это не был снег. Похлопав некоторое время глазами, мальчик смог лучше разглядеть место, в котором он находился.

Это была больница. Константин лежал один в палате.

Небольшое кресло для родственников и тех, кто переживает за больных, рядом с кушеткой, на которой он лежал, пустовало. Это, собственно, его не удивило.

К нему подходили врачи, спрашивали о состоянии. Его нашли лежащим в кресле коридора больницы. Никто не знал, откуда он там появился. Пролежав там полтора месяца, мальчик вернулся обратно в детдом. Его и в больнице, и в детдоме спрашивали о том, кто его избил. На что Константин отвечал, что не знает, кто это был, так как было темно и мало что возможно было разглядеть. Он не знал, почему он лгал. Возможно, потому, что, может быть, один из компании Скалы и спас его. Возможно… скорее всего. Мальчик лишь предполагал это, но уверен не был.

* * *

– Константин, к тебе пришли, – сияя, сказала Татьяна Сергеевна.

Мальчик удивлённо поднял брови и, промолчав, кивнул. Внутри Константина появилось странное волнение, и он заерзал на стуле. За окном после недавно окончившегося дождя громко чирикали воробьи на клёне, словно бы пытаясь друг друга переспорить.

– Заходите, Сальватора, – пропустив её в комнату, с восхищением сказала воспитательница и вышла.

В комнату абсолютно бесшумно зашла высокая смуглая девушка с красивой восточной внешностью. На её шее блестело золотое украшение в виде обвивающихся вокруг друг друга змей. Длинные распущенные каштановые волосы с рыжим оттенком до пояса покоились на её спине. Голубые, слегка зауженные глаза смотрели на Константина доброжелательно и с интересом. Её полноватые губы дрогнули в мягкой улыбке, и девушка присела на стул перед ним. На вид ей было двадцать пять – двадцать семь лет. Чёрный мокрый от непогоды плащ и сапоги того же цвета хорошо смотрелись на худенькой стройной фигуре девушке. Константину она напомнила немного принцесс из восточных сказок, которые он читал несколько лет назад.

– Меня зовут Сальватора Дарк, – загадочно сверкнув глазами, сказала она, соединив пальцы рук и внимательно на него глядя. – Ты хочешь, чтобы я стала твоим опекуном?

Константин ещё раз внимательно на неё посмотрел. «Какая прямолинейность…» – мелькнуло у него в голове. За окном выглянуло наконец-то солнце, в первый раз за эту неделю, а лучи светила жизнерадостно устремились в комнату к мальчику.

– А вы сами хотите, чтобы я стал вашим сыном? – спросил он.

Нет, всё же, хоть и иногда он и думал, как взрослый человек, этот мальчик оставался ребёнком.

Она улыбнулась так, будто бы это была шутка.

– Константин, я хочу забрать тебя с собою в Бухарест, в Румынию. Я там живу. Я много чем увлекаюсь, у меня не пыльная работа.

– Но если вы живёте в Бухаресте, зачем вы приехали в Россию, чтобы взять себе приёмного ребенка? – удивился Константин.

– Ответ на этот вопрос слишком сложен, Константин, чтобы ты понял его.

– Я попытаюсь понять, – настойчиво сказал мальчик.

Она опустила взгляд, а затем подняла глаза на него вновь.

– Когда-то я тоже была в русском детдоме, – скрывая печаль в голосе, произнесла девушка, опустив взгляд на его стол и еле заметно проведя подушечками пальцев по столу.

– Именно поэтому вы выбрали меня? – спросил Константин, которому показалось, что этого недостаточно, чтобы выбрать именно его. Для всего нужные более веские основания, более конкретные причины.

Девушка слегка улыбнулась, сдержав смех – уж очень смешно мальчик с взъерошенными волосами заваливал её вопросами.

– Нет.

– А почему?

– Не стоит искать причины везде, мой друг, – улыбнулась Сальватора, вновь блеснув глазами. – Ты мне просто понравился. Если хочешь, ты можешь уехать со мною из России.

Восемьдесят процентов его самого с радостью кричало, что да, поскорее бы он отсюда уехал. А остальные двадцать процентов с подозрением смотрели на эту девушку, ища подвоха и обмана, не желая верить ей.

Что-то было в ней… не так. Или же этого его страхи играют с ним злую шутку?

– Да, я хочу уехать отсюда. Очень далеко, – сказал он спустя три минуты. Константин прикусил губу, чувствуя себя сильно взволнованным.

– Хорошо, – она улыбнулась и устало встала, поправив пальто. – Я вернусь за тобою через месяц.

– А почему так долго? – немного нахмурившись, спросил Константин.

– У меня есть некоторые дела, которые надо уладить. Главное, дождись меня, – она подошла к нему и, наклонившись, поцеловала его в лоб. – Я обязательно вернусь.

У неё были теплые мягкие губы.

Она быстро и так же бесшумно вышла из комнаты, оставив в мальчике надежду.

Большую надежду.

* * *

Впервые в жизни Константин чувствовал себя окрылённо.

Весь этот месяц он перебирал портреты своей матери, нарисованные им самим простым карандашом, и её рисунки, нарисованные яркими красками. Он искал сходства между Сальваторой и его мамой.

Светлые волосы Светланы, мамы Константина, напоминали ему пшеничные поля, в которых они летом любили гулять; а серые глаза мальчик любил сравнивать с дождливым небом за окном приюта. И имя такое подходящее у его мамы – Светлана. У неё были полноватые красивые губы, острый подбородок, тонкая лебединая шея, стройное телосложение.

Мальчик вспоминал свою маму всё это время.

– Ты у меня самый лучший, Костя. Когда-нибудь ты станешь знаменитым… я это чувствую… я в тебя верю, – улыбаясь, говорила пять лет назад ему его мама. Голубое платье Светланы раздувалось от ветра. Лесная поляна была полна звуков, сладких пьянящих ароматов цветов. В воздухе сновали пчёлы, то и дело прыгали сверчки. Солнце жизнерадостно сияло над головой счастливого Константина.

…А он ведь тогда ещё не понимал, насколько он был счастлив. Мальчик нарисовал свою маму, сидящую в траве и смотрящую на солнце.

– А вот какой у меня рисунок… смотри, Костя, – Светлана показала ему свой рисунок. На ней был он, с серьёзным лицом рисующий на листе бумаги.

Её телефон зазвонил.

– Алло, да, Саша, – с улыбкой смотря на солнце, сказала она, поправив пряди светлых волос, раздувающиеся ветром. – Я с Костей… Мы на лесной поляне… Он вообще-то мой сын, Саша… – улыбка начала пропадать. – Не разыгрывай спектакль… Что?!.. Причём здесь это!? – в её глазах заблестели слёзы, и она отвернулась. – Не смей так говорить о Косте…

Мальчик смотрел на неё, не мигая, забыв о рисунке. Карандаш выпал из его рук, затерявшись в траве.

Константин сильно зажмурил глаза и вернулся из своих воспоминаний в реальность.

Контролировать душевную боль он за эти пять лет научился.

Он просто сумел подавлять плохие воспоминания в себе, контролировать ход своих мыслей, чтобы не уйти обратно, в прошлое. А это получалось у него довольно реалистично с его отличной памятью.

Поразмыслив, Константин понял, что искать сходства между матерью и Сальваторой – бессмысленно. Надо привязываться к ней не из-за сходств или отличий от его матери, а как к кому-то родному, близкому. Тогда он спрятал подальше портреты своей матери, на дно чемодана болотного цвета, который уже собрал. Дети смотрели на него с завистью. То, что немного аутичного и странного мальчика по имени Константин забирают отсюда, облетело уже весь приют.

Константин оторвал маленький листочек из календаря. Сегодня Сальватора должна прийти и забрать его.

Был обед. Он стоял в коридоре.

Обернувшись, мальчик медленно пошёл вперёд по коридору, в сторону своей комнаты.

Вдруг, он увидел, как оттуда выбежали дети и, громко и надменно смеясь, скрылись в другом конце коридора.

Его сердце сжалось. Константин быстро забежал внутрь своей комнаты и закрылся изнутри.

Его чемодан был раскрыт.

Все вещи были раскиданы, а портреты, на которых он рисовал свою мать, были изорваны.

Но больнее Константину стало, когда он увидел, что и то, что было нарисовано его мамой, тоже было порвано, скомкано и потоптано.

Константин с бессилием опустился на колени.

Часть его жизни, счастливая часть его жизни была только изорвана в клочья. Хотя… почему часть?… Это лишь доказательства существования той части.

Сдержав все эмоции внутри, Константин собрал все клочки бумаги, одежду, и убрал их обратно в чемодан.

Походя вечером по приюту, он увидел, как Анатолий стоит один и смотрит в окно. Полумесяц отражался в стеклах его очков, и казалось, что глаза маленького худенького мальчика светятся в темноте.

– Спасибо за… то, что спас мне жизнь, – произнёс Константин неуверенно, осторожно глядя на него.

– Что? – не понял Анатолий.

– Спасибо, что спас мне жизнь. Не мог же я сам появиться тогда в больнице.

Взгляд Анатолия был крайне удивленным.

– Константин, ты серьёзно это мне говоришь или шутишь?

– А что такое? – теперь удивляться начал Константин.

– Я не спасал тебя тогда… так вот почему ты нас со Скалой не выдал, – глаза рыжего мальчика стали веселыми. Ему было смешно.

– Стоп. Как это не был ты?

– Я ушёл вместе со всеми. Рядом с тобою тогда никого и не было.

Константин молча развернулся и пошёл в обратную сторону, к себе в комнату.

Кто же тогда его спас?… Некоторое время спустя мальчик понял, что чувствует сильный гнев.