«Египту угрожало нашествие чужеземцев, и, неспособный более отразить их, он готовился достойно погибнуть. Египетские ученые (по крайней мере, так утверждает мой таинственный информатор) собрались вместе, чтобы решить, каким образом сохранить знание, которое до сих пор ограничивалось кругом посвящённых людей. Как спасти его от гибели.

Сначала хотели доверить это знание добродетели, выбрать среди посвящённых особо добродетельных людей, которые передавали бы его из поколения в поколение. Но один жрец заметил, что добродетель – самая хрупкая вещь на свете; что её труднее всего найти; и чтобы сохранить непрерывность преемства при всех обстоятельствах, предложил доверить знание пороку. Ибо последний, сказал он, никогда не исчезнет, и можно быть уверенным, что порок будет сохранять знание долго и в неизменном виде…»

Из книги Папюс «Цыганское Таро»

Предисловие

Над каждым из нас довлеет высокая вероятность однажды всего лишиться: жизни, здоровья, достатка, близких и родных, радостного ощущения гармоничного миропорядка. Или чего-то одного для начала.

Существующая бездна знаний (тома философских рассуждений, наука, мировоззренческие концепции) не дают конкретному человеку понимание, как ему распорядится бесценным даром жизни. Только активация подсознательных массивов, подобных вместилищу магических инструментов, может послужить живой водой для безвременной души. Как пробудить заспавшегося джина в черепной коробке?

Как ни странно, древний опыт мистерий прочно засел в головы. А это – искусно поставленная череда душевных потрясений, пробуждающих и оттачивающих живительные чувства. И здесь любовь – самое доступное средство личного преображения и приобщения к Высшему. В данной книге как раз и запечатлен этот опыт.

Глава 1. Бригада

Утренний макияж Лариса завершила на улице. Густые черные волосы стянула на макушке в копну. Провела ладошкой по матовым щекам, стряхивая остатки яркого сна. Бросила короткие взгляды на отдаленные силуэты прохожих, на враз опустевшую улицу. Будничный день с бездной работы вызвал кислую мину на хорошеньком личике.

На подходе к стоматологической клинике – двухэтажному строению, облагороженному сайдингом, сердце встрепенулось, как вольная птица в клетке. Грозной тенью навис противный тип, именуемый начальником. Прошмыгнуть бы ящеркой в помпезную дверь с грозным охранником, юркнуть в уютную каморку, где находится гардеробная уборщиц служебно-бытовых помещений.

Каморка-гардеробная для Ларисы подобна шлюзу в скучный мир смертных, в который она вынуждена войти в униформе уборщицы. Это она-то!.. Судьба испытывает в очередной раз, без передыха бросает хрупкую девушку то в небесные кущи, то на дно. На этот раз испытание сродни заданию отомстить за сломанную жизнь дорогих сердцу людей.

В бригаде уборщиц их трое – и все они начинали работать на экспериментальной фабрике, знаменитой в советское время и разрушенной в жестокие времена перестройки. Бывшая наладчица, секретарь-референт и фрезеровщица теперь со швабрами и ведрами зарабатывают на хлеб насущный. И все они – симпатичные женщины накануне тридцатилетия. Личная жизнь осталась последним их достоянием.

Тридцать лет! Магический рубеж. Уже так много позади. Уже познана и влюбленность, и любовь, и разлука, и материнство. Испита горечь и сладость измен, мимолетных увлечений. И всё – под соусом молодой горячности, свежести и веры в свою исключительность.

Лариса могла предугадать чужую судьбу, но подробности своей не хотела знать. Так гадалка и ведунья, разбирая чужую вневременную жизнь, строго блюдет запрет на разглашение таинственных вех формирования себя из материи, в обозначении которой сбиваются слова. А неверное слово собьёт линию судьбы.

Кажущаяся нелогичность поступков Ларисы взята за правило. Вот сейчас она по каким-то непонятным соображениям опаздывает на работу, потеряв которую, останется без денег. Нищенская доля и голодная смерть реально не грозят: на худой конец, оставались мама, друзья-знакомые. Лариса вообще слыла компанейской девчонкой. Даже суровый охранник в ответ на приветственный взмах руки расплывался в улыбке. Вторым движением Ларисы часто следовал вопросительный жест: свободен ли путь, нет ли в холле завхоза, ее непосредственного начальника? Охранник легким кивком разрешал сомнения девушки.

Сегодня Лариса действительно опаздывала. Обычный приход на 15—20 минут позже положенного сходил с рук, да и выловить ее затруднительно. Но задержись она на подольше, придется пробираться по клинике, как по раскаленным углям. Вот она проскочила охранника, холл, повернула в вестибюль и – ё-моё! – услышала вдогонку хриплый бас именно того, из-за которого шла крадучись.

Завхоз – пятидесятипятилетний дядька с внушительным животом, отвисшими щеками багрового оттенка, маленькими заплывшими глазками. Ладони у него белые и маленькие, как и сами ручки, отрафинированные длительным, если не потомственным, бездельем. Так же и в ботинках угадывались ступни ног, удивляющие детской малостью, несоразмерной с куполообразным животом и покатым лысым черепом. Эти ножки, казалось, созданы преодолевать путь из кабинета в автомобиль, из автомобиля – в кресло перед телевизором. Зато голос завхоза гремел и властвовал. Мощный голос мог рвать и метать, пиявкой влезать в душу подчиненного. Пробужденный мозг, выдавал дьявольскую смесь из продвинутого сленга, виртуозной брани, элементов высокой поэтики. Сам завхоз, казалось, ещё больше раздувался и ширился. Всё это – артистичный голос, шрапнель неожиданных слов, поразительная важность – слепилось в искусный инструмент подчинения ошарашенного слушателя.

Лариса, ускоряясь с каждым шагом, наконец добралась до заветной двери гардеробной и просочилась сквозь узкую щель. Басистый голос мчался вслед. Завхоз настежь распахнул дверь и не раздумывая шагнул в раздевалку.

– Ой! – взвизгнули молодые женщины, спрятавшись как могли за дверцы шкафчиков для одежды. – Иван Львович! Почему без стука? Мы переодеваемся.

– Переодеваетесь?! Вы полчаса назад должны были это сделать и уже двадцать минут с ведрами и тряпками заниматься уборкой… Хм-м… Ба! Трусики какие у тебя интересные, Ксюша: цветочки, как на полянке в майские деньки, и цвет какой-то необычный.

– Как вам не стыдно, Иван Львович! – прикрикнула Ксюша, не зная куда деться от наглых глаз. Её шкафчик стоял как раз напротив двери. – Не успели зайти, как разглядели нижнее белье.

– А под трусиками еще интереснее, – сказала Лариса, и вышла, как жаждущая крови черная пантера, как смелый олененок, вставший на защиту сестрёнок.

– У вас женщина есть? – Лариса, сразу переходя в наступление, влепила вопрос: – Может быть, вам гражданин начальник сделать эротический массаж?.. Шваброй по интимному месту! Ха-ха-ха! Можно прямо сейчас. Ну, смелее!

– Чокнутая, – в замешательстве промолвил завхоз, грузное тело двинулось вспять.

– Ага! Хотите выйти? Давайте выйдем, чтобы девушек не смущать. – Лариса с гордо расправленными плечами прошествовала в коридор.

Остановившись у окна, она без тени страха воткнула едкий взгляд в начальника.

– Вы понимаете, что нарушаете трудовой распорядок дня? – спросил завхоз, закипая от злости.

– Слова-то какие: «трудовой распорядок»! Так и слышится: «Шаг влево, шаг вправо – равнозначно побегу. Расстрелять и растоптать на месте». Не понимаю я «трудовой распорядок». Что в восемь часов начну мыть полы, что в девять – они от этого чище не станут.

– У нас не какая-нибудь шарашкина контора, куда приходят когда хочется и работают как хочется. Здесь не позволяется работать спустя рукава и систематически нарушать трудовую дисциплину.

– Оё-ёй! Трудовую дисциплину! Да если бы вы сами не опоздали – меня и не поймали бы.

– Это не твоё дело.

– Понятно. Мы – никто. Нас можно шпынять и гонять. Мы – поломойки, которых не отличишь от тряпки в помойном ведре.

– Не переводите стрелки в другую сторону. Вам делают справедливое замечание. Вижу одних устных замечаний мало. Пишите объяснительную, почему опоздали, а я, скорее всего, напишу докладную. Премию тебе скорректируют. До нуля.

– Хорошо, напишу, – сказала Лариса, сохраняя завидное хладнокровие, и поинтересовалась: – Про ваш комплимент тоже написать?

– Какой еще комплимент?

– Как же! Вы сделали комплимент Ксюше, что у нее красивые трусики! Обязательно отмечу этот интересный факт.

– Почему вы дверь не закрываете на защелку, когда переодеваетесь? – попробовал отмазаться уязвленный завхоз.

– Стучать надо, прежде чем зайти в женскую гардеробную.

– Я буду ходатайствовать за дисциплинарное взыскание с полным лишением премии за квартал! – вскипел завхоз.

– Давайте лишайте. С нашей копеечной зарплаты только премии и срезать, – с презрительной улыбкой ответила гордая девушка.

– Не нравится работа – увольняйся! К нам наняться желающих много.

– А это уже мое дело, сама как-нибудь разберусь: увольняться или дальше работать. – Лариса, давая понять, что завершила разговор, повернулась, как флюгер от порыва ветра. Дверь за ней хлопнула с оглушительным треском.

– Объяснительную! – успел гаркнуть завхоз.

– Да пошел ты, дубина толстомордая, – сказала Лариса, морщась от гадливости. Она редко позволяла оскорбительные словечки. Если уж получалось само собой, то так, чтобы не касались они ушей тех, кому адресованы. Сбиваться на ругань, брань, склоки – не в её правилах.

– Премии лишит… И так жить не на что. Ну, он меня попомнит. Какую бы гадость ему, девчонки, сделать?

Тамара, худосочная, бледная, с едва обозначившимися бедрами и такой же грудью, но с большими карими глазами, брякнула:

– В суд подадим. За домогательство!

– Это ты про что? – спросила Лариса. – Про Ксюшины трусики?

– Нет. Помнишь, как-то он у нас здесь сидел больше часа и спрашивал, допытывался: что такое куникулен… куни захотелось!

В чем-то они похожи Лариса и Тамара. Обе хрупкие и легкие, одного роста, тонкие губы, острые черты лица, быстрые движения, чаще нервные и изломанные. У Тамары чуть больше плавных линий в фигуре, чуть красивее глаза и чуть больше основательного в семейном укладе. У Тамары есть положительный муж, непьющий и негулящий, но с невысокой зарплатой. У Ларисы – нет. Вернее был да сплыл.

Она рано вышла замуж. Будучи на сносях, кое-как пережила беспробудное пьянство муженька, намного её старше. В отместку искала любовь на стороне. Пьяно-похмельный муж валялся на диване в забытье и прострации, она искала любовь. Именно любовь – яркую, острую, раздирающую унылую серость неудачного брака и, как ни странно, примиряющую с опостылевшим мужем. Примиряли и многочисленные находки, оставлявшие чудесные ощущения и воспоминания.

и завет старой цыганки

После пяти лет загулов муж разом бросил пить – закодировался. И вот он, трезвый и положительный, готовит обед и ужин для молодой жены, убирается в квартире, таскает тяжелые сумки из магазина, норовит взять хрупкую девушку на руки, готов на коленях вымаливать прощение. А Ларисе всё это тошно: она сердцем ощущала, что любви нет.

Когда распрекрасный муженек месяцами и годами был дружен с алкоголем, в сердце жила слабая надежда, что когда-нибудь очухается, бросит пить и придет время настоящей любви. За все упущенные годы они наверстают пропущенное в необъятном обожании друг друга. Оказывается – нет. Никакого чувства, возвышающего и окрыляющего, не отмечалось в холодеющем сердце. Спать без любви даже с мужем мерзко. Лариса вернулась к маме и дочке.

Мама взяла на воспитание внучку еще при выписке Ларисы из роддома. Семнадцатилетней новоиспеченной мамаше недосуг было исполнять материнские обязанности. Шалый ветер в её голове да бесполезный взрослый муж, срывающийся в затяжные запои, усугубляли проблему создания крепкой семьи.

Лариса устроилась реализатором в один из многочисленных продуктовых ларьков. Худо-бедно стали жить втроем: мама, дочка, внучка-дочка. Но не прошло и пяти лет, как случилась страшная беда, снова перевернувшая её жизнь…

Тамара заворожено постигала перипетии судьбы Ларисы, сама же не могла решиться на разрыв со скучным мужем ради какой-то призрачной любви, каких-то неординарных чувств, ощущений. Иногда призадумывалась: так ли развита ее чувственность, можно ли усилить ощущения? Однако благоразумное чувство медленно укрепляющегося семейного достатка: собственная доля в квартире, подержанная иномарка, верный муж, вкалывающий на двух работах, хорошенькая дочка, – удерживали от шальных поступков.

Третьей в их маленькой бригаде уборщиц была Ксюша. Она лет на чуток постарше напарниц. Два раза побывала замужем, у нее двое детей от разных мужей. И теперь готовилась к вступлению в третий брак.

Со вторым мужем еще не закончился бракоразводный процесс, и пока они жили вместе: Ксюша, двое детей от разных мужей, второй муж – официальный и третий муж – гражданский. Второго мужа искренне презирала, удивлялась, как могла выйти за такого замуж: лентяй, пьяница, тряпка. В комнатушке, которую Ксюша ему отвела на период завершения раздела имущества, он либо спал, либо бездельничал, либо с несказанным блаженством тихо пил-запивался, равнодушно наблюдая, как у бывшей жены развивается новый роман. Новый кавалер любвеобильной Ксюши – разведенный молодой мужчина, поселившись к ним, заполучил сразу два удовольствия: жгучую ненасытную женщину и удобного собутыльника под боком. Разумеется, Ксюша судорожно искала варианты обмена квартиры.

***

– Томка, чайник ставь! Я же торт принесла! Совсем из-за этого толстопуза забыла, – сказала Лариса.

– Опять на завтрак купила торт? – с легкой укоризной полюбопытствовала Ксюша.

– И на завтрак. И на обед. Ха-ха-ха!

– Ты безалаберная. Как можно целый день есть один торт! Я вот суп принесла борщ с галушками.

– Фи! Борщ! Да с утра – не хочу! Не люблю суп.

– В чайнике почти кипяток. Как включу, сразу закипит, – уведомила Тома.

– Замечательно. Схожу покурю.

– Поела бы сначала, – сказала Ксюша.

– Я для аппетита покурю. Потом – кофе и торт, потом снова покурю.

– Ну и ну! У тебя здоровья, видимо, через край, – подивилась Ксюша.

– А то! Ха-ха-ха!

Для завтраков и обедов в гардеробной стоял обшарпанный письменный стол. Официально здесь запрещалось пользоваться нагревательными приборами. Между тем, в часы, отведенные на обед, из гардеробной прорывались дразнящие аппетит запахи разогреваемой пищи. Кроме электроплитки, микроволновки и чайника, случись пожарная инспекция, можно обнаружить и электробигуди, и электрораспрямитель волос, утюг, декоративную лампу, собственноручно кем-то и когда-то сделанную невесть из чего, магнитолу, радиоприемник, ворох зарядных устройств и т.п., и т. д. Ответственным за пожарную безопасность клиники был завхоз.

– Следующий торт куплю с клубникой, – сказала, облизываясь, Лариса. – Или суфле? Нет, сначала с клубникой.

– Ты, Тома, почему не ешь? Попробуй блинчиков. Вчера напекла. Ешь, не стесняйся, – говорила Ксюша худосочной бледной напарнице. – Правда, чуть соды переложила.

– А ты уксус добавляешь? – вдруг живо поинтересовалась Тома.

– Нет. А зачем?

– Я добавляю. Никак не могу понять, почему блины прилипают? Может, и не надо уксус, но меня свекровь этому научила.

– Ты ей уксусу налей! – заметила Лариса. – Разбавленного, естественно, лишь бы язычок прижег. Ха-ха-ха!.. Шутка. Не делай так никогда!

Раздался громкий стук в дверь.

– Блин, влипли, девчонки! Опять завхоз. Опять начнет парить: время десятый час, а вы все чаи распиваете! – не на шутку испугалась Ксюша, да и Тома стала еще бледнее.

– Мне плевать. Я объяснительную пишу, – с редким философским спокойствием произнесла Лариса, смакуя при этом кофе.

– Ты же еще и полслова не написала!? Где бумага, ручка? – спросила ошарашенная Ксюша.

– Я должна обдумать, как правильно написать. Орфографию и синтаксис вспомнить. Я ведь кроме эсэмэсок ничего не пишу. Институтов не заканчивала. Я и запятые не знаю где точно ставить. Не посоветоваться ли с адвокатом о содержании объяснительной? Ха-ха!..

– Девчонки, давайте быстренько со стола убираем. Скажем: шьем тряпки для пола.

– Шейте, а я буду кофе допивать!

Ксюша из шкафа вытащила полутораметровой ширину рулон мешковины, бросила на пол, чихая от поднявшейся пыли, быстро отмотала метр-другой. Тома, как механическая кукла, двинулась к двери. Проскрипел засов, и в дверном проёме сверкнула лысая башка.

– Иван, это ты! Напугал нас до смерти, – сказала Ксюша.

– Ванька! Черт лысый, чего стучишься, как завхоз? – подхватила Лариса.

– Девчонки, чайку бы чашечку. Сушняк во рту и муть в голове. Че набросились-то, как бешеные? Закрылись че? – быстрым говором выпалил слесарь-электрик Иван-Ванька, парень среднего роста, широкий в покатых плечах, с крепкими волосатыми руками, украшенных стильной татуировкой. На голове, по моде выбритой, вылезла трехдневная щетина, такая же растительность окантовывала щеки и подбородок.

– Закрылись, потому что переодеваемся. Так велено завхозом! – сказала Лариса и пригласила вдруг опешившего Ваню: – Да ты заходи, переодеться всегда успеем!

– Заходи-заходи! Помнишь ли, что чаю у нас выпил на целую тыщу! Когда в кафешку поведешь? – спросила в шутку Ксюша.

– Да хоть сейчас, только я весь поистратился: купил сноуборд, костюм к нему, ботинки и т. д. На тысячу зеленых потянуло!

– Зачем тебе сноуборд, Ваня? Купил бы санки, да с горы ледяной. Сноуборд! Полгода на него работать.

– Нет! Сноуборд – это кайф, это шик! На целую неделю хватает адреналина!

– Чего-чего?

– Балдёжных ощущений, вот чего!

– Так бы сразу и сказал, – забавлялась Ксюша.

– Хочу горный велосипед на лето купить. Двадцать одна скорость. Три гидравлических амортизатора. Дисковые тормоза.

– Коробка передач автоматическая? – полюбопытствовала Лариса с нарочито серьезным лицом. – Мама, не горюй!

– Не-а! Ручная… Какая еще коробка? Че подкалываешь!? Вот смотри-ка, – Ваня вытащил мобильный телефон последней модели. – Кому что загрузить: музыка, картинки, мультики? Налетай, подешевело!

Лариса с показной ленцой придвинулась к Ване, так что плечи их сомкнулись. Резким движением головы отбросив назад черные волосы, глянула в его сотик, примериваясь, что скачать в свой не менее крутой телефон. У Томы также загорелись глаза. Она придвинулась к Ване с другого бока, слабым движением руки убрав с лица прядь каштановых волос.

– Ксюш, давай и тебе закачаю. Музон есть классный. Как раз для тебя. Трое в лодке, не считая прошлых.

Лариса и Тома разом хохотнули.

– Ты, Ванёк, сам доподкалываешь. Что поделаешь, если мне хронически не везёт с мужиками?! А телефончик у меня простенький, туда и закачивать некуда.

– А че не купишь как у нас?

– На такой телефон мне два месяца работать. У меня дети, их кормить, обувать, одевать надо.

– В кредит возьми, можно и на два года оформить.

– Я уже плачу целых два кредита: холодильник двухкамерный и мебель брала. Да и для чего мне телефон по цене хорошего телевизора, звонить он лучше не станет.

– Ну как знаешь… Тома, смотри мультяшка какая есть.

– У меня чего-то телефон глючит. Не пойму ничего, – сказала Тома, захлопав глазами, как законченная тупица на вступительном экзамене.

– Ты не так делаешь! – Лариса в очередной раз объясняла, как правильно раскрывать папки и файлы, растолковала приемы навигации.

Тома слушала, затаив дыхания. Тем временем Ваня опустошил чашку, размером с пивную кружку, толстые пальцы заскребли затылок.

– Чё-то засиделся я у вас, – сказал гость. – Мне главврач сказал установить дожиматель на дверь в коридоре, доводчик двери то есть. Я – к завхозу за дожимателем, а он мне говорит: нет у меня его, есть резина, возьми да вырежи полосу и прибей на дверь. Я – че? Ну, так и сделал. А главврач разнес меня в пух! Про какую-то эстетику баял. Дескать, красивая импортная дверь, а на ней резина с рваными краями. Я – че? Что дали, то и прибил. Наверно, он сейчас завхоза и в глаз, и в бровь тянет. Что у нас, как в плохом колхозе – пофигизм сплошной. Одному лень подобрать что нужно, другой – не задумываясь, прибивает что ни попади. Скажут – и резинку от трусов прибьет. Интересно, о чем завхоз думает?

Лариса растолковала:

– В том-то и дело, что ни о чем. Или о том, чтобы ему не мешали спать в кабинете. В понедельник от него перегаром разит за версту. Во вторник – чем-то вроде корвалола-валерьянки. К четвергу, вроде как, приходит в себя. Шастать начинает по этажам, по туалетам. Проверяет качество уборки. В пятницу веселый ходит, зараза, а после обеда уже норовит домой удрать. Я его повадки изучила.

– Девочки, давайте выходим работать. Время десятый час. До обеда опять не успеем кабинеты помыть, – Ксюша спохватилась.

– Пойдемте, – сказала Лариса, – Ванька, уматывай за новой цивильной резинкой для двери под названием «дожиматель», доводчик-наводчик, от своих трусов резинки не дадим. Ха-ха! Переодеться, Ванюша, надо.

– Чё, пойду прибью рядом и доводчик! – Ваня мигом исчез из гардеробной.

Тома открыла шкаф, где хранились моющие средства. Полуобернувшись, спросила:

– Девочки, а порошок стиральный кончился, что ли? Ведь на прошлой неделе получали.

– Я домой взяла половину, а может, и больше, – призналась Ксюша без тени смущения.

– Как же теперь мыть?! Завхоз всегда заглядывает в ведро, когда проходит мимо, кладу ли я порошок.

– Не везёт тебе, Тома. У меня он на трусики заглядывается! У тебя пялится в ведро.

Девчонки прыснули со смеху. Насмеявшись, Ксюша сказала:

– Я подозреваю, что половину нашего порошка, мыла, туалетной бумаги забирает завхоз. У него семья больше, чем у меня, и друзей, говорит, не меряно. У кого бы узнать, сколько вообще нам положено? Может быть, у главврача поинтересоваться? А вообще, давайте ему нажалуемся на завхоза. Порошком нас не обеспечивает, тряпки гнилые. Мы их шьем, шьем. А он говорит, чаи распиваем, лодыря гоняем.

– Точно! Я напишу в объяснительной: опоздала, потому что зашла купить стирального порошка, которым не обеспечивает нас завхоз. А без порошка качественно и производительно сделать уборку затруднительно. Такую объяснительную намалюю, что завхозу придётся объясняться!

12 3 4 5 След.

Сто первый мужчина. Роман

Предисловие

Глава 1. Бригада

С этой книгой читают

Другие книги автора