Самое Начало

© Сергей Орст, 2021

ISBN 978-5-0053-8562-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сергей Орст
САМОЕ НАЧАЛО
Повесть-версия

В начале было Слово,…

Евангелие от Иоанна, 1:1.

Чёрная ледяная пустота Вселенной. Россыпь далёких звёзд и звёздных скоплений. Яркая оранжевая звезда ласково освещает своих детей. Эти дети разные и маленькие, и большие, разноцветные и прекрасные. Лишь одно почти самое маленькое звёздное дитя, четвёртое по счёту от материнского светила, купаясь в его мягком тепле, обитаемо. Голубое красивое дитя с полярными ледяными шапками, белыми разводами редких облаков имеет разумную жизнь. Разум, это величайшее достижение эволюции Вселенной. Вокруг этого многочисленного разумного мира крутиться крошечная серебряная спутница, ласково глядя всё время одной стороной на голубое дитя общей оранжевой родительницы.

Внезапно в этом Вселенском вечном спокойствии серебряная спутница взорвалась яркой зловещей белой вспышкой. Её серебряное тело не вынесло такого и развалилось на два неравных уродливых куска. Голубое дитя, увидев смерть своей подружки, с горя вдруг осветилось целиком, подражая яркому оранжевому свету своей родительнице. Ослепительно плачущее дитя обратила в прах величайшее достижение эволюции Вселенной и тотчас угасало. В вечной тоске это теперь красноватое, убитое горем дитя оранжевой родительницы будет вращаться в ледяной пустоте.

Но разум полностью не угас вместе с голубым дитя. Единственное живое разумное существо случайно оказалось вне разыгравшейся трагедии, находясь внутри огромного, созданного погибшим теперь разумом, космического аппарата.

1. Пробуждение

Саф проснулся, но не открыл глаза. Теперь он любил вот так лежать на спине после пробуждения и вслушиваться, будто впервые, в свои ощущения. В ощущения, которые он всегда чувствовал, но, которым не придавал никакого значения, пока не остался наедине с самим собой. Мягкое, почти нежное тяготение искусственной гравитации не утомляло его уже не молодое, но всё ещё сильное тело, которое отдохнув после сна, с наслаждением впитывало окружающее. Сверху, чуть с правой стороны с тихим, еле слышным ровным шуршанием струился воздушный поток из прорези в стене, а слева около пола в похожую прорезь воздух уходил из его каюты. Звук уходящего в вентиляцию воздуха Саф не мог слышать, но физически ощущал его свежесть и легкую прохладу.

– Значит система регенерации и циркуляции воздуха исправна, – подумал Саф и переключил внимание на другие свои ощущения.

Лежа на спине, он тихонечко пошевеливал пальцами рук и ног, и эти движения запускали в его теле приятные теплые волны, постепенно выводя его из состояния сна. Посторонних запахов он не уловил, и это прибавило ему уверенности в исправности и других систем жизнеобеспечения.

Саф ещё некоторое время наслаждался этим состоянием спокойствия и умиротворенности. Раньше он всю свою долгую жизнь просыпался от резкого звука «общего будителя», ведь вот так лежать после пробуждения, было попросту запрещено. У каждого жителя его страны был индивидуальный коммуникатор, связанный с индивидуальным порталом связи, через который от сотен и тысяч сенсоров окружающих ежемоментно человека, передавались данные о передвижениях и действиях этого человека, о физическом состоянии его тела, о темах его разговоров с окружающими людьми и о многом-многом другом. Все эти огромные данные стекались в единое информационное пространство, где обрабатывались и были общедоступны. Правители страны использовали эти данные для управления людскими массами. Технология уже вплотную подошла к возможности считывания мыслей людей, что очень требовалось руководителям для получения неограниченного контроля над гражданами. Саф точно знал, что подобная экспериментальная установка для контроля мыслей человека уже была создана, только не прошла полномасштабную проверку.

В его стране, измерение времени от момента пробуждения до подъема с постели каждого человека было технически несложным делом. Это время строго регламентировалось законом и неукоснительно выполнялось абсолютно всеми. Конечно, такое пробуждение каждого жителя практиковалось с детства и исполнялось всю жизнь, поэтому не вскочить моментально с постели было практически невозможным событием. Иногда, очень редко случалось такое вопиющее событие, и оно широко освещалось средствами массовой информации. Такой провинившийся человек подвергался весьма суровому общественному порицанию. Исключения были только для немощных стариков, которые уже не могли вставать, но, тем не менее, они должны были обязательно открыть глаза после сигнала «общего будителя». Подобное начало дня являлось показателем бодрости духа, здорового тела и готовности гражданина к усердной работе во имя всей страны.

После того, как Саф смог вывести из строя свой индивидуальный коммуникатор, система «общего будителя» перестала его будить по утрам. Он поначалу продолжал вскакивать с постели, едва проснувшись. Однако, постепенно, день за днем Саф осознавал, что ни общественного порицания, ни иного воздействия на него никто не сможет оказать – теперь он один, и за ним никто не следит. Когда он первый раз пролежал непродолжительное время после пробуждения, он почувствовал такое сладкое ощущение где-то внутри груди, что сначала испугался этого своего чувства и все-таки вскочил с кровати.

Сейчас же он лежал и получал удовольствие от тихих звуков, тонких запахов и еле ощутимой вибрации, словно младенец, открывающий и познающий окружающий мир. Именно то самое удовольствие, что было строжайше запрещено в его стране. Все эти фактически заново открытые им ощущения, даже еле уловимые шорохи собственного сердца и пульсации крови в сосудах вызывали у него только ни с чем не сравнимое блаженство.

Наконец, насытившись ощущениями, Саф открыл глаза и тут же постепенно в его каюте включился мягкий и теплый свет. Стены и пол его каюты были абсолютно белыми, никаких иных цветов в интерьере не было. Невысокий плоский потолок полностью светился ровным нерезким светом. Его каюта была весьма небольшой, практически кубической формы, со стороной примерно в полтора человеческих роста. Узкая кроватная полка расположена у стены напротив входной двери, справа стол с пультом управления и выдвижной стул, слева дверца в умывальник и маленький шкаф до потолка, входная дверь шириной в половину стены служила также зеркалом во всю высоту стены. Зеркало было чуть выгнутое и позволяло видеть сразу всю каюту.

Саф повернул голову налево, увидел своё отражение в зеркале и почему-то непроизвольно улыбнулся сам себе. Это было впервые. Поразительно, но раньше он сам себя как бы не замечал. В своей жизни он смотрелся во множество зеркал, но не видел там СЕБЯ, он видел там только рядового жителя страны, озадаченного заботами об этой же стране.

Особо выделяться среди жителей было не принято: ни внешностью, ни способностями, ни своими знаниями. Иметь свои мысли, отличающиеся от общепринятой точки зрения, было в принципе невозможно. Сама же общепринятая точка зрения по каждому аспекту жизни и быта была умело сформулирована и подавалась в виде нескончаемого потока информации населению в виде текстов, изображений и голографических озвученных сюжетов. Постоянное напоминание о правильном образе жизни и поведения шло также и по индивидуальным коммуникаторам, особенно, если человек своими действиями выходил за рамки общепринятых правил. В этом случае, провинившегося несколько дней буквально сопровождали указаниями к каждому действию или высказыванию, пока он не возвращался в установленные правилами рамки.

Встав с постели, Саф прошел в умывальник. Кроватная полка с тихим шипением въехала в стену, и на стене не осталось никакого шва или иного намека на выдвижную кровать. Абсолютно чистая белая и ровная стена. Повернувшись к двери в умывальник, Саф сделал шаг и остановился на расстоянии ладони от двери. Дверь в умывальник высветилась белым светом и ушла в сторону. Саф вошел в небольшое помещение с такими же белыми стенами, полом и уже засветившимся потолком. Дверь закрылась, и Саф произнес:

– Вода.

Сразу из невидимых до этого отверстий в светящемся потолке потекли струи воды по всей площади помещения.

Саф долго стоял под теплыми упругими струями, наслаждаясь ощущениями стекающей по телу влаги. Он слегка расставил ноги, опёрся чуть выше головы обеими вытянутыми руками о стену и опустил лицо вниз. Струи воды, пролетая вдоль его взгляда, дробились на капли и врезались в пол, обращаясь в расползающийся поток воды, который исчезал в едва заметные щели между полом и стенами. Как заворожённый смотрел он за ускоряющимся в перспективу пола потоком воды и вслушивался в эти шуршащие и булькающие звуки. Слегка покачиваясь и еле-еле шевеля головой, он с мальчишеским интересом наблюдал за изменением направления тонких и толстых струек воды.

– Стоп вода!

После этой фразы поток с потолка иссяк, и Саф обтерся большим куском белой ткани, который выехал из стены на маленькой полочке. Эта полочка сразу исчезла в стене, как только он забрал ткань. После использования кусок ткани был им брошен в специальное открывшееся отверстие в стене. Позже этот кусок ткани система жизнеобеспечения переработает и выдаст новый такой же кусок в следующий раз. Саф вышел из умывальника, взял в шкафу другой белый кусок ткани и ловко завернулся в него, а на ноги одел подобие сандалий. Снова улыбнувшись себе в зеркало на двери каюты, он подошёл к выходу и провёл в воздухе правой рукой слева направо на уровне груди. Дверь бесшумно отъехала в сторону, и Саф вышел в просторный коридор.

2. Эмоция

Коридор был таким же белым, как каюта Сафа, но широкий, в два человеческих роста. При взгляде налево и направо одинаково уходя вдаль, коридор загибался вверх. По сути это была внутренняя поверхность огромного цилиндра, который вращался вдоль оси, создавая искусственное тяготение. По обеим белым стенам коридора шли совершенно одинаковые белые двери. Эти двери слегка выделялись на фоне стен иным оттенком белого. Одни двери располагались ближе друг к другу, другие чуть дальше. Потолок коридора также полностью светился, разливая по всему этому белому пространству ровный мягкий белый свет. Повернув направо, Саф пошел уверенным бодрым шагом по коридору. Пол, покрытый мягким белым материалом, заглушал шаги Сафа. Дверь в его каюту беззвучно закрылась и стала неотличима от других таких же дверей в коридоре.

На правильном и красивом лице шагающего по коридору Сафа появилась легкая блаженная улыбка. Он не мог понять, почему и чему улыбается, но его настроение было явно на высоте. Он был похож на мальчишку из глубины веков, который одержал победу в детской игре. Вдруг, шествуя по этому невзрачному коридору, ему припомнилось своё забытое детство. В далёком детстве Саф слышал от одного старика, что в древние времена на его планете жили люди, которым было позволительно открыто проявлять свои эмоции, чувства, высказывать свои собственные мысли, спорить, размышлять и рассуждать. Сейчас он ещё не помнил все эти редкие рассказы старика о жизни древних людей, о чувствах и эмоциях. Тогда в детстве он с трудом понимал, о чём ему рассказывает этот старик, но где-то глубоко внутри интуитивно осознавал, что эта чувственная сторона человеческой сущности весьма разнообразна и богата.

Полностью чувства в его стране запрещены не были, но с большей частью из них велась ежедневная идеологическая борьба. Чувство долга перед страной и гражданами, чувство гордости за успехи государства и за собственную хорошо выполненную работу, чувство ненависти к врагам, чувство досады и разочарования в отношении гражданина, вышедшего за рамки общепринятых правил – эти и тому подобные чувства приветствовались и всячески культивировались в обществе. Однако, общественная мораль требовала максимальной сдержанности в проявлении любых чувств. Человеческие же эмоции считались фактически чем-то постыдным, потому что временный порыв не может быть истинно настоящим и достоверно правдивым.

Саф громко произнес:

– Еда!

Сразу же пол коридора под его ногами высветил белую дорожку, указывая путь к столовой. Шагая уверенным твердым шагом по светящейся дорожке, загибающейся вверх, он прошел около трети всей окружности коридора, пока дорожка не свернула вправо к двери, которая выделилась белой световой рамкой. Саф снова провел в воздухе рукой слева направо, и дверь бесшумно ушла в сторону, открыв проход в столовую. Потолок столовой полностью засветился мягким белым светом.

Это было весьма большое помещение, рассчитанное человек на сто. Ряды столов и скамеек по обе стороны прохода вызывали у Сафа лёгкие смешенные чувства. С одной стороны было пусто и одиноко, ведь изначально планировалось, что он здесь будет не один, а с другой стороны он был свободен и предоставлен только саму себе, никто его не видел, никто за ним не следил и не мог повлиять на его поведение.

Быстро пройдя вглубь столовой к противоположной входу стене, Саф повторно громко произнёс слово:

– Еда!

Через пару мгновений в стене тихо открылось окно, из которого он взял миску и кружку. Саф уселся на ближайшую скамейку и спокойно принялся за еду. Простая еда – каша и напиток. Однако питательная ценность этих продуктов была ровно такой, в каких веществах нуждался организм человека в данный момент. Система жизнеобеспечения сама определяла физическое состояние организма Сафа и формировала нужный и правильный рацион питания. Такой способ питания был всегда, сколько помнил себя Саф. Благодаря этому, все жители страны были здоровы, примерно равной комплекции и жили очень долго. Самому Сафу было уже сто двенадцать лет от момента рождения, но лучше было бы сказать, что ещё только сто двенадцать лет.

Достаточно быстро управившись с едой, Саф отнес миску и кружку в то же самое окно, откуда взял. На обратном пути к входной двери, оглядывая взглядом зал, его неожиданно посетила мысль о скудности убранства столовой. Эта мысль так сильно резанула его, что он даже остановился посреди помещения и окинул его ещё раз как бы новым взглядом. Его будто обожгла эта неожиданная мысль, он почувствовал, как сильнее забилось его сердце, хотя никакой физической нагрузки не было. Из глубин его памяти всплыло очень странное ощущение, но он никак не мог вспомнить, откуда оно ему так знакомо. Его будто новому взору внезапно предстали однообразные белые ряды столов и скамеек, белые, без единого шва стены, белый светящийся потолок, белый мягкий пол. На всё это он смотрел много-много раз, но не видел и не замечал деталей. А ведь никаких деталей просто не было, не было ничего такого, на чём бы можно было остановить, задержать взгляд.

Это вдруг всплывшее странное ощущение начало нарастать, биение сердца усилилось, теплая, даже горячая волна подкатила к горлу и сжала его, перехватив дыхание. Затем эта горячая волна докатилась до лица. Саф пару раз было хватил ртом воздух, но у него это плохо вышло, глаза защипали и вдруг из них полились слёзы. Он стоял посреди столовой и плакал как младенец. Слёзы текли по его лицу и капали на пол, он даже не вытирал их. Тут он вспомнил этот странное давно забытое ощущение горечи и обиды, именно такое было с ним, когда он в раннем детстве упал с лестницы и больно ушибся. Вот точно так же он стоял, потирая ушиб и плакал. Правда, плакал он не долго, воспитатель подошёл к нему, взял его за руку и, строго глянув на него, сказал что-то про недопустимость подобного поведения в обществе людей, и затем повёл его в медицинский отсек. Уже перестав плакать, маленький Саф тащился за воспитателем, потому что горький комок в горле и мутная пелена перед глазами не позволяли ему идти быстрее.

Теперь же Сафа некому было остановить и, пристыдив, вернуть на «путь истинный», он был во власти этой проснувшейся и вырвавшейся из глубин его естества разрастающейся эмоции. Он не пошёл, он побежал к входной двери, не сразу справившись с простой процедурой её открывания. Это обстоятельство вызвало новую, также давно позабытую эмоцию – раздражение, что ещё больше подхлестнула его горечь и обиду. Он уже не плакал, он уже ревел, словно зверь, взмахивая рукой и пытаясь открыть дверь. Наконец-то, дверь начала отъезжать в сторону, он схватил её за край створки и с силой рванул, желая ускорить процесс открывания. Дверь на мгновенье приостановилась, как-то нелепо дернулась и грохотом провалилась в пространство стены. Уже не замечая этого, Саф выбежал в коридор, в котором плавно включился свет, и что есть мочи побежал, ничего не замечая. Он бежал и ревел. Сам не понимая, что делает, он скинул с себя кусок белой ткани, в который был завернут, сандалии уже где-то свалились с его ног. Нагой он несся по коридору, крича и заливаясь слезами. Несколько раз он чуть не споткнулся о скинутый им кусок ткани, потому что бегал по кругу. В очередной раз, подбегая к брошенной ткани, он всё-таки зацепил её ногой и споткнулся. Он упал лицом вниз и, продолжая реветь, трясясь всем телом. Постепенно он начал затихать, изредка всхлипывая и дёргая плечами, а затем впал в забытье…

3. Сон

Саф лежал посреди коридора лицом вниз в полной темноте. В отсутствии сигнала от сенсоров об открытых глазах и бодрствовании организма Сафа, система жизнеобеспечения погасила освещение, полагая, что он спит. Саф действительно спал, но сон его был беспокойным. Впервые за годы, прошедшие с детства, ему пришли сновидения.

Приучая детей к дисциплине, воспитатели особой методикой вытравливали у них любое бурное проявление эмоций. Дети становились спокойными и послушными, у них нормализовался сон, потому что сновидения покидали их навсегда. Отсутствие снов было у всех жителей, за этим следили через индивидуальный портал связи. Как таковое сновидение никак не упоминалось в обществе, это понятие начисто отсутствовало, от него избавлялись ещё в детском возрасте, но за мозговой активностью людей во время сна всё-таки следили. Как только сенсоры регистрировали малейшее изменение активности мозга во время сна какого-либо человека, тут же звучал «индивидуальный будитель». Человек вскакивал с постели, а через индивидуальный канал связи его информировали о причинах его побудки. Разумеется, причины были надуманные, истинная причина скрывалась.

Саф спал, но его сон был тяжелый. Ему снился тот самый старик из детства. Седой человек наклонился к самому лицу лежащего маленького Сафа и с нежной улыбкой, таким зловещим тоном произнес:

– Ну что, дружок, проснулся? С пробуждением тебя, малыш! – затем он ехидно и громко засмеялся, отошел от Сафа и пропал.

Маленький Саф лежал на спине и смотрел в небо, которое было не голубого, а кроваво-красного неестественного цвета. Солнце было высоко в зените и светило прямо в глаза.

– Странное небо, – подумал Саф, – небо бывает красным только на закате, а не в полдень, да и то не такого оттенка. А где я?

Он приподнял голову и увидел, что лежит на земле, возле Великой Горы, вершина которой уходила за горизонт и была окутана такой же кровавой мглой. Зная хорошо это место, он сразу понял, что в противоположной от Великой Горы стороне находится главный город его страны. Встав на босые ноги, он ещё раз огляделся по сторонам – старика нигде не было видно. Саф пошел в сторону города. Вокруг была оглушительная тишина, что также было странно, ведь именно здесь был большой водопад на реке. Река протекала близ подножья Великой Горы и дальше, перетекая через уступы, обрушивалась водопадом в долину. Реки не было совсем!

– Может я ошибся направлением? – спросил себя Саф, – нет, вот на Великой Горе гигантская расщелина, а она как раз указывает на город. Куда же делась река, водопад и где долина?

Вообще местность была незнакомая. Она была ровной и плоской, как стол. До самого горизонта, всё было серо-красного цвета, в том числе и Великая Гора, которая гордо возвышалась над этой пустыней. Саф шёл босыми ногами по пыльной плоской пустыне, оставляя за собой слабые следы в красноватой пыли. Он смотрел себе под ноги и удивлялся такой пыли, ведь именно здесь должны были быть луга с мягкой сине-голубой травкой.

Саф продолжал идти по этой пустыне в свете полуденного солнца, как вдруг в небе со стороны города он увидел три низколетящих вражеских самолёта, несущихся к нему. Он точно знал, что это южане по форме крыльев, которые были загнуты вперёд. Они стремительно летели прямо на него. Повернувшись к ним спиной и закрыв голову руками, Саф присел, приготовившись к оглушительному рёву моторов, но ответом ему была всё та же оглушительная тишина. Когда же он поднялся, самолётов и след простыл на фоне Великой Горы.

– Куда же они делись? – подумал Саф и хотел было повернуться в прежнем направлении к городу, но заметил, что тень, которую он не отбрасывал из-за полуденного солнца в зените, вдруг стала удлиняться в сторону Горы. Он посмотрел вверх – солнце было на прежнем месте, строго над ним. Тогда он осторожно повернул голову в сторону города и увидел второе солнце. Это солнце было над городом и плавно опускалось к горизонту. Второе солнце разрасталось и становилось все ярче и ярче, что глаза у Сафа заболели. Отведя взгляд от этого яркого пятна, он заметил как на него со стороны второго солнца, поднимая гигантские клубы пыли во всё небо, стремительно несётся огромный шквал, затмевая весь горизонт, только второе солнце пробивалось через эту бурю. Эта буря занимала весь горизонт и наступала широким фронтом. Саф упал на землю лицом вниз, как только на него налетел этот абсолютно беззвучный шквал. Его било камнями, секло песком и жгло этим вторым солнечным жаром. Песок набивался в нос и в рот в сё больнее и больнее. Боль стала невыносимой, он закричал и…