Космос-2020

Редактор Сергей Михайлович Кулагин

Составитель Сергей Михайлович Кулагин

ISBN 978-5-0051-9294-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сборник «КОСМОС-2020»

От составителей

Сергей Кулагин

В сборник вошли рассказы Литературного конкурса рассказов в жанре «Космоопера» – организаторы: Портал «Литмаркет», Проект СВиД – «Сказки для Взрослых и Детей», сообщество ВКонтакте «Леди, Заяц & К».

Оценивали конкурс жюри в составе: писатель, главный редактор Проект СВиД – «Сказки для Взрослых и Детей» Дмитрий Королевский, писатель фантаст, поэт, Вадим Кузнецов, композитор Андрей Гучков, художник-иллюстратор Юлия Ростовцева и модератор Клуба родственных душ «Элегиум» Татьяна Егорушина. Результатом конкурса стал замечательный сборник аудио-рассказов, озвученный Олегом Шубиным.

Вдогонку, Дмитрий Королевский, Вадим Кузнецов и я решили выпустить сборник «КОСМОС-2020». В соавторы пригласили друзей. Для них, как и для нас Космос – это всегда что-то непостижимо далёкое, а ещё неизвестно притягательное. Готовить сборник к печати помогал основатель группы «Леди, Заяц & К» Дмитрий Зайцев.

Перед вами сборник фантазий замечательных авторов. В нём есть всё: аномалии, пираты, гуманоиды, далёкие неизведанные планеты, сказка и даже своя маленькая опера. Читайте, наслаждайтесь.

Сергей Кулагин

декабрь 2020 года

Кристиан Бэд. ЧУЖОЙ СЛЕД

Планета встретила бесприютным пустынным пейзажем и свистящим шумом радиопомех в наушниках.

– Сели, – коротко доложил пилот Антон Краев, когда замерло последнее дрожание. Это слово показалось вдруг похожим на приговор – древний манускрипт на серой телячьей коже с золотой печатью.

Капитан Сайрус Гордон кивнул в ответ и перевёл взгляд на жёлтую песчаную пустошь. Перед ним на пульте лежала смятая магнитная карта. Не глядя можно было провести ладонью по тонкому пластику, и вшитый под кожу чип отправит информацию в мозг: «Экспедиция Клода Гросса» – вот что там было написано.

Сайрус Гордон не мог сказать, что у него теплилась какая-то особенная надежда на Клода, но… Ни одного следа. В эфире помехи. Проклятая планета.

Они должны будут найти Клода Гросса, как Клод Гросс должен был найти Мака Прейса, как Мак Прейс – Бориса Юровского, Как Борис…

Нет, тот ещё никого не искал.

Пятая экспедиция. Эфир чист, пусты экраны био- и магнитоискателей. Эдакая девственная планета, словно и не пропадали на ней четыре предыдущих экспедиции.

– А вы заметили, – спросил капитан, оторвав взгляд от поглощающей мысли желтизны. – У неё такой вид, словно она не желает контакта?

Судовой врач Ив Норн откинулся на спинку кресла, привычным жестом прикрывая ладонью портсигар.

– По-моему, – сказал он, – твой, – он подчеркнул, – твой вид подтверждает версию о сумасшествии экипажа под влиянием особенностей местного пейзажа.

– Хорошо, – пожал сухими острыми плечами Гордон. – Я схожу с ума и ухожу в пустыню без скафандра. А корабль?

– Уничтожаешь.

– Логично, – капитан поднялся, прошёлся по рубке и вопросил грозно: – Но изолировать меня уже бесполезно, не так ли?!

Человеку, не знающему Сайруса Гордона, было бы трудно поверить, что он шутит, но капитан шутил.

Антон еще не успел привыкнуть к неожиданным перепадам в настроении капитана и для верности посмотрел на Ива: доктор улыбался сдержанно и иронично.

– Значит, мы обречены, кэп, – сказал он вроде бы весело, но что-то настораживало и в его голосе. – Спустимся покурить, пока не поздно?

Антон одним движением отключил всю противоперегрузочную сбрую и с удовольствием потянулся. Потом, запустив пальцы в светлые пряди надо лбом, предложил неуверенно:

– А что, если радиация? После взрыва корабля должна остаться повышенная радиация?

– Не годится, Антон, – терпеливо пояснил доктор. – Чтобы засечь такой слабый источник радиации, нам пришлось бы буквально исползать планету на брюхе.

Он гибко поднялся из кресла и, разминая в пальцах сигарету, спустился в коридор. Гордон догнал его и тоже закурил, прислонившись к вентиляционной сетке.

– Возможно, обломки заносит песком? – между затяжками предположил капитан. – Пыльные бури, должны быть, не редки здесь. Пожалуй, нам остаётся лишь искать твёрдый грунт, только там могли сохраниться следы. Я знал Гросса. Твёрдый грунт привлёк бы его. Здесь это, пожалуй, единственная достопримечательность. Тем более что мы сейчас меньше, чем в двух милях от места, где садился Гросс… – размеренная речь неожиданно оборвалась, капитан редко ставил точки.

– Очень смутно, – покачал головой доктор.

– Я знаю, Ив, ты придерживался теории сэшей ещё на базе. Но зачем ты тогда полетел со мной? Да и что такое сэш? Я не видел человека, который мог бы сказать мне что-нибудь разумное насчёт сэшей.

– Когда-то считалась серьёзной только механика Ньютона, – осторожно заметил доктор.

Капитан не ответил.

Ив видел, что капитан старается казаться более уверенным и спокойным, чем обычно. Знал и причину его скрытого напряжения.

Гордону недавно перевалило за 90. Для человека, живущего на Земле, это не препятствие для продолжения карьеры, но не для космолётчика. По возвращению капитана ждала пенсия, списание на грунт.

Космос жесток. Хотя с виду кэп оставался всё так же сух и крепок, но его психика была уже психикой девяностолетнего. Особенно обострилось предчувствие событий. Вернее, одного события – собственной смерти. И теперь, хоть капитан и не подавал вида, для Ива, летавшего с ним восемь лет, не было секретом, что Сайруса Гордона одолевают самые дурные предчувствия.

– Ну что ж, искать – так искать, – весело подвёл итог доктор.

Через двадцать минут работа уже кипела. Антон готовил зонд, капитан царил над ним, проверяя каждую мелочь.

Ив решил, что в педагогической работе он капитану вряд ли поможет, и, усевшись, раскрыл электронный блокнот. Пальцы сами собой вывели в углу экрана временную диплоиду – конус, внешнюю поверхность которого охватывали кольца, расходящиеся друг от друга на пропорциональное расстояние, выражаемое уравнением Эрвинга-Гольца.

Один полусумасшедший (или гениальный?) математик доказал, что в точке времени «ноль» конус сходится в неизмеримо малую точку, а от колец остаётся только одно кольцо. Он же доказал существование между кольцами слабовыраженных перемычек, которые при определённых условиях могут восстанавливать кольца до спирали, и что при переходе в спираль любая из петель может иметь свою точку «ноль», в таком случае эта петля стягивается, пока её времявещество не будет поглощено соседними кольцами, причём на месте стянувшегося тут же возникает новое кольцо, и оно несёт информацию только до момента стягивания.

Математика звали Артур Сэш, а теорию стягивающихся временных петель называли теорией Сэша или просто сэшем.

Ив, задумавшись, рисовал в блокноте чёртиков вперемешку со спиралями, навинченными на конус.

Теория сэшей оправдывала что угодно: аварии и исчезновения кораблей, истории о перебросах в прошлое и будущее, все самые дикие шутки о времени из рассказов космолётчиков. В общем, все и ничего.

В конце концов, имя Сэша стало нарицательным, а теория – сродни байкам о летающих тарелках, снежном человеке и нашествии супервирусов.

Ив посмотрел на Антона. Все-таки наставничество имело что-то общее с дедовщиной.

О дедовщине доктор слышал от капитана: когда старик начал летать, ещё считалось нужным иметь свою армию. Капитан летал на «спасателях» сорок лет, Ив – десять, для Антона это был второй вылет. Хотя первый его «рейс» можно не считать совсем: снять двух зазевавшихся туристов с астероида – для спасателя такое не стоит и разговора.

Ив Норн пришёл на «спасатель» почти таким же зелёным, как и Антон, но его поучать было некому: судовой врач погиб под обвалом на одном из спутников Юпитера. Ив так и не узнал точно места его гибели – говорить и даже думать о мёртвых на «спасателях» считается дурной приметой.

Он ещё раз посмотрел на Антона. В каком-то смысле парню повезло: научиться летать по-настоящему сейчас можно только на спасательном или исследовательском судне, «торговцы» оснащены таким управлением, которое не требует уже ни риска, ни людей.

Но эта ситуация всё-таки совсем не для новичка. Пропала одна экспедиция – хотя, собственно, и не экспедиция вовсе, да и пропала, возможно, не здесь. Просто пришло сообщение, что связь с крейсером (как же он назывался?) «Глосса»? … прервалась в квадрате ЛСа7778.

«Глоссу» ждали только через два года, а со связью… со связью в гиперпространстве случается всякое.

Потом был Борис Юровский – первооткрыватель «Рыжего чудовища». Фанфары, исчез через четыре дня.

К «Рыжей» уже шла «Эриста» Клода Гросса, когда сатана занёс туда Мака Прайса. Идиот и авантюрист попал в метеоритный дождь и сел на Рыжую зализывать раны. Через восемь дней в эфир полетел сигнал SOS, а Мак исчез.

Наконец до «Рыжей» добрался Гросс…

Ив чувствует в этом имени фатальную предопределённость: Гросс – «Глосса». Он рассеянно закуривает.

Гордон открывает рот, но доктор и сам уже вспоминает, что они решили не курить при Антоне, и выходит во внутренний тамбур к вентиляционной сетке.

Гросс деятельно берётся за дело, но ничего не находит. Как раз в этот момент выясняется, что «Глосса» исчезла и, возможно, в этом же самом районе. Гросс держится три дня и исчезает. Тогда, наконец, вызывают команду спасателей из трёх человек, которых впору спасать самих, до того они струсили.

Стоп. Ив обжигает пальцы.

Кто струсил? Гордон? Ерунда, он с прошлого рейса мрачный от предчувствий. Антон? Радуется, как мальчишка – всё же второй рейс. Он сам? Вот так бы и сказал сразу! И нечего валить на других!

Ив швырнул окурок в преобразователь и вернулся в машинный отсек. Гордон, казалось, ждал только его. По похолодевшим глазам капитана Ив моментально определил, что именно сейчас последует: работа в режиме №1, пудовые скафандры высокой защиты…

«Ты думаешь, это спасло Гросса?» – взглядом спросил Ив.

Гордон не ответил.

* * *

Рыжей планету назвал Борис Юровский за золотисто-оранжевый цвет песков на заре. Антон дал себе слово встать с рассветом и убедиться.

Иллюминатор нежно светился. Антону представилось, что свечение исходит не от оранжевого карлика, похожего на взлохмаченный рыжий парик, а именно стекла. Он кончиками пальцев прикоснулся к иллюминатору и – остолбенел. К кораблю тянулся, извиваясь, полузанесённый след вездехода. Вчера они не выходили из корабля, только запустили зонды. Это был чужой след!

Антон включил внутреннюю связь. В рубке, несмотря на невозможно ранний час, разговаривали доктор и капитан.

Пилот уже не мог ничему удивляться. Он с глупой улыбкой шагнул в лифт.

По лицам дока и капитана пилот понял, что они спорили.

– Антон, – сказал врач, – ты должен немедленно улетать.

– Это пираты? – спросил пилот. – Аборигены, сумасшедшие?

– Не знаю, – внимательный взгляд и нервное покачивание головой. – След ведёт к кораблю, и обратного следа нет.

– Может, мистификация?

Ив Норн обнял Антона за плечи, подталкивая к выходу из рубки в сторону ангара, где находился аварийный модуль.

– Но так же нельзя! – возмутился Антон. – Я такой же спасатель, член экипажа! Это нечестно, в конце концов!

– Да, – сказал Гордон. – Это нелепо, Ив. Мы выезжаем все вместе.

Ветер уничтожал след прямо на глазах.

– Видишь, – оглянулся Гордон на доктора, – неровности почвы – вот причина тому, что обратный след исчез быстрее.

След смело, но, судя по всему, он мог вести именно к тому месту, где зонд обнаружил вчера твёрдый грунт.

Вездеход сполз с песчаной горки… Однако! И здесь уже кто-то успел побывать!

Проплешины твёрдой земли были размечены на квадраты, и заложено по диагонали 5 шурфов.

Ив осмотрел площадку раскопа: к сожалению, она могла принадлежать любой из трёх предыдущих экспедиций.

– Мы можем не торопиться, – сказал капитан. – Судя по метеозонду, раскоп занесёт песком при перемене ветра, а перемены ветра вообще не предвидится.

– Никаких следов, – Ив копнул песок носком тяжёлого сапога. – И все-таки, что же они искали?

– До следующей плеши – 125 километров. Разумеется, мы покопаем и там, но и тут нам тоже надо бы покопаться.

На следующее утро умытый и свежевыбритый Ив столкнулся в коридоре с капитаном. Тот тоже был сегодня особенно тщательно одет и выбрит. Ив подумал, что и Гордон оттягивал момент спуска к иллюминатору. Они кивнули друг другу и пошли вместе.

Чужой след снова тянулся по песку, извиваясь словно гадюка. Ветер улёгся, и след очень хорошо сохранился.

Он никак не мог быть ИХ следом. И доктор, и капитан точно помнили, что возвращались вчера с другой стороны. Но след упирался в люк вездехода, и обратного следа не было.

Раскопы тоже заметно углубились. Около одного из них Ив нашёл медный шарик, как две капли воды похожий на амулет, который капитан носил во внешнем кармане скафандра.

– Вы потеряли это вчера, капитан? – спросил доктор.

Капитан расстегнул молнию на кармане и достал точно такой же шарик.

«Сэш», – сощурились глаза Ива.

– Или нас дурачат. Кто не знает, что «костлявый Гордон» носит в кармане скафандра медный шарик?

Этот амулет и в самом деле служил причиной частых шуток на спасательных кораблях, и Ив знал об этом. Капитан продолжал рассеяно вертеть в руках шарик, когда из раскопа раздался радостный крик Антона. Характер грунта изменился.

– Мы погибнем, – констатировал доктор. – Или совершим открытие.

Капитан посмотрел, на прыгающего по раскопу Антона, на солнце… И ничего не ответил.

* * *

– Выходим, – сказал Сайрус Гордон. Он привычным жестом попытался нащупать амулет через застёгнутый карман, но, не почувствовав ничего, дёрнул молнию…

Шарик исчез.

Доктор поймал его взгляд, тоже дёрнул молнию и достал вчерашний медный шарик. Один.

– Я потерял шарик вчера, – тихо сказал Гордон, взяв амулет у Ива. – Видимо, там, на раскопе, когда вытащил его из кармана.

«А я нашёл его вчера, до того, как ты его потерял», – подумал доктор, но ничего не сказал.

– Это даже здорово! Что нас так разыграли с этим шариком! – обрадовался Антон.

Доктор посмотрел на капитана.

– Ты остаёшься? – спросил тот.

Ив нервно дёрнул плечами:

– В конце концов, это моя теория.

– Да, – согласился капитан. – Антон Краев, – он подал команду вездеходу и взял шлем от скафандра. – Ты остаёшься на корабле.

Антон обижено раскрыл рот, но возразить капитан не дал.

– Всё это время ты должен находиться в рубке. Ты приведёшь корабль к нулевой готовности по программе экстренный взлёт и переключишься через внешнюю антенну на частоту вездехода. Всё, что будет поступать по связи, ты запишешь. Лучше ввести информацию в память главного компьютера. Антон, – капитан тяжёлым, но спокойным взглядом смерил пилота. – После моей команды ты стартуешь, независимо от того, будем ли мы с Ивом находиться в это время на корабле. Ты понял?

Ив широко улыбнулся, подмигнул Антону и надел шлем.

Никаких правил ведения раскопок они уже не соблюдали. Роботы грубо взрывали и небрежно перелопачивали землю. Гордон смотрел на кучу песка, вынимаемого из раскопа, когда сверху упало что-то огромное, длинное, дымчато-стеклянное.

Капитан ещё несколько секунд смотрел безучастно, не пытаясь сообразить, что бы это могло быть, но пальцы уже привычно шевельнулись и заставили робота замереть с поднятыми кверху клешнями.

– Без сомнения, скелет, – сказал Ив, когда большая часть этого «чего-то», наконец, оголилась в раскопе, и они с капитаном спрыгнули, встав возле того, что напоминало череп.

Он был огромен. Уродливо-безглазый, но выпуклый по-щенячьи, с полукруглой верхней челюстью и огромными треугольными зубами, гладкими и полупрозрачными, как плохо сваренное стекло.

Череп вызвал у Гордона неожиданно острую жалость.

Робот по приказу доктора попытался вырезать один из зубов. Ив долго следил за его усилиями, потом дал сигнал прекратить работу и поднял бластер.

Капитан поморщился, но не возразил. Впрочем, добыть зуб Иву так и не удалось. Он отодвинул ботинок от струйки расплавленного песка.

– Они сожрали бы нас вместе со скафандрами, капитан. Слава богу, что они… – Ив не договорил, нагнулся, по локоть засунул руку «в пасть» черепа и стал выдирать что-то, застрявшее между зубов.

Гордон подошёл, чтобы помочь ему.

– Не идёт, зараза! – выдохнул доктор.

Лишь с помощью робота им удалось добыть то, что заметил Ив – смятую титановую пластинку в форме ромба.

Увидев её, капитан невольно дотронулся до такой же пластины на плече – это был номерной знак астролётчика.

– Фэй Харрингтон, – прочитал он.

– Я знал её, – тихо произнёс доктор. – Значит, она всё-таки улетела с Гроссом…

– Судовой врач из твоего выпуска?

Ив кивнул и стал выбираться из раскопа. Ему было больше нечего делать на Рыжей.

Вездеход набирал скорость.

– Боюсь, что мы уже не успеем, – сказал Ив.

– Антон, ты на связи? – спросил капитан. – Ты должен быть готов стартовать по первой команде.

– Да, кэп, – ответил Антон немного рассеянно, потому что Ив вертел в пальцах титановый ромб и наговаривал в микрофон вездехода:

– Я уверился в том, что это действительно сэш, когда мы увидели «чужой» след. Вернее, это был наш след.

– Ты включил запись, Антон? – спросил капитан.

– Да, но я…

– Конечно, мысль об этом возникла у меня ещё до полёта, но при виде обратного следа мои подозрения окрепли. Капитан не хотел мне верить. Да я и сам понимал, что сэш больше курьёз, чем гипотеза. Но факты словно играли с нами. Мы находились в центре временной петли, и петля эта стягивалась. Первый раз мы видели завтрашний след, второй раз – вчерашний, я хорошо запомнил его. Район раскопа сдвигался всё дальше в будущее, а за кораблём начиналось прошлое. Мы опережали себя. Теми, кто начал раскопки, тоже были мы сами. Там, на раскопе, хорошо видно, как ускоряется движение времени. Мы нашли скелеты, ты их видел, Антон. Эти звери вымерли 2—3 тысячи лет назад. Отчего они вымерли, мы не узнаем никогда. Практически неуязвимые… Возможно даже разумные… Ничто не могло причинить им вреда, кроме… голода. Я предполагаю, что ресурсы на планете истощились. Наверное, именно тогда эти существа научились забрасывать в будущее временные петли и уничтожать всё живое, что посещало их планету.

Ив замолчал.

– И все-таки, их это не спасло? – спросил Антон.

– Может быть, экспедиции инопланетян – слишком редкая добыча, чтобы выжить…

Гордон резко нажал на тормоз. Перед ними стоял другой вездеход, и в нём сидели люди: капитан Сайрус Гордон и судовой врач Ив Норн. Их лица были мертвы, оскалены и запрокинуты вверх.

– Мамочка, – услышал Гордон голос Антона.

«Старт», – подумал… – Старт! – закричал капитан. – Старт!

Себя он уже не услышал.

Вездеход с мертвецами растаял, и в ту же секунду небо разверзлось.

Из небытия надвигались фиолетово-кровавые джунгли, визжали от голода золотистые твари с треугольными зубами цвета дымчатого стекла.

Пасти, способные проглотить человека, раскрылись, люди застыли в ужасе, а их искажённые лица были направлены в небо.

Тимур Максютов. БАБУШКА В ОКОШКЕ

– Пожалуйста, сообщите цель вашего визита.

Вот это голос! До кишок пробирает и ниже. С хрипотцой, обещающий. Ведь знаю, что робот, а всё равно – потряхивает. Полгода просушки – это вам не жук чихнул.

Хотя джунгли Мегеры сухим местечком не назовёшь.

– Повторяю: сообщите цель визита и состав пассажиров.

Верзила хмыкает, гладит приклад своей трёхствольной дуры и бормочет:

– Кэп, ты чего завис? Скажи ей, что экскурсия школьников.

– Или монашек, – подхватывает Полоз, – таких, бледненьких. В белых шляпах и чёрных рясах, а под рясами…

Он давно расстегнул ремни и елозит на ложементе. У Полоза в заднице не шило, а пехотный штык-нож: он на пять минут покоя не способен, из-за чего сам вляпывается и других подводит.

– Заткнитесь оба, – шикаю я, прикрыв рукой микрофон.

Хлопаю Умника по плечу: тот кивает и танцует джигу на клавиатуре. Руки у него обычные, человеческие (я не люблю мутантов, ибо расист); но сейчас кажется, что у него то ли по паре лишних суставов в каждом пальце, то ли вообще суставов нет.

– Есть, – шепчет Умник и отправляет поддельный код красотке с умопомрачительным голосом.

– Добро пожаловать на независимую планету Мидас. Ваш причал номер тринадцать.

– Благодарю.

Вырубаю микрофон. Полоз протестует:

– Кэп, куда спешить? Возьми у неё телефончик. И передай, что её ждёт чудесный вечер в компании героя космических битв, плавно перетекающий в незабываемую ночь с ним же.

– Штекер у тебя коротковат для её разъёма, – натужно острит Верзила.

– Молчи уж, гуру мастурбации, не то я стащу у Умника пару вирусов и запущу тебе в комп. Останешься без своих подружек.

Бугай багровеет. Кулаки у него работают быстрее мозгов: он выбрасывает свою кувалду, но Полоз играючи подныривает под руку и приставляет палец к толстенной шее.

– Пиф-паф! Ты убит, тормоз.

Верзила сейчас лопнет от хлынувшей в лицо крови: такие вещи нельзя произносить даже в шутку. Сипит:

– Ну, ты…

– Ну, ты, трепло, – даю подзатыльник говоруну, – завали хлебало, мамина печень, пока я тебе его не заклепал.

Верзила медленно заводится, но ещё медленнее остывает:

– Кэп, дай, я этой змеюке лапки поотрываю.

– Придурок, у змей не бывает лап, только крылышки, – хихикает Полоз.

У обоих в головах давно перепутались останки школьной биологии с практической криптозоологией.

– Брейк. Или по трое суток карцера каждому.

* * *

Из Умника хреновый шкипер. Промахивается, и рог причального ограничителя жутко скрипит по корабельной броне.

– Куда! – орёт Полоз. – Раздолбаешь корыто, дай лучше мне.

Пытается протолкаться к штурвалу, но мы не пускаем:

– Только не змеюка!

– Не дай бог!

– Сядь, не отсвечивай.

Полоз слишком суетлив для управления кораблём; Верзила – наоборот: пока сообразит – проскочит все шлюзы и планетную систему заодно.

– Сида сильно не хватает, – произносит кто-то.

Тем самым нарушая неписанное правило: погибших не вспоминать. Пилот Сид остался гнить на Мегере, щетинистые черви давно высосали разорванный прямым попаданием бронескафандр.

– Надо было заплатить за автолоцмана.

– Чем платить? – взрываюсь я. – Сами знаете: касса пуста. Если не выгорит здесь, я не знаю, на какие шишы будем заправляться.

– Внимание, – звучит голос механической соблазнительницы, – вами повреждено оборудование порта. Штраф – десять монет.

– Сэкономили, – стонет Верзила, – лоцман обошёлся бы вдвое дешевле.

– Вчетверо, – язвит Полоз, – у нас ещё минимум одна попытка доломать причал.

Я выдираю Умника из пилотного кресла. Сажусь, щупаю джойстики. Холодная злость – лучший помощник при маневрировании.

– Ну ты даёшь, кэп, – восхищается Полоз, – но всё-таки поищи пилота на Мидасе. Тут, говорят, полно марсиан, а среди них попадаются неплохие шкиперы.

– Нет. Ещё худяка мне в экипаже не хватало.

Да, я расист, работаю только с гуманоидами. Я вылетел из Имперского Флота за свои взгляды.

Полоз морщится, но молчит. Он у нас – известный либерал, даже с цефеянской медузой трахался. Лечился потом от водяницы полгода.

– Возьми, кэп.

Умник протягивает мне линзы и таблетку.

– Зачем? Мидас – независимая планета, отсюда выдачи нет.

– Тут полно стукачей. Сомневаюсь, что планета будет скандалить с имперской полицией из-за какого-то наёмника. И «птичку» сними.

Умник сдирает с моего плеча эмблему: золотой лебедь, раскинувший крылья из звёздной плазмы.

Да, мы – наёмники, «дикие лебеди». Мы запрещены в Империи, законы планет предусматривают за наше ремесло всякое: от подвешивания за шею до полной дезинтеграции. Звучит по-разному, финал один.

Козлы с Мегеры этим и воспользовались: когда мы свергли дикого царька джунглей и приволокли хрустальный ящик с чертежами Странников, заказчики не расплатились. Просто вызвали карабинеров, и к обширному, как Млечный Путь, списку моих преступлений добавились расстрел взвода имперцев и угон корабля.

Вздыхаю. Вставляю линзы. Проглатываю таблетку: колотить начинает сразу, руки непроизвольно дёргаются, ноги дрожат.

Верзила растопыривает пятерню и перезвёздывает меня на дорожку.

– Удачи, кэп.

Я не отвечаю, боясь разжать зубы: челюсть ходит ходуном, так недолго и язык отхватить.

* * *

Терпеть не могу андроидов. Да, я расист; кажется, я это уже говорил? Но ничего не поделаешь, терплю.

– Стандартная процедура идентификации, – говорит андроид и пихает в лицо сканнер радужки.

Тычет иглой, берёт генетический материал. Таблетка Умника делает своё дело, андроид-таможенник произносит:

– Эсмеральда Жудь, гоминид, сто двадцать пять лет. Неоплаченных штрафов и судебных запросов не имеется. Добро пожаловать на Мидас, мэм.

– М-м-м, – мычу я, не разжимая зубов.

Ну, Умник, отгребёшь у меня. Хоть бы предупредил, что я – пожилая матрона. Всё-таки у гиков чувство юмора своеобразное.

Андроид включает функцию «доброжелательная улыбка, версия три», и зовёт следующего.

Меня перестаёт колотить, клетки приходят в норму. Если кому-то вздумается повторить анализ, я окажусь Максом Шадриным, тридцати стандартных лет от роду. Землянином.

Да! Не надо пучить глаза. Мы до сих пор существуем, чтобы там не врали в имперских новостях.

Шагаю через шлюз. Вот она, Миля.

* * *

Поёжился. Без боевого скафандра и оружия – как голый под прожектором. А света хватает.

Пространство Империи уже кончилось, территория Мидаса ещё не началась. Зона «дата фри»: здесь нет вездесущих цифровых сканнеров, видеокамер, записи разговоров. Шпионы тысяч миров в чёрных очках, подняв воротники, сидят в забегаловках за кружкой пива и строят вселенские заговоры. Воротилы подпольного бизнеса здесь назначают тайные встречи, а заказчик недаром построил дворец на границе Мили и Мидаса.

Тут нет полиции – только санитары, утилизирующие трупы переборщивших с развлечениями. Благо что разнообразных наслаждений хватает.

Миля обрушилась на меня, оскорбив все пять чувств. Сияло, грохотало, вспарывало ноздри убийственными ароматами, щипало язык непонятными привкусами и теребило кожу.

Рестораны, казино, театры и бордели на любую расу и кошелёк. Самое то для астронавта, вернувшегося из долгого рейса. Но, во-первых, общак пуст, а, во-вторых, впереди – важная встреча. Вот получу деньги – можно будет оторваться. Шёл, не привлекая внимания, шарахаясь от воплей уличных рэперов, летающих музыкальных автоматов и хватающих за ноги пауков-флейтистов. На то, чтобы пройти Милю до конца и не опоздать, у меня три часа.

Пьяная вдрызг меркурианка вывалилась из двери тату-салона. Увидела меня, растопырила голубые суставчатые конечности:

– О, земляшка! Симпатичный какой. Пойдём, предадимся блуду.

Не ожидал совершенно. Отпрыгнул к стене; но стерва выбросила двухметровый язык, обхватила горячей мокрой петлёй горло, подтянула.

– Бодренький! Ты и в постели такой же, красавчик?

Я не бью женщин. Вот такой я консерватор, а ещё расист и гомофоб. Все эти три установки сражались между собой в моей несчастной голове: с одной стороны, не мужчина же – но, с другой, инопланетная тварь, вот как тут выберешь?

Меркурианка уже проникла языком в мои штаны, но я оттолкнул курву, да так, что она шмякнулась о витрину тату-салона; хрустнул дешёвый пластик, посыпалась крошка; свежая татуировка бабочки сорвалась с пышной груди и, испуганная, исчезла в дымном мареве Мили.

Я бежал, перепрыгивая через коротышек с Титана и подныривая под брюхами многоногих непойми-кого; разбрызгивая лужи, воняющие прокисшим портвейном, сквозь туман с ароматом каннабиса.

Влетел в какой-то закуток: спокойный полусвет без идиотских вспышек стробоскопа и человеческая музыка. Мамина печень, блюз! Древний мастер Бонамасса. Снял шлем, бросил на стойку.

– Пива. Традиционного, никакого жидкого азота.

Кружка классическая, без трубочек и вентиляторов. Я едва не прослезился. Даже тот факт, что существо за стойкой поблескивало полудюжиной глаз и трещало крыльями, не испортил мне настроения.

– Добро пожаловать, – сказало существо, – не желает ли звёздный путешественник насладиться утехами плотской любви?

Тьфу ты. Весь кайф обломал.

– Я не фанат перепихона с медузами и стрекозами-переростками, уж извини.

– Понимаю, – затрещало крыльями существо, – боязнь нового, древние предрассудки. У партнёрши должно быть только четыре конечности и дислокация вагины в традиционном месте. Редкость, конечно, но вам повезло: буквально пятнадцать минут назад…

– Вам завезли партию человекообразных секс-роботов, – подхватил я, – спасибо, приятель. Но с микроволновками и пылесосами я тоже не трахаюсь, да и денег только на кружку пива.

– Тут не бордель, а дом свиданий. Непрофессионалы разных рас ищут здесь секс без обязательств; четверть часа назад меня посетила самка вашего вида с такими же консервативными взглядами: только с человеком, причём земного типа. Странная самка, да. Я ей прямо сказал, что вероятность близится к нулю, и тут появляетесь вы. Удивительно, правда?

– Значит, страшная или дура. Я не только консерватор, но и немного поэт с чувством вкуса…

– Любопытно, – прозвучало за спиной, – прочтёшь что-нибудь?

Я обернулся.

Она была именно такого роста, какого надо. С чёрными волосами и зелёными глазами.

И без всякого генетического анализа ясно: женщина Земли.

Планеты, которой нет.

* * *

 
Но время есть.
Возьми мою ладонь,
я покажу, что звёзды – не огарки,
Тобою очарованные кварки
станцуют нам задумчивый бостон.
Пока живу – люблю, отвергнув тлен.
Пока люблю – дарю Вселенной шансы;
галактики кружат в игривом танце,
подолы задирая до колен…
 

– Красиво. Ты и вправду поэт.

Нежные лепестки её пальцев скользят, словно исследуют незнакомый материк.

– А ты помнишь небо?

– Да. И траву. И птиц.

– Счастливчик, – лёгкий, как весенний ветер, вздох, – а я – нет. Совсем маленькой была. Но вот воздух…

Да!

Я дышал всякими смесями и суррогатами: теми, что закачивают в баллоны скафандров, и теми, что наполняют корпуса кораблей. Я даже побывал в Музее Миров Империи; но трава там была из адаптированного пластика, пластмассовые птички пели на пластмассовых ветвях, и воздух такой же искусственный. Хотя состав газов выдержан до сотых долей промилле, не было главного – Запаха Земли.

Наверное, потому что его не существует нигде, кроме моей памяти. И, оказывается, её памяти – тоже.

– Счастливчик.

– Да. У меня есть воспоминания. И даже есть Мечта.

Тут я прикусил язык. Рано. Может, потом. Спросил:

– Как тебя зовут?

– Зачем? Мы больше никогда не встретимся.

– Ну почему же?

Я, солдафон, «равнодушный убийца» и «продажный берсерк», замер дольше, чем на секунду. И повторил:

– Почему же? Знаешь, я давно живу, многое видел. Но такое у меня – впервые. Ты – удивительная.

Смешок в темноте.

– Ты – лучшее, что было со мной, – сказал я.

Влажный поцелуй. Вздох.

– Нет. У меня слишком странная жизнь, я ничего не могу обещать тебе. Я и себе-то ничего не могу обещать.