Высшая лига убийц

«Стрелок встал на ноги и огляделся. И посмотрел он на свет, и увидел, что свет – это хорошо».

Стивен Кинг, «Стрелок».

«Говорят, что он никогда не спит, глаза его ярче сверхновой, а криком своим он может сровнять горы с землей.

Звать его Сантьяго».

Майк Резник, «Сантьяго».

Пистолет, зажатый в руке, не смолкал ни на миг. Казалось, гангстеры сами лезут под пули. Один, другой, третий… Свинцовые пчелы впивались в беззащитные тела, разрывали жилеты, защищавшие от лазеров, но неспособные совладать с кинетической энергией, окружающей пули.

Стрелок, однако, был далек от того, чтобы палить напропалую. Сознание Блэйза избирало цели с бесстрастным расчетом, присущим машинам. Стрелок сохранял хладнокровную сосредоточенность, ведь он работал. Без обид, парни, ничего личного… Просто вы оказались в неподходящий час, в неподходящем месте. Блэйз не произнес, и, пожалуй, не думал ничего подобного. Не испытывал жалости, спуская курок, не колебался. Эти клоуны сами напросились. В конце концов, они оказались настолько глупы, что состояли в охране Одного Из Самых Мерзких Ублюдков, какого Блэйз (впрочем, не он один) видел в жизни.

Главная – и, вероятно, последняя – глупость заключалась в том, что они не сообразили бежать, куда глаза глядят, едва стрелок достал оружие. Гангстеры выхватили бластеры, и, о горе им, кинулись защищать босса.

К счастью, это оказались не лучшие охранники, каковых упомянутый шеф мог бы нанять (вероятно, по причине врожденной скупости, ставшей притчей во языцех – теперь-то он наверняка об этом пожалел). На безопасности не стоит экономить, лучшим доказательством чему служили лазеры, бестолково мелькающие в обход главной цели. Смертоносные лучи вскипятили выпивку за стойкой бара, прожгли портьеры, и, наряду с ними – двух-трех посетителей. Впрочем, пару раз лазеры сверкнули в считанных сантиметрах от Блэйза. Да, что ни говори, он избрал чрезвычайно опасную профессию.

Стрелок прыгал, кувыркался и уклонялся. Пистолет раз за разом изрыгал гром и пламя. Каждая пуля летела точно в цель. Ни один выстрел не был растрачен попусту. Головорезы, один за другим, падали на пол: кто с простреленным черепом, кто с продырявленным жилетом противобластерной защиты… В какой-то степени это походило на бойню. Самому Блэйзу было недосуг употреблять метафоры, но этим занялись посетители, забившиеся в укромные уголки. Какие-то минуты спустя они обменяются тревожными суждениями, ну а пока… оставалось дрожать и молиться.

За годы форсированной практики стрелок усвоил, что, рано или поздно, патроны заканчиваются. Тогда как батареи бластера хватает на полсотни зарядов. Именно это, собственно, происходило с Блэйзом и окружающим.

Курок клацнул о боек. В ответ – предательская тишина. Ни огня, ни грома.

Выругавшись, стрелок сунул пистолет в кобуру. Да, у него были патроны, но менять обойму означало почти немедленно проститься с жизнью. Да, у него был второй пистолет, но пускать его в дело означало истратить страховку, и, возможно, проститься с жизнью немногим позднее. Ни тот, ни другой вариант не устраивал Блэйза. Телохранителей оставалось не меньше дюжины: прижимистый босс, по-видимому, рассчитывал подавить противника количеством, а не умением.

Что ж, выбора нет. Эти мысли пронеслись за одно неуловимое мгновение, когда рука – опередив с решением хозяина, – уже тянула наружу содержимое ножен. Пальцы привычно сомкнулись на рукояти. Лезвие было длинным, чуть искривленным, заточенным до бритвенной остроты. Блестящий клинок (выплавленный, по рассказу торговца, в жерле вулкана; Блэйз не поверил, но сталь и впрямь оказалась отменной) отражал разноцветные лучи. Казалось, сколь бы эффектно нож ни смотрелся, защиту от лазера он представлял смехотворную. Однако, Блэйз представлял до мельчайших деталей, что ему следует сделать.

Противников слишком много, и они вооружены. Именно в этом, как ни странно, заключалась их слабость. Вместо того, чтобы рассредоточиться – по крайней мере, попытаться, потому как размеры заведения не предполагали масштабных маневров, – они столпились дружной, но весьма уязвимой гурьбой. Толкались и всячески, хотя и непреднамеренно, друг другу мешали. Более того, некоторые опасались пускать в ход оружие: их коллеги так спешили занять лучшую позицию, что, даже не подозревая о том, оказывались на линии огня. Было очевидно, что многие охранники держат бластеры едва ли не впервые в жизни.

Блэйз чувствовал себя волком, проникшим в курятник.

Перехватив нож, он прыгнул на ближайший стол, и, словно с трамплина, рухнул в гущу бестолкового стада. Кривое лезвие начало жатву. Стрелка окружили кричащие рты, судорожно машущие конечности, животы и грудины, вспоротые ножом, но, как правило, пронзенные смертоносными лучами… Блэйз врезался в толпу, уподобившись торпеде. Винт вращался на бешеных оборотах. Животы, глотки, подмышечные впадины…

Безумная, неистовая карусель. Должно быть, со стороны стрелок казался разъяренным демоном – воплощением ярости – быстрым и неуловимым, скалящим клыки, разящим стальным жалом. Казалось, он находился в нескольких местах одновременно; наблюдатели тщетно пытались уследить за его перемещениями. Вот Блэйз ЗДЕСЬ, выдирает нож из-под ребер очередного бедолаги; вот Блэйз ТАМ, погружает клинок в чье-то горло; вот Блэйз снова ЗДЕСЬ, неуловимым движением разрезает сухожилия…

Каждое движение продолжало предшествующее, и, соответственно, начинало последующее. Стрелок не колебался, не думал над выбором цели. Так действует… стихия. Безжалостная и непоколебимая.

Кровь взлетала багровыми струями. Несколько угодили Блэйзу в лицо – он прищурился, чтобы уберечь глаза, и продолжил работу. Неожиданно что-то привлекло его внимание. Что-то НЕ ТАК. Слева по борту образовалась пустота.

И точно. Несколько охранников сбились в кучку на расстоянии нескольких метров. Слишком далеко. Брали бластеры наизготовку. Определенно, не успеть.

Блэйз бегло осмотрелся. Вот оно. Квадратная выпуклость на ближайшей стене. Взгляд уцепился за нее, точно утопающий – за спасательный круг. Глаза знали, что искать, и сигнализировали мозгу. Повторять не требовалось.

Стрелок размахнулся, и что есть силы швырнул нож, метя в означенную выпуклость.

Есть! Клинок наполовину вошел в крышку. Брызнули искры. Что-то затрещало. Мелькнул синий разряд. В баре потемнело, затем освещение выровнялось. Но исчезло что-то другое, что люди принимали как должное, оказываясь в неизменном недоумении, когда это нечто куда-то девалось.

Надпись на выпуклости гласила: «ИСКГРАВ». Что значило – искусственная гравитация.

А как все чинно начиналось!..

Блэйз вошел в бар, раздвинув створки двери. Они крепились к косякам пружинами, и сразу же смыкались, стоило их отпустить. Глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к смрадному полумраку салуна.

Посетители притихли, обернувшись, как по команде, к двери. Отложили стаканы, карты, кости (и прочие атрибуты азартных игр, родившихся на доброй дюжине миров Обитаемой Вселенной). Глаза – о, здесь присутствовали разнообразные органы зрения, воплощавшие как антропоморфическую сущность обладателей, так и не вполне таковую: фасетчатые буркала, объективы, радары, шарики на усиках, большие черные провалы… – глаза, все как один, воззрились на вошедшего.

Блэйз, впрочем, чувствовал себя вполне свойски. Вероятно, это тысячный портовый кабак, где ему довелось побывать, или что-то около того. И везде – одно и то же. Физиономии – лица, волосатые морды, слизистые рыла, больше похожие на грибковую плесень, – другие, но суть не менялась. В таких местах собиралась та же портовая шваль, будто затхлый климат более всего подходил для их жизнедеятельности.

Грабители, пираты, контрабандисты, сутенеры, воры всех пород и мастей, убийцы, работорговцы, скупщики краденого, спецы по подделкам, и прочие, прочие. Эта публика собиралась, чтобы обсудить-провернуть свои темные делишки. Кто-то объявлен вне закона на той или иной планете, еще меньше – в розыске. В Межпланетном состояли единицы. Костлявые рыбешки, что плавают на мелководье, почти несъедобные… Чтобы худо-бедно поживиться, нужно забрасывать сеть, и грести чохом. Но у Блэйза не было ни времени, ни охоты на сумбурную деятельность.

Он забрел в бар отнюдь не случайно.

Как стрелку стало известно, именно здесь обретался некто более крупный. Жирная, толстая рыбина, изведавшая многие глубины. Настоящая добыча. Блэйз понял, что осведомитель не подвел. Дело за малым.

Вскоре завсегдатаи утратили к вошедшему интерес. Вернулись к беседам, играм и выпивке. Отовсюду доносились залповые раскаты хохота – или тех невообразимых звуков (бульканья, кваканья, лаянья…), что заменяли Иным смех. На Блэйза не глядели даже те, что находились в непосредственной близости. В их безразличии проступало что-то фальшивое. Блэйз знал в этом толк. Всякий раз волна интереса сменялась показным равнодушием.

Причина у всех одинакова. Небезопасно таращиться на высокого мужчину, чистокровного homo sapiens без имплантантов и генетических модификаций, что без опаски перемещается по космической гавани, небезопасность коей сомнительно восполнялась дешевизной ее доков. Взгляд посетителей находил в облике незнакомца все новые и новые детали, ответственные за столь рисковое поведение. Вероятно, каким-то внутренним чутьем некоторые особи понимали, что два пистолета, покоящихся в кобурах на поясе гостя, имеют к его спокойствию и неторопливой походке самое прямое отношение. И вообще – парень производил впечатление человека, что долго не раздумывает, прежде чем выбить из кого-то мозги. Оружие он наверняка использовал при первой же возможности, проявляя при этом изрядную сноровку. Но и руки Блэйза – грубые, покрытые шрамами, с длинными сильными пальцами, – и сами, в некотором роде, являлись грозным оружием.

Однако, даже если все это не впечатляло какого-либо забияку, он, рано или поздно, натыкался на взгляд незнакомца. Оный взгляд имел твердость и консистенцию кувалды, надолго пригвождая драчуна к стулу, который тот вознамерился покинуть. Эксцессы затухали сами собой, так и не появившись на свет, ибо являлись мертворожденными.

Некоторые посетители, посвятившие разглядыванию визитера больше времени, нежели прочие (по глупости, из праздного ли любопытства – не столь важно), приходили к одному и тому же закономерному выводу.

По здравом размышлении, профессия гостя не оставляла места для сомнений. Это не преступник, хотя черта пролегала слишком близко (и в любой момент могла быть нарушена – как, очевидно, случалось не раз). Нет, сегодня он стоял на стороне Закона, а вовсе не ВНЕ. Тем не менее, признаками законопослушности выступал не накрахмаленный воротничок, не патетичное выражение лица… Большинство громких преступлений совершались людьми в белых воротничках, с торжественно-серьезными минами. Это были хищники, но пищевые предпочтения стрелка также не отдавали травой. Волк волка чует за версту.

Парень родился хищником, на род же его деятельности повлиял господин Случай. Он мог стать злодеем, слава о котором гремела бы от края до края Галактики; мог брать на абордаж торговые суда, грабить банки, получать баснословные суммы за заказные убийства… Вместо этого, по причинам, известным ему одному, Блэйз встал на защиту Закона. Не исключено, оттого, что охотиться на безобидных млекопитающих не представляло интереса. Он преследовал зверей, обезумевших от крови. На преступников, над снимками которых стояла жирная черная надпись: «WANTED. Живым или мертвым».

Эти слова притягивали стрелка, подобно изысканному аромату. Несли в себе вызов. Вершина, которую предстояло покорить. Злодеяние, возведенное в Закон.

Блэйз Троуп по прозвищу Громобой: собственной персоной. Охотник за головами.

Приятно познакомиться.

Точно гончая, он шел по следу, пока не прибыл на старую станцию, не знавшую ремонта, похоже, со времен Экспансии. Осведомитель получил деньги задаром. Блэйз почти не сомневался, что жертва выберет самый занюханный и дешевый док, битком-набитый разномастным отребьем…

Где самый занюханный док, там, соответственно, самый паршивый салун на три ближайших парсека. Численность отребья соответствовала норме. Троуп пришел, почуяв мерзкий запах. И верно – в полумраке зашевелился знакомый силуэт.

Собственно, то НЕЧТО, что возлежало на обширном диване, обладало силуэтом в весьма формальной степени. Первый, не особо предвзятый взгляд рождал ассоциации, связанные с формами жизни, зародившимися на планетах с повышенной гравитацией. Эдакие беспозвоночные, передвигающиеся в большей степени ползком, нежели посредством конечностей. Силуэт подразумевал голову, туловище и конечности, более-менее совместимые с анатомией большинства гуманоидов. В данном случае Громобой польстил оппоненту, употребив такую аналогию.

Оный персонаж походил на громадный, бесформенный бурдюк, под завязку наполненный жиром. Просто сидеть на диване было проблематично само по себе. Студенистые телеса расплывались, принимая очертания мебели. Кожа – годами не знавшая ультрафиолета – имела нездоровый желтый оттенок, какой можно увидеть на шляпках ядовитых грибов. Лицо представляло собой нагромождения складок, где с трудом угадывались подбородок, губы, нос… За исключением, пожалуй, глаз. Пара злобных, коварных угольков.

Многим хотелось прикончить эту тушу после минуты созерцания. Некоторые – как правило, владельцы цирков и музеев анатомических аномалий – предлагали хорошие деньги. Уникальный, редкий экспонат. В эпоху торжества медицины, когда любой, кому позволяли средства, мог получить любую фигуру, какую желал. Но жирдяй не собирался ничего менять, благодаря чему приближался вплотную к Иным. Его воззрения представляли для окружающих инопланетную грамоту.

Впрочем, описываемое существо принадлежало к человеческому виду, сколь бы кому-либо ни хотелось поверить в обратное… Изменить очевидное не представлялось возможным. За безобразной внешностью таилась вполне традиционная анатомия, ДНК, и – невероятно!.. – сердце, человечности в коем не больше, чем в дальнем уголке разума гхола-убийцы.

Блэйз, сощурившись, вглядывался в полумрак. На губах играла недобрая улыбка.

Вот он, жирный пескарь. Или сом, потому как до акулы ему далеко. Изо всех сил старается быть незаметным. Нелегкая задача для таких габаритов.

Толстяк успел сменить до неприличия много имен. Самое известное – Дик Шнайдер. Ироничное прозвище – Проныра, – выдуманное каким-то шутником, шло с ним по жизни, тогда как имена сменялись одно за другим. Дик состоял в Межпланетном Розыске. Ему инкриминировались преступления, преследуемые и караемые на большинстве планет Федерации: сводничество, спекуляции с ценными бумагами, работорговля, и, основной его заработок – производство детской порнографии.

Ублюдок, каких мало.

Закон Законом, его никто не отменял. Однако, основную сумму Громобой рассчитывал получить от родителей девочек, похищенных Пронырой. Детей нашли – за многие парсеки от дома, – но родители жаждали возмездия. Отчасти, Блэйз выступал в роли наемного убийцы, что его ничуть не смущало. Он охотно выполнил бы работу и за треть суммы, что ему обещали.

Поскольку охотник встречал Шнайдера прежде, недоразумений быть не должно. Впрочем, на плакатах с надписью «WANTED» красовалась не это лицо. Дик перенес массу дорогостоящих операций. Громобой видел снимок неважного качества, приобретенный по случаю. То, что предстало воочию, заметно отличалось от снимка. Вероятно, жир брал свое, в который раз отвоевывал манящие пустоты. Теперь физиономия представляла собой нечто среднее между первоначальным состоянием, и пластической модернизацией.

В любом случае, то безобразие, что находилось непосредственно ПОД головой, Троуп бы ни с чем не спутал – другой такой туши не сыскать во всем Приграничье.

Громобой сдвинулся с места.

Проныра нервно оплыл. Охранники забеспокоились. Появление охотника, конечно, не осталось незамеченным. Но отступать некуда. Бар не мог похвалиться дополнительным выходом, потому как примыкал к переборкам станции.

Блэйз продвигался по узкому проходу. Раздвигал, будто занавеси, дымные клубы табака, гашиша, синего опиума, и других наркотиков растительного и синтетического происхождения, культивируемых по всей Федерации. Троуп внимательно следил, чтобы не отдавить завсегдатаям ноги, щупальца или суставчатые клешни. Его провожали недобрыми взглядами, реже – ворчанием. Остановить никто не пытался. Всем любопытно.

Наконец Громобой остановился. Небольшая дистанция полностью отвечала ситуации. Столик Проныры размещался в укромном уголке, своего рода «кабинете». Телохранители облюбовали кресла, или, преимущественно, сгрудились у стен.

Не совершая резких движений, Блэйз опустил руки вдоль корпуса. Затем, кашлянув, прочел монолог, который подготовил минуту назад:

– Дик Шнайдер. Вы состоите в Международном Уголовном Розыске – ввиду совершенных вами тяжких преступлений. Вы имеете право молчать. А равно – не оказывать сопротивления, и остаться в живых. Последнее предполагает судебное рассмотрение, в ходе которого, не исключено, вас оправдают. Сопротивление повлечет немедленную казнь. Я, Блэйз Троуп, беру на себя расходы на транспортировку. – Он выдержал паузу. – Живым или мертвым, вы пойдете со мной.

Все сказанное являлось правдой. Охотник лукавил в одном – ни один суд не оправдает Дика Проныру. В особенности тот, что находится на одной из планет, где Шнайдер особо расстарался. Блэйз имел право определить суд по своему усмотрению… Закон помогает тем, кто помогает ЕМУ.

«Сопротивление» значительно облегчит задачу. Корабль Троупа не годился для перевозки скота. Кроме того, заказчики заплатят в том единственном случае, если толстяк будет убит «при задержании». По возможности жестоко и цинично.

Дик улыбнулся, обнажив мелкие желтые зубы. Клыки отсутствовали как таковые.

– Громобой, дорогой!..

Меж посетителей пробежал тревожный шепоток – бриз, предваряющий бурую. Люди и Иные обменялись суждениями. Среди охотников существовала конкуренция. Подобно шоу-бизнесу, в этом деле также имелись свои звезды. Имена особо прославившихся охотников были у всех на слуху. Во всяком случае, в узком кругу. Если взять, в качестве примера, дрянной салун, то здесь о Блэйзе наслышаны практически все. Но никто доселе не имел чести лицезреть стрелка воочию.

– К чему формальности?! – продолжил Шнайдер. – Мы же старые друзья! А ты все суд, розыск… Присаживайся, старина. Рад тебя видеть.

– Не могу сказать того же, – проворчал Громобой. – Нет уж, спасибо. Я не присел бы рядом, будь ты последним живым существом во всей Галактике… Ты мне не друг. Мы виделись один-единственный раз, не обмолвились и словом. Мне недосуг было с тобой разбираться – в противном случае ты не разложил бы здесь свою тушу, и не трепал бы языком, отнимая мое время. А теперь собирайся. Я не намерен ждать.

Улыбка оплыла по физиономии Дика, как масло на сковороде. Крохотные глазки, спрятанные меж жирных складок, стрельнули по сторонам. Проныра начал понимать, что пахнет жареным. Горела не чья-то шкура, а его собственная: дело худо.

– Сколько ты хочешь?.. – быстро спросил он. – Сколько нулей на плакатах под моей физиономией? Я заплачу вдвое против той суммы, что дают фараоны.

Шепоток вырос до неприличного гомона.

Блэйз покачал головой.

– Втрое!.. – выкрикнул Шнайдер, приближаясь к панике.

– Той суммы, что я получу, ты не перебьешь, – сказал Громобой.

И это была чистая правда. Он рассчитывал получить награду, в сравнении с которой деньги полиции казались никчемной формальностью. Родители не поскупились.

Жирдяй прикусил нижнюю губу. Охранники нервничали. Кто-то теребил кобуру бластера. Троуп делал вид, что не замечает. Он не спешил. Все вот-вот разрешится.

Стандартная процедура, повторяющаяся раз за разом. Блэйз, с той или иной вероятностью, мог сказать, чем закончится дело. Вначале предлагают деньги. Проныра не стал исключением. Да и вообще, он вполне предсказуем. Вероятно, в круглой безволосой голове кружились самые тривиальные соображения. Успеют ли телохранители прикончить охотника?! Он один, но он… охотник.

Маловероятно, что Шнайдер поверит посылам. Сдаться на милость правосудия означало для него примерно то же, что и собственноручно подписать смертный приговор. Терять ему нечего. За те преступления, что он совершил, ВСЕ планеты Федерации предполагали смертную казнь, – путем поджарки на электрическом стуле. Это, впрочем, было куда милосерднее, нежели то, ЧТО с толстым извращенцем сделают родители пострадавших детей. Рассчитывать на доброту не приходилось.

Дик это прекрасно понимал, потому как дураком отнюдь не являлся. Он был бизнесменом, и, отчасти, психологом. Такие ублюдки не преуспевали бы на своем мерзостном поприще, если бы их «продукты» не пользовались популярностью. Виновных – масса. Трусливых и подлых, рассчитывающих на то, что о их грязных грешках никто не узнает. Проныра это умело использовал. Одним из его коньков был шантаж. В число «клиентов» входили влиятельные персоны – мэры, шерифы, даже сенаторы. Потому-то жирдяй до сих пор гулял на свободе.

В салуне воцарилась тишина. Посетители замерли, ожидая, что вот-вот ударит молния. Громобой окажется в эпицентре близящейся бури. Глаз урагана смотрел прямо на него.

Блэйз ощутил перемену. Шнайдер оказался в тупике. Он не пойдет с охотником; в этом случае толстяку не на что рассчитывать, кроме как на несколько часов перед казнью – грязный угол в трюме, и миска с отрубями. Нет, он выкинет фортель.

Глазки масляно блеснули. Язык облизнул пересохшие губы.

– Почему же?.. – Улыбка вышла на редкость неубедительной. – СКОЛЬКО ты хочешь?..

Руки охотника свободно висели вдоль корпуса. То один палец, то другой касался пистолетов: на первый взгляд, совершенно невзначай.

Проныра старался ослабить бдительность. По собственному опыту Троуп знал, что некоторые мерзавцы натаскивают охрану по специальной системе. Определенные слова, не означающие, на первый взгляд, ничего особенного, несли в себе подспудный смысл. Как то: «Стоять», «Будьте готовы», и – «ОГОНЬ, негодяи, ОГОНЬ!..».

Блэйз молчал, регистрируя взглядом каждое движение толстяка и «тушехранителей».

– Молчишь?.. Что ж, ты меня разочаровал. Ты на редкость некоммуникабелен. – Шнайдер вновь облизнулся. На лысине проступила испарина. – НАМ НУЖЕН КОНСЕНСУС.

Едва отзвучал последний звук, как один из парней, стоявший рядом с диваном, гораздо ближе остальных, выхватил бластер. Вернее, попытался это сделать.

ВСЕ телохранители были стопроцентными людьми. Ни одного Иного. Ни генетических модификаций, ни боевых имплантантов. Многие слишком юны и смазливы, чтобы представлять для Блэйза Громобоя серьезную угрозу… Он это знал.

Грохнул выстрел. Пистолет – будто живой, – прыгнул в руку стрелка. Пуля легко пробила противобластерный жилет. На груди охранника расцвело ярко-алое пятно. Парень удивленно на него поглядел, затем осел на пол. Бластер показался лишь наполовину.

Остальные замерли, словно в раздумье. Троуп напрягся; пистолет водил узким стволом из стороны в сторону – ни дать, ни взять, кобра, ищущая жертву. Когда сцена стала казаться затянутой, один из телохранителей, стоящий в самом углу, и, вероятно, считающий, что охотник его не заметил, потянулся к оружию.

Он ошибся. Рявкнул пистолет.

Тут картина взорвалась – изнутри, всплеском энергии и смертоносных лучей. Несколько парней выхватили бластеры одновременно. Блэйзу не оставалось ничего иного, кроме как нырнуть за ближайший столик, рассыпая вокруг раскаленный металл…

Гравитация исчезла, вышибла почву с немилосердностью кулака, бьющего в висок. Противники немедленно взлетели к потолку, – подобно зондам, наполненным гелием.

Громобой не ошибся. Общественные места на космических пирсах обязывали иметь автономные источники гравитации. Как правило, оные приборы отличались предельной дешевизной, а следовательно, хрупкостью и ненадежностью. Практика показывала, что крышки устройств были не металлическими (как, собственно, предполагалось), а пластиковыми.

Скупость, присущая владельцам подобных мест, не обманула ожиданий и на этот раз. Никогда не следует недооценивать силу порока. Временами он играет на руку.

Содержимое заведения, не привинченное к полу, и не прикрепленное к другим поверхностям как-либо иначе, сразу же лишилось опоры. Причиной этого стала катастрофическая легкость – точнее, отсутствие всякого веса. Невесомость охватила салун, и принялась забавляться своими игрушками. Над полом поднялось все: стаканы, бутылки, пачки сигарет, игральные кости, стулья, вилки, ножи, посетители… Если люди беспомощно барахтались в воздухе, ограничившись руками и ногами, то некоторые Иные могли похвалиться дюжиной конечностей. Салун наполнил жуткий гам.

Многие посетители были опытными звездолетчиками, однако, от неожиданности даже они уподобились салагам, впервые вышедшим в Космос. Телохранители же не могли сладить с оружием даже тогда, когда твердо стояли на ногах. Будучи же подвешенными над полом, когда любое движение играло против них, образуя реактивную тягу, парни превратились в сущих калек.

Зато Блэйз чувствовал себя как рыба в воде. Он-то знал, ЧТО повлечет исчезновение гравитации. Невесомость ни в коей мере не послужила сюрпризом. Более того, Троуп обрадовался ей, точно старой подруге… Той, что всегда придет на помощь.

Громобой метался из стороны в сторону, словно теннисный мяч. Отскакивал от одной поверхности, чтобы тут же оттолкнуться от другой. Столы, стены, пол и потолок превратились в его персональные трамплины. Блэйз почувствовал прилив сил и энергии, а также того, что можно назвать «трудовым энтузиазмом». Салун стал его игровой комнатой. Здесь можно осуществлять любые, самые потаенные желания… Если посмеешь.

Охотник успел сменить две обоймы, прежде чем все было кончено. Ситуация обернулась форменной бойней. Сопротивление присутствовало сугубо формально. Вероятно, построить правильную защиту было бы тяжело и более опытным бойцам.

Стрелок нырял, крутил кульбиты, преследуя одну-единственную цель: сделать меткий выстрел. Разноцветные лучи беспорядочно сверкали вокруг, причиняя Громобою не больше вреда, нежели прожектора ночных клубов. Зато несколько завсегдатаев распрощались с жизнями, не успев взмолиться о пощаде. Лазеры прошили Иных, не встретив ни малейшего сопротивления. Интересно, – думал Троуп с несвойственной ему отрешенностью, – о чем эти бедолаги думали?.. Зашли на кружечку пива, поболтать с корешами, и вот – не думали, не гадали… Смерть трудилась с Блэйзом бок о бок. Размахивала косой, и жутко хохотала. Стрелку казалось, что он ее ВИДЕЛ воочию.

Возможно, так и было. За долгие годы он с ней сдружился.

Спуская курок, Громобой приносил покровителю новую жертву. В невесомости кровь образовывала блестящие красные шарики. Они беззаботно парили, а, когда траектории пересекались, образовывали целые созвездия – разбивались на неизменно-круглые половинки, поглощали друг дружку. Под потолком кружились гиганты-сверхновые.

Заметив летящее тело – оскаленный рот, выпученные от испуга глаза (для парня, вероятно, маневры его собственного тела стали сюрпризом), – Троуп опустил пистолет. Оттолкнувшись от ближайшей поверхности, он нырнул под бластер противника, и ударил кулаком в солнечное сплетение. Но к охотнику уже летели двое других. Не колеблясь, Блэйз потратил целых четыре патрона. В голове второго охранника – правом виске, – образовалось круглое отверстие. Кровь хлынула алым жемчугом…

Мимо Громобоя пролетели игральные карты. Одна из карт, пиковый туз, задиристо вращался по вертикальной оси. На «рубашке» виднелись несколько микроскопических меток.

Все это время стрелок ЗНАЛ, где находится Шнайдер, и что с ним происходит. Блэйз не утруждался намеренными проверками; толстяк вертелся на зрительной периферии. Дик истошно вопил (крики походили на женские), махал немощными конечностями – короткими, почти атрофировавшимися, – благодаря чему поднимался все выше, подобно уродливому воздушному шару.

Наконец все стихло.

Громобоя окружали трупы, посетители и багровые шары с лоснящимися боками. Мертвецы парили в невесомости, вытаращив обвиняющие глаза. Иные перемежали homo sapiens в пропорции один к четырем. Безжизненно раскиданные щупальца, разинутые жвала. Причины смерти очевидны: раны образовали сквозные обожженные каналы. На это способен исключительно лазер. Нелепая случайность, или не менее досадный умысел. Охранники, словно утопающие, хватались за посетителей, а кое-кто использовал Иных в качестве щитов. Сделав предварительно так, чтобы те не дергались.

Выжившие вели себя неоднозначно: спокойно, храня молчание, либо, напротив, развешивая в невесомости гроздья ругательств. Все, однако, знали, что им крупно повезло.

Раздалось громкое жужжание. Блэйз ощутил, как его притягивает к полу, со все возрастающим упорством. Гравитация вцепилась в загривок и потащила вниз; небрежно швырнула телу естественный вес. Пол нырнул под ноги. Громобой успел сгруппироваться, поэтому возвращение гравитации не стало для него причиной травм.

Вокруг, будто невиданный град, сыпались всевозможные предметы. Стулья, бутылки, покойники… Жидкости обрели привычную текучесть. Щары срывались с невидимых нитей, и, разбрызгивая себя на метры, взрывались о ту поверхность, к которой их притянуло. Охотника окатило багровыми брызгами со всех четырех сторон.

Троуп нашарил взглядом Шнайдера: тот копался на диване, совершив мягчайшую посадку (и лишний раз подтвердив свое прозвище). Жирдяй ничуть не пострадал.

Блэйзу было бы удобнее, если бы Проныра погиб в связи с «несчастным случаем». Но толстяк уцелел в ситуации, до предела насыщенной «прискорбными случайностями». Охотник мог подстроить «шальную пулю» в любой момент, однако, не спешил.

Теперь беречь патроны не было нужды. Громобой двинулся к дивану, переступая стулья, посуду и распластанных Иных – как живых, так и тела, которым повезло значительно меньше, и прийти в сознание уже не представится возможным.

Рука Блэйза по-прежнему держала пистолет. Проныра пытался стать меньще истинных размеров, ничуть в том не преуспев. Глазки грозили раздвинуть жир и повиснуть на оптических нервах – так Дик боялся.

– Хорошо! – пискнул он. – Я согласен! Пойду с тобой!..

Охотник нахмурился. «Вот как? – подумал он. – Что ж, похвально, хотя это в мои планы не входит». Он сделал три выстрела – столько патронов оставалось в обойме.

Две пули угодили в грудь, преодолев, на пути к сердцу, слой жира. А третья вошла в переносицу – ни сантиметром больше, ни сантиметром меньше.