Уравнение Куфу

Моей дорогой и горячо любимой маме…

 
Он приходит обычно ночью,
Не спросив, открывает дверь.
Кто увидит его воочию,
Понимает, что это Зверь.
Он садится напротив в кресло,
Ногу на ногу положив.
И в душе вдруг становится тесно:
То ли мертвый я, то ли жив.
Он не спросит ни ранга, ни имени,
Все известно ему наперед
Я из рук сигарету выронил,
Вот и мой наступил черед…
Он ее мановением взгляда
Докурил, а дым в потолок.
"Успокойся – не улица Вязов,
Значит, Мальборо куришь, сынок.
Я не стану тянуть твои жилы
И наматывать на рукав.
Мне приятней слова твои лживые:
Жизнь прекрасна, I LOVE, YOU I LOVE.
Ты семь лет почти шел к своей цели
И пытался убить меня,
Только звуки моей свирели
Зачастую пьянили тебя.
Ты не раз спотыкался и падал,
Поднимался и снова шел.
Я тебе говорил: "Не надо!".
Ты ж в ответ – "На три буквы пошел!".
Мы друг другу поднадоели.
Может, выбросить белый флаг?
Я не стану, как тот Сальери,
В твой мартини подкидывать яд.
Это слишком старо и наивно,
Да и метод теперь иной.
Согласись, что сейчас эффективней
Заключить договор небольшой.
Ты убьешь меня сию минуту.
Вот кинжал. Где там библия, крест?
Успокойся и будь что будет…
Принимай все как божий перст.
И тогда будешь ты, как сыр в масле,
Плыть по жизни, не зная невзгод.
Будет сладко тебе и счастье
Никогда не покинет твой род.
Но запомни, как жизнь твоя минет,
Загляни в глубину души.
Без меня твое сердце остынет,
Без меня ты уже и не ты.
Ты не будешь таким, как прежде,
Все слова твои ложь и фальшь,
Даже вера, любовь и надежда
Не сыграют прощальный марш.
Все что было с тобой – уроки,
Все что будет – пороги судьбы.
Главное – береги в тепле ноги
И не пей ты сырой воды".
Я заглянул ЗВЕРЮ в очи
И принял из рук кинжал.
Душа спокойствия просит,
А, значит, близок финал.
Предо мною открыта дорога,
Только плата моя – душа.
Но я лучше пройду свои годы
Как-нибудь сам, не спеша.
 

Раиль Шариф

События, описанные в этой книге, являются художественным вымыслом. Упоминаемые в ней имена и названия – плод авторского воображения. Все совпадения с реальными географическими названиями и именами людей, ныне здравствующих и покойных, случайны.

Пролог

Археолог Мишель Арно поежился от холода и повернулся. Всматриваясь в темноту, он пытался разглядеть на линии горизонта силуэт подсвеченной прожекторами пирамиды. Затем развернулся на 180 градусов и посмотрел в небо. Теперь его взгляд был направлен в точку восхода солнца. Томные всполохи надвигающегося рассвета, заставили Мишеля Арно прибавить шаг.

Ровно двенадцать тысяч шагов от главного входа пирамиды, размышлял Мишель Арно, мысленно подсчитывая пройденные шаги. Одиннадцать тысяч девятьсот пятьдесят два. Пятьдесят три. Пятьдесят четыре. И ведь ни метров, ни футов. А именно шагов. Ни сворачивая ни на йоту ни влево, ни вправо, пятьдесят девять. Странные бывают сны. И зачем мне это надо?

Кутаясь в теплую замшевую куртку, он прибавил шаг.

Только бы успеть к восходу Сириуса. Одиннадцать тысяч девятьсот семьдесят три. Семьдесят четыре. Семьдесят пять.

Остановившись, Мишель Арно болезненно взялся за сердце.

В мои годы пускаться в такие аферы просто немыслимо. Потерпи немного. Какого же будет выражение твоего лица, когда ты поймешь, что это был только сон. И не более того.

Археолог пошарил в карманах и, вынув валидол, подложил его под язык.

Вперед, старик!

Временами ему казалось, что он сбился с пути и, сверяясь по стрелке на компасе, шел вперед. Странное чувство надвигавшейся тайны, точно перебродившее вино, пьянило и возбуждало.

Девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять. Мишель Арно остановился, не решаясь сделать последний шаг, словно за этой чертой открывались секреты Вселенной.

Он вскинул голову и поймал взглядом вздымающееся над горизонтом солнце. Его первые лучи стали оттеснять вглубь пустыни темноту. Слева от солнца поднималась одна из самых величественных для египтян звезда – Сириус.

Двенадцать тысяч, мысленно произнес Мишель Арно, делая последний шаг.

Мишель Арно вспомнил строки из сновидения:

«Двенадцать тысяч шагов от главного входа храма. Сириус воссияет и смешает свой свет с лучами Ра. Жди».

Археолог ждал, но ничего не происходило. Единственным свидетелем его замешательства был утренний вихрь. Подняв в воздух тысячи песчинок, точно молочный щенок, он играл с кустом перекати-поле.

Мишель осмотрелся вокруг, ожидая увидеть хотя бы знак. Зачем он здесь, что он ищет.

Присев на одно колено, Мишель взял горсть песка. Тонкой струйкой между его пальцами текло время.

Старый дурак, подумал он, разворачиваясь чтобы уйти.

Внезапно земля под его ногами завибрировала, уходя вглубь. Мишель почувствовал, как его стремительно уносит куда-то вниз, забивая дыхательные пути вздыбившейся пылью. Он тучно грохнулся обо что-то твердое и, откашливаясь, завалился набок. Мириады песчинок, прорезанные слепым светом, падающим откуда-то сверху, сообщили ему о том, что он жив.

Мишель поднялся на ноги и, притронувшись к разбитой губе, огляделся. Перед его взором открылось погруженное во мрак помещение. Прежде чем он стал отчетливо различать хоть какие-нибудь детали, прошло некоторое время. Стены небольшого помещения были украшены рельефами и фресками с изображением сцен повседневной жизни древних египтян. С поднимавшимся ввысь солнцем свет в помещении стал ярче. Внезапный всполох лучей Сириуса разрезал туманную пыль, сливаясь с солнечным светом, и Мишель Арно различил то, чего не замечал раньше. В самом конце помещения, на небольшой одноногой подставке, он увидел два странных предмета.

Археолог взял их в руки, но первоначальный интерес он проявил к тому предмету, на котором тонкой струйкой змеились иероглифы. И чем внимательнее он их читал, тем явственней менялось его лицо. В глазах Мишеля загорелись искорки страха. Второй предмет его заинтересовал не меньше, но он чувствовал, что времени у него остается мало.

Он посмотрел вверх. И для него было уже не важно, как он отсюда выберется. Он это сделает. Важно было другое. Он должен передать эти два предмета человеку, которому они предназначены самим Мессией. И как можно скорее. Время собирать КАМНИ пришло.

Глава 1

26 мая, 9:20 утра

Сейшельские острова. Остров Маэ. Виктория. Банк «Короли рифов».

Теперь Жаннет сожалела о том, что не до конца была твердой в отношении мужа. Двумя неделями раньше река времени выплеснула его безжизненное тело из своего бурного течения.

Грустно вглядываясь в монитор, Жаннет мысленно перенеслась в их некогда уютное гнездышко – в типовой двухэтажный домик на авеню Френсиса Рашеля.

Прислонившись на перила мансарды, Андре нежно обнял ее за плечи и, вглядываясь в отражавшийся в ее зрачках океан, произнес:

– Мышонок! Возможно, на неделю, а то и на две я покину тебя. Если не вернусь, отнеси этот конверт в полицию.

После чего он протянул ей в руки желтый запечатанный конверт. Жаннет испуганно прижала его к груди.

– Андре, что ты опять задумал? Что значит, не вернусь? Подумай о нашем ребенке. Ему уже три месяца, и он все понимает. Молю тебя, останься. Твои игры до добра не доведут.

– Жаннет… – Андре попытался вставить хоть слово, но под напором замолк.

– Я тебя очень прошу. Рано или поздно ты попадешься. И я не прикоснусь к твоим деньгам. Так и знай.

Андре взволнованно прижал Жаннет к сердцу и на ухо тихо прошептал:

– Мышонок, я не занимаюсь этим уже месяц. И на этот раз я уезжаю совсем по иной причине, – он выдержал паузу, акцентируя внимание на том, что скажет дальше. – Я нашел нечто такое, о чем не могу произнести даже вслух.

Жаннет всхлипнула, всматриваясь в желтый конверт:

– Ну почему именно ты? Что в этом конверте?

Уклонившись от ответа, Андре опустился на колени и прижался к животу Жаннет:

– Мышонок, я клянусь тебе… Мой малыш, верь и ты своему отцу. Никаких афер.

Его терпкий сигарный поцелуй, что оставил он, уходя, на ее губах, Жаннет запомнила навсегда.

Через две недели Андре вернулся домой в тяжелом красно-коричневом гробу. Страшный груз был сопровожден незнакомым типом. Его азиатские черты Жаннет запечатлевала не более полуминуты. Ровно столько ему потребовалось, чтобы выразить свое соболезнование и вкратце сообщить, что Андрэ Кришелье подхватил заразную тропическую болезнь и скоропостижно скончался. Где и при каких обстоятельствах, Жаннет не успела спросить: слишком силен был шок, да и неизвестный тип не отягощал себя данной проблемой. Оставил гроб у ее дома, точно ценную бандероль с доставкой, сел в машину и укатил.

Этого было достаточно, чтобы понять: история смерти Андре писана вилами на воде. А заключение патологоанатома, зафиксировавшего кровоизлияние в мозг, еще раз подтвердило уверенность: Андре умер не своей смертью.

Слезы? В слезах были все носовые платки и подушки. Но Жаннет помнила и о том, что уже четвертый месяц носила в себе ребенка, отец которого погиб при странных обстоятельствах. Ребенок – это единственное, что осталось от Андре. Она была сильной женщиной и по прошествии недели после похорон мужа сказала себе: "Все, хватит! Иначе расстройство нервной системы моему ребенку обеспечено".

Им обоим – Андре и Жаннет – было по двадцать пять. Она работала в небольшом банке, занимала место коммерческого директора, имела личный кабинет и гордилась этим. Он же нигде не работал и относился к типу людей, в чьи руки деньги плывут, минуя налоги. Впрочем, это, пожалуй, мягко сказано. Андре никогда не посвящал жену в свои профессиональные тайны. Вокруг него крутились сомнительные лица, и Жаннет, всерьез озабоченная окружением мужа, не раз предупреждала, умоляла Андре заняться настоящим делом и не подвергать ни его, ни ее репутацию опасному риску быть подмоченной. Но он с ослиным упрямством продолжал идти по дороге, приведшей его в могилу.

Пальцы Жаннет в привычном ритме скользили по клавишам компьютера, останавливались, предоставляя умной машине время на размышление, и вновь устремлялись в гибкие движения бешеного канкана. Молодая женщина внимательно следила за бегущими строками, проверяла информацию, разбивала ее по файлам и вновь отпускала тонкие пальцы в пляску по клавишам. Казалось, Жаннет была увлечена работой. Между тем где-то глубоко в подсознании она видела желтый запечатанный конверт. Он преследовал ее в мыслях уже вторую неделю…

Две недели Жаннет мучилась терзаниями, не решаясь исполнить предсмертное желание мужа. Желтый запечатанный конверт лежал рядом, в ее рабочем сейфе. Временами она порывалась отнести его в полицию, вынимала из сейфа, но необъяснимое чувство заставляло класть его на прежнее место. Сегодня она просто решила заглянуть в содержимое конверта. Перед тем как отнести в полицию, должна же она знать что там, внутри. Жаннет не чувствовала угрызений совести, ведь Андре не запрещал ей вскрывать конверт.

Она открыла сейф, кинула на дверь взгляд и вынула конверт. Еще с минуту она колебалась и, подцепив ногтем склеенные края, вскрыла его. Спустя мгновение на столе перед Жаннет лежало содержимое конверта – компьютерный диск. Прикоснувшись к нему кончиками пальцев, она ощутила необычайное волнение.

«Должно быть, это и есть ключ от той самой двери, за которой и был убит Андре», – рассудила Жаннет. Однако решение было принято. Она поместила диск в компьютер и открыла единственный, хранящийся в нем файл.

Первым делом молодой женщине показалось, что данный «орешек» ей не по зубам и, возможно, придется прибегнуть к помощи постороннего специалиста. Но первые впечатления не всегда бывают верны.

Дисплей не высветил ни одной буквы, ни одного слова. Вместо них на экране возникло графическое изображение: странное переплетение геометрических форм и ломаных линий. Затем, меняя проекцию, изображение поплыло в сторону, и взору Жаннет открылось нечто, напоминающее бутоны нераспустившегося лотоса. Приглядевшись, она стала отчетливо различать три стройные башни.

Словно тени из прошлого они надвигались на нее, погружая сознание в омут странных и роковых предчувствий. Ее взгляд опустился сам по себе, интуитивно, однако это продлилось мгновение, ровно столько, чтобы изображение трех стройных башен трансформировалось в камень.

Внешне он походил на горную породу, а его стекловидная масса переливалась мягкими изумрудно-малахитовыми тонами. Компьютер показал его во всевозможных проекциях. Жаннет начинала понимать…

Но она не знала одного – с этого момента водоворот событий захлестнет ее безжалостно и всецело.

Глава 2

9:40 утро

– Детка, заскочи ко мне в кабинет – дело есть, да поживей костями шевели, – голос в селекторе прозвучал таким тоном, каким клеят не первой свежести девиц в баре.

Жаннет опустила палец на кнопку селектора внутренней связи.

– Я вам не давала повода так со мною разговаривать, – возмутилась Жаннет. – Будьте осторожны, придет время, и я подрежу ваш поганый язык.

– Поговори мне еще!!! – раздался разъяренный голос на другом конце селектора. – Живо ко мне!!!

Жаннет отключила селектор внутренней связи. К ее горлу подкатил ком. Она стала задыхаться – дыхание работало так же, как велосипедный насос с застрявшим в тросике сором. Жаннет поднесла к горлу руки, ее пальцы мелко дрожали. Ей хотелось плакать, но она не могла себе этого позволить – она ждет ребенка. Жаннет закрыла глаза и попыталась себя успокоить.

"Я сильная женщина, – подумала она, – этому ублюдку не увидеть моих слез! Ему только этого и надо. Детка… Шевели костями… Поговори мне еще… Свинья! Чтоб тебя разорвало!"

Жаннет ненавидела Брейна Лихмонта, и знамя солидарности безоговорочно из ее рук подхватила бы любая из представительниц прекрасной половины человечества. Ни от одной из них за свои неполные сорок пять лет Лихмонт так и не удостоился доброго слова. Причиной столь дурного к нему отношения послужили три незавидные черты его характера.

Полтора месяца назад в здание банка ввалился некий Брейн Лихмонт, полдня он говорил с его управляющим, еще три дня копался в документации, после чего пожал тому руку и безразличным тоном, словно речь шла о пачке сигарет, произнес:

– Принимаю!

Так вскоре Брейн занял кресло нового управляющего банком. И его все возненавидели, особенно женщины.

Первой причиной тому послужила его внешность. Почти всегда Брейн приходил на работу в засаленной рубашке и неотглаженных брюках. Плюс ко всему от него за милю разило чесноком, будто объявили о нашествии вампиров.

Вторая причина была не менее важной. В присутствии женщин Брейн Лихмонт позволял себе фривольно шутить и как мальчишка, не достигший пубертатного возраста, вооружившись увеличительным стеклом, рассматривал порножурналы. В его понимании этики это считалось нормой и обычным порядком вещей.

И последнее, за что его ненавидели женщины: он был ублюдком – ублюдком с обледеневшим сердцем и душой грязно-отстойного цвета. Словом, Брейн Лихмонт имел в себе те качества, по которым безошибочно характеризуются женоненавистники.

Если говорить о профессиональных качествах этого человека, то, пожалуй, их можно выразить в следующем. Брейн Лихмонт был способен продать даже крысиную задницу, обрисовав ее клиенту как обручальное кольцо высшей пробы. Брейн отлично разбирался в банковских операциях, успешно вел переговоры, а если в дело вплетались женщины, кресло переговоров уступал Жаннет, предварительно ее проинструктировав.

После разговора с Брейном по селектору внутренней связи прошло несколько минут, но Жаннет не торопилась на встречу. Ей пришлось долго успокаивать себя, и по мере этого ее дыхание приходило в норму.

"Спокойно, – мысленно настраивала себя Жаннет, – мы этому ублюдку прижмем хвост, и он запоет у нас по-другому". В банке работали еще три женщины, и они также не были в восторге от нового управляющего. Вместе с ними Жаннет собиралась подать на Брейна иск в суд по двум статьям: моральный ущерб и сексуальное домогательство. Нет, Брейн никого не лапал руками. Но движение феминисток к началу двадцать первого столетия, защищая личное право и достоинство женщины, достигло невероятных высот.

Управляющего могли засудить только за то, что в присутствии женщин он с головою зарывался в порножурнал, что в цивилизованных странах расценивается, как сексуальное домогательство. А реплики "Шевели костями" и "Живо ко мне" в судебном деле Брейна послужат еще одним гвоздем в крышке гроба его профессиональной репутации.

Жаннет собрала свои нервы в единый пучок, пора идти. Вынула из компьютера диск и, сложив его в желтый конверт, закрыла на ключ в ящике стола. Она имела хорошую привычку также запирать свой кабинет, хотя и не предполагала, что это обстоятельство кого-то могло интересовать.

Как только пара внимательных серых глаз проводила ее по длинному коридору, к двери подошел невысокий, лет тридцати мужчина. Он достал из кармана заранее приготовленные дубликаты ключей, открыл дверь и, проникнув в кабинет, затворил ее за собой. Он был служащим банка и отвечал за внутреннюю сигнализацию его помещений. Все сейфы, все окна, все двери, все коридоры, вентиляционные заграждения и даже подземные коммуникации, находящиеся в непосредственной близи, были под неусыпным наблюдением его телекамер, световых индикаторов, тепловых датчиков и разной прочей мишуры, именуемой сигнализацией.

Родом из Сицилии, он, бывший военный, специалист по охранным устройствам, некогда снискал хорошую славу и получил предложение сменить европейский климат на мягкий экваториально-тропический.

Сейшелы. Остров Маэ. Виктория. Высокое жалование, прекрасные креолки и рестораны не могли оставить Джордано равнодушным. Все это слегка пьянило его и возбуждало.

Джордано обладал талантом совать свой нос в различные щели, и, собирая информацию, использовать ее исключительно в меркантильных целях. По встроенным в помещении сверхчувствительным микрофонам и нановидеоаппаратуре Джордано был способен определить код любого сейфа – достаточно знать его марку. Все началось с обыкновенной обиды…

В 1989 году окончив Миланскую специализированную школу, кадры которой предназначались исключительно для разведывательных структур, Джордано получил направление на север Италии, в такую дыру, где, по мнению всех курсантов, продвижение по службе напоминало черепашьи бега.

Перед отправкой к месту назначения Джордано, словно в отместку «по-джеймсбондовски" проникает в штабные апартаменты и, используя накопленный опыт и данный богом талант, вскрывает сейф и крадет всю наличность.

Через два года, пресытившись черепашьими бегами, Джордано, якобы по состоянию здоровья, уходит в отставку, после чего вскрывает еще три сейфа неких состоятельных господ. Чтобы не испортить послужной список и отвести от своей персоны тень подозрений, Джордано устраивается в Римский департамент налоговой полиции – все по той же специальности. И не жалеет об этом. Отсюда все слышно и видно. Он не раз участвовал в раскрытии экономических преступлений. Работа с секретной аппаратурой приносила ему немало удовольствия. К тому же это экономило время и позволяло более точно определить конъюнктуру всех возможных и невозможных ситуаций.

Нередко Джордано грабил и "клиентов" своего же департамента. Из всех передряг этот человек всегда выбирался девственно чистым: так Санта-Клаус из дома сексуальных утех спешит на новогоднюю елку к детишкам. Тем не менее в глазах детей Санта-Клаус прежде всего всегда волшебник – ДОБРЫЙ И БЕЗВИННЫЙ.

Годы спустя, Джордано получил приглашение в один из столичных банков Сейшельских островов. Должность начальника службы безопасности не была пиком его профессиональных амбиций. Глубоко в душе Джордано представлял себя как минимум богом, для которого людские помыслы и поступки читались сквозь увеличительное стекло. Сейчас же революция в области нанотехнологий позволила приблизиться «следящим» структурам только к глазку замочной скважины.

И все в жизни Джордано шло хорошо, до поры, пока кто-то жестко и грубо не наступил на его ахиллесову пяту. Когда-то он допустил серьезную ошибку, и расплачиваться за нее пришлось только сейчас.

Первый раз за всю криминальную практику Джордано оказался на крючке. Его ткнули носом в кинопленку, которая была гарантом того, что в тюрьме его заждались. От него требовали выкрасть из кабинета Жаннет компьютерный диск, помеченный тремя буквами «А.Н.Г». Платой за услугу было обещано молчание.

Джордано не задавал вопросов. В первый же день под видом проверки своего хозяйства в присутствии Жаннет он незаметно установил в ее кабинете сверхчувствительные микрофоны и видеокамеру, размером со спичку.

Он слышал, как Жаннет каждый день вынимает из сейфа какой-то конверт, нерешительно мнет его в руках и, тяжело вздыхая, кладет обратно. Чутье подсказывало: "Это именно то, что от меня требуют".

День 24 мая был выбран Джордано не случайно. Каждый четверг Брейн вызывал в свой кабинет всех сотрудников по отдельности и, невзирая на пол, ради профилактики "всыпал перца". Сегодня все сидели по кабинетам и, как мыши перед ужином кота, дожидались своей очереди. Никто не осмеливался даже в коридор выглянуть, а если это и происходило, то лишь когда природа звала. Но и на этот случай, попавшись кому-нибудь на глаза, Джордано мог сослаться на сработавшую в сейфе Жаннет сигнализацию.

Теперь Джордано стоял перед очередным сейфом, каких у него было не меньше, чем блох у бродячей собаки. Итальянская модель JUWEL 4533. Вес 20 килограмм.

Кодовый электронный замок с дублирующим ключевым замком. К этому моменту Джордано знал не только его код, но и то, что Жаннет имеет привычку прятать ключ от сейфа под столешницу. Джордано жил на широкую ногу, никогда ни в чем себе не отказывал и был ИГРОКОМ. Только на этот раз ставка была иной – жизнь.

Нашарив под столешницей спрятанный ключ, Джордано ядовито ухмыльнулся.

Марко Манчини^[1] мной бы гордился.

Джордано волновался, но его внешнему спокойствию мог позавидовать первоклассный хирург. Никаких лишних движений, вставил ключ, набрал код и вскрыл сейф. В сейфе он увидел рядком конвертов сорок, не меньше. В одном из них, предположительно, и лежал компакт-диск, помеченный тремя буквами "А.Н.Г.". Этот конверт Джордано мог определить на слух. Десятки раз он слышал шорох этого пакета и ровно столько же визуально ощущал его пальцами.

Он перебрал пальцами каждый конверт, но тактильный контакт ничего не дал. Нужного на месте не оказалось. Ничего не понимая, он на мгновение замер.

Она всегда возвращала конверт в сейф!

Внезапно его взгляд упал на рабочий стол. Он потянул ящик стола на себя.

Дьявол! Заперт!..

Чтобы открыть замок при помощи двух английских булавок, Джордано понадобилось пять секунд. В ящике на стопке папок лежал желтый конверт. Прикоснувшись к нему, пальцы ощутили до боли знакомый шорох. Затем он вытер со лба капельки проступившего пота и вскрыл конверт.