Тринкет

Три́нкет – безделушка, пустяк, дешёвое украшение. Происхождение слова неизвестно.

Краткий Оксфордский словарь современного английского языка

* * *

© Батлер О. В., 2016

© Лебедев А. Б., 2016

© АНО развития духовно-нравственных начал общества «Символик», 2016

* * *

Пролог
Бабушкина сказка

– Обманщик! Обманщик!

Стены комнаты были оклеены тёмно-вишнёвыми полосатыми обоями. В клетке раскачивался серый попугай жако. Это он только что кричал. А на дубовом комоде стоял портрет молодой смеющейся девушки. Неужели такой была когда-то бабушка? Брат с сестрой пристроились на ковре у камина, обхватив коленки руками, а бабушка Азалия опустилась в глубокое кресло.

– Ну, начнём!

– А как королевство-то называлось? – решил уточнить мальчик.

– Королевство?.. Сейчас, сейчас… Тартатен. Да, королевство Тартатен! Что ты смеёшься, Джордж?

– Твой перевёрнутый французский пирог так называется.

– Ничего подобного! Название пирога «Тарт Татен», не путай меня! – Бабушка даже немного рассердилась. – Тебя же не удивляет, что есть страна Чад?!

– А где эта страна?

– В Африке. Но не будем отвлекаться! Так вот…

В Тартатене, конечно же, был королевский замок. Вокруг него люди возвели высокую стену: они хотели защитить своего короля, ведь он был вполне порядочным человеком! И всё-то в его замке было необычно. Лифт сам летал по воздуху, и не только вверх-вниз, но и вправо-влево. Окна были волшебными. Сквозь них можно было увидеть любой пейзаж по заказу. Да и другие вещи имели свои диковинные причуды. Одна Очень Скрипучая Дверь, например, страшно обижалась, если её не благодарили за то, что она сама открывается.

По самым большим королевским праздникам повар готовил жаркое из невиданного зверя, который назывался кукарисом и водился только в местном лесу. Шестеро поварят вносили его в зал на огромном серебряном блюде, и гости дружно ахали, потому что у кукариса была голова с золотым клювом. Клюв, конечно же, сразу после обеда отпиливали и уносили в королевскую сокровищницу. Не пропадать же добру!..

Бабушкино строгое лицо стало мечтательным и грустным одновременно. Она сама словно только что вернулась из загадочного далёкого Тартатена, и у маленькой Брэнды мелькнула мысль, будто бабушка видела все эти чудеса своими глазами.

– А ещё чудесней, дорогие мои, был город, окружавший королевский замок!

Из распахнутых окон слышался нежный звон колокольчиков – ими принято было украшать комнаты. У самого основания высокой башни с курантами журчали водяные часы в виде красавицы с кувшином. В небе летали стаи разноцветных голубей с привязанными к ним лёгкими почтовыми каретами. Ну а в разгар весенней ярмарки с единственного на рыночной площади каштана спускалась по шёлковой нитке удивительная Гусеница. В каждой ножке у неё было зажато по бусине. Она бросала их в толпу, и горожане тут же растаскивали бусины по домам, потому что они навевали вещие сны.

– А что эта Гусеница делала на каштане в остальное время? – спросила Брэнда.

– Одни старики говорили, будто она выращивает бусины внутри плодов каштана – в благодарность за то, что люди сохранили это очень старое дерево. Другие старики утверждали, что это и не Гусеница вовсе, а хитрая дракониха на восьми лапах. Будто бы раз в году она является к людям под личиной Небесной Гусеницы, а из бусин могут вылупиться её дети.

– Сколько бусин она кидает в толпу?

– Давайте посчитаем!.. Ох, я совсем забыла! – вдруг спохватилась бабушка. – Купила на распродаже калькулятор и – жму-жму на кнопки, а он не работает. Брэнда, миленькая, принеси мою сумку из прихожей! Пусть Джордж его посмотрит.

Но когда мальчик покрутил в руках пластмассовую коробочку с кнопками, он громко рассмеялся:

– Ха-ха-ха! Ой, не могу! Ты себе игрушечный калькулятор купила!

– Игрушечный? – Бабушка смущённо порылась в сумке, доставая очечник. – Дай-ка его сюда! Какой же он игрушечный? Вот кнопки, вот экран.

– Да там внутри-то – пус-то-та!

– Теперь понятно, почему он стоил всего пятьдесят пенсов! А я-то думала, что сэкономила!.. – огорчилась бабушка. – Вот так бывает на свете часто: думаешь, что поступаешь мудро и гордишься собой, а на самом деле глупишь, как неопытное дитя!.. Но на чём же я остановилась?

– Восемь ножек, в каждой по бусине… Это можно посчитать и без калькулятора.

– Да, Небесная Гусеница спускалась вниз… Но как же он может быть игрушечным?.. Ох, ну ладно, ладно!.. Конечно, в первую весеннюю ярмарку вокруг каштана происходила давка. Всем страшно хотелось хоть одним глазком увидеть во сне своё будущее. Особенно королю. Толкаться с простолюдинами королевской особе нельзя, поэтому он приказывал слугам ловить бусины и приносить их ему. Но слуги, все как один, были очень неловкими. Тогда однажды король повелел очистить площадь от народа и уселся под каштаном в кресле дожидаться Гусеницу. А она так и не появилась – потому что отличалась своенравием!

В те времена король был ещё нестарым человеком, сильным и смелым, как и положено королю. Но он не имел семьи, а значит, и наследников. Ему надо было жениться. Был даже назначен день свадьбы, разосланы приглашения и придумано меню праздничного обеда. Но король не знал, что ожидает его после свадьбы. И это очень его расстраивало!

– Невеста была красивая? – поинтересовалась девочка.

– Недурна собой. С яркими голубыми глазами и золотыми локонами. И пальчики у неё были нежные, с розовыми ногтями… – Бабушка бросила взгляд на портрет молодой девушки.

– А как она одевалась?

– Брэнда, хватит перебивать! – укорил сестру мальчик.

– Ну почему же, Джордж, это важный вопрос, – заступилась за внучку бабушка. – Она носила длинное платье абрикосового цвета, такой цвет идёт блондинкам. На груди это платье было расшито золотом, и немножко золота блестело на широких длинных рукавах. Так что одевалась она со вкусом.

Король ценил её ум и красоту. И всё-таки он знал, что женится без любви. Поэтому тосковал. И вот в один ярмарочный день он наконец поймал бусину. Вернее, не он её поймал, а она сама прискакала ему под ноги. «Наконец-то увижу своё будущее, – обрадовался король, – и все вопросы отпадут».

Он положил волшебную бусину под свою королевскую подушку, и ему приснилась его собственная свадьба. Но невеста на ней была совсем другая.

Затем в этом сне появился огонь, вырвавшийся из-под земли, и было сказано, что через много лет произойдут большие несчастья. Но это показалось королю делом далёкого будущего, а волновал его лишь завтрашний день.

После этого сна он совсем потерял покой.

«Вы не знаете, что бы это могло значить?» – спрашивал он всех подряд. Хитрые придворные делали сочувственные лица, но соображения по поводу личной жизни монарха держали при себе.

А день свадьбы приближался. У бедного короля даже появилась бессонница… И тут начал сбываться вещий сон. Он встретил другую девушку.

Брэнда уже набрала в грудь воздуха, чтобы задать новый вопрос. Но бабушка сама о нём догадалась и сразу же сказала, что у той девушки были тёмно-каштановые волосы и карие глаза с длинными-предлинными ресницами. Она носила юбку из суровой ткани и стираную-перестираную рубашку. Руки у неё были шершавые от грубой работы, плечи – широкие. В общем, она была кухаркой!

– Кухаркой?! – одновременно воскликнули Джордж и Брэнда.

– Ну да! – хмыкнула бабушка. – На рассвете король бродил по замку, страдая от бессонницы, и столкнулся с кухаркой, когда она тащила воду для утреннего чая служанок. Она так растерялась, что налетела на него и облила с ног до головы. Но быстро пришла в себя – с нервами у неё было всё в порядке. Так что уже через год влюблённый, очарованный король на ней женился!

– Почему же он бросил свою красивую невесту? – возмущённо спросила Брэнда.

– Почему бросил?.. Вот попробуй тут объясни – почему. Брошенная невеста тоже терзала и себя, и всех вокруг этим вопросом. Обе девушки были красивы, но разве дело только во внешности?

– Обе… Доброе утро, Оби!

Все посмотрели на заговорившего попугая.

– Милая птичка, люблю тебя, – ласково продолжил он, потом изобразил скрип двери и половиц под босыми ногами, щелчки открываемых оконных шпингалетов, звук льющейся в таз воды, стук каблучков и лёгкий смех. Это было похоже на магнитофонную запись, на которой девушка погожим утром приводит себя в порядок после сна и ей прислуживают горничные.

– Замолчи, Оби! – велела смущённая бабушка Азалия попугаю.

– Ах, Ваше Величество… – Жако наклонил голову, нервно раскачиваясь из стороны в сторону. – Лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная, – заворчал он по-старушечьи, почистил лапкой клюв, растопырил крылья и вдруг изо всех сил заорал: – Обманщик!

– Ему на самом деле семьдесят лет? – спросил мальчик.

Бабушка утвердительно кивнула.

– И все эти годы он живёт у тебя?

Она пожевала сухими губами и строго спросила:

– Вы будете сказку слушать или нет?

– Конечно, будем!

– Ну так вот… Отвергнутая красавица оставила придворную жизнь и скрылась неизвестно куда. Про неё скоро забыли. Но ей не давала покоя обида, что её бросили ради какой-то кухарки! И она замыслила месть. Однажды она прислала королю подарок, такую славненькую тринкет-шкатулку с забавным человечком на крышке. А внутри было письмо с проклятием. Бывшая невеста прокляла не только короля, но и всё его королевство. Вот такие бывают обиды – неизгладимые!

– Ну и глупая она была! – вырвалось у Брэнды.

Бабушка Азалия задумчиво посмотрела на внучку:

– Почему?

– Да потому что злая! Я такой ни за что бы стать не хотела!

– Я бы тоже, – поддержал сестру Джордж. – Король небось и не подозревал, что его ждёт? И прочитал письмо? И самозаколдовался?

– Ну да, – почему-то снова смутилась бабушка. – Подарок ему очень понравился. Он стал все дни проводить с этой занятной вещицей. Игрушечный человечек по его приказу спрыгивал со своего кресла на шкатулке, дёргал под музыку ножками и ручками, маршировал и приговаривал:

 
Вилли-нилли никки-нэк,
Я из глины человек.
Правой! Левой! Правой! Левой!
Стала пешка королевой.
Шаг вперёд и три назад,
Всем вам будет шах и мат! —
 

а потом садился обратно на шкатулку.

Со временем танец усложнился, человечек начал безо всяких приказов слезать со шкатулки, расхаживать по комнате, командовать и даже покрикивать на короля. Тот не обижался: игрушка стала смыслом его жизни, заставив позабыть и про государственные дела, и про семью. В этом и состояла суть проклятия. Поэтому, когда его молодая жена умерла от горя, он не сильно переживал.

– А первая невеста? Обрадовалась?

– Наоборот, испугалась. – Бабушка горько вздохнула. – Сперва она поняла, что совершила неразумный поступок, отправив посылкой зло человеку, которого любила. А потом догадалась, что зло может вернуться к ней самой. Ведь она была его хозяйкой с тех пор, как заплатила за него золотом какому-то проходимцу в подворотне. Чтобы остановить действие проклятия, она бежала в одну далёкую страну. Но колдовство-то уже свершилось!

Едва эти слова были произнесены, как из камина вылетело какое-то насмешливое карканье. Брэнда испуганно прижала ладони к ушам и спрятала лицо в бабушкины колени. Та успокоила внучку:

– Не пугайся. Это ворона кричит на трубе.

На дымовую трубу дома в самом деле села обыкновенная чёрно-серая ворона. По её хромой ноге и хвосту с выдранными перьями можно было догадаться, что жила она на свете не первый год и успела побывать в разных переделках. Ворона проверила, не видит ли её кто, расставила пошире ноги и принялась шуровать клювом в расщелине за отбитым кирпичом. Там выходил наружу кусок более старой стены, выложенной из песчаника.

Возможно, в том месте находился её тайник. В таких укромных местах птицы прячут всякую ерунду: будь то осколок зеркала, или отбитая от кружки ручка, или кусок железа. Но в расщелине ничего подобного не оказалось, лишь каменные крошки высыпались оттуда на крышу. Ворона снова хитро покрутила головой и напоследок опять поклевала между кирпичами. А может, просто почистила клюв перед тем, как подняться в воздух.

После недолгого полёта она опустилась отдохнуть на колокольню местной церкви. Вечером там было тихо. Все восемь колоколов последний раз отзвонили в семь часов, а вечерняя служба закончилась ещё раньше. Внутри никого не было, лишь одиноко белели печальные скульптуры на надгробиях давным-давно умерших лордов, да стояли в привычных позах фигуры святых на цветных оконных витражах.

Церковь эта была знаменита тем, что её восточный фасад украшала бычья голова с длинными медными рогами. А также тем, что в ней удивительным образом сохранились глиняные кружки, из которых века назад пили свой эль звонари. На всю страну осталось всего полсотни таких исторических кружек.

Ворона пристроилась рядом с бычьей головой, чтобы привести в порядок перья. На первый взгляд, ничего особенного в её поведении не было: птицы часто собирались на колокольне, шумели и даже дрались там. Но эта ворона не была обычной птицей. Поэтому лики в оконных витражах нахмурились, лежавший на усыпальнице мраморный рыцарь со скрежетом переложил меч из руки в руку, а кружки зазвенели, словно кто-то собирался запустить ими в незваную гостью.

В нише церковного амвона родилась упругая волна света, такая яркая, что её можно было увидеть закрытыми глазами, и прошла сквозь стену. Бычья голова ожила, замычала и боднула ворону.

Испуганная птица отлетела на безопасное расстояние и уселась на надгробии молодой девушки, которая умерла двести лет назад, «оставив родителей и дядю в глубокой печали», как было там написано. Ворона прокаркала в сторону бычьей головы зловещую тираду, потом взлетела и понеслась над городком, в котором дома были ниже деревьев. Она летела над вереницей черепичных крыш с каминными трубами, над ухоженными садиками, где розы цвели даже зимой, над оживлённой Главной улицей с пабом^[1] «Королевская голова». Через минуту птица уже клацала когтями по подоконнику одного из особняков в тихом богатом квартале и разглядывала через стекло его обитательницу, стоявшую у камина.

Женщина бросала в огонь пучки сухих трав. Звали её Мэри, и она была старшей дочерью бабушки Азалии. Никто не знал, что она занимается ворожбой. А сама Мэри считала, что просто развлекается, занимает «делом» свои долгие и скучные вечера. Колдовала она по книжке, которую тоже скуки ради купила в одном магазине. У неё не было ни друзей, ни любимых родственников, ни детей, ни даже собаки или кошки.

Травы вспыхивали и быстро сгорали, наполняя комнату сиреневой дымкой. В подвешенном над огнём котелке бурлило варево, набухал огромный пузырь, который как будто даже не собирался лопаться.

Над камином висел портрет. Можно было предположить, что художнику позировала сама хозяйка особняка. Но ей явно польстили, пририсовав чёрные густые локоны и длинные ресницы.

Магическое действо у ведуньи не выходило: пламя всё не разгоралось и в конце концов погасло, а варево перестало пузыриться. Это случалось уже не в первый раз, и Мэри сердито топнула ногой.

Подсматривавшая за ней ворона расхохоталась. В этот момент голова птицы блеснула, точно была из фарфора. Блеснули и ноги, показавшись словно бы человеческими. Если бы кто-нибудь увидел её, то подумал бы, что на подоконнике пристроился фарфоровый человечек, накинувший на себя плащ с капюшоном из вороньих перьев, а на нос нацепивший клюв.

Глава первая
Счастливое семейство Скидморов

Джордж покрутился в постели и перевернул подушку, устраиваясь поудобнее. Он проснулся среди ночи, потому что кто-то явственно произнёс у него над ухом:

– Что потеряно – нашлось.

После этого голос сразу пропал, смешавшись с шумом ветра и бивших в окно капель ливня. Это, конечно, был кусочек недосмотренного сна.

Когда же прекратится дождь? Гремела сильная гроза, и мальчик подумал, что долгожданной поездки к морю теперь не будет.

Так и получилось. Наутро небо осталось серым, укрытым толстым слоем облаков, точно зимним одеялом. Вдобавок по радио сообщили о наводнении в Корнуолле. Высоко поднявшаяся вода накрыла рыбацкую деревню с рестораном, где в прошлом году Джордж с родителями и сестрой ели огромных креветок, и ферму, где им показывали, как из молока делают сыр. Всё там теперь поплыло и завертелось в грязи.

Недовольный, он спустился к завтраку и сонно поздоровался с отцом, который пил кофе и читал газету.

– Что новенького, Джорджи-Поджи? – спросил отец.

– Ничего, – угрюмо ответил сын.

Именно это его и огорчало.

– А у меня полно событий, – весело сказал мистер Скидмор. – Сначала я открыл один глаз, потом другой, потом потянулся, встал, почистил зубы, надел левый носок, надел правый носок, сварил кофе с пенкой, подобрал под дверью почту. Вот, читаю про Корнуолл. Давай, нарисуем метки?

– Какие метки? – чуть живее откликнулся Джордж.

– Уровня воды… – Отец приставил ладонь к низу стены. – Здесь напишем «не боюсь», здесь, – ладонь переместилась выше, – «всё равно не боюсь». А вот здесь – «я же не умею плавать»!

Мистер Скидмор рассмеялся своей шутке. Это было вполне в его характере. Он просто не умел унывать.

– Боишься наводнений? – обиженно нахмурился мальчик.

– Мы на возвышенности… – Отец сразу забыл о его вопросе, потому что теперь смеялся над новостями в газете. – Ты только послушай! Тут пишут: «Перед отъездом проверьте, нет ли под вашей машиной пингвинов». И это всерьёз! В Южной Африке развешивают такие объявления на автомобильных стоянках! – Скидмор-старший жизнерадостно похохатывал.

Но у Джорджа характер был послабее, и, подумав о сорвавшейся поездке на море, которую ждал целый год, он вновь с тоской протянул:

– Скукотища…

На сей раз отец понял его с полуслова:

– Ну, хочешь, поедем в Бэттлсбридж?

Он не шутил.

– Конечно, хочу! – обрадовался мальчишка.

Они оба любили ездить в Бэттлсбридж, потому что там была самая настоящая «Лавка Древностей». И Джорджу иногда удавалось упросить отца купить новый экспонат для его палеонтологической коллекции.

Перед этим семья обычно заезжала на стоянку яхт, гуляла по берегу, слушая звон металлических деталей на мачтах. Отец со знанием дела обсуждал чужие лодки. Филипп Скидмор был прекрасным шкипером и два раза в году брал семью в плавание на арендованной яхте вокруг острова Уайт. Если налетал сильный ветер и яхта кренилась, он успокаивал маму – мол, пока парус не коснётся воды, бояться нечего. Он очень хотел, чтобы их дети тоже полюбили море: может быть, Джордж и Брэнда поплывут когда-нибудь в Австралию? И тогда он наполнится радостью от осознания, что его самая большая мечта осуществилась!

У Скидмора-старшего не было денег на покупку своей яхты – вся зарплата уходила на нужды семьи. Единственный парусник, которым он владел, стоял дома на подоконнике. Поэтому, осмотрев чужие яхты на стоянке и прикинув в уме их стоимость, отец вздыхал и переводил разговор на другую тему.

После этого наступала очередь мамы. Она тут же вспоминала, что в городке есть ещё и блошиный рынок^[2], и радостно принимала решение – отправиться туда за сверхдешёвыми покупками. «Мальчишки играют в свои игры, а девочки – в свои», – говорила она, увлекая семью в поход за всякой, по мнению Джорджа, ерундой. Она называла папу мальчишкой, а купленные им во время таких поездок вещи игрушками, хотя мистер Скидмор был лысоватым сорокадвухлетним мужчиной, и покупал он вовсе не игрушки, а крючки к новой леске или детали к компьютеру.

Однажды сын и дочь соблазнили отца раскошелиться на большой китайский телескоп. Они установили его в саду, и вся семья долго ждала безоблачной ночи, чтобы приступить к изучению жизни на Марсе и колец у Сатурна. Но телескоп оказался очень слабым, и всё, что им удалось – рассмотреть лишь кратеры на Луне.

Отец всегда говорил, что умный человек умеет ограничивать свои желания. И приводил в пример себя. Вот он, Филипп Скидмор, свои самые высокие, самые поэтические мечты связывал с морем. И что же, разве он наложил на себя руки оттого, что так и не добрался на собственной яхте до Австралии?..

В сотый раз повторяя всё это сыну, Скидмор-старший вёз семью на машине в «Лавку Древностей». По дороге они привычно осматривали красивые дома, живописно расположенные на холмах между лесом и морем. Вот где им всем хотелось бы жить! Джорджу даже казалось, что именно в таком районе и должны селиться самые особенные, самые умные и самые счастливые люди.

Отец и тут «распускал хвост», по выражению мамы, которая подсмеивалась над ним. Он с важным видом записывал адреса владений, выставленных на продажу, словно собирался их купить. Но Джордж знал, что денег на особняк у них никогда не хватит. И окончится всё, как обычно, лишь разговором родителей о том, как они всё-таки бедны по сравнению «с некоторыми другими людьми». Например, по сравнению с тётей Мэри. Правда, и эти выводы неунывающий отец всегда делал со смехом и шутками.

Джордж никак не мог решить: счастливая ли у него семья? Вроде бы да. Им так хорошо всем вместе сиделось на любимой прибрежной скамейке с памятной медной табличкой в честь некоего покойного Гэри Бойли – «доброго отца, мужа и настоящего джентльмена», – скамейке, поставленной у моря на средства его вдовы. Так здорово было болтать там о чём-нибудь, разглядывая море и чаек, а потом заглянуть в ресторанчик и купить жареной рыбы с картофельными чипсами. Но это всё, что они могли себе позволить. И Джордж всем своим организмом, каждой своей клеточкой, а не только душой, ощущал неизбывную бедность их семьи. Мама не работала, а отец, кормивший семью, не мог работать и получать больше, чем сейчас. Ведь в этом случае он совсем бы не видел жену и детей.

Отец даже не делал попыток найти дополнительную работу. И страшно гордился той единственной, которую имел. Вот и сейчас он с мальчишеской улыбкой следил за тем, как кружили над берегом привыкшие к угощениям упитанные чайки, и, блаженно щурясь, говорил:

– Видите вон ту большую баржу? Это повезли на материк машины с нашего завода.

Но Джордж иногда думал, что лучше бы отцу трудиться побольше, вместо того чтобы годами бесплодно мечтать. Может, тогда они хоть раз в жизни купили бы билеты на огромный пароход, который отвёз бы их в Австралию.