Гладиатор

Я привыкаю к свободе

В столице сегодня было холодно. Мерзкий мокрый снег так и лез в глаза и под капюшон толстовки. Новая зима в самостоятельном плавании. В одиночестве.

Желая мне величайшего блага, мои родители сделали мне величайшее зло. Я вырос в теплице. И когда ее стеклянные стены рухнули, я остался один на один с реальным миром.

Как я пережил первую зиму, я с трудом помнил. Как буду переживать вторую – с трудом представлял.

С одеждой была беда. Перед бегством я собирался настолько впопыхах, что спасибо, что не забыл голову и паспорт. Все деньги от экстренной и потому до предела невыгодной продажи дома ушли на оплату института. Первых двух семестров.

Ради всего остального пришлось влезть в долги. С работой тоже было туго. Кому сдался тощий недопианист в затасканных джинсах, на стрессе еле вытянувший школьные экзамены на тройки и с треском проваливший экзамены в музыкалке?

Только и оставалось перебиваться какими-то шабашками. На одной из таких сегодня мне сообщили, что нашли замену получше, а я иду на три веселых буквы.

Зря только целую поездку на метро потратил!

Возвращаться домой до боли не хотелось. В тесной двушке на пятерых пацанов я никогда не чувствовал себя уютно. Они рылись с моих вещах, высмеивали памятные фотографии… Однажды нашли дневник, но его я сумел отбить, пацанов до дрожи напугали вылетевшие от моего крика пробки. После этого трогать меня суеверно боялись, но товарищеским отношениям это не поспособствовало.

Спрятавшись от снега под козырьком остановки, я пересчитал деньги. Не густо, но на еду, если затянуть пояс, хватит. Может быть, господь, если он конечно есть, будет милостив ко мне, и в этом месяце на меня не выйдут коллекторы по тому гребаному микрозайму…

Зря-зря, Рей. Зря в это полез. Теперь ты в такой долговой яме, что выбраться из нее можно лишь при помощи веревки. И мыла.

Я спрятал бумажник в карман и поспешил в метро. Может, выкатаю несколько часов по кольцу, хоть согреюсь и отдохну. Там, в людном поезде, меня точно не тронут ни коллекторы, ни мой поехавший дядька.

С приездом в столицу, метро быстро срослось для меня с чувством безопасности. Там было тепло и всегда много народу. А когда много народу, никто не начистит тебе лицо незаметно…

А дядя так и вовсе им не пользуется, наверное… Не того полета птица.

Дядюшка Ган… Антон, простите, был единственным родственником, с которым после гибели родителей у меня сохранился контакт. И я очень от этого страдал. Эта драма в нашей семье началась еще до моего рождения. Когда мой папа, Ренат, нашел себе невесту. Дядюшка почему-то подумал, что Ренат все перепутал, и красавица Сабина вовсе него, Ренатова, а дядюшкина судьба. Что их союз предопределён свыше, и что с её стороны преступление – отдаться другому.

Родители с ним конечно же не согласились, на что дядя Антон очень обиделся, в своей системе координат расценил мамин брак как измену и роковую ошибку. А меня – физическим воплощением этого греха.

О том, что дядюшка больной на голову, я знал не понаслышке. Как-то после школы, еще в нашем маленьком родном городке, он забрал меня, маленького доверчивого шкета, на прогулку. А потом скинул с моста в речку. Поздняя осень была, реку тронул первый лёд, достаточно крепкий, чтобы здорово разбить о него голову, но недостаточно – чтобы не дать уйти под воду… Это причина, по которой я задержался в первом классе на два года и окончил школу на год позже сверстников.

К тому моменту, конечно родители уже нас нашли, и потому папа успел вытащить меня прежде, чем унесло течение. А мама обратилась разъяренной фурией и наваляла Антону. С тех пор он и на километр к нашей семье не приближался, а после и вовсе уехал из города…

Но когда я, продав (на минуточку, положенную мне по наследству) квартирку, бежал в столицу от разгневанной стаи стервятников в лице почему-то имевших на нее виды дальних родственников, он узнал об этом и, выйдя на меня, предложил помощь.

Моя беда в том, что я очень тупой доверчивый идиот. И жизнь меня ничемушеньки не учит…

Так у дяди появилось новое хобби – ловить меня в городе и "вызывать на дуэль". Дядюшка сражался как маг. Я сражался, как мог.

Несравненно превосходивший меня как по силе, так и по опыту, он раз за разом забивал меня, как щенка. Прекрасно понимая, что я не в состоянии дать ему хоть сколь-нибудь достойный отпор. Каждый раз, атакуя, смаковал мои жалкие попытки держать удар, любовался, как у меня начинала идти носом кровь, когда я пытался защищаться магически. И постоянно с упоением говорил мне, насколько я жалок… "Выродок". “Позор семьи”. "Крысёныш". "Щенок". "Слаб, как мышь"… Я и сам прекрасно это понимал. Не понимал только, зачем каждый раз бить меня, чтобы убедиться в собственном превосходстве.

Горький опыт научил меня, что лучше не сопротивляться. А молча сдаться и дать дядюшке поразвлечься. Он любил драться магически, но и ногами попинать не гнушался.

У него был медальон с фотографией моей мамы. И каждый раз, победив меня, он делал на обратной стороне зарубку и вслух называл номер. Четыре. Пять. Десять. Двадцать восемь…

Жаловаться было безнадёжно, да и некому. Пытался в органы обращаться, но дядюшкина миловидная внешность, тончайший психологический талант, умение убеждать людей в чём угодно и большие связи перевешивали все мои доказательства. Плюнул и сдался.

…Проталкиваясь к поезду, я вздрогнул всем телом, заметив в толпе мужика в похожей на дядину куртку. К счастью, это действительно оказался просто мужик в похожей куртке. Я выдохнул с облегчением и потерял бдительность, потому не сразу заметил ласковое прикосновение к левой ягодице. Я вскрикнул и подскочил, но ублюдок с моим бумажником, ловко лавируя между людей, уже кинулся прочь. Я успел лишь схватить его за край кармана, но ткань треснула, наградив меня кучкой смятых бумажек, а воришка нырнул в закрывающиеся двери встречного поезда.

От обиды безумно захотелось заплакать. Даже в глазах защипало. Уж сколько раз твердили миру, не кладите все деньги в одну корзину, да еще и в задний карман джинсов… Я ведь даже лица этой падлы не заметил. В полиции скажут “сам дурак”, и будут правы.

Вот что этому ублюдку мои гроши, а? Я ж даже по одежде похож на оборванца или нарика! Хоть бы подавился он этими!..

Я поспешил одернуть себя. Не желай зла другим, если не хочешь зла себе. Эта заученная мудрость последнее время мало мне помогала, потому что я-то зла не желал, а дерьма хлебнул уже сполна. Но каждый раз, ловя себя на злых пожеланиях, я суеверно думал: а вдруг станет еще хуже?

Я машинально поднял выпавшие бумажки и разгладил их в пальцах. Нет, выигрышного лотерейного билета или хотя бы скомканной пятисотки я не ждал. Но может хоть счастливый трамвайный билетик? С паршивой овцы хоть шерсти клок, ага.

Одна бумажка оказалась почти побелевшим безликим чеком на сиги и, кажется, минералку. Вторая была чуть более интересной, оказавшись измятой контрамарочкой на какое-то шоу.

Покрутив ее в руках и вчитавшись, я хмыкнул. “Магическое батальное шоу” – гласила приписка к названию, как его… Я еще раз прочел и скривился. “АрМАГеддон”. Безвкусный каламбур. А главное, обидная ложь. Громкое слово, одно из тех, что так любят простые смертные.

Если бы я рассказал, кем на самом деле были мои родители, никто бы не поверил, а иные еще и покрутили бы у виска. Поэтому я никогда не рассказывал. Сам себя громким словом “маг” я называть стыдился. Ибо по способностям и рядом не стоял с ними. Я был разочарованием, кажется, для всего нашего круга. Кроме самих родителей, но это мало спасало дело.

Проворонив поезд, я еще раз перечитал контрамарку. Шоу было назначено на сегодня и начиналось примерно через полтора часа. Я сверился с адресом, картой метро и еще раз сопоставил время. Эх, была не была. Там должно быть тепло, наверное… И может даже местечко посидеть найдется. Жаль вот только, что мочилово. Концерт фортепианной музыки был бы куда круче.

Но все-таки интересно, чем же эти позеры будут изображать магию? Что на этом "магическом" шоу покажут?

… А там показали магию. Настоящую. Боевую. Магию.

***

Мне было дико интересно, что же это за люди, которые делают такое. Для обывателей магия на шоу была замаскирована под спецэффекты. Но я-то знаю, о чем говорю.

Да, кроваво, жестоко, и местами я малодушно зажмуривался, чтобы не видеть этого кошмара. Но, черт побери, настоящая магия!

И как же ловко спрятана правда. На самом видном месте.

После битвы я кое-как пробрался к ресепшну, причем дважды меня едва не затоптали. С новым интересом я принялся разглядывать красочные плакаты, постеры и анонсы грядущих боев. Я очень хотел узнать все, но решиться заговорить было трудно. Вокруг толпилось слишком много народу, кто-то бронировал билеты, кто-то требовал выигрыш, кто-то, вроде, делал ставки или типа того…

Я встретился взглядом с вертлявым деловым парнем на ресепшне, с аккуратно уложенными волосами оттенка блонд, в круглых очках с желтыми стеклами, явно чем-то покрытыми, ибо бликовали они нереально эффектно. Я всё молчал. Ждал, когда люди рассосутся. Да и понятия не имел, что я вообще скажу.

Наконец, когда у ресепшна остались стоять только три человека, которые были заняты чем-то своим, а манерный парень за стойкой в очередной раз наградил меня взглядом, я собрался и, выдохнув, сказал прямо:

– Это настоящая магия.

Фраза получилось двусмысленной, но, видно, меня с потрохами сдала интонация. Парнишка, звякнув золотой цепью на шее, резко повернулся ко мне, оправил подбитую мехом жилетку и, не меняя того делового, но, вместе с тем, насмешливого выражения лица, буднично поинтересовался:

– Опа, да ты шаришь?

– Ну, магию от спецэффектов отличить – не велика наука… – легкомысленно брякнул я.

Парень с ресепшна вальяжно облокотился на стойку и взглянул мне прямо в глаза:

– Так значит, знаешь, о чем говоришь, волшебник.

– Ой, да какой я, к черту, маг… – поспешил откреститься я.

– Что ж, по крайней мере, ответ не отрицательный, – перебив меня, протараторил он, выпрямившись. Его как раз окликнули те, что тоже стояли у ресепшна. Он что-то ответил, и снова повернулся ко мне.

– А ты как, испытать свои силы не хочешь? – быстро проговорил он, параллельно принявшись листать какие-то свои журналы.

– Пф-ф, да куда мн…

– Ответ не отрицательный! Это уже хорошо! – не отрываясь, бросил тот.

– Что?! – взвыл я. – Да я вообще нет, ничего подобного!..

Я отшатнулся и уже сделал два поспешных шага к двери.

– А знаешь, сколько стоит одна битва? – заискивающе пропел лощеный ресепшионист мне вслед.

– В смысле?

– В смысле, сколько можно заработать за победу в одной битве.

Я хотел ответить, что мне неинтересно, но, сделав шаг к стойке, почему-то спросил: "сколько?"

Парень ехидно прищурился, скрестив руки на груди, наклонился ко мне и нараспев сказал:

– Тысяч во-осемдесят можно срубить за вечерок!

– Скока? – прохрипел я. – За одну битву?!

Ресепшионист, ухмыльнувшись, закивал. И добавил:

– Причем, это – минимум. За лайтовенькую драку. За бой посерьезнее и приз посолидней!

Наверное, со стороны можно было увидеть, как с монетным звоном на моих глазах выставились значки доллара. В сознании поднялась, сияя, её величество Алчность, собой затмевая и задвигая куда-то далеко благоразумие, и инстинкт самосохранения заодно с ним.

– Ну-у, э-э, я не знаю… – протянул я, пытаясь взять себя в руки. С каждым ударом сердца в ушах отдавалась звенящая пустота моих карманов. – Это же чертовски опасно…

Я видел битву. Это жесть. Правда. Это очень зрелищно, жестоко и кроваво.

– Я же слаб, как мышь. Меня там точно убьют… – простонал я, предпринимая последнюю попытку отговорить свою жадную до денег натуру от самоубийства. Тем не менее, мы с тем парнем оба уже прекрасно понимали, кто эту битву выигрывает. Восемьдесят тысяч…

– Ой, об этом не беспокойся. Немного допинга, и – вуаля, ты боевая машина!

– Это разве не запрещено?! – изумился я.

– Ой, не смотри на меня, как монашенка на стриптизёра! – со смехом закатил глаза ресепшионист. – У нас бои без правил, у нас ничего не запрещено.

– То есть, магические бои без правил среди накачанных допингом монстров? – уточнил я.

– Ага, – просто кивнул парень. – Ты ж сам видел!

Я молчал, стараясь убрать перекошенную гримасу с лица. Восемьдесят тысяч. Восемьдесят тысяч.

– С… Самоубийство. Безумие. Только больной на голову человек на такое подпишется… – простонал я. – Ну, что там у вас надо делать, чтобы стать этим… вашим “гладиатором”?

Парень триумфально захохотал, отчего блики на желтых стеклах мистически заиграли, совсем скрыв глаза, и, положив на стойку какие-то бумаги, придвинул их ко мне.

– Вот тебе анкета. Вот тебе согласие.

– А подписывать чем? – я морщась смотрел на бумаги, явно втягивающие меня во что-то страшное. Возможно, даже страшнее микрозайма и кредита с повышенной ставкой…

– Разве ты не знаешь, что такие вещи подписываются только кровью?

Я вздрогнул всем телом и отшатнулся. Мистические блики на стеклах погасли, и поверх очков вновь стали видны глаза. Самые обычные серые глаза. Парень с усмешкой протягивал мне ручку.

Я почувствовал, как кровь приливает к лицу, заставляя покраснеть, выхватил ручку и поспешил спрятать лицо волосами, наклонившись пониже. Благо отрасли мои белобрысые патлы уже порядочно.

"Согласие

Я, [фамилия имя], согласен на участие в шоу "АрМАГеддон" со всеми вытекающими последствиями.

Я уведомлен, что, принимая участие в вышеупомянутом шоу, я подвергаю опасности свою жизнь и здоровье.

Я уведомлен и согласен, что в случае моей гибели в бою или от полученных травм, ответственность несу я…"

Я нервно сглотнул, чувствуя, как предательски заметно дрожат руки.

– На самом деле, можешь пока об этом сильно не задумываться, – успокоительно проговорил парень. – Вот это ты на каждую битву подписывать будешь. Но поначалу на действительно опасные битвы тебя не только не позовут, но даже и не пустят… Реймонд тебя зовут? – Он удивленно взглянул на меня. – Что, правда?

– Правда, – устало отозвался я. – Реймонд Ренатович Загорский.

По правде говоря, я не знал, почему мои родители решили назвать меня именно так. Что хотели этим сказать или подчеркнуть… Хорошо хоть фамилия не Иванов. Быть Реймондом Ивановым в среднестатистическом российском городе было бы совсем странно.

– Хе, забавно. Меня можешь звать Гарик. Я здесь администратор. По сути, самый главный, не считая дирекции. Можешь сразу меня запомнить, я тут за всё и отвечаю: за подбор соперников, за ваши призовые, за документы, личные данные, за ставки, за билеты и ещё за кучу всего… – он обращался со мной как с мальчиком, хотя ему самому я дал бы двадцать – двадцать с небольшим. – Да, ещё псевдоним себе заполни.

Подумав, я начертил в графе “псевдоним” корявое “Рекс”. Администратор одобрительно кивнул.

– Ну чё? Когда драться? Завтра готов?

– Чт… Нет! – ужаснулся я. Господи, как всё быстро! Я не успеваю за развитием событий!

– Ладно, а на следующей неделе? Могу подыскать для тебя окошечко.

– Ну…

– Ответ не отрицательный, ставим галочку карандашом! – Гарик черканул что-то в один из журналов. – В какие дни ты можешь? Во все? Ты не сказал нет, я пишу, что во все. Та-ак, номер телефона… – он повернул к себе мою анкету и подписал номер в журнал, а ещё зелёным карандашом поставил на полях букву "Н". – Ну всё, мы вам перезвоним. Гуд бай.

С этими словами он развернул меня за плечи и отправил к выходу. Я бездумно сделал несколько шагов, судорожно пытаясь осмыслить всё произошедшее.

Кажется, скоро моя жизнь кончится.

Меня вызвонили в понедельник следующей недели и потребовали явиться в четверг. “Я приеду где-то в час с чем-то, и ты подтягивайся, надо тебя потестить, прежде чем на арену выпускать”, – сообщил мне Гарик. Боясь опоздать, я, забив на последнюю, самую скучную пару, примчал к 12:50. И три четверти часа протоптался у закрытых дверей, безуспешно звоня в звонок каждые пять минут. Красивая в неоновых цветах гирлянда, которой били обмотаны столбы и косые опоры козырька, конечно скрашивала ожидание, но даже под ее перемигивание танцевать на морозе было не в кайф. В 13:35 к дверям подошел высокий мужчина с выбившимися из-под шапки каштановыми прядями.

– Мы еще закрыты, – не глядя на меня, флегматично бросил он, отпирая двери. – Вход для гостей открывается за час до начала боев, то есть, в 4 часа…

Его уверенный безэмоциональный тон заставил меня на какое-то время оцепенеть, но когда он почти скрылся за дверью, я отмер и закричал:

– Подождите! Но мне администратор сказал…

– А-а, так ты новенький? – голос мужчины потеплел, он посторонился и кивнул мне заходить. – А что ж ты так рано приперся?

– Мне сказали… – обиженно проговорил я.

– Кто? Гарик? Он может. Если он говорит в час с чем-то, то скорее всего имеет в виду час и пятьдесят девять минут. Привыкай. Я Тим, маг-врач. Мы с тобой еще много наобщаемся.

Последнее прозвучало более устрашающе, чем обнадеживающе.

Тим ошибся с прогнозом ровно на семь минут. Администратор зашел в здание в 13:52, медленно потягивая что-то дымящееся из стаканчика известной кофейни. Так легко одетый, и такой аккуратный и лощеный, все в тех же мистически бликующих очках, словно прибыл на личном лимузине. Уж никак не на метро.

– Ты опоздал, – бросил медик.

Гарик глянул на часы и ответил.

– Во-первых, начальство не опаздывает, начальство задерживается. Во-вторых – 13:52 это все еще час с чем-то.

Тим усмехнулся.

– Новичок-то тебя час у дверей ждал.

– Та-а-ак ему сочувствую, – Гарик демонстративно потянулся, поставил стакан на стол и завернул в гардероб за стойкой. Оставив там куртку, вернулся, взял напиток и велел мне:

– Ну пойдем посмотрим, чего ты стоишь.

Сначала с меня скучно снимали какие-то медицинские и физические показания, брали кровь, потом делали инъекции и проверяли показания заново. После Тим кивнул внимательно следившему за процедурами Гарику, и я понял, что таможня дала добро.

Мне стало еще страшнее, но Гарик успокоил меня, заверив, что драться я буду с пареньком моего уровня. Потом пара взрослых бойцов, пафосно называемых на шоу гладиаторами, провели инструктаж, сводящийся преимущественно к тому, что, что бы я ни делал магией – это должно быть зрелищно. А после мне и вовсе что-то вкололи, и я на какое-то время перестал слышать паскудный голосок страха, уверяющий, что я ничего не смогу.

…Мне не соврали, когда говорили, что самый страшный – первый раз. Причём только вначале. Когда тебя подстегивает адреналин и допинг, ты выходишь за пределы своих возможностей, становится скорее весело и азартно.

Наверное, впервые в жизни я дрался так. С дурной радостью и боевым ражем. В лучах прожекторов, в свете софитов. С чувством могущества…

Свою первую битву я выиграл. Странная смесь страха и ярости, восторга и драйва. Словно размытые за мерцающей пеленой защитного купола трибуны, яркий блеск разноцветных огней, восторженный гомон зрителей и вещание комментатора. И мигающее на большом табло бесценное “Rex wins”.

В феерии огней и красок я плохо запомнил и едва ли мог воспроизвести детали самой драки, но вот эмоции въелись в память намертво. Я впервые попробовал наркотик под названием “Победа”. И понял, что дальше без него не смогу.

С того дня началась моя новая жизнь. С деньгами. Славой. И верой в себя.

…Радость победы омрачал только тяжелый отходняк после битвы под допингом на пределе сил.

Плата по счетам

После второй успешной битвы Гарик поручил мне продумать имидж, а за два дня до третьей вызвал на Армагеддон и привел ко мне очень яркую личность.

– Знакомься, это Бони, наша стилистка! Бони, это Рекс, ему нужно создать образ, а то при виде него люди паникуют, что случайно зашли на эмо-вечеринку.

Бони хохотнула, а я обиженно надул губы и заправил челку за ухо.

– А ты выглядишь как петух! – запоздало бросил я ему вслед, когда тот уже скрылся за дверью.

– Спасибо! Это и есть мой сценический образ! – со смехом отозвался администратор из коридора.

Бони представляла из себя девицу с кислотно-желтым ежиком, тоннелями в ушах и ультрамариновыми тенями на веках, одетая по яркости под стать шоу. Встретив такую на улице я, наверное изумился бы безвкусию, но здесь, на Армагеддоне она смотрелась удивительно органично. Комплекции она была не хрупкой, может даже пышноватой, но ей шло. На вид я дал бы ей примерно от 18 до 30 лет, и не удивился бы ни одной цифре из этого диапазона.

– Ну что, Рекс, каковы будут пожелания?

– Ну… – я внимательно посмотрел в зеркало, на свою “эмовскую” прическу что вкупе с голубыми глазами очень пошла бы музыканту… Музыканту, которым мне уже не стать. – Я бы хотел сбритый висок и… А мы сможем покрасить мне волосы в зеленый и фиолетовый?

Бони улыбнулась, показав зубы и аккуратный пирсинг на языке. Кажется, мой выбор она одобрила.

Бони была шестым человеком, с которым я познакомился на шоу. Ну точнее, четвертым. После вертлявого и манерного Гарика, вечно флегматичного Тима и его коллеги-врача Брэдли, обычного на вид мужчины с каштановым ежиком. С двумя же своими соперниками я был знаком очень мало. Первого я даже не особо запомнил, будучи в шоке от драки и первой победы. И не уверен, что встречался с ним после. Второй же, тоже новичок вроде меня, проиграв и отплевываясь от крови, пожелал мне сдохнуть. Поэтому, увидев его на Армагеддоне через неделю, я был почти готов бежать. Однако парень лишь приветливо махнул мне. Светло-русый, с овальным лицом. И не очень аккуратным шрамом, изогнутым, от левой скулы, пересекающим глаз и бровь. Но явно застарелым и походившим на след несчастного случая из детства, а не на боевое ранение. Кажется, кто-то при мне называл его Эйри.

Я, кажется, уже понял что-то про Армагеддон. Его огромным достоинством было то, что даже будучи врагами на ринге, вы могли быть товарищами по жизни. И многие были. Армагеддон будто был напрочь лишен лицемерной грязи, свойственной модельным агентствам, эстраде, театрам и т.п. Где на подиуме или сцене вы друзья-подружки, а внутри – тонете в подковерных интригах, лжи за спиной, кознях с кнопками в обуви, слабительным, подкупами и прочей грязью. Чтобы подложить свинью соперникам и чтобы, скажем, какой-нибудь Большой Директор выбрал именно вас… А на Армагеддоне все было скорее наоборот. И это было чертовски круто.

По результатам работы Бони оказалось, что зелено-фиолетовый мне идет. Примерно также, как самой Бони – желтый с ультрамарином – броско, безмерно смело, но почему-то невероятно хорошо в сочетании с неоном и софитами. На третью битву я выходил в новом, незабываемом образе. Шоу привыкало к новому бойцу. Гладиатор Рекс работал на узнаваемость. И в тот день я взял очередную победу, окончательно уверившись в своих силах.

Правда, мне выбили два верхних передних резца. И нужно было время, чтобы они восстановились.

После трех выигранных битв я уже мог оценить многие прелести статуса Гладиатора. В ответ на успех шоу щедро награждало своих бойцов.

Деньги. Огромные, черт возьми, деньги. За три победные битвы я срубил столько, что без проблем оплатил жильё, начал отдавать долги и вообще жить по-человечески. Ушли в прошлое дни, когда я ночевал под открытым небом, укрываясь от дождя или снега одною лишь курткой, когда ходил по буфетам в поисках чьего-нибудь недопитого чая или хлебной корки, когда на каждом шагу боялся, что меня убьют за долги, когда неделями выживал без сна на одном кофе и сахаре, впахивая ночи и дни… В мою жизнь пришли деньги и комфорт. Это первое.

Второе, это статус. Именуемые гладиаторами пользуются особым статусом в обществе. Особенно – в теневой его части.

Коллекторы отказались покупать мой кредит, а по вопросам первых займов стали гораздо тактичнее. Я перестал бояться, что меня убьют – теперь теневая сторона общества боялась меня. Мне даже удалось сбить некоторые проценты и начать гасить долги.

Третье и очень важное – я научился держать удар. Я узнал, что я сильнее, чем я думаю. И сильнее, чем мне всегда твердили. Что я могу сражаться, что я – не сопляк с мышиными способностями. Я стал смелее, потому что теперь знал, что чего-то да стою. Мне хотелось сорваться с цепи. И вкусить очень, очень сладкую месть.

Дядюшку Антона я встретил, когда отошел от третьей битвы. Опыта хватало. Уверенности было уже через край, злобы и подавно. А главное – я не хотел бы, чтобы добрый дядюшка Антон прознал, кто я теперь. И потому не желал тянуть.

Я сам попался и позволил ему выследить меня. Добрый дядюшка не знал, что нынче жертва и охотник поменялись ролями. О-о, как он был рад загнать меня в тупик! И – о-о‐о! – как рад был я.

Этой ночью Мышонок собирался показать дядюшке Крысу отросшие клычки.

С добрым дядюшкой Антоном были двое парней. Он нередко брал с собой кого-то, кто мог подержать меня в вертикальном положении, если я слишком быстро сдавался, и он не успевал наиграться.

Сначала он даже не понял, что что-то изменилось… А потом я показал зубки.

Я очень быстро расшвырял его парней; поняв, что всё серьёзнее, чем им обещали, парни поспешили трусливо сбежать. Мне они были даром не нужны, и я охотно отпустил их.

А вот дяде я не мог позволить уйти… Ох, как воодушевлял этот ужас в его глазах. Может быть, он даже видел нового гладиатора Рекса, вот только не узнал в нем сопливого плаксу-племянничка. И тем приятнее было вкусить эту месть. Я его “покусал”. Самоуверенного старого ублюдка. Впервые за все годы нашего неприятного знакомства.

Вишенкой на торте, я забрал у него медальон с двадцатью восемью его зарубками. И, по диагонали перечеркнув последнюю, сказал: “Начинаем обратный отсчет. Двадцать семь”.

Ужас в его глазах стал еще сильнее. Я уходил, оставив его, такого красивого и солидного крыса, плеваться кровью на асфальте в обоссаном переулке. И осознавать, что наш разговор неокончен.

Это было преступное, злое, но сильное удовольствие. Хотелось повторить.

…На Армагеддоне мой вдохновенный рассказ восприняли холодно и неободрительно. Гарик морщился, качая головой, Бони всю дорогу сидела с кислым лицом, так выразительно глядя на меня, будто с немым вопросом “Неужели правда?”. И тогда ещё едва знакомый мне гладиатор по прозвищу Крушитель подал голос:

– Это какая-то лажа, парень, то, что ты придумал. Неужели ты выбрал стать таким же как он?

– Но я…

– Ты ведь собрался сделать ровно то, за что сам ненавидел этого человека. Ты собрался перенять именно то, от чего тебя воротит. Ты презираешь его… Но почему-то собираешься пойти его путем…

Я молчал. А Крушитель, суровый крепкий мужчина с угловатым лицом, стриженый почти под ноль, проговорил:

– Не становись такой же сволочью, Рэй. Я верю, что ты не такой.

Тем же вечером я выковырял из треклятого медальона мамину фотографию, а сам медальон с гнусными зарубками утопил в Москве-реке.

И это было четвертым. Мне помогли не свернуть не туда.

Это шоу для меня стало настоящей школой жизни. И не надо восклицать: “ах, чему же может научить человека жесточайшее батальное шоу своего времени?!” Многому. Многому хорошему.

Ах да, и в-пятых. Гарик научил меня говорить “дурила”.

Свою четвертую битву я проиграл. Проиграл ужасно, больно и позорно. Ставившие на меня возмущенно орали у ресепшна, я слышал. В сети, на странице Армагеддона к анонсу посыпались гневные комментарии от десятков людей.

Первый проигрыш после трех побед подряд.

И соперник-то главное моего ранга. Еще и новичок сопливый! Какой-то щегол с девчачьей кличкой Сэнди. О-ох, сколько срубили те безумцы, кто ставил на него!..

Увы. Армагеддон столь же щедр к победителям, сколько безжалостен к проигравшим. Ты многое теряешь, и ничего не получаешь взамен, кроме утешительной награды в виде боли и позора.

Медпомощь – только базовая, чтоб не помер. Либо за деньги. За столько, сколько и должна стоить медпомощь такого класса. Я ничего не отложил с прошлых побед, а “за участие” Армагеддон не платит.

И никакой жалости и поддержки. Только жестокие подколы и стеб.

Я помню, как я стоял, дрожа и пошатываясь, в холле, и Гарик издевательским тоном напоминал, что мне ничего не положено, но великодушный Сэнди согласился кинуть пять копеечек на зеленку, пластырь и такси проигравшему. Мне тогда казалось, что надо мной смеются все, я душил рыдания всё с большим и с большим трудом. И когда Гарик заметил это, он с театральным испугом воскликнул:

– О, боже! Рей! Ты плачешь? Нет, нет, не плачь, ради всего святого! Я ж под трибунал попаду: бабу на ринг выпустил!

Я развернулся и поспешил уйти. На крыльце входа для персонала силы меня оставили, и я сполз по косяку на ступеньки. Было холодно. От мерцания гирлянды болели глаза. От слез неприятно щипало лицо. Горела разбитая бровь и ссаженная скула, а когда я вытер лицо рукой – с новой силой защипали и сбитые костяшки.

– Рэй? – тихо окликнул кто-то сзади.

– Уходи, – выдавил я, стараясь скрыть звенящие в голосе слезы.

Вместо этого человек сел рядом и осторожно похлопал меня по плечу. Рослый, накаченный, бритоголовый. Крушитель. Он же – Вадик.

– На войне как на войне, Рэй, – мягко сказал он. – Нельзя все время побеждать.

Стало совсем больно, и я уткнулся лицом в ноющие колени, вздрагивая от каждого всхлипа.

Вадик молча накинул мне на плечи теплую кофту.

– Каж…кажется, я не создан для этого шоу… Мне лучше уйти.

– О-о, и это говорит мне мальчик, с тремя победами против одного поражения? У меня, когда я начал, статистика была в разы хуже! Вдумайся, уделал троих соперников. И кто недавно утер нос дядьке магу?

– Не напоминай, – проскулил я. Чем больше проходило времени, тем жарче становился стыд от той жажды крови и наслаждения чужими муками.

– Ты на людей внимания не обращай. Они тут чумные, особенно когда деньги теряют, – мне показалось, что Вадим хотел еще что-то сказать, но не стал.

– Гарик только рад моему проигрышу.

– У Гарика работа такая. Радоваться победе. Не важно чьей.

– А теперь он еще и на смех поднимать меня будет при любом удобном случае…

– С него станется, – почему-то посмеялся Крушитель. – Знаешь, какая у меня по жизни фамилия.

Я не понял, к чему это, но с интересом на него посмотрел.

– Кабачков. Ты представляешь? Вадим – Крушитель Кабачков, имечко что надо! Гарик как записал, как я назвался, да как прочел вслух – ржал часа три. И до сих пор стебет регулярно.

Я не сдержался и тоже хихикнул.

– Такси тебе, кстати, вызвали. Хочешь, провожу? А то мало ли, отходняком в дороге накроет, будет не сладко…

Я бессильно кивнул.

– Ну что, вернешься еще на шоу? – заискивающе спросил Вадик.

Я опустил голову и чуть пожал плечами. Мне не хотелось говорить да, но я не знал, стоит ли говорить нет.

– Я подумаю, – тихо проговорил я. – Я подумаю.