Вирус «Reamde»

По опыту Афгана и Чечни Соколов узнал в движениях чернокожего боевика то культурное или поведенческое преимущество, которым располагают в критических ситуациях эти люди: они полнейшие фаталисты и верят, что Бог на их стороне. Русский человек – фаталист несколько иного рода: он убежден или по крайней мере сильно подозревает, что ему при любом раскладе капец, и решает, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, но не видит за происходящим ни Божьего промысла, ни надежды на шахидский рай.

- Следуйте за мной, сэр.

На что меняла мгновенно ответил буквой «К» – сокращением от непозволительно громоздкого «ОК».

Насколько Ричард понял, нахватавшись по ссылкам из Гугла, мозг напоминает электрическую систему Могадишо: энергию и информацию там передают по медным проводам, однако меди не хватает, и если где-то проводами пользуются не очень активно, их снимают ополченцы и увозят в другой конец города укреплять частную электросеть какого-нибудь князька. Нейроны – та же медь в Могадишо. У тех, кто занимается фантастически скучной ерундой, в ответственных за работу зонах мозга есть темные пятна – все эти почти никогда не возбуждаемые нейроны «увозятся» в другое место и включаются в цепи, которые следят за новостями спорта и жизнью звезд.

Соколов резко обернулся к нему, приложил палец к губам и взглядом показал на потолок – жест, который поймет любой русский: «Нас прослушивают».

– Уверен я только в одном: меня поимели, – объявил Иванов и уже привычно извинился перед Зулой. – Вы понимаете по-русски? Kto kovo, как говорил Ленин. То есть «кто кого». В этот раз «кого» – это я. Поимели меня. Я труп. Такой же, как он. – Иванов кивнул в сторону соседней комнаты. У Зулы перехватило дыхание. – Это даже не вопрос. Вопрос в том, как я стану трупом. У меня еще есть тайм. Недели две. И я хочу провести их хорошо. Погибать с честью уже поздно, однако есть шанс сдохнуть лучше, чем он. – Еще один кивок. – Я умру как «кто», а не как тот, «кого». Мои братья увидят, что я боролся до конца, несмотря на чудовищные потери. Они поймут. Меня простят – пусть мертвого, но человека, а не раздавленного клопа. Теперь надо выяснить, кто этот «кто».

Соколов оторвался от прицела и выразительно глянул на Оливию – очень по-мужски и очень по-русски.

В мире, где правят законы Мёрфи, немедленно сделать копию - правильное решение.

Как все русские, Соколов любил играть в шахматы.

И чем вы занялись, когда потеряли работу?

«Стал по проторенной дорожке носить через границу анашу».

–Да так, разным.

– Ммм… надеюсь, оно того стоило.

«Еще как!»

Он не видел смысла в отпусках, никогда их не брал, а беседуя с теми, кто понимает, зачем это нужно, слышал что-то насчет того, как же хочется сбежать от рутины, ненадолго выбросить все из головы, куда-нибудь съездить и получить новые ощущения – простые, сильные и настоящие. Такие бывают у детей, открывающих мир, причем именно потому, что дети не следуют логике и не втянуты в обыденность.