Ах, как первая любовь – она сердце жжёт.

А вторая любовь – она к первой льнет.

А как третья любовь – ключ дрожит в замке,

Ключ дрожит в замке, чемодан в руке!

Выражаю огромную благодарность моему наставнику и учителю – Стуковой Наталье Михайловне, бережно и чутко сопровождавшей меня на крутом повороте моей непростой Жизни. И сотворившей Волшебство и Чудо, подарив мне победу!

А также всем моим друзьям, которые в сложный для меня период подставили свои руки и плечи!

Наталья Дмитриева, автор.

Белая Совушка

Жила-была Белая Совушка. Была она волшебная. Талантом обладала сказочным: умела складывать такие звуки, что те, кто слышал её, начинали узнавать себя в этой мелодии и лучше становились. Глухой начинал слышать, слепой —прозревал. Кто не мог подняться и двигаться – вспоминал, что может ходить.

И вот однажды услышал её мелодию заколдованный Принц. Что-то напевала Белая Совушка. И так как талант ей был дан как Дар Божественный, и каждый мог в этих мелодиях что-то выбрать для себя, узнал в той мелодии Принц жизнь свою.

Злая волшебница Линда давно заколдовала Принца этого. Так и жила, используя дары его в своё удовольствие. Да вот наступило время, когда кончились силы у Принца. А взять их негде было – сетями окутала его злая Волшебница Линда.

Услышав ту мелодию, что напевала Белая Совушка, стал Принц расколдовываться. Только вот силою неистовой Волшебница обладала. Люто возненавидела она Белую Совушку. Перья ей выщипать захотела, крылья подрезать, да голос её перекрыть.

А Совушка не ведала законов Злого Волшебства. Только со временем тяжко ей становилось. Всё тяжелее было ей из гнезда подняться и полететь над полями, да лесами любимыми, чтобы голос наполнить красотой небесной. Закручинилась Совушка. Что делать – не знает.

Но ещё один талант был у неё. Приходили к ней в гости Вещие Сны. И вот однажды, ночью темною (а для Белой Совушки ночи стали невыносимыми), собрались на совет Вещие Сны. И решили они поведать Совушке, что за напасть с ней приключилась. И увидела Совушка огромный Сачок, на неё накинутый – такой, что на рыбную ловлю берут рыбаки. А надо сказать, помощь волшебная в том и заключалась, что только проявить, показать беду можно, а действовать ты сам должен.

И в этом Сачке всё было недоброе. Ткань его состояла из злости, ненависти, зависти (не умела Злая Волшебница Линда ткать шелковые нити – тяжкие они для неё были!) И от того, что долго не видела Совушка этой ловушки, она всё плотнее и плотнее становилась.

Закручинилась еще больше Белая Совушка. Но тут весь её Волшебный Мир на помощь поспешил. Как почувствовали птицы певчие, да белки весёлые, да шмели лохматые, что останутся без волшебной мелодии Любви Белой Совушки, помогающей им во времена смутные да лихие, так и решили – «Будь, что будет! А в обиду Совушку мы не дадим!» И стали они к ней в дом стучаться, над ушками жужжать, неудобства создавать, чтобы поднялась и взлетела Совушка. Не просто это было, так как плотный сачок уже почти задушил Совушку.

Три дня и три ночи не спали птицы, и шмели гудели: «Вставай! Взлетай! Мы погибнем без тебя!» А Совушка то просыпалась, то снова сникала головою. И понимала она, что в себе найти необходимо то, за что смогла уцепиться Волшебница Линда, за какой такой крючочек.

Земная сила в ней была недюжинная.

А на четвёртые сутки нашла это Белая Совушка…

Да не поверила сначала глазам своим – ужели она это?

И вызвала все свои «занозы» на честный бой. И с каждой победой всё крепче становилась Белая Совушка, всё нежнее голос её звучал, всё волшебнее мелодии лились…

И взлетела Совушка. И Землю видела. И прозвучал ей голос Матушки Земли: «Ты знать должна, Совушка, что сила моя для всех, и добра я к детям своим. Но то, как и кто ею пользуется – не в моей власти – это решать! И Земля, и Небо, и материя, и дух – всё едино! И то, что к тебе пришло – зеркалом твоим является! Благодарностью твоей пусть будет любовь к Злой Волшебнице Линде. Сильнее стала ты, и дар свой ценить научилась всё больше!»

И взмахнула крылышками Белая Совушка, и песню Любви сложила для Злой Волшебницы Линды.

«Не ДО», или заклятье на дорогах

Клара подошла к окну, еле передвигая ноги. С каждым днём двигаться становилась всё труднее. Нет, Клара не была толстой и неподвижной, просто что-то вдруг произошло с ногами, и стало тяжело ходить. Да и вставать с утра тоже не легко.

«Мда, – подумала Клара, – как там прежде писали в программках театральных? Действующие лица и исполнители: Старая кляча, она же – юная девушка».

А она-то, кто? То кляча, то юная девушка.

Сейчас, похоже, кляча… И ноги, ноги… Невозможно ходить легко. И куда делось желание действий? Как там говорила Ленка-гадалка? «У тебя, Клара, заклятие на дорогах!» Жуть какая-то…

А вот, помнится, в былые времена как писали – «Сколько листиков зелёных! Сколько веточек в саду! Сколько девушек, готовых к обороне и труду!» И ведь мотивировало!

«О, Господи! Сколько тренингов пройдено! Вебинары, семинары. А воз и ныне там!» – подумала Клара. Голова гудела, как тысячи пчёл. Клара чувствовала, что ответ где-то близко. Из магнитофона звучала песня Высоцкого: «Смешно, не правда ли, смешно, смешно… А он любил – не долюбил… Не до…»

В мозговом поле что-то зазвенело, знакомо так… «Про меня», – подумала Клара. Я – сплошное «Не До»! Не доделала, не доприехала, не доспала…

И вспомнилось, как однажды попала она в Волшебном лесу в осиное гнездо. Как гудели осы: «Хорошей будь! Для всех хорошей! Нас вон сколько много, только успевай уворачиваться, а не то ужалим!»

И крутилась Клара, чтобы не ужалили. Так и пошло. Она – дама отзывчивая. ОтЗывчивая…

Однажды её приятель спросил: «Что, у скорой помощи теперь другой номер?» И назвал её, Кларин, номер. На любую просьбу откликалась. Даже сама шла, как на зов вампира из «Ночного Дозора». И только намеревалась (выстраивала намерение! Фу ты, разучилась легко разговаривать. Всё как учили! Ни слова в простоте!), свои дела делать, как – то звонок подружки, то друга, то любимого. Как не помочь-то? Да и себя так хорошо потом ощущаешь – спасаешь! И жизнь прожита не зря! Не для себя, для других стараешься!

А из приёмника лилась другая мелодия. Кто -то весело так, озорно напевал: «Ты забыла про своё тело, ты забыла про своё дело!»

А сколько было задумано: походы в театр, в оперу…

– Слышь, Кларисимо! – раздался под балконом голос разгильдяя Митьки. – Рублем одаришь? До зарплаты не хватает!

Клара знала, что не было у Митяя никакой зарплаты, гульванил Митяй, как хотел. Но она дернулась, чтобы спуститься вниз. И остановилась… Знакомый импульс – «бежать» уже дал команду ногам. А дальше —«стоп!» И ноги отозвались тяжелым толчком. «Вот оно что! Вот что нависло на моих ногах! Сколько же раз я что-то начинала, но не довела до конца! Не додумала… А как додумаешь? Только начинаешь, а тебе в ухо: «Ерунда всё это. Поздно уже, не глупи. Ооо …! Так, опять я ищу себе оправдания! Мол, надо же всех выслушать, а потом…» А потом валилась от усталости. «Будь хорошей для всех, чтобы не ужалили!»

Митяй не отставал:

– Да ты чо, Кларисимо? Ты же хорошая, понимающая такая! Не поможешь, что ли?

А когда понял, что не будет рубля, выкрикнул:

– Ну, я тебе устрою, соседка!

Страх сначала сковал всё тело… За Митяем водились темные делишки. Но, что-то изменилось. У Клары мелькнула мысль (вебинары-семинары, тренинги своё дело сделали): «Иду на страх! Там – ресурс!»

В окне отразилось лицо. Знакомое, и очень красивое. «Кто это? Да это же я!» И сделала шаг. Да так легко и незаметно! «Ну, Митяй, сейчас ты увидишь всю мою помощь! Я тебе сейчас такое содействие окажу!» Но Митяя и след простыл.

«Как хорошо-то! Как весело не быть «хорошей»! И как путы с ног стала уходить тяжесть.

Клара шагала по дороге, напевая про себя: «Слово-дело! Сделал дело – гуляй смело! Вот-вот!

Не в разные стороны, не сразу везде, а шаг за шагом, в своём направлении! А то выдумала Ленка – заклятье на дорогах!»

Старый пень

Гиви пнём застыл на заброшенной лесной поляне. Его, вообще-то, звали Георгием, но братовья прозвали Гиви. Так и повелось.

«Пенёк, старый пенёк», -твердил про себя Гиви. Он давно уже ничего не говорил. Да и кому? Его никто не слушал и не слышал! Так, по крайней мере, казалось Гиви. Старый пень, старый лес, старая поляна, заваленная искорёженными после урагана деревьями. «Эх, люди, люди! Ничего то вы не умеете довести до конца, не завершаете начатого!» И дума горькая была в его покрытой мхом голове… И вот так, по кругу, вертелись воспоминания.

Сколько же ему лет? Сто? Семьдесят? Пятьдесят три? По человеческим понятиям – старый, не репродуктивный. Не ресурсный… Бред какой-то… Но ведь, поди ж ты – а врос в землю! Толстыми канатами привязан он к этому месту…

Он хотел почесать голову. Мох был влажным и капельки стекали по тому, что когда —то было лицом. Да не тут-то было… Действовать Гиви не мог, а вот мысли скакали одна за другой, наскакивая одна на другую… Где начало, где конец – не разобрать.

«Как же я тут оказался? Дайка, подумаю! А не соврал Федот-леший, когда я ему в карты проиграл! Как он мне тогда впарил? А-а-а, во как: «Ты, Гриха, прежде у меня выигрывал, потому как притворялся и врал много! Как ты мне клялся? Не сойти мне с этого места – говорил! И твердил, что не врёшь! Так, мол, карта легла! Ждал я, ждал, когда увидишь ты, к чему приводят невыполненные обещания. А ты своё —мол, заложник ситуации. И решил я, Гриха, твердым сделать все враки твои да обещания. Говоришь: не сойти мне с этого места? Вот и замри, Гриха, на этом месте! Никуда ты больше не двинешься! А веревками толстенными привязываю я тебя к земле, чтоб для надёжности! Чтоб не морочил головы своим «Надо подождать, всё само собой разрулится!» Вот ты и разрулил!» И нехорошо так цыкнул зубом, смачно сплюнув табачок.

«А расколдует тебя птица лесная – та, что увидит ниточку, за которую потянуть можно. Сам-то ты уже обвешался мечтами, да словами с обещаниями! И каждый канат твой – это незаконченное дело, а нитями будут переживания людей, которых подвёл ты. Пока, Гриха!» – сказал, и исчез.

А Гиви не верил, что может с ним Федот так поступить. Ну, вот не верил и всё! И твердил себе: «Всё будет хорошо! Надо только в это верить!»

Но верил ли? Да нет! Сам-то он так и не дошел до конца ни до одной цели! А ведь не глуп был, да только ленился, бывало. Как там сейчас в миру говорят? А, прокрастинация! А что же друганы его? Братва весёлая? Ведь он им верил, а они…

И чем больше Гиви обвинял кого-то в своих неудачах, тем сильнее натягивались канаты, тем больше врастал он в землю. «Я сам виноват во всём!» – и опять натянулись канаты! С каждым неверным ответом тверже земля становилась.

Смеркалось. Глаза стали закрываться. Как часто он недосыпал, а потом встать не мог, а вот теперь —только и может, что спать! Как же Федька такое учудил? Чудо Лесное из него смастерил, да еще и слова в древесину превращались.

«За „базар“ отвечать надо!» Хоть и не был Гиви криминалом, а мышление —криминальное!

Каждая незавершенная информационная петля всё больше к рептилиям его приближала…

И так слеза глаз защекотала, так сильно заплакать ему захотелось. Скривился весь.

И тут, над ухом его, голосок раздался. Вежливый такой голосок.

– Доброго времени Вам, Георгий! Как спалось?

– Кто тут? Ты кто? Я в чьём уме сейчас?

А голосок продолжал:

– Ах, Георгий, Вы совсем разучились быть в своём уме! Через другие умы думы думаете! А мысли-то чужие. И не можете вы познать их, так как не Вами созданы они, не Ваше это творение. А что Вы можете сделать с чужим творением? Только исказить.

– Кто ты?

– Я Птица Певчая. И я свои уроки прохожу. Задание мне от Лесных друзей было —ниточку разглядеть, и потянуть за неё, чтобы канаты стали распутываться. Но одно условие должно быть выполнено. – Какое? —прохрипел Гиви. – А вдруг не получится?

– Ну вот! Твои прежние ограничения, – ответила Птица Певчая. – Давай я тебе вопрос задам? – Подожди, куда торопиться?

– Ещё твоё любимое – отложить на потом. Ты скажи, чего ты сам хочешь?

– Я должен… – Всё, хватит! Опять – «должен!» А что ты хочешь? Ты? Именно ты? Какой первый шаг ты можешь сделать?

– Да разучился я сам двигаться, приковали меня…

– Ты сам себя приковал дорогами, не пройденными до конца. Страхами своими мнимыми, как о тебе подумают, да что скажут! Сколько головой крутил по сторонам, шея не болела? А плечи-то как согнулись!

– Подними мне веки! – уже шептал Гиви.

– Георгий, ты же не Вий! Сделай рывок! Начни смотреть и видеть! Ну, же! Действуй!

И рванул Гиви вперёд, крутанул головою мощною: «Я хочу! Я встану! Я могу!»

И вздрогнул лес от его могучего голоса. И так вдруг весело стало от силы своей, от СВОЕГО голоса, от намерения СВОЕГО!

И стал канат ослабевать. И дрогнули верёвки. И восстал Гиви во всю величину СВОЮ. Нынче вновь Георгием был он. Ведь не зря его так назвали!

А Птица Певчая щебетала, глотая слезинки радости. Вот и разгадана загадка! Урок пройден!

Дикообразиха

Жила-была Дикообразиха.

Когда-то, очень давно, её звали Женевьева. Имя было красивое. Да и сама Женевьева была хороша. И всё у неё было хорошо. Семья, великая любовь, сын любимый да ладный. Достаток был. И легкая вроде, жизнь ей предрекалась. И любила она эту жизнь! И делилась щедро…

Но вот ведь что – легко отдавала Женевьева людям то, чего им не хватало, от себя отнимая. И не понимала она, что те, кому она это даёт, не могли оценить по достоинству дары её. Злились люди, в долгу себя чувствовали, хоть и брали! И мысль одна у них была: «Конечно, пожила бы как мы, покрутилась бы, да повыпрашивала, да поунижалась бы перед богатыми!» А Женевьева не слышала мыслей этих. И отдавала, отдавала… И улыбка, та, что внутри была, с лица не сходила.

Легко ступала она. Красивые волосы, одежды легкие и дорогие, да духи аромата неземного какого-то. И вот, однажды, гуляя по Патриаршим Прудам, встретилась она с Колдуньей Злой. Да завистливой. Да жадной. Колдунья, прикинувшись нищенкой, денег у Женевьевы попросила.

– Да, конечно, возьми, вот – всё, что есть! – с улыбкой протянула ей Женевьева всё, что было в портмоне.

– Ах, ты какая! Говорили мне про тебя, рассказывали! Ну, устрою я тебе жизнь земную да весёлую! Посмотрим, как с этим ты справишься, кукла эдакая! – И вслед ей воткнула Колдунья первую иглу Кощееву.

Не заметила Женевьева, что что-то изменилось. Ох, не в добрый час Колдунья ей повстречалась. И с того момента стало меняться всё в жизни Женевьевы. Начались потери, да такие страшные и тяжелые…

Всех любимых у неё отобрали. Все источники, по которым текло благополучие, перекрыли.

И так шли годы. Незаметно для себя Женевьева превращалась в дикообразиху. Нет, не от того, что страшна так стала, а от того, что всё тело её было утыкано Кощеевыми Иглами. Она приняла эти иглы, допустила их в своё пространство, в тело своё…

По-прежнему делясь с людьми, вдруг стала видеть она не улыбки, а гримасы. От горя, пережитого Дар волшебный у неё открылся – мысли видеть и запах их чувствовать. И всё себя винила: мол, больно им сделала, от того и гримасы.

Решение, принятое Дикообразихой, привело её к одинокой норе. Той, что сама своими руками она и создала. Горько ей было, кляла себя и ненавидела внешность свою ужасную. И в какой-то момент решила утопиться. А что такой жить-то? Пошла Дикообразиха на Святое Озеро – место своё любимое, чтобы попросить за всё прощение, да и уйти с миром. Плакала долго. Вдруг ветерок подул, расплескав воду, и оттуда дивная Русалка появилась.

– Что с тобой, милая? Вижу, не с кем тебе поделиться горем твоим невыплаканным. Давай я тебя послушаю!

И так нежно да ласково голос Русалочий звучал, что выложила ей Дикообразиха всю жизнь-судьбу свою.

Русалка слушала, не перебивая. А в конце рассказа говорит:

– Милая моя, красивая Женевьева! Я помочь тебе хочу. Рано тебе в темные воды уходить, много дать людям ты сможешь! Покажу я путь тебе, но будет он не легким, пройти придётся тебе через Огонь, Воду и Медные трубы. В помощь к тебе придут три добрых молодца, только разглядеть ты их должна, среди толпы увидеть! Наградой тебе будет ларец волшебный с дарами богатыми, да только вот заплатить тебе придётся за него. Сама решишь, что отдать ты захочешь!

– Ах! Ты назвала меня Женевьевой! Я давно себя не называю так! Как узнала ты имя моё?

– О! Его ведь видно за иглами Кощеевыми. Вся красота твоя под ними сохранилась! А иглы, что позволила ты впустить, панцирем закрыли это. Достать те иглы сможешь в пути, коль решишься на это!

Недолго думая, Дикообразиха пустилась в путь. Шла она. переваливаясь, неловко ступая по земле. Не сожалела ни о чём, лишь голос Русалки звучал в её памяти да тепло её нежное. И стали вспоминаться те её любимые, покинувшие её. И силу, поддержку она чувствовала: «Иди, Женечка, ступай уверенно и смело! В преодолении ты силу и красоту свою вернёшь!»

Вдруг жаба выпрыгнула на встречу ей, напугала сильно. «Фу, ты, гадость какая», – подумала Дикообразиха и остановилась… Не её слова звучали, а Колдуньи Злой, той, что Иглы Кощеевы воткнула. «Я не хочу говорить твоим голосом, мой голос совсем другим был!»

И увидела она, что лес горит, вот уж пламя захлёстывает посадки малые, и птицы плачут над ними. Не помня о себе, бросилась Дикообразиха тушить огонь. Трещали иглы Кощеевы на спине её, да не думала она об этом. И что странно, всё меньше игл этих оставалось.

А тут и реченька поднялась, волной накрывать её стала. И откуда-то слова добрые пришли – «Матушка-водица. Сестрица-водица, ты, память земную во все века хранящая, дай пройти мне к дворцу заветному, да помоги мне встретить молодцев добрых да смелых! Я многое знаю, через многое прошла. И людям предать хочу те знания, что в помощь им!»

Услышала её водица, притихла, волны свои успокоила и легким покрывалом накрыла горящие иглы её. Тело стало успокаиваться, и любовью к нему обратилась Дикообразиха. Поблагодарила за службу верную и еще легче ей стало.

И снова побрела она к дворцу заветному. И шла пока, вдруг понимать стала, что всё, что ей нужно, уже есть в ней самой. И стоит ей на что-то решиться, забыв про то, как она выглядит, про то, что о ней подумают, да и стараться не будет понравиться да подладиться, как само собой всё получится.

Гордость охватила Дикообразиху. И вновь услышала голос Колдуньи Злобной:

– За то, что лучше других себя считаешь, что, мол, многое умеешь да свысока подсказываешь, еще иглу тебе воткну!

И сразу сгорбилась Дикообразиха, да зашаталась под словами этими.

– Ишь ты, – не унималась Колдунья, – сырки она глазированные дарит, да денег не берёт! Мол, выше она унижений этих! Сама попросишь, как увидишь, что другие, те, кому помогала, забыли про тебя, да смеются над тобой!

Но слышала Дикообразиха и другие слова:

– Иди вперёд, любимая наша Женевьева! Мы рядом, мы помним и любим тебя! И силу нашу тебе отправляем! Ты вспомни, как легли болезни наши на руки твои нежные и как ты нас лелеяла и холила! Ведь тело если и исчезнет, то память о делах твоих навеки останется! Ярок твой след остался!

И эта волна любви и нежности вновь подняла Дикообразиху. И путь свой продолжила она.

А там, впереди, на горе высокой, Замок уже сверкал огнями яркими. Толпа людей приближалась к Дикообразихе.

– Уродина! Злая! Старая! – неслись крики, втыкая Иглы Кощеевы… Но Дикообразиха не чувствовала уколов этих, так как поняла она и осознала, что Дар свой внутренний несет в помощь тем, кто принять его хочет. Кто страдал и смог подняться, кто остался неравнодушным к горю да печали людской. И красота её от того, что она отдать может. От избытка, полученного в пути. Красота её – в преодолении и знании глубоком.

И из толпы три добрых молодца, три богатыря к ней вышли.

– Прими, Женевьева, ключ от ларца, что в глубине Замка спрятан! Пока не прошла ты путь свой, пока чрез боль, чрез страдания не узнала, чем ты ценна, пока не полюбила себя, безобразную, не было у тебя такого ключа! Не доступен был он! А мы отныне и навсегда твоими Богатырями будем! В печали да в радости опора твоя – в плечах да руках наших!

И склонили головы они свои. И передали ключ этот.

К замку подошла Женевьева, по лестнице мраморной спустилась вниз. Да легко так шла она! А комната, в которой Ларец находился, вся зеркалами украшена была. И отражением своим залюбовалась Женевьева. Вновь, вместо Игл Кощеевых, были на ней одежды шелковые. Да волосы красиво расплескались по плечам. Да аромат нежнейший исходил от них.

– Я! Это снова Я!

Тут и Богатыри вновь рядом оказались. И в руках ларец заветный они держали.

– Мы низкий поклон тебе от Рода Славного передаём! Там Герб и печать тебе принадлежащие! Очистила ты Род свой Славный. Так будь же ты всегда светла и богата!

Открыла Женевьева тот Ларец, а там каменья драгоценные да купюры денежные! Смутилась она, да и говорит:

– Я не о награде думала. Лишь делала то, что сердце мне подсказывало! Не кляла судьбу. Знала, что раз идут мне испытания, так по плечу их вынести! И путь я познала сама. И рассказать хочу я людям, как идти по нему!

И молвил Богатырь:

– Дары волшебные эти – чтобы ты не страдала о хлебе насущном, делами, да творениями своими ткань судеб украшала! Скажи нам, примешь Дар ты этот?

И склонила голову Женевьева. И приняла Дар от Рода своего!

12 След.

Когда было больно. Сборник Самоисполняющихся Сказок. Книга 1

ИЗ ЦИКЛА«НАТАШИНЫ СКАЗКИ. ТЕРАПИЯ ДУШИ»

Белая Совушка

«Не ДО», или заклятье на дорогах

Старый пень

Дикообразиха

С этой книгой читают

ИЗ ЦИКЛА
«НАТАШИНЫ СКАЗКИ. ТЕРАПИЯ ДУШИ»