На священной почве Ветр-И-Птах в темном безбашенном замке жил великий маг Граал. Творил он свою великую магию денно и нощно, увеличивая мощь священной почвы, а дабы не мешал ему враг недреманный, хранил покой Граала красный змей Каал, кольцом гигантским опоясав священную почву. И не было туда доступа ни зверю, ни птице, ни коварному супостату.

Но случилась беда великая, осквернила священную почву Ветр-И-Птах своим посещением коварная колдунья Даал. Желая преуменьшить мощь священной почвы, задумала Даал совратить Граала с пути магического и ввергнуть его в пучину разврата и непотребства. Но не дал тому свершиться красный змей Каал. Встал на пути коварной колдуньи и вызвал ее на смертельную битву. Бились они два дня и две ночи без особого результата. Но и великий маг Граал в это время не дремал. Много свечей он извел, много книг прочел, узнал секреты древние и понял, как одолеть развратницу. Сотворив магической ритуал, он извлек из колдуньи ее женскую силу, да и заточил ее в красно-рубиновый сверкающий сосуд. Тело колдуньи, оставшись лежать без силы, в тот же миг исчезло…

С той поры ни одна колдунья, ни одна ведьма не переступали через кольцо красного змея Каала, и было так, и есть так, и будет так.

***
Часть первая. Безбашенный замок

1. Странный замок, странная работа

Лучшее время, чтобы посадить дерево, было 20 лет назад. Следующее лучшее время – сегодня.

(китайская поговорка)

– Колдунья?

– Не-не-не.

– Волшебница?

– Не-не-не.

– Магичка?

– Не-не-не.

Я обалдело смотрела на двух мужчин, ведущих сей содержательнейший диалог. Наконец не выдержала:

– Можно и у меня спросить. Речь ведь обо мне? И потом, колдунья, волшебница, магичка… Разве не одно и то же?

Они воззрились на меня, словно с неба сошел ангел в белых одеждах и отвесил каждому по хорошему пинку. В их незамутненных глазах читалось: «Смотрите, смотрите, женщина! Смотрите, смотрите, разговаривает!»

Тот, что задавал вопросы, широкоплечий лысоватый мужчина в коричневой мантии до пят (как я поняла, здешний начальник), не удостоил меня ответом и вновь обратился к рослому детине в черной робе, видимо, своему слуге, который до этого только отрицательно тряс головой и нененекал:

– Отсутствие магической силы проверил?

Я ожидала очередное «не-не-не», но детина выдал весьма связную тираду:

– Ну, того-этого, как проверил. Подошел к ней на площади. Спросил, может ли совершить магический ритуал. Она сказала… того-этого, как его… что нет. А потом сказала… есть другие колдуны. Которые, короче, нам помогут.

Вот ведь и не скажешь, что врет. Но и правду не говорит. А дело было так. Подрулил ко мне этот тип, когда я шла домой – ходила в гастроном и аптеку – и спрашивает: «Может ли уважаемая госпожа сжечь вон того господина взглядом? А разрушить дом движением руки? А перенестись на большое расстояние по воздуху?» Я довольно грубо ответила, что если он не перестанет пороть чушь, то я вызову санитаров из психушки, которые в принципе могут и сжечь, и разрушить, и перенестись. А что, нет, разве? Психиатры способны так заколдовать – до конца дней никто не расколдует, будешь ходить и бормотать заклинания.

Я напряглась и попыталась припомнить дальнейшие события.

Странно. Ничего не помню. Яркая вспышка света перед глазами, черный провал, и сразу – стою здесь, в мрачном помещении, в компании с двумя незнакомыми типами. Видимо, меня то ли оглушили, то ли парализовали каким-нибудь газом, схватили и привезли в этот не слишком веселый кабинет.

Но зачем?!

Об этом я и спросила, не скрывая ни своего раздражения, ни отношения к их неправомерным действиям. За которые, между прочим, можно и ответить. И срок получить.

Мои визави не удостоили похищенную ответом, лишь многозначительно переглянулись, потом детина (предположительно слуга) передал лысоватому (предположительно хозяину) папку с бумагами. Начальник уселся за стол и начал проглядывать содержимое папки, а мне представилась возможность осмотреться и изучить обстановку.

Высокие стены, примерно как в нашем краеведческом музее. Вдоль двух противоположных – книжные шкафы с толстыми томами, корешки украшает золотая вязь. На каких-то позолота стерлась, а иные, судя по нетронутости, видимо, не открывали ни разу. Впрочем, даже популярные книги читались давненько – небольшая паучья армия облюбовала шкафы, расквартировалась в них и оплела книги густой обширной сетью. Несколько особо любопытных свисали на тонких нитях, устремляясь к полу. М-да, хозяин-то, судя по всему, энтомолог-альтруист.

Ровный потолок светлого камня; из центра на толстой бронзовой цепи свисает большая люстра – множество прозрачных кристаллов, соединенных бронзовыми же вензелями-завитушками. Глубоко внутри камушков горят огоньки. Свет от кристаллов холодно-голубоватый. И вообще здесь прохладно. Каминный огонь ничуть не согревает. Да и не огонь это, а так, тление – несколько полешек лениво томятся и перемигиваются, изредка с треском выплевывая красновато-желтые язычки.

По бокам от камина – две высокие, в рост человека, узкие ниши странного назначения. В них не хранились дрова, не стояли напольные вазы. Не было даже каминных щипцов и совочка с метлой. Архитектурное излишество, да и только.

В центре кабинета стоял – я бы даже сказала, покоился, настолько он был монументален – массивный каменный стол. Или не каменный, а деревянный? Коричневые прожилки на тумбах складывались в затейливые узоры, и будь у меня побольше времени, я бы обязательно поизучала их, отыскивая в узорах фигурки и предметы, как любила делать в раннем детстве, разглядывая трещинки на потолке и разводы на кухонной плитке.

Сверху стол завален бумагами, камнями (хм…), предметами неизвестного назначения. Настольная лампа на бронзовой ножке с таким же холодно-светящимся кристаллом, как на люстре. Простое кресло, на котором сейчас сидел хозяин, с высокой спинкой. Позади стола – окно, безо всяких изысков, перекладин, подоконника и, что странно, без штор. Ни форточек нет, ни фрамуг. Странно. Как же ни помещение проветривают?

А никак. Душно здесь, пыльно и затхло. Такая «атмосфэра» называется «здравствуй, астма, привет, аллергия».

Сами судите: воздух в кабинете тяжелый, по углам пыль клубится, как от птицы-тройки, что по проселочной дороге пронеслась. Книжные шкафы, до потолка достающие, тоже служат неплохим источником пыли. Про ковер молчу – его наверняка давно не выбивали.

Ковер лежал аккурат перед столом, коричневый, темный. Узоры, некогда яркие, сейчас потускнели и частично слились с фоном, но все-таки угадывались. Отчего-то казалось – это не просто орнаменты; неизвестный ткач словно оставил некое послание, которое спрятал от глаз непосвященных, но если долго изучать, стараясь постичь задумку мастера, то тайный смысл станет явным, и можно будет проникнуть в суть вещей и тайны вселенной.

Хотя, скорее всего, это просто завитушки безо всякого смысла.

– Досточтимый Руби, я, того-этого, как его, все правильно сделал? – густой бас детины отвлек меня от изучения вражеской ставки.

– Кажется, да, – ответил досточтимый, закрывая папку. – Выяснится в процессе… хм… эксплуатации объекта. Если ты допустил ошибку, то будет, как в прошлый раз. Тебе нравится быть хоозом?

Детина потупился.

– Я задал вопрос, – в голосе Руби послышался металл.

– Того-этого, как его, – забубнил детина.

– Вижу, не нравится, – сказал досточтимый. – Сам понимаешь, теперь в случае провала в наказание придется отнять то единственное, чем ты владеешь.

– Угу.

– Рад, что осознаешь. Следи за ней, как не следил за своим аидр-мулом. Отведи ей комнату, потом ее в комнату отведи, покажи инвентарь и объясни обязанности.

– Эй! – закричала я. – Того-этого, как его! А меня кто-нибудь спрашивал, хочу я здесь остаться или нет?

– Нет, – хором ответила парочка, а детина добавил: – Того этого, как его.

Хозяин спросил:

– А зачем?

– То есть как – зачем? Вы, как я понимаю, меня похитили. Это нарушение прав человека.

Досточтимый Руби поморщился, словно ему приходилось объяснять элементарные вещи:

– Это – нет. Женщина – не человек.

Я возмутилась:

– Как не человек? А кто же?

Порывисто шагнула к столу. Лицо Руби побагровело.

– Пошла вон с ковра! – рявкнул он. – Стой, где стоишь и не шевелись!

Я отшатнулась. Чего это он? Ну хорошо, отойду.

– Послушай, Кари, – Руби сдвинул брови и поиграл желваками, – почему я должен это терпеть? Бери ее и вон отсюда! Быстро!

Кари ухватил меня за руку и потянул к двери.

– Не-е-ет, – упиралась я. – Скажите, зачем меня похитили. У вас тут что, подпольный бордель? Вы проводите опыты над женщинами? Расчленяете на органы?

Тут я осеклась.

А вдруг и правда расчленяют? Или опыты проводят? Или бордель? Стало слегка нехорошо. Свободной рукой я поправила сумку, соскользнувшую с плеча, попыталась пнуть Кари под коленку и вырваться. Кари увернулся. Руки не выпустил. У-у-у, бугай здоровый!

– Досточтимый, – сказал он тихо, с опаской косясь на меня, – а вдруг она блажная?

– Сам блажной, – огрызнулась я. – Ладно, спрошу по-другому. Что я должна здесь делать?

– Убирайся, – сказал маг.

– Так я и хочу убраться. Это, можно сказать, мечта всей моей жизни на данный момент! Убраться немедленно и подальше.

– Иди и убирайся в комнатах! – взревел Руби. – Отныне ты – поломойка! Ясно? Кари, почему я слышу ее голос в своем кабинете? Почему вы еще здесь?!

Бедняга Кари аж затрясся от страха и выдернул-таки меня из кабинета.

***

– Отпусти, – я, наконец, вырвала руку из клешни Кари. – И не беги так быстро. Что за спешка? Куда торопимся? Думаешь, если начну убираться на две минуты позже, ваш замок разорвет от грязи?

Машинально глянув на каменный пол в коридоре, по которому мы с Кари почти летели, я содрогнулась от количества мусора.

Может, и разорвет.

Кари мгновенно сбавил темп почти до нуля, и я по инерции налетела на его спину. Хм, а мускулы-то у моего провожатого ничего так, накачанные. Становая тяга, жим лежа, жим стоя, все дела…

Тьфу ты, какая еще становая тяга.

Скорее, колка дров для камина, переноска тяжестей, копка огорода.

Черная роба Кари – просторная хлопчатобумажная рубаха с широким кушаком и такие же штаны плюс ботинки на толстой подошве – это одежда типичного батрака, занимающегося отнюдь не умственным трудом.

Хотя, кто его знает, может, Кари великий ученый, а одеваться в рубище тут не только модно, но и престижно…

– А вдруг я не согласна мыть полы? – спросила я у спины и постучала в нее согнутым пальцем.

– Спросить забыли, – буркнул Кари и дернул плечом, но не повернулся.

Ответ мне не понравился.

– Да, почему бы для начала не спросить? Может, я не хочу? Вот не буду убираться, и все.

В коридоре было еще холоднее, чем в кабинете. Мучительно захотелось на волю, в пампасы. На солнышко. А в этом длинном каменном коридоре даже окошка ни одного не было.

Что интересно, и дверей тоже.

– Будешь, – голос Кари посуровел.

– Откуда такая уверенность?

– Нет у тебя другого выхода. Нету. Зато у нас, короче, есть средства, чтобы заставить.

– И какие же?

– Кормить не станем.

– Ну и прекрасно! Я сама объявлю голодовку.

Он обернулся и посмотрел на меня, сердито шевеля кустистыми бровями.

– Голодовку? Какую голодовку? Девчонка, да ты, короче, должна благодарить досточтимого Руби за честь, которая, того-этого, тебе доверена.

Я хмыкнула и сложила руки на груди:

– Ни за что не поверю, будто на должность поломойки рвутся толпы претенденток.

Он подумал. Почесал бровь указательным пальцем.

– Ну, не толпы. Того-этого…

– Как его, – добавила я. – Ежику понятно: выгребать авгиевы конюшни дураков нет. И дур тоже.

Он опять подумал. Опять бровь потерзал. Спросил:

– Разве это конюшни? Нет. Это замок. Старинный, овеянный магической славой безбашенный замок, в котором вот уже несколько столетий проживают самые могущественные колдуны королевства.

Могущественные колдуны. Ага. Интересно.

Королевство. Угу. Все чудесатее и полосатее.

И куда меня занесло, интересно?

– Похоже, все эти столетия здесь никто не убирался, – поддела я его.

– Убирался. Семь месяцев назад.

Всего семь месяцев!

Досточтимый Руби просто заср <пиип> ец какой-то.

– И кто же, – я добавила в голос немного пафоса, – кто был тот отважный, что взял на себя смелость вывезти вагоны мусора, тонны грязи и вековые напластования?

Он замялся.

– Того-этого… одна девушка вроде тебя.

– Бедная героическая девушка… Признайся, она ведь сбежала?

– Отсюда не сбежишь, – хмыкнул Кари.

– Вот как. Не сбежишь. Я плохо расслышала, наверное. Ты ведь сказал, это замок. Так замок или… Или тюрьма?

Кари возвел очи горе, словно сетуя на непонятливую девицу:

– Какая тюрьма? Почему тюрьма? Замок, того-этого, и все. Короче, закончился срок.

– Срок? – ну вот, а говорит, не тюрьма. – Сколько же она тут проработала?

– Как обычно, два месяца, – продолжал он втолковывать мне, как младенцу. – И ты, короче, два месяца проработаешь, и все.

– Что – все?

– Ну, все, и все, – Кари рубанул рукой, мол, закрыл диалог, развернулся и зашагал по коридору.

Я пошла следом.

Что-то не очень мне понравилось это «и все». Девушку отпустили, выплатив жалование? Или с ней случилось что-то такое, о чем Кари не хотел говорить?

Как-то надо вытянуть его на откровенность.

– Э-э-э, Кари, – я прибавила ход и зашагала рядом с детиной, пристраиваясь к его быстрому шагу. – Ты сказал, как обычно, два месяца. Почему «как обычно»? Почему именно два?

– Так надо, – сухо ответил он.

– А та, предыдущая девушка… Ей платили за работу?

– Угу.

– Много?

– Нормально.

– А мне будут?

– Будут, будут.

Если честно, дополнительные деньги не помешают. Все, на что я могла рассчитывать в ближайшие три года – это моя стипендия да бабушкина пенсия, плюс небольшой заработок санитарки в хирургическом отделении городской больницы, где я брала вечерние и ночные дежурства.

Ой.

Я резко остановилась. Как же бабушка? Будет волноваться, а ей вредно. Я снова разозлилась на придурков, из-за которых очутилась неведомо где. Замок, блин. Колдуны хреновы. Не могли нанять уборщицу через бюро трудоустройства, что ли? Или в клининговую компанию обратиться?

– Эй, Кари, – я догнала сопровождающего, чуть забежала вперед и попыталась приноровиться к его быстрым шагам. – Да что ж ты то чешешь, как на пожар, то стоишь, то опять бежишь… Слушай, тут такое дело. У меня дома осталась бабушка. Можно я быстренько к ней сгоняю и предупрежу о найме на работу?

– Не знаю, – не сбавляя хода, ответил он. – Короче, спроси у досточтимого Руби.

– Чуть что, сразу к Руби, – проворчала я; колдун мне совсем не понравился. Взгляд тяжелый, рявкает постоянно. Подумаешь, на ковер наступила. Дырку я в нем проделаю, что ли? – Признайся, сложный у тебя начальник? Трудное детство? Тщеславие непризнанного гения?

– Непризнанного гения? – недоуменно переспросил Кари – Того-этого, как его, ты говоришь про досточтимого Руби Роида?

– Э-э-э… его зовут рубероид?!

Я фыркнула. Кари быстро оглянулся по сторонам.

– Девка. Ты, того-этого, как его, совсем темная? Не знаешь Руби? А, откуда тебе знать… Короче, запоминай. – Он принялся загибать пальцы. – Маг третьего кольца. Благословенный производитель. Досточтимый Руби Роид. Бабам много мозгов не дано, но ты все-таки постарайся и запомни!

Слово «производитель» настораживало. Я даже не стала огрызаться. Спросила:

– Это что? Его титулы или достижения?

Он посмотрел на меня снисходительно:

– Досточтимый Руби называется благословенным, потому что словил благо от того-этого, как его, святого Граала. Из семи возможных колец красного змея Каала его аидр-мул уже достиг третьего. Это, короче, великое достижение. Поняла?

Ничего не поняла.

– Словил благо? Чем он его словил? Сачком?

Взгляд Кари был полон сочувствия к количеству моих мозгов.

– Ладно, ладно, – примирительно сказала я. – Не сачком. А кто такой аидр-мул?

– Неважно, – буркнул Кари и помрачнел. Ну просто вот взял и спал с лица.

– Почему?

– Все, короче, – отрезал он. – Я и так много болтаю.

Ну вот. Своими шуточками я, похоже, отрезала единственный источник информации. Надо срочно возвращать расположение Кари.

– И совсем не много. Кари, я же вообще ничего не знаю ни о замке, ни о его жителях. Тут ведь живет кто-нибудь кроме вас двоих?

– Живет.

– Ну вот. Хотелось бы знать – сколько здесь народу, кто они. Также неплохо осветить этапы их жизненного пути, есть ли у них жены и дети…

Он издал тихий рык:

– Не надо.

– Ну как же не надо? Мне ведь придется за два месяца общаться с кем-нибудь, правда?

Он снова остановился. На этот раз взгляд его был исполнен гнева.

– Неправда! Не придется! – рявкнул он. – Короче, если тебе дорога жизнь, запомни, очень хорошо запомни два правила: ни с кем не болтать и никуда из замка не выходить!

Я невольно попятилась.

– Совсем-совсем ни с кем?

– Совсем! Поняла? Совсем ни с кем, и все, короче!

– А с тобой?

Он слегка охолонул и, подумав, великодушно разрешил:

– Со мной можно.

– А с этим… рубероидом вашим?

– Называй его досточтимым Руби!

Да что ж он такой раздражительный? Ладно, досточтимый Руби, так досточтимый Руби.

– О кей. Значит, с ним тоже можно?

– С ним тоже.

– Ну вот, а говоришь – ни с кем.

– Больше – ни с кем, ясно? Все, заткнись и топай молча.

Я решила не раздражать Кари без особой нужды, поэтому заткнулась.

Длинный мрачный коридор освещался точно такими же кристаллами, как в люстре из кабинета досточтимого Руби. Они были вделаны прямо в каменные стены и казались чужеродными элементами в этом минималистическом стиле. Похоже, строители замка не заботились ни о величии хозяина, ни о роскоши. Простой каменный пол, простые каменные же стены, и потолок тоже…

Ой!

Я, взглянув наверх, снова налетела на Руби.

Коридор кончился. Мы стояли перед высокой дверью.

2. Шикарный зал со странными картинами

«Жизнь блещет красками лишь на контрасте»

Художник-дихромат

За дверью находился большой зал.

Оказывается, я зря упрекала неведомого зодчего в минимализме. Здесь, в зале, присутствовали все атрибуты роскоши. Казалось, в этом и состояла задумка дизайнера – после мрачного коридора поразить посетителя вот этим. Я разинула рот от потрясения, как если бы после новогодней снежной вьюги вышла в цветущий летний сад.

Мозаичные пол и потолок из ярких разноцветных полупрозрачных камней; столики на таких гнутых ножках, что, казалось, они присели в глубоком реверансе; на столах – лампы с абажурами тончайшего плетения. Кресла – большие, с широкими подлокотниками, обитые бархатом кричащих тонов и обшитые золотыми кистями; на стенах – шпалеры блестящего шелка.

И огромная люстра, все из тех же сверкающих кристаллов.

Лишь окна такие же минималистичные, как в кабинете досточтимого Руби: простые проемы со вставленными стеклами. Без рам, фрамуг и форточек. Заболеть от переизбытка свежего воздуха обитателям точно не грозит.

Единственное, что выбивалось из шикарного убранства, – картины, развешанные на стене против окон. Неизвестный мне живописец был, похоже, слегка подшофе, когда творил. Мазки легли как попало, в произвольном, я бы сказала, порядке. Абстракционизм в чистом виде, хотя, если приглядеться, создавалось впечатления гармонии и целостности. Скажем, вот это полотно похоже на тайфун в разрезе. А другое – на роторы, они же вихри в зоне турбулентности. Вихри враждебные, хихикнула я про себя. Каждое полотно выполнено в одном цвете. Я насчитала семь картин – коричневую, синюю, зеленую, красную, оранжевую, желтую и фиолетовую. Зачарованная, я с трудом оторвала взгляд от галереи. Картины наверняка имели психоделическую направленность.

Как будущая поломойка, я придирчиво оглядела пол. Грязи как таковой на первый взгляд незаметно. Видимо, зал посещался редко и за семь месяцев не успел изрядно захламиться. Провела пальцем по ближайшему столу – ан нет, пыль хоть и тонким слоем, но все-таки лежала на предметах.

– Эй!

Кари стоял посреди зала и с недовольной физиономией ждал, когда я прекращу пялиться и догоню его.

– Иду, иду, – сказала я примирительно.

Подумаешь, зазевалась немного. Я, может, произвожу рекогносцировку рабочего места! Прикидываю, с чего начну уборку, куда передвину кресла, чтобы не мешали…

– Ничего не трогай! – рявкнул Кари. – Палец убрала! Быстро!

И чего он так завелся?

– Тут пыль, – попыталась оправдаться я. – На столе! Я ее просто чуть —чуть вытерла. И больше ничего не брала!

– Не трогай пыль! – еще громче гаркнул Кари.

– Она у вас особо ценная? – я решила пошутить, улыбнулась.

Шутка не удалась.

– Да! – продолжал мужчина все так же грозно. – Особо ценная! И вообще! Ты, короче, еще не приступила к обязанностям! Не беги быстрее мага!

– Какого мага? – не поняла я.

– Любого! Пошли отсюда! Быстро! Я что, того-этого, до ночи должен мотаться?

Что ж, тут я могла ему только посочувствовать.

И тут произошло нечто, чему я не смогла найти объяснения. Помимо воли мой рот открылся, и я произнесла:

– Скажи, как погиб твой аидр-мул?

Кари замер на месте. Кровь отхлынула от его щек. Он посмотрел на меня безумным взглядом и едва слышно просипел:

– Что?

Я испугалась не меньше его.

Он кашлянул, прочищая горло. Спросил с угрозой:

– Что ты сейчас сказала?

Если честно, я и сама не поняла, что на меня нашло. И как это объяснить. Можно, конечно, заявить, мол, произнесла несколько звуков наугад, и они, как на грех, сложились в осмысленную фразу. Но, боюсь, это объяснение не будет выглядеть правдоподобно.

Кари надвигался на меня, большой, черный и очень, очень злой. Вон как физиономия перекосилась. Или влепит затрещину, или за волосы оттаскает. Интересно, за убийство поломойки здесь карают или нет? Вероятнее всего, нет. Они ведь открытым текстом заявили: женщина не человек.

Я нервно сглотнула и сделала пару шагов назад. Налетела на столик, потеряла равновесие, неловко упала на одно колено. Он наклонился надо мной, больно схватил за плечо. Я заглянула в его широко раскрытые глаза, полные ненависти. И мысленно простилась с жизнью.

– А ну повтори! – зарычал он.

– Нет-нет-нет, – заголосила я, усиленно мотая головой и изо всех сил пытаясь давить на жалость. – Кари прости! Убей, но повторить не проси! Не смогу, не сумею! Я не хотела, правда! Это… как будто меня кто-то заставил!

Он резко и шумно вдохнул. Протяжно, медленно выдохнул. С выходом будто вышел весь его гнев. Отпустил плечо, размял кисть. Пристально оглядел комнату, задержал взгляд на «вихрях враждебных». И сделал странное, если не сказать – ненормальное.

Посмотрел на картины, внимательно так посмотрел, отдельно на каждую, а потом погрозил им кулаком.

Я машинально поглядела туда же и вскрикнула.

Или мне только показалось, что изображение на синей картине двигается?

– Быстро! Уходим! – гаркнул Кари.

Пребольно схватил за руку и выволок меня из зала.

Мы опять очутились в коридоре – таком же мрачном, как и предыдущий. Кари шел быстро, я едва за ним поспевала. Но даже на бегу умудрилась разглядеть ответвления, идущие то вправо, то влево. Кажется, там даже имелись двери. Но ни одного человека не встретилось.

Наконец мне надоело молчать, и я решилась продолжить расспросы.

– Послушай, – начала было я, но Кари перебил:

– Цыц. Заткнись, ни слова больше. Надо было тебе вообще, того-этого, рот заклеить, но к то ж думал, что эти наглецы…

– Какие наглецы?

– Молчи, я сказал. И вообще, девка, если жизнь тебе дорога, не задерживайся в церемониальной зале надолго.

– В какой зале?

– В той самой, где мы только что были.

– Кари! Погоди! Как ты ее назвал? Я не расслышала, извини.

– Никак. Тебе не надо знать. Твое дело – грести мусор, и все. Поняла, девка?

Я попыталась выдернуть руку. Безуспешно. Клешня моего провожатого вцепилась в нее намертво.

– Кари! Можно одну просьбу?

– Нет! Иди быстро и молча.

– Тогда вопрос.

– Нет, я сказал!

– Но я все равно спрошу. Почему ты называешь меня девкой?

Он так удивился, что сбавил ход. Искоса глянул на меня через плечо. Спросил:

– А как называть? Мужиком?

– Почему мужиком? У меня есть имя.

Он удивился еще больше. Хмыкнул:

– Первый раз слышу. По мне ты или ведьма, или девка. А то придумала – имя. Да вас всех по имени не упомнишь.

Я возмутилась:

– Ничего себе тут у вас порядочки!

– Какие есть, – равнодушно бросил он. – Привыкай.

– А… не мог бы ты в порядке исключения запомнить, что меня зовут Маша?

Он отрицательно мотнул головой:

– Не мог бы.

– Но почему?!

– Лишняя информация. Не собираюсь мозги перегружать.

Не он ли говорил что-то совсем недавно про женские мозги?

– А попробовать если? Всего два слога. Ма. Ша. Маша. Можно Маня.

– Отстань, – буркнул он.

Я отстала. Но ненадолго.

– Слышь, Кари, а то, что я сказала в зале…

– Забыл уже. И ты забудь.

В голосе его послышался металл.

– Но все-таки почему ты так рассер…

– Заткнись, – прошипел он. – Вот же выбрал девку себе на беду, болтливую, как все культурники вместе взятые.

Кто такие культурники, я спросить не успела.

Мы дошли до каморки, в которой мне предстояло обитать.

3. Вот здесь я жить должна? Ты шутишь, Кари!

Даже из безвыходного положения

всегда найдется как минимум два выхода

(Иона)

Дверной ручкой служила загнутая палка, прибитая так косо, что я от души пожелала неведомому плотнику такую же косую жену.

Дернув за ручку, Кари вошел в каморку и втащил туда же меня.

– Тут будешь спать, – сказал он.

Маленькая, если не сказать крохотная, комнатушка без единого окна освещалась все тем же кристаллом, покоящимся в чаше на небольшом столике. Столик из темного дерева весь заляпан пятнами, будто его побрызгали белыми чернилами. Под столом – трехногий табурет. Напротив – узкая кровать, застеленная черным одеялом, сверху – черная подушка. У изголовья кровати – небольшой платяной шкаф. Между шкафом и столом – низенькая дверца, ведущая то ли в еще один шкаф, то ли в соседнюю комнатушку.

Кари шагнул к дверце и распахнул ее. Повернулся к столу, взял чашу с кристаллом. Я подумала, что он, наверное, может не сходя с места дотянуться до любого предмета в этой комнатушке, такая она крохотная. Или это он такой большой?

– Пошли, – мотнул он головой, указывая на черный проем за дверцей.

Я скинула с плеча сумку, положила ее на табурет и последовала за провожатым, пригнув голову.

Кристалл осветил такую же крохотную комнатку, посередине которой стояла… бочка. Кари посветил в бочку – там оказалась вода.

– Тут, короче, будешь мыться, – сказал он.

Я поглядела на пол и обнаружила дырку для слива воды. Возле стены притулилась кривенькая скамеечка.

– А мыло, полотенце, сменное белье?

Кари недоуменно посмотрел на меня.

– Ты чего-то слишком много хочешь, девка.

– Маша, – терпеливо сказала я.

Он пропустил мою реплику мимо ушей.

– Вымоешься так, без мыла. Потом, короче, хочешь – обсыхай, хочешь – в одеяло заворачивайся. А белье тебе зачем, того-этого? Рабочая одежда в шкафу. Инструмент – тоже. И не вздумай работать вот в этом.

Он презрительно ткнул сперва в джинсы, потом в футболку.

– Примут за ведьму. Я не успею, того-этого, защитить. Ясно, девка?

– Можно Маня, – сказала я ласково.

– Нельзя, – отрезал Кари. – Все, я пошел.

– Последний вопрос. Как мне тебя найти, если что?

– Что – если что?

– Ну… если понадобится чего.

– Ничего не понадобится.

– Или вопросы какие возникнут.

Он закатил глаза.

– Никаких вопросов больше, ясно?

– Ясно. А как выключается вот этот кристалл?

– Никак. Придет пора, достопочтенный Руби погасит все кристаллы в замке. Ясно?

– Ясно. А когда она придет?

Кари зарычал, шагнул обратно в спаленку, швырнул на стол чашу и выскочил из каморки. Я попыталась его догнать, но куда там! Коридор был уже пуст, лишь вдалеке раздавалось эхо удаляющихся шагов.

Ну и ладно. Все остальное выясним опытным путем по мере поступления информации.

Я взяла чашу с кристаллом и еще раз оглядела комнатку. Кончено, наша с бабулей хрущевка тоже не апартаменты, но такой тесноты даже в ней не было. Огромный замок, а для прислуги не могли отвести помещение побольше. Жмот этот ваш достопочтенный, вот что я скажу.

В шкафу обнаружилась черная хламида, довольно поношенная, грубые башмаки и головной убор – чепец, сшитый все из того же черного материала (явно натурального, очень похожего на хлопок или негрубый лен). Готичненько, ничего не скажешь. Стильненько-средневековенько. Немаркенько опять же.

Я опустилась на кровать, которая оказалась довольно жесткой. Еще раз огляделась. Стиль анти-хайтек, чтоб его. Каталажка, да и только.

За какие грехи меня сюда упекли, а?

Действительно, за какие? То есть, почему здесь оказалась именно я? Им приглянулось, что работаю санитаркой? Ну да, палаты и коридор мыла чисто, да иначе и быть не могло, дежурные врачи и сестры строго следили, чтобы все было тип-топ. Утки убирала за больными вовремя, мусор выносила не дожидаясь, пока на пол повалится, туалеты драила до блеска…

И все-таки. Почему именно я?

И почему не чувствую ни ужаса, ни трепета за свое будущее?

И что подумает про мое исчезновение бабушка?

Бабушка!

Мысль была безумной, но попробовать все же стоило. Я взяла сумку, порылась и достала мобилу. Набрала номер.

Послышались гудки, и сердце радостно подпрыгнуло. А уж когда раздалось «Але», я готова была расплакаться от счастья.

– Бабуля! – закричала я.

– Машенька, – сказал родной голос. – Машуня, почему тебя так долго нет? Ты где?

– Бабулечка, ты только не волнуйся, ладно?

– Конечно, девочка моя. Вот ты позвонила, и мне уже спокойнее на душе.

Ох, а что же будет, если я признаюсь, куда меня занесло?

– Бабуся, со мной произошла невероятная история. Я сейчас в одном замке.

– Где?

Голос у бабушка дрогнул.

– Не волнуйся, все хорошо. Понимаешь, я решила немного подработать. Предложили место уборщицы в старинном замке. Обещают хорошо заплатить. Не смогла отказаться.

Ага, попробовала бы.

– Так тебя сегодня не ждать? – спросила бабушка.

– Ну, понимаешь, – замялась я. – Не только сегодня. Скорее всего, меня не будет два месяца.

– Сколько? – ахнула бабуля.

– Два месяца всего.

– А это далеко?

Если бы я знала.

– Кажется, да.

– Кажется? Как это – кажется?

Уф.

– Бабуся, это далеко. Ты только не удивляйся. Это вообще в другом мире.

Молчание.

– Але?

И тихий-тихий бабушкин голос произнес:

– Я так и знала, что это случится. Рано или поздно. Машенька, я должна была рассказать тебе раньше, но…

– Что рассказать?

– Ты помнишь свою маму?

– Да, – сказала я, хотя помнила ее довольно смутно.

– Помнишь, она однажды уехала далеко-далеко, а когда приехала, то заболела.

– Ну… что-то такое…

Ласковые мамины руки, горячие, и глаза – блестящие. Кажется, это была лихорадка.

12 3 4 5 6 След.

Соль змеи