Часы, намазанные на хлеб

© Мария Фомальгаут, 2016

© Мария Фомальгаут, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4483-1506-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Золотая роза ветров

– Друг мой, – дядюшка многозначительно посмотрел на меня, – скоро мы станем богаче самой королевы.

– Конечно, дорогой дядюшка.

Я вежливо кивнул. Когда у моего дядюшки начинались припадки, с ним было лучше не спорить – я готов был согласиться с любым его утверждением.

– Можешь не сомневаться, Чарли, скоро мы выкупим не только наше поместье, но и половину всех деревушек в этой местности.

– Несомненно, дорогой дядюшка.

– У нас будет столько золота, сколько не снилось нашим банкирам.

– Ну, разумеется.

– Ты что, издеваешься надо мной? – дядюшка нахмурился.

– Что вы, ни в коей мере.

– Тогда почему ты хотя бы не спросишь, каким образом твой дядюшка собирается сделать нас богаче Ротшильдов и Рокфеллеров вместе взятых?

– Именно об этом я и хотел спросить.

– Если бы хотел, то уже и спросил бы, – проворчал дядюшка. Я окончательно убедился в том, что дядюшка не в духе, и лучше не утомлять его разговорами. Странное дело, пять минут назад я дорого бы дал за то, чтобы, наконец, вежливо проститься с дядюшкой и отправиться в клуб. Но теперь мне становилось не по себе при мысли о том, что дядюшка так и не расскажет мне свой план – каким бы безумным он не был. План… и дядюшка тоже.

– Ну ладно… слушай. Вернее, смотри, – с этими словами дядюшка открыл один из ящиков массивного дубового стола и достал старинную карту, – ты ничего не замечаешь, друг мой? – спросил он, когда развернутая карта легла передо мной на стол.

Я внимательно осмотрел очертания материков, но не обнаружил ничего подозрительного. Соединенное Королевство было на своем месте, и Лондон стоял на Темзе, как всегда.

– Честно… я ничего не замечаю, дорогой дядюшка.

– И неудивительно, друг мой. Я вообще удивляюсь, как ты по утрам находишь свою голову, а когда приезжаешь ко мне, находишь дверь. Ты никогда не замечаешь очевидных вещей, которые лежат прямо перед тобой…

Меня передернуло. Я уже привык к резким высказываниям дядюшки, но на этот раз мне показалось, что я вскипаю.

– Вот, – я ткнул пальцем в розу ветров, просто чтобы позлить дядюшку. Последний же оторопело вытаращился на меня, как будто я сказал что-то возмутительное. В памяти послышался голос матери – как ты ведешь себя, Чарли!» и бормотание бабушки, что вот в их-то времена молодежь и позволить себе такого не смела…

– Молодец, Чарли, – дядюшка прямо-таки просиял, обнял меня за плечи, – молодец. Я знал, что ты что-нибудь да и соображаешь, правда, редко. Ну-ка, посмотри повнимательнее, чем украшена роза ветров?

– Золотой рамкой, – ответил я как можно спокойнее.

– Вот именно. Ты посмотри, дорогой мой Чарли, – в Атлантическом океане между Африкой и южной Америкой находится огромный золотой остров!

– Дорогой дядюшка, уж не хотите ли вы…

– …да, Чарли. Именно так. Завтра мы отправляемся в дорогу.

Мне стало не по себе. Мой дядюшка был не только сказочно безумен, но и сказочно богат – а это значило только одно: ему ничего не стоило завтра же снарядить свой лучший парусник к далеким берегам. Нужно было что-то сделать – прямо сейчас, немедленно, отговорить дядюшку от рискованного шага.

– Но… дорогой дядюшка, позволю заметить, на этот раз вы увидели далеко не всё.

– Гхм… и что же, по-твоему, я упустил?

– А вот. Обратите внимание, дорогой дядюшка, что за зверь венчает розу ветров?

– Гхм… похоже на дракона.

– Вот именно! На дракона. И как, по-вашему, в ы собираетесь вступить в схватку с огромным чудовищем?

– Как хорошо, что ты заметил это, Чарли. Думаю, если мы подберемся к чудовищу с юга…

– …и вы думаете, дракон не почует нас и не развернется, пока мы будем дробить золотую раму и добывать золото?

Дядюшка задумался. Казалось, он почти готов отступить, отказаться от безумной затеи хотя бы на несколько недель, пока не придумает, как одолеть крылатого змея. Но, к моему немалому сожалению, безумный родственник тут же хлопнул себя по лбу:

– Чарли, что ты мелешь чушь! Этот дракон сделан из чистого золота, как он может причинить нам вред?

– Дядюшка… а вам не жалко уничтожать такое великолепное произведение искусства? Честное слово, эта роза ветров встанет на одну доску с такими чудесами света, как пирамиды Гизы и висячие сады Семирамиды…

– Не беспокойся, друг мой, уж не думаешь же ты, что дядюшка перетащит домой всё золото с острова, размеры которого превышают размеры нашего острова?

– Но ведь за нами потянутся и другие искатели приключений…

– …они не доберутся. У них не хватит мужества и безрассудства добраться сюда.

– Даже если сюда попадут один-два человека… корабли, доверху груженые золотом, поплывут в Королевство… золото обесценится, мы станем свидетелями самого крупного банковского кризиса за всю историю.

– Не беспокойся, Чарли. Никто ничего не узнает.

– Но… вам придется объяснять, откуда вы взяли так много золота.

– Друг мой, я и не собираюсь его брать.

– Но…

– …мне достаточно будет съездить туда и увидеть это… Чарли, разве ты не хочешь увидеть эту красоту своими глазами?

Я хотел ответить, что лучше бы провел вечер в клубе или у Кингс-Роудов в компании хорошенькой Бесси – но дядюшка явно ждал от меня другого ответа.

– Разумеется. Но… ведь мы отправимся в путь не одни, с нами будут матросы, капитан…

– Друг мой, неужели ты сам не догадаешься, как я собираюсь решить эту проблему?

Меня передернуло. Я знал, что мой дядюшка безумен, но даже представить себе не мог, что он будет расчетливо и методично избавляться от членов экипажа.

– Нет… честное слово… нет.

– А если подумать?

– Всё равно… нет.

– На самом деле всё очень просто, проще, чем ты думаешь. Мы отправимся в путь вдвоем. Ты и я.

– Но… это же безумие.

– Друг мой, так говорили о каждой великой идее. Когда-то люди не верили, что могу пересечь океан…

Домой в тот вечер я вернулся в смешанных чувствах. В моей голове отчаянно спорили наперебой два голоса – голос покойной матери и голос покойного отца. Мать умоляла меня не совершать безумного поступка и остаться дома – отец же напоминал, что дядюшка отличается вспыльчивым нравом и может лишить меня наследства, если я откажусь плыть с ним. Стоит ли говорить, что я провел беспокойную ночь, и задремал, только когда в окно брызнули первые проблески рассвета?

Проснулся я после полудня, позавтракал в постели, – я не мог набраться мужества встать и начать этот день, который обещал быть судьбоносным. Я отчаянно надеялся, что дядюшка забудет про свою безумную затею, и в следующий четверг я как ни в чем не бывало приду к нему на чашку чая.

Однако, моим надеждам не суждено было сбыться. Часы на башне пробили час, когда дверной колокольчик возвестил, что слуга дядюшки стоит на крыльце. Я уже хотел крикнуть горничной, чтобы не открывала, но было поздно – дверь отворилась, старый Лайонель замер на пороге.

– Добрый день, сэр.

– Добрый.

– Вынужден сообщить вам печальную новость, сэр.

– Вы…

Ледяная рука сжала мне сердце.

– Ваш дядюшка скончался сегодня ночью.

Я услышал, как позади меня вскрикнула горничная.

Не стану утомлять читателя описанием пышных похорон и юридическими заморочками, с которыми мне пришлось столкнуться, вступая в наследство. Опущу я и недолгий переезд из моей скромной квартиры в поместье дядюшки. Честно говоря, я плохо помню эти дни, все было как в тумане, – по-настоящему я пришел в себя уже через месяц после похорон, когда начал разбирать бумаги в дядюшкином кабинете, понемногу свыкаясь с мыслью, что это огромное поместье теперь принадлежит мне.

Тогда-то я и наткнулся на карту, про которую уже успел почти забыть. Я хотел было поместить её в рамку и повесить на стену, как память о дяде – но что-то заставило меня задуматься.

Это бред, сказал я себе, бред безумца, ничего более. Но чем больше я говорил так себе, тем больше сомнения закрадывались в мою душу.

Мне показалось, что я сам сошел с ума – когда на пороге появился загорелый человек, который представился капитаном парусника, принадлежавшего моему дядюшке. Капитан спросил меня, какие будут распоряжения насчет корабля – и я удивился сам себе, когда сказал:

– Снарядите корабль. Возьмите только самых проверенных людей. Через неделю мы отплываем на юг Атлантики. Мой дядюшка верил, что там находится огромная роза ветров.

С этими словами я показал на карту. Я ожидал, что капитан поинтересуется, не сошел ли я с ума, но старый морской волк уже привык к чудачествам дядюшки, поэтому он отдал честь и отрапортовал:

– Есть, сэр!

Побег из зловещей долины

Смотрю ему в спину. Думаю, как он убивал людей, голыми руками душил или ножом колол, или еще как. Нет, вроде щуплый парнишка, не мог он людей душить, ножом колол, не иначе, а может, что понадежнее взял, пушку там какую в магазине «Всё для охоты», или ещё там что. Тогда еще продавали пушки и много там чего, тогда еще не понимали, чем это кончится…

Идем по туннелю. Я, он, и его девчонка. До сих пор не спросил, как её зовут. И как его зовут, тоже до сих пор не спросил.

Хозяин нас не видит. А хозяина зовут Коган. А меня зовут… гхм… неважно, как меня зовут, я своё имя лучше сохраню в тайне, я еще жить хочу, я еще надеюсь отсюда живым выбраться, затеряться в мире. А что, среди семи миллиардов как-нибудь затеряюсь, не найдут…

Идем. Смотрю ему в спину, думаю, что он делал до того, как вышел на улицу убивать людей, пытался он остановить страшный финал или плыл по течению.

Нет, наверное, всё-таки пытался… ходил к какому-нибудь психологу, или к кому там обычно ходят с такими проблемами. И психолог, или кто там ещё скажет:

– Слушаю вас.

А он ответил:

– Понимаете… мне последнее время кажется, что меня окружают не люди.

– Вот как? Не люди… а кто же?

– Ну… понимаете, вот смотрю я на человека, вроде и выглядит как человек, и ведет себя, как человек, – а присмотришься… ну не человек. Не знаю, кто.

– Так-так… а скажите, они вам чем-то… угрожают?

– Да нет… не угрожают… просто… страшно.

– Страшно?

– Ну да, они выглядят так страшно… Вроде бы человек, а присмотришься, он же не человек на самом деле.

А потом этот психолог или кто он там, скажет… сказал что-нибудь, что обычно говорят психологи. Например:

– Скажите, вам иногда кажется, что кто-то вкладывает вам в голову чужие мысли?

И так далее.

А где-нибудь через час или через два в кабинет психолога зашел кто-нибудь еще. И закричал. Потому что увидел его мертвым.

Потом кто-нибудь вызвал полицию, полиция приехала, стали собирать отпечатки пальцев, или что там еще собирают в таких случаях. Конечно, найдёт, кто это сделал, парень и не подумает замести следы.

А потом…

Смотрю в спину впереди идущему, думаю, успели его найти или нет. Наверное, успели, нашли, окружили со словами – вы арестованы, только арестовать не успели, полицейские набросились друг на друга, друг друга перестреляли.

Мне так кажется.

Хотя кто их знает, что было на самом деле.

Идем по туннелю. Хозяин нас не видит, по крайней мере, я надеюсь, что он нас не видит, если он нас увидит, мы здесь живые уже стоять не будем.

Смотрю в спину впереди идущему, как же его зовут, не знаю. Кажется, девушка звала его по имени, когда Коган приказал мне взять их живыми. Там, в городе.

Вспоминаю город, лучше бы не вспоминал, этот город без содрогания вспоминать нельзя. Горы трупов на улицах, трупов, среди которых тщетно пытаешься найти хоть что-то живое. Кажется, там, в городе, не только стреляли, но и взрывали, кто-то пытался уничтожить всех, всех…

А потом Коган сказал мне:

– Ищите. Там, в подвале.

Помню, меня передернуло, помню, не поверил, что в этом вымершем городе может быть кто-то живой.

– Ищите, – повторил Коган, – там, в подвале.

Кажется, тогда девушка звала своего спутника по имени – когда я нашел их. Когда стрелял по ним, еще сначала выстрелил, потом спохватился, а из чего, собственно, я стрелял, хорош я буду, если выпалил из парабеллума, русским по белому Коган мне говорил, брать живыми, живыми брать, они мне живые нужны. Посмотрел, из чего выстрелил, тут же забыл, кинулся к упавшим, отчаянно искал на телах следы пуль, нет, нет следов пуль, только две иглы воткнуты в тела…

Идем по туннелю.

Коган нас не видит.

По крайней мере, я надеюсь на это.

Интересно, что сделает Коган, когда увидит, что мы сбежали. Я сказал мы? Да, быстро я их к себе причислил, быстро… Они сбежали, я только помог, а получается – мы…

Интересно, что тогда сделает Коган. Я бы на его месте включил лучи. В нашу сторону. Чтобы я, идущий за ними сзади, съехал с катушек и набросился на впереди идущих, чтобы их убить. Интересно, успею я это сделать или нет. Наверное, наброшусь на девушку, чтобы её придушить, наверное, парень не даст мне это сделать, свернет мне шею, или полоснет по горлу ножом. Девчонка запричитает, за что ты его так, парень кинется её успокаивать, а что ты хотела, или он нас, или мы его…

Я бы на месте Когана это сделал. Да Коган и без моей подсказки догадается, пустит лучи.

Весь вопрос, успеем мы дойти до конца туннеля или нет.

И что там будет, в этом конце.

Вспоминаю.

Что еще здесь делать, только вспоминать, осталось заглядывать в прошлое, будущее какое-то неопределенное, даже слишком. Вспоминаю, как там, в кабинете Когана, я разливал кофе, добавлял коньяк, на глаз, на глаз, понять бы еще, сколько это – на глаз. Вспоминаю, как говорил Коган, медленно, с расстановкой, будто каждое слово выжимают из него клещами:

– Ну что мы имеем. Уникальный случай. Провалилась наша работа. Провалилась.

Откашливаюсь:

– Всего два человека живы остались.

– Не всего два. Целых два. А сколько таких по всему свету будет?

Коньяк переливается через край чашки на белоснежную скатерть. Вздрагиваю. Хоть я ему в официанты не нанимался, всё равно вздрагиваю.

– Ничего, ничего, – отмахивается Коган, – на счастье. А с этими разберитесь. С двумя.

– Обязательно.

– Вы раньше знали эту девушку?

– Да… нет. Не знаю.

– Как не знаете?

– Не знаю, и всё.

Стараюсь подсказать:

– То есть, может, где-то встречали, но где – не помните?

– Да нет. Не встречал. Но такое чувство, что знал уже. Давно.

– А почему вы её не убили?

Парень вскидывается:

– А на хрена я вообще кого-то убивать должен был?

– Ну как же… много кого уложили.

– Так они сами на меня набрасывались.

– Кто набрасывался?

– Все… которые люди и не люди в то же время. Ну… они выглядели, как люди, и вели себя как люди, только я на них смотрела, я видела, что они не люди. Не настоящие.

– И тогда вы…

– Ну, у отца винтовка была, я винтовку взяла… когда эти люди-нелюди к дому подбираться стали.

– Да вы крутая.

– Да что вы, я…

– …а парня этого почему не убили?

– Так он же человек. Настоящий.

– Значит, он вам показался настоящим человеком?

– Показался? – девушка ахает, прикрывает рот руками, – а… разве он не человек?

– Человек, человек, не беспокойтесь даже.

Идем по туннелю.

Сворачиваем.

Ещё сворачиваем.

Ещё.

Девчонка оступается, вскрикивает, парень подхватывает её, ставит на ноги. Куда ты, голуба, на каблуках поперлась… или нет, вру, не на каблуках, кеды обула, молодец, догадалась…

Парень поворачивается ко мне:

– Далеко ещё?

– Далековато.

– Чёрт…

– А я что могу сделать, другого пути и нет…

Смотрю на них. Нет, вроде, нормальные, вроде они мне чудищами не кажутся. Может, повезет, может, успеем дойти.

Вспоминаю.

Всё, что здесь остается – вспоминать.

Стучу в дверь. Дверь проваливается куда-то в стену, меня передергивает – всё, сломал, сломал, сломал, а нет, не сломал, дверь уходит в стену, ускользает куда-то в никуда, пропускает меня.

– Входите, входите…

Вхожу, вхожу. Он стоит спиной ко мне, нехотя поворачивается, вяло пожимает руку, рука у него холодная, вялая, сам он весь какой-то вялый, холодный, рептилия какая-то а не человек.

– Коган моя фамилия.

– Очень приятно, я…

Здесь я назвал свою фамилию. А вам её говорить не буду. Ещё надеюсь выбраться живым. И затеряться среди семи миллиардов.

– Вы, значит… нейрофизиологией занимаетесь.

Бормочу названия университетов, сую ему дипломы и копии каких-то проектов, – он отстраняет меня безвольной рукой.

– Хорошо, хорошо… вижу, бессонницу лечили… очень хорошо… мне как раз надо…

Настораживаюсь. Сомневаюсь, что он меня вызвал ради того, чтобы я ему бессонницу лечил.

– А вы роботами никогда не увлекались?

Меня передергивает. Чёрт побери, нужен тебе спец по роботам, вот и вызвал бы спеца по роботам, не-е-ет, мы же умные, мы нейрофизолога вызовем и про роботов спрашивать начнем.

– М-м-м-м… в классе пятом собирал что-то… из старых телефонов…

Коган усмехается. Нехорошо как-то усмехается.

– А про синдром зловещей долины знаете?

Отчаянно пытаюсь вспомнить то, чего не знаю.

– А-а-а, это в Калифорнии где-то в пустыне Гоби долина Смерти какая-то есть…. Испарения там какие-то ядовитые, люди туда попадают и гибнут…

– И давно у нас пустыня Гоби в Калифорнию переехала?

– Ну…

– Вот нравится мне современная молодёжь, Нет, чтобы честно сказать, не слышал о таком, нее-е-т, выдумывать будем.

Сдаюсь:

– Честно говорю. Не слышал.

– Ну, ничего, ничего… не стыдно не знать, стыдно не учиться. Ну, давайте вам парочку роботов покажу.

Соглашаюсь. Так надо, соглашаться, разделять интересы хозяина, если начальник без охоты жизни не видит, надо с ним в лес ездить и уток подстреленных из болота в зубах притаскивать, если хозяин на роботах повернут, значит, надо все эти зловещие долины выучить, роторы-статоры-транзисторы, или нет, вру, транзисторы сейчас только в музее увидишь между сеймурией и трицератопсом.

– Ну вот, смотрите… похож он на человека?

Смотрю на что-то смешное, неуклюжее, прямоугольное, комично идущее по столу. Что-то дошагивает квадратными ножками до края стола, собирается упасть, машинально протягиваю руку, подхватываю.

– А зря подхватили. Он бы ещё за край руками уцепился, еще поднялся бы. Ну как вам… нравится?

– Здорово.

– Да вы мне скажите, нравится или нет?

– Нравится. Смешной.

– Отлично. А теперь с девочкой вас с одной познакомлю… Да не прихорашивайтесь вы, очки не поправляйте, не настоящая она, старания ваши не оценит… – Коган хлопает в ладоши, – Элла!

Что-то поднимается из темноты соседней комнаты, что-то выходит к нам в коротенькой юбчонке, протягивает мне руку. Смотрю на Эллу, не верю, что не настоящая, кудряшки выбились из короткого пучка волос, ямочки на щеках, бретелька сбилась на плечо…

Чувствую, что краснею. Думаю, для каких целей хозяин приобрел эту Эллу, тут же отгоняю от себя нескромные мысли, не отгоняются, лезут, лезут в голову…

– Ну как вам Элла? Нравится?

– Ну да, красивая.

– Нет, вы скажите, нравится или нет?

Вздрагиваю. Начинаю побаиваться, как бы радушный хозяин не предложил мне сделать с этой Эллой что-нибудь, что обычно с такими эллами делают.

– Н-нет.

– Чего? Не нравится?

– Не…

– А что так?

– Не… ненастоящая она какая-то… не поймешь, то ли человек, то ли кто… и движения такие… и глазами вращает…

– Ладно, Элла, иди, не пугай гостя… видишь, не понравилась ты ему…

Спохватываюсь:

– Из-звините, что я так…

– Да ничего, ничего… а вот скажите, когда вы ко мне пришли, там в приемной секретарша сидела…

– Ага.

– Она вам как? Понравилась?

– Ага… живая такая, веселая…

– Ну-ну, грудь пятого размера, да? Ладно, смех смехом… а это вот синдром зловещей долины и есть. Элла-то по образу и подобию секретарши моей сделана. А вам не нравится.

– Не… недоработана она как-то. Мимика, жесты…

– Вот-вот. Что-то похожее на человека, но не человек. Мозг наш теряется, не знает, что делать… с ума сходит…

– Ага.

– Так вот… в мозгу нашем граница есть, где человек, где не человек, а где что-то среднее. А вы, значит, нейрофизиолог…

– Да.

– А можете сделать так, чтобы у человека восприятие это сдвинулось? Чтобы он обычного человека воспринимал как нечто среднее?

– М-м-м… ну… это время надо…

– …его у вас с избытке будет.

– И деньги… оборудование…

– …тоже.

– Тогда можно.

Туннель сворачивает, начинает потихоньку подниматься вверх, – это значит, что осталось немного.

Говорю:

– Осталось немного.

Из горла вырывается хрип, сам пугаюсь своего голоса.

Парень оборачивается:

– Что?

– Немного осталось… километра два…

Парень скрипит зубами. Парень… не нравится мне этот парень, очень не нравится, какой-то он… на человека толком не похож.

На человека…

…не похож.

Спину прошибает холодный пот.

Вот оно.

Началось.

Понимаю, что хозяин включил луч.

А хозяина зовут Коган.

– Ну что, друг мой, спешу вас обрадовать… луч ваш работает.

Неумело рапортую:

– Рад стараться.

– Отлично… читали, да? – Коган протягивает мне сложенную газету, – вот… бойня в Забугорске, в маленьком уральском городке жители перебили друг друга…

Пол хочет уйти у меня из-под ног, еле успеваю поймать.

– Ничего себе… так вы… зачем мне луч заказали… чтобы…

– …а вы как думали. Оборонка проплатила. Вот что, вы человек смелый… со мной поедете, посмотрим, что там, и как.

Тогда я даже не смог возразить ему, послать его куда подальше.

Тогда…

Кап…

Кап…

Кап…

Кап…

Туннель поднимается, резко сворачивает вправо, значит, скоро и выход. Мы его не видим, потому что сейчас ночь, ладно, ночью в лесу как-нибудь не пропадем, а там…

Да.

На земле семь миллиардов человек, как-нибудь затеряемся.

Смотрю на двух тварей передо мной, вздрагиваю от каждого их шага, от каждого жеста, когда это они успели превратиться из людей в черт знает что, они сами-то не замечают, как они выглядят… нет, ничего не замечают, идут, взявшись за руки, он ей отдал свою куртку, чтобы не замерзла.

Отчаянно пытаюсь объяснить себе, что это люди, люди, чёрт побери, люди, а не что-нибудь, что мне мерещится.

Не объясняется.

Вспоминаю, как я их видел, когда они были людьми, то есть, что я говорю, когда я видел их людьми.

Киваю девушке:

– Раздевайтесь.

Девчонка оторопело смотрит на меня:

– К-как… при вас?

Спохватываюсь:

– Ну, я отворачиваюсь, всё, всё… и туда ложитесь… в томограф…

Осторожно вытаскиваю ножичек, осторожно думаю, если эта тварь обернется, полосну ножом по горлу…

Отчаянно вспоминаю.

Коган спрашивает:

– Ну что… обнаружили что-нибудь?

– Пока нет… смотрю на парочку эту, показатели все в норме…

– Гхм… ну ладно, завтра вскроете их.

Меня передергивает:

– Они что… умерли?

– Нет ещё. Вы их сами убить можете?

Хочу сказать нет, тут же понимаю, чем это кончится, отвечаю:

– Сделаю.

Кап…

Кап…

Кап…

Кап…

Просвет в глубине туннеля.

Чувствую, как безумие постепенно начинает отпускать, нелюди впереди меня становятся чуть больше похожи на людей. Вот это самое страшное, когда становятся почти-почти похожи, мозг окончательно сходит с ума, не понимает, кто перед ним, человек, или кто.

Вспоминаю.

Вхожу в комнату, два тела расплетаются, с ненавистью смотрят на меня, парень уже готовится послать меня далеко и надолго, астучатьтебянеучили…

Не даю ему опомниться:

– Собирайтесь. Пойдёмте. Быстро.

– К-куда?

– Бежать отсюда надо… скорее одевайтесь, и пошли уже…

Парень смотрит на меня осуждающе:

– Ты бы вышел, дай девчонке одеться-то…

Выхожу. Даю девчонке одеться. Отчаянно соображаю, как я их отсюда поведу, через заброшенный туннель метро, или я еще не насколько сошёл с ума…

Выходим из туннеля в моросящий дождь.

Сжимаю лезвие, чувствую, если эта тварь обернется, не удержусь…

Тварь оборачивается.

– Ну, спасибо, выручил нас… тебе-то за это ничего, бошку не оторвут?

Лезвие.

У меня в руке.

А потом я наброшусь с ножом на девчонку, она первая обернулась, а парень это увидит, и кинется защищать, я уже знаю, он под нож кинется её защищать, и мы с ним сцепимся, потом будем лежать в лужах собственной крови, я ещё успею увидеть, как девчонка обнимает парня, впивается губами ему в губы, парень торопит девчонку, беги давай, беги, пока не заловили тебя. Потом у меня всё померкнет перед глазами, или наоборот, будет яркая вспышка, не знаю, ни разу ещё не умирал.

Так будет.

Я уже знаю, что так будет.

Впрочем, не обязательно. Впрочем, есть у нас ещё один шанс, совсем крохотный шансишко, но есть…

…если Коган отключит луч.

Скажете, черта с два он отключит луч? Вот я тоже так думаю, что черта с два. Но может быть, и отключит, если успеет прочитать мой последний…

ОТЧЕТ

Довожу до Вашего сведения, что можно совершенно не беспокоиться о том, что во время боевых действий повторится история с Зауральском, и кто-то останется в живых. Я совершенно точно установил, что выживание двух экземпляров, А (ж. пол) и Б (м. пол) – это редчайшее исключение. Я бы сказал, что такие вещи случаются раз в тысячу лет…