Проведя очередной обход территории, сторож Алексей Иванович вернулся в свой вагончик, где его уже ждал вскипевший электрический чайник. Время было давно за полночь, и его уже клонило в сон, но характер и отношение к работе, не позволяло ему сомкнуть глаз. Заварив чай, он начал сворачивать папиросу. Время на работе шло медленно, и его не раз тянуло прилечь и немного вздремнуть на видавшем виды старом, потертом диване. Но каждый раз Алексей Иванович с легкостью преодолевал искушение сна. Иногда он развлекал себя мыслями о том, что если бы все люди на свете были бы такими дисциплинированными и добросовестными как он, то в мире царил бы порядок и покой. Если бы каждый был бы, абсолютно честным человеком и добросовестно относился и к работе, и к семье, и к окружающему миру, то жизнь стала бы такой, какой её хотят видеть все те, которые кричат на лево и на право, о том, что всё разворовали, всё продали, власти плохие, не думают о народе и так далее, хотя эти самые люди, сами живут не намного честней тех, кого они обвиняют во всех своих бедах. Алексей Иванович не винил ни в чем не президента, не депутатов, он думал, что посади на их место любого, якобы честного человека из народа, то этот человек со временем то же ничем не будет отличаться от нынешних представителей власти. Начинать надо с себя, и вот если все начнут с себя, то только тогда в мире начнут налаживаться дела. И Алексей Иванович, как он считал, начал с себя. И вот уже на протяжении более десяти лет он ни разу ничего не нарушил, и даже, ни разу не опоздал на работу. Мало того, он ни разу не пропустил, ни один положенный обход охраняемой территории. Этот обход полагалось проводить раз в два часа, то есть двенадцать раз за суточную смену. А охранял он давно замороженную стройку, и самое ценное, что было на этой территории, это сорок бетонных балок, весом в пятьдесят килограмм каждая. Пересчитав и убедившись, что все балки на месте, Алексей Иванович возвращался в свой вагончик, заваривал чай и сворачивал папиросу. Выпивал он за смену ровно двенадцать кружок чая и выкуривал ровно двенадцать папирос.