Культура русского старообрядчества XVII—XX вв. Издание второе, дополненное

© Кирилл Кожурин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

Церковная реформа патриарха Никона, начавшаяся в 1653 году, в конечном итоге привела к трагическому расколу русского общества на два лагеря: тех, кто вольно или невольно принял новшества, и тех, кто не пожелал их принять. В дальнейшем, в царствование Петра I, религиозный раскол был углублен за счет раскола культурного. Не желавшие изменять вере своих предков, десятки, сотни тысяч русских людей (по подсчетам историков, от четверти до трети населения Русского государства!) были названы невеждами, причислены к преступникам против церкви и против государства и обречены на церковное и царское наказание. Спасаясь от преследований, староверы устремились в непроходимые леса, на окраины государства, за его рубежи, бежали во все концы необъятной Руси: на Дон, в Сибирь, Керженец, Стародубье, Прибалтику, где основывали целые поселения, бежали в Польшу и Швецию, Пруссию и Турцию. Сегодня староверческие общины можно встретить в Австралии и Боливии, в Бразилии и на Аляске. Хранители «древлего благочестия» бросали все, кроме икон и старопечатных книг, и на новом месте, куда их кидала судьба, бережно, буквально по крупицам, возрождали Древнюю Русь.

Древнерусский человек жил в атмосфере религиозности, монастырский уклад жизни был принят в каждой благочестивой семье. Часы отсчитывали по церковным службам: заутреня, обедня, вечерня, павечерница. Свободное время посвящали молитве или чтению духовных книг – Житий святых, Прологов, Златоустов, Цветников и Маргаритов. Грамоте учились по Часовнику и Псалтырю. Идеалом древнерусского человека были подвиги аскетов-пустынножителей, с житиями которых он знакомился по Прологам и Патерикам. На старости лет, выполнив свои мирские обязанности и вырастив детей, многие принимали иноческий постриг. Не были исключением и лица знатные, в том числе даже члены царского дома.

С никоновскими реформами, непосредственно подготовившими дорогу последующим преобразованиям Петра I, жизнь русского человека сильно изменилась. Началась десакрализация культуры, десакрализация жизни. Под воздействием западной культуры происходит обособление культуры от церкви (секуляризация, обмирщение), превращение ее в автономную область. Это повлекло за собой расслоение русского общества. Если раньше русское общество (при всех различиях в социальном положении) в культурно-религиозном отношении было однородным, то западное влияние, по словам историка В. О. Ключевского, разрушило эту «нравственную цельность русского общества… Как трескается стекло, неравномерно нагреваемое в разных своих частях, так и русское общество, не одинаково проникаясь западными влияниями, раскололось»¹.

Со времен раскола и последовавших за ним петровских преобразований в России существовало две культуры: светская – прозападно ориентированная, укоренившаяся в центре культурной и общественной жизни, и религиозная – ориентированная национально, которая ушла на периферию национально-истори-ческого развития. Когда говорят о русской культуре XVIII—XX веков, то подразумевают преимущественно первую культуру, лишь вскользь или вообще не упоминая о второй. Однако, оказавшись на периферии магистрального развития русской культуры, та часть русского народа, которая не приняла ни никоновских, ни петровских реформ и получила у историков название «старообрядцев», а у своих гонителей – презрительную кличку «раскольников», все же сумела сохранить прежний духовный идеал, вдохновлявший наших предков со времен Крещения Руси, и пронести его сквозь века до начала третьего тысячелетия. При этом нужно отметить, что две культуры, несмотря на резкое расхождение между ними, никогда не были абсолютно изолированы друг от друга, и мы имеем многочисленные примеры их взаимовлияния.

Старообрядчество всегда оставалось хранителем традиционных православных духовных ценностей: соборности, личности, общинности, общественного блага. Сумевшее сохранить национальное самосознание русского народа в эпоху коренной ломки русской жизни и культуры в конце XVII – начале XVIII вв., староверие одновременно принесло с собой в русскую духовную культуру и ряд новых черт. Прежде всего, это учение о личной ответственности православного христианина в миру и церковной жизни, новая система духовных ценностей, санкционировавших проявление индивидуальности в человеке. Однако здесь не было протестантского отказа от прежних традиций, который на Западе, как известно, привел к принятию антихристианских ценностей и развитию буржуазной культуры. Наоборот, хранители «древлего благочестия», опираясь на святоотеческую традицию, сумели увидеть то главное, что было изначально заложено в христианстве: новую антропологию, понимаемую как христология. Они сумели не только сохранить старое, не только исполнить Закон, но и наполнить его новым смыслом, а точнее – раскрыть этот смысл. Этот факт лишний раз доказывает известную максиму: лишь опираясь на старое, можно создать что-либо новое.

Сегодня, когда российское общество в очередной раз находится на перепутье, а вокруг не смолкают споры о моделях экономического, политического и социального развития страны, становится очевидным, что многие наши современные проблемы своими корнями уходят в церковный раскол XVII века. Многие уже не отрицают того факта, что у каждой цивилизации свой самобытный путь. Каков же путь России? С одной стороны, в современном мире становится все более ясной невозможность культурной изоляции, существования русской цивилизации вне остального мира, а с другой – не менее очевидна и невозможность полного растворения в современной стандартизированной культуре. Культура старообрядчества интересна для нас, людей XXI столетия, не просто как осколок прошлого, «живой остаток древней русской культуры, сохранивший ее замечательные достоинства» (Д. С. Лихачев), но и как возможный путь развития русской культуры в будущем. Не следует забывать, что история старообрядчества – это альтернативная история, развивавшаяся параллельно с процессами вестернизации в России.

В русском старообрядчестве в силу ряда исторических причин парадоксальным образом соединились принципиальный традиционализм и постоянная необходимость прибегать для его осуществления к разнообразным новациям. Как отмечает современная исследовательница, «именно эта исторически обоснованная подвижность блистательно осуществилась в многочисленных технических открытиях, в прогрессивности промышленной и финансовой деятельности сотен широко известных как в центре, так и почти во всех окраинах России старообрядческих торгово-промышленных родов и семей»². И в этом плане русское старообрядчество, на наш взгляд, требует более пристального внимания к себе.

Предлагаемая читателю книга состоит из двух глав: в первой главе вкратце излагается история старообрядчества после раскола, а во второй рассматриваются основные достижения старообрядческой культуры и вклад староверов в общенациональную культуру. Мы сочли необходимым дать краткий исторический очерк в силу ряда причин. Изучение старообрядчества и его роли в духовной культуре России в синодальный период вплоть до революции 1905 г. по идеологическим причинам было затруднено. Сама тема, как со стороны церковно-правительственных идеологов, так и со стороны революционно настроенной оппозиции, освещалась достаточно тенденциозно. Не хватало объективности в анализе этого явления. В так называемое золотое десятилетие старообрядчества (1905—1917), начавшееся с изданного царем Николаем II 17 апреля 1905 г. манифеста «Об укреплении начал веротерпимости», была предоставлена возможность открыто заговорить о себе самим старообрядцам: появился ряд весьма ценных исследований на данную тему (работы Л. Ф. Пичугина, Т. С. Тулупова, Ф. Е. Мельникова, В. Г. Сенатова, И. А. Кириллова и др.). После революции 1917 г. в отечественной историографии старообрядчества возобладали иные тенденции. Теперь старообрядчество стали рассматривать сквозь призму новой идеологии, насильственно пытаясь втиснуть многие исторические факты в готовые идеологические схемы. При этом одни какие-то стороны старообрядчества замалчивались, другие – наоборот, выпячивались. И лишь в недавнее время начали складываться предпосылки для более или менее спокойного и объективного анализа данного явления.

Но, к сожалению, и в ряде новых изданий часто можно встретить бездумно употребляемые штампы, заимствованные из дореволюционной и советской историографии, некритический перепев чужих мнений и оценок. Эти мнения и оценки кочуют из книги в книгу и продолжают умножать то облако лжи, которое сознательно создавалось вокруг старообрядцев их оппонентами. Одной из задач данной книги является максимально объективное рассмотрение такого сложного явления русской духовной культуры, как старообрядчество, и ознакомление с его основными достижениями.

Глава первая. Основные вехи истории старообрядчества

1.1. Никоновская «реформация» и начало разделения Русской Церкви

В 1652 году патриархом Московским и всея Руси стал Новгородский митрополит Никон (Никита Минов), который при поддержке царя Алексея Михайловича принялся за активное реформирование Русской Церкви. В чем заключалась суть никоновской (а в действительности алексеевской, поскольку главным инициатором был царь и его ближайшее окружение) «реформации»³? Формальным поводом явилось исправление якобы неисправных богослужебных книг. Реформаторы утверждали, что со времени принятия христианства при князе Владимире в богослужебные книги по вине переписчиков вкралось такое множество ошибок, что необходима серьезная правка. Эта мысль явилась из сличения оригиналов и переводов. Но что в данном случае принималось за оригинал? Историки убедительно доказали, что оригиналом служили новые богослужебные греческие книги, напечатанные в иезуитских типографиях в Венеции! (Греки тогда находились под игом турок-османов и собственных типографий не имели.) Помимо того, что за шесть с лишним веков, прошедших со времени Крещения Руси, греки, заразившись духом католицизма, сами существенно изменили чинопоследования некоторых служб, к этим изменениям добавлялись еще сознательные догматические искажения, внесенные хозяевами типографий – иезуитами. «Трагедия расколотворческой реформы, – пишет современный исследователь старообрядчества М. О. Шахов, – в том и состояла, что была предпринята попытка „править прямое по кривому“, провозгласив содержавшие погрешности формы религиозного культа позднейшего времени древнейшими, единственно верными и единственно возможными, а всякое отклонение от них – злом и ересью, подлежащей насильственному уничтожению»⁴.

Со временем стало ясно, что Никон хочет не просто исправления каких-то погрешностей переписчиков, а изменения всех старых русских церковных чинов и обрядов в соответствии с новыми греческими. И действительно, изменений было множество. Перечислим лишь некоторые, наиболее важные с точки зрения православного вероучения:

1. Древняя, унаследованная еще от византийцев, форма перстосложения при крестном знамении (двоеперстие) была заменена на троеперстие. В толковании двоеперстного крестного знамения два протянутых перста означают две природы Христа (Божественную и человеческую), а три (пятый, четвертый и первый), сложенные у ладони, означают Троицу. Введя троеперстие (означающее одну Троицу, в то время как два оставшихся пальца оставались, по новому толкованию, «праздными», т. е. ничего не обозначали), Никон не только пренебрегал догматом о Богочеловечестве Христа, но и вводил «богострастную» ересь (т. е., по сути, утверждал, что на кресте страдала не только человеческая природа Христа, а вся Троица).

2. Трисоставный восьмиконечный крест, который издревле на Руси был главным символом православия, был заменен двусоставным четырехконечным, ассоциировавшимся в сознании православных людей с католическим учением и испокон веков называвшимся на Руси «латинским крыжом». После начала реформы восьмиконечный крест был назван «брынским» или «раскольническим» и изгонялся из церкви.

3. Молитвенный возглас – ангельская песнь «аллилуйя» – стал четвериться у никониан, поскольку они поют трижды «аллилуйя» и четвертое, равнозначное, «Слава Тебе, Боже». Тем самым нарушается священная троичность.

4. В исповедании православной веры – Символе веры, молитве, перечисляющей основные догматы христианства, из слов «в Духа Святаго Господа истиннаго и животворящаго» изъято слово «истиннаго» и тем поставлена под сомнение истинность Третьего Лица Святой Троицы, из сочетания «рожденна, а не сотворенна» выброшен союз «а» – тот самый «аз», за который многие готовы были погибнуть. Исключение «а» могло мыслиться как выражение сомнения в нетварной природе Христа. Вместо прежнего утверждения «Его же царствию несть (т. е. нет) конца» введено «не будет конца», то есть бесконечность царствия Божия оказывается отнесенной к будущему и тем самым ограниченной во времени.

5. В никоновских книгах было изменено само написание имени Христа: вместо прежнего Исус было введено Иисус, причем единственно правильной была объявлена исключительно вторая форма, что возводилось новообрядческими богословами в догмат.

6. Во время крестных ходов, таинств крещения и венчания новообрядцы стали ходить против солнца, в то время как, согласно церковному преданию, это полагалось делать по солнцу (посолонь), вслед за Солнцем-Христом.

7. При крещении новообрядцы стали допускать и даже оправдывать обливание, вопреки апостольским постановлениям о необходимости крещения в три погружения (50-е правило св. Апостолов).

8. Литургию теперь стали служить на пяти просфорах, утверждая, что иначе «не может быти сущее тело и кровь Христовы» (по старым правилам служить следовало на семи просфорах).

9. Вместо древнего пения было введено новое итальянское, а новые иконы стали писать не по древним образцам, а по западным, отчего они стали более похожими на светские картины, чем на иконы. Все это способствовало культивированию в верующих нездоровой чувственности и экзальтации, ранее не свойственной православию.

10. Впоследствии новообрядцы уничтожили древнее каноническое церковное устройство и признали светскую власть главой церкви.

11. В новообрядческой церкви был отменен древний обычай избрания духовных лиц приходом. Его теперь заменили постановлением по назначению сверху и вдобавок светскими лицами.

Были и другие новшества, которые со временем все более умножались. Так, если в «Поморских ответах» (начало XVIII в.) перечисляется 58 статей, по которым реформированная новообрядческая церковь отличалась от древлеправославной, то к концу XVIII столетия в старообрядческом трактате «Щит веры» перечисляется уже 131 вид изменений! Новшества росли, словно снежный ком. При этом многие древние чинопоследования церковных таинств были существенно сокращены и изменены (чин крещения, покаяния, венчания, хиротоний), а некоторые древние чины и вовсе упразднены (чин омовения трапезы, омовения святых мощей, причащения богоявленской водой, пострижения инокини, братотворения, чин «хотящему затворитися», чины пещного действа, начала индикта). Одновременно вводились новые, неизвестные православию чинопоследования, заимствованные из Требника митрополита Киевского Петра Могилы, образцом для которого, в свою очередь, служили католические требники.

Но самое главное – это изменение в духе Церкви. После Никона новообрядческая церковь утрачивает дух соборности, подпадает под власть государства и вынуждена прогибаться при каждой новой смене правительства, изменяя при этом и приспосабливая к новым веяниям свое учение – вплоть до наших дней. Наподобие католической церкви, новообрядческая церковь разделяется на «церковь учащую» и «церковь учимую». Согласно позднейшему богословию новообрядческой церкви, истинная церковь – это иерархия, епископы и священники, а народ – ничто в церкви, и его дело – беспрекословно подчиняться решениям иерархии, даже если они противоречат духу Христовой веры. Ни о какой выборности священства и епископата, как было в древней Церкви, и речи быть не может. Все это способствовало появлению в русском народе лжепослушания и лжесмирения. Далее появились и еще более отвратительные явления в жизни церкви: совершение таинств за деньги, нарушение тайны исповеди (что прямо предписывалось «главой церкви» – императором Петром I), совершение таинств над людьми неверующими, приходящими креститься и венчаться «по традиции» или «на всякий случай», коммерциализация и секуляризация церкви…

Чем же руководствовались Никон и стоявший за его спиной царь, предпринимая столь неслыханные по своему масштабу реформы? Что толкало их к столь решительному разрыву со всей прежней богослужебной традицией, освященной авторитетом многочисленных русских святых? Соображения, которыми руководствовались реформаторы, были исключительно политическими и к духовной жизни никакого отношения не имели. Перед прельщенными взорами царя и патриарха заманчиво блистал византийский венец. И Никон, и Алексей Михайлович грезили об освобождении Константинополя от турок и о византийском престоле. Льстивые восточные патриархи, регулярно приезжавшие в Россию за щедрой царской «милостыней», рисовали картины земного торжества православия, обещая царю восстание порабощенных греков и славян в ответ на объявление Россией войны турецкому султану. Русский царь должен был занять престол Константина Великого, а московский патриарх Никон – стать вселенским патриархом. Но для достижения территориального единства православных народов требовалась лишь одна незначительная «мелочь»… Сначала надо было прийти к единству обрядовому, поскольку русские обряды того времени сильно отличались от греческих.

Поразительно, но сценарий никоновских реформ мы находим еще в 1605 году! В тайной инструкции самозванцу Лжедимитрию I о том, как ввести унию с католиками в России, то есть, по сути, подчинить русских власти римского папы, иезуиты писали:

«д) Самому государю заговаривать об унии редко и осторожно, чтоб не от него началось дело, а пусть сами русские первые предложат о некоторых неважных предметах веры (курсив мой. – К.К.), требующих преобразования, и тем проложат путь к унии;

е) издать закон, чтобы в Церкви Русской все подведено было под правила соборов отцов греческих, и поручить исполнение закона людям благонадежным, приверженцам унии: возникнут споры, дойдут до государя, он назначит собор, а там можно будет приступить и к унии;

з) намекнуть черному духовенству о льготах, белому о наградах, народу о свободе, всем – о рабстве греков;

и) учредить семинарии, для чего призвать из-за границы людей ученых, хотя светских»⁵.

Нужно сказать, что политика иезуитов в царствование Алексея Михайловича увенчалась успехом. Россия была расчленена – если пока не физически, то духовно уж точно: Русская Церковь раскололась, причем та ее часть, которая приняла реформы и пользовалась поддержкой правительства, на столетия заразилась духом латинства, а впоследствии – и протестантизма, усвоив многие западные обычаи и догматы.

Но была и другая часть, получившая у историков название «старообрядцев». Что и говорить, название неточное, поскольку это название суживает понятие исключительно до внешних сторон религии, тем более что само слово «обряд» было введено уже в петровские времена. Но любая попытка дать определение тому духовному движению, которое противостояло реформаторам, будет нести на себе следы той или иной идеологической позиции. Так, например, вплоть до начала XX в. во всей литературе, издаваемой синодальной церковью, церковные и светские ученые для обозначения старообрядчества использовали термин «раскол», а старообрядцев называли «раскольниками». О старообрядцах говорили как об «отделившихся», «отколовшихся» от Русской Православной Церкви. Подобные же определения повторяются практически во всех современных религиоведческих исследованиях и справочных изданиях. Однако данные определения противоречат важнейшим положениям старообрядческой религиозной доктрины, согласно которой старообрядчество никогда не отделялось от Православной Церкви и, как ее часть, возникло в I в. н. э. вместе с основанием христианства. Гораздо корректнее определение, предлагаемое М. О. Шаховым: «Старообрядчество (или староверие) – общее название русского православного духовенства и мирян, отказавшихся принять реформу, предпринятую в XVII в. патриархом Никоном, и стремящихся сохранить церковные установления и традиции древней Русской Православной Церкви»⁶.

Как бы то ни было, трещина в русском обществе XVII века, разделившая его на старообрядцев и новообрядцев, проходила гораздо глубже обрядовых различий, сколь бы ни были они важны для средневековой картины мира. Как отмечают современные авторы, «смысл раскола сосредотачивался вокруг реформ Никона, связанных с исправлением книг религиозного содержания и изменением некоторых обрядов. Однако эти конкретные факты, случись они раньше или позже, могли бы оказаться незамеченными. Значит, в них проявилось нечто большее, а именно, столкнулись две традиции в понимании веры и в видении церкви, а следовательно, две картины мира, которые культурному канону в его средневековом варианте удавалось примирять. То, что раскол имел такой общественный резонанс, означает, что на новом витке истории, когда не только государство, но и вся русская цивилизация переживала надлом, когда в этой цивилизации становится предельно активной личность, притягательной оказывается традиция в русском православии, являющаяся демократической (то есть старообрядчество. – К. К.). Если проводить параллели с XX веком, то, по сути дела, уже в XVII веке Россия переживала нечто, предвосхищающее революцию начала нашего столетия и последующую за ней гражданскую войну, сопровождавшуюся истреблением огромной массы соотечественников, изгнанием их в другие страны, переселением на другие территории»⁷.

После начала церковных реформ многие православные священники и простые верующие не согласились принять нововведения и отказались признавать законность новообрядческой иерархии. Упорство русских людей в сопротивлении реформам вызвало волну преследований и казней со стороны правительства и господствующей церкви. Первой жертвой пал епископ Коломенский Павел, единственный из архиереев не побоявшийся открыто выступить против властолюбивого и гордого патриарха и без соборного суда лишенный за это кафедры. На соборе 1654 года Никон собственноручно избил епископа Павла, сорвал с него мантию и велел немедленно отправить в ссылку в далекий северный монастырь. Там епископ был подвергнут тяжелым мучениям, а затем, как гласит предание, заживо сожжен в срубе. Вслед за епископом Павлом в ссылки отправились и другие активные противники реформ – протопопы Иван Неронов, Аввáкум, Логгин и Даниил.

Властолюбие и гордость Никона, стремившегося стать в православном мире тем же, кем в мире западном был римский папа, вскоре привели его к разрыву даже с поддерживавшим его царем Алексеем Михайловичем, и в 1658 г. он самовольно оставляет патриарший престол, бросая таким образом свою паству на произвол судьбы. Никон думал, что его будут упрашивать вернуться назад, но царю и его окружению он уже был не нужен. «Мавр сделал свое дело» – маховик реформы был запущен.

С устранением от церковных дел Никона ситуация в Русской Церкви не улучшилась. Новый собор 1666—1667 гг. с участием заезжих восточных патриархов, которые, как оказалось впоследствии, сами уже давно были низложены со своих престолов собором епископов и поэтому не имели никакого канонического права решать русские церковные дела, осудил и Никона, и старые обряды. Вся многовековая традиция русской святости была поругана и предана проклятиям. Чтобы заставить русский благочестивый народ принять новую веру и новые книги, собор, прозванный в народе «разбойничьим», благословлял подвергать ослушников соборных определений тягчайшим мучениям: заточать их в тюрьмы, ссылать, бить говяжьими жилами, отрезать уши, носы, вырезать языки, отсекать руки. Мучения и казни совершались в различных частях Русского государства. Были замучены инок Авраамий (1672), боярыня Морозова, княгиня Евдокия Урусова, Мария Данилова (1675). В 1668 г. началась осада царскими войсками главной святыни Русского Севера – Соловецкого монастыря, закончившаяся в 1676 г. его взятием и жестокой расправой над непокорными монахами (противостояние Соловецкого монастыря церковным и светским властям продолжалось с 1658 по 1676 г.). Другие вожди староверия: протопопы Аввáкум и Лазарь, дьякон Федор, инок Епифаний – были сосланы в далекий Пустозерск, находившийся за Полярным кругом, и там впоследствии сожжены.

Увлеченное «греческим проектом» правительство и покорные ему церковные иерархи жестоко преследовали людей старой веры: повсюду горели костры, людей сжигали сотнями и тысячами, резали языки, рубили головы, ломали клещами ребра, четвертовали. Все те ужасы, которые были хорошо известны русскому человеку из житий святых мучеников, пострадавших во времена языческого Рима, теперь стали страшной явью.

«Определения собора 1666—1667 гг. были настолько ошеломляющими, в них было так много бессмыслия и безумия, что русский народ счел их за „дьявольское наваждение“. Многие думали, что это временный туман, который должен скоро рассеяться»⁸. Однако этого «тумана» не смогла рассеять даже смерть 29 января 1676 г. (то есть через неделю после взятия Соловецкого монастыря) главного инициатора церковных реформ – царя Алексея Михайловича. Его наследник царь Федор Алексеевич (ум. 1682) продолжил политику отца. А в 1685 г. правившая в то время Россией царевна Софья и патриарх Иоаким утвердили «12 статей о борьбе с расколом», получивших в истории название «драконовских». Согласно этим статьям, сторонники старой веры подлежали сыску и казни. От всех русских людей требовалось под угрозой сожжения в срубе веровать не так, как установила древняя Церковь, а как приказывает новое начальство. Суть новой веры хорошо выразил новообрядческий патриарх Иоаким: «Я не знаю ни старой, ни новой веры, но что велят начальницы, то я готов творить и слушать их во всем».

Духовенство и гражданское правительство беспощадно истребляли своих же родных братьев – русских людей. Пощады не было никому: убивали не только мужчин, но и женщин, и даже детей. Русские люди при этом являли необычайную силу духа, многие шли на смерть смело и решительно, подобно первым христианам. «Чудо! как то в познание не хотят прийти! – писал протопоп Аввáкум. – Огнем да кнутом, да виселицею хотят веру утвердить! Которое то апостолы научили так? – не знаю. Мой Христос не приказал нашим апостолам так учить, еже бы огнем, да кнутом, да виселицею в веру приводить. Татарский бог Магомет написал в своих книгах сице (так): непокоряющихся нашему преданию и закону повелеваем их главы мечом подклонить. А наш Христос ученикам Своим никогда так не повелел»⁹.

В прямой связи с резким обострением гонений в 80-е гг. XVII в. стоит и такая важная проблема в истории старообрядчества, как самосожжения. Церковные историки XIX в. видели в массовых самосожжениях склонность старообрядцев к самоистреблению и даже преступление против христианских заповедей, светские же историки все пытались свести к слепому фанатизму. Однако в свете выявленных в недавнее время архивных документов ситуация представляется совершенно иной. Самосожжения были шагом отчаяния, ведь старообрядцы поджигали свои избы только в безвыходной ситуации, когда их поселения были окружены воинской командой. Если же старообрядцы попадали в руки солдат и отказывались переменить свои убеждения, их не ожидало ничего иного, кроме смертной казни в том же горящем срубе.

В атмосфере жестоких гонений неизбежно возникал вопрос: как жить дальше? Многие ожидали конца света, полагая, что уже наступили последние времена, видели в патриархе Никоне предсказанного в Библии антихриста. Необходимо было осознать происходящее и вынести оценку реформам с точки зрения православной традиции. Еще в 1656 г. в Поморье, в Куржецкой обители, состоялся собор, на котором было решено не принимать от новообрядцев никаких церковных таинств. Под решениями собора стоят подписи многих авторитетных церковных деятелей (в том числе нескольких епископов). 8 июля 1658 г. состоялся Соловецкий монастырский собор, который вынес решение: «Новых книг не принимать, по ним не служить и за отца архимандрита стоять…»

В дальнейшем страшные гонения, невозможность собираться вместе для выработки единого соборного мнения явились причиной разделения старообрядцев на толки, или согласия¹⁰. Особенно остро стоял вопрос о священниках. После расправы над епископом Павлом Коломенским весь русский епископат, устрашенный его участью, оказался на стороне реформаторов. Епископов-староверов не осталось, следовательно, новых священников рукополагать было уже некому, а старые постепенно умирали. Неизбежно возникал вопрос о дальнейшей судьбе Русской Церкви. Собственно, поиски ответа на этот вопрос привели к разделению в старообрядчестве. Часть ревнителей старой веры пришла к выводу, что с 1666 г. (эта дата была предсказана в авторитетной для старообрядцев «Книге о вере») в мире воцарился антихрист и настали последние времена, а как следствие этого – священство лишилось благодати и некоторые церковные таинства безвозвратно утрачены. Следовательно, исповедники православия должны бежать от мира, беречься его соблазнов и, сохраняя себя в чистоте и непоколебимой преданности старине, дожидаться Страшного Суда. Это мировосприятие стало основой общества староверов, не имеющих священства («беспоповцев»). Другая часть староверов, признавая, что с никоновской «реформации» официальная церковь отошла от истины, все же сочла возможным (после совершения соответствующего чина, «исправы») принимать от нее священнослужителей в сущем сане. Это направление условно стали называть «беглопоповским» (или просто «поповским»). Но еще примерно до середины XIX в. в некоторых старообрядческих согласиях была жива вера в то, что где-то существует истинное священство и сохранилось православное царство – так появились легенды о Беловодье и о невидимом граде Китеже. Староверы различных согласий принимали участие в совместных соборах, обсуждавших проблемы поиска архиереев, и даже предпринимали экспедиции на Восток и Балканы. Эти поиски продолжались около 150 лет и не дали никаких результатов.