Мятежный регион

Глава первая

Тревожное лето

Каждое утро после летучки я иду в дежурку Главного управления уголовного розыска МВД России и получаю для ознакомления пачку сводок – по Москве и Московской области, в целом по России. И, перелистывая их, ощущаю, как бьётся криминальный пульс страны. Убийства, квалифицированные разбои.

В обобщённые сводки дежурной части МВД России обычно попадают душегубства с тремя и более жертвами, вооружённые налёты и прочие лихие и часто кровавые дела нашего родного российского криминалитета. Самый тревожный раздел – это обстановка на Северном Кавказе. Отдельный пункт – зона проведения контртеррористической операции, Чеченская республика.

Магия отпечатанных на принтере строчек завораживает. Будто наяву представляешь разрывы гранат, стоны боли. Понимаешь, что за этими буквами стоят кровь, лихое отчаянье сражений и схваток. Там идёт война.

«15 мая 2000 года в населённом пункте Чурч-Ирзу Ножай-Юртовского района при проведении оперативно-поисковых мероприятий сотрудниками МВД России в тайнике обнаружено и уничтожено: пять гранатомётов, огнемёт, восемь выстрелов к гранатомётам различных типов, ручная граната, 5 кг 200 г тротила»…

«В Ленинском районе города Грозного в частном доме после пожара обнаружены с огнестрельными ранениями трупы хозяйки домовладения Филатовой, а также граждан Левченко, Алексеева и Варламова, все местные жители. С места происшествия изъяты 12 гильз и шесть пуль калибра 9 мм к пистолету ПМ»…

«В течение суток неустановленными лицами из автоматического оружия и гранатомётов произведено 13 обстрелов»….

«В населённом пункте Агишбатой Веденского района двое неизвестных вошли в домовладение Тимиргириева Л.У., главы местного самоуправления, из «пистолета Макарова» произвели в него три выстрела и скрылись. Потерпевший от полученных ранений скончался»…

«Неустановленными лицами из автоматического оружия и гранатомётов произведено девять обстрелов, погибли трое местных жителей».

В районном центре Урус-Мартан – подрыв на фугасе "Урала" сводного отряда милиции УВД Пензенской области.

Заводской район Грозного – там взлетел на воздух милицейский грузовой ЗИЛ, есть пострадавшие. Пытавшийся оказать им медицинскую помощь военный медик ранен снайпером в живот.

Временный отдел в райцентре Ведено – трижды за сутки по нему открывался огонь боевиками.

Операции в лесных массивах. Зачистки населённых пунктов. Уничтоженные боевики.

И так изо дня в день. Мясорубка войны перемалывает людей и судьбы. Но пока это далеко от меня. Пока что я всего лишь ощущаю, что на нашей земле пульсирует это тёмное пространство войны, пожирая наших сограждан, моих коллег. Но это далеко. Где-то в горах Северного Кавказа… Пока что далеко…

Лето 2000 года. Странное и беспокойное время перемен. Тогда лопались загноившиеся нарывы, хирургически удалялись распухшие во время ельцинской эпохи катастроф опухоли. Но главной и самой ноющей рана была Чечня.

Время было такое, что властям не верил никто – ни работяги, ни милицейские сержанты, ни военные генералы. Время потерь и поражений. Россия балансировала на грани полного развала. Парады суверенитетов. Первая чеченская война, закончившаяся позорным Хасавюртовским миром. Чувство, что живёшь в доме, который держится на бракованном клею, а тут ещё землетрясение подоспело, и вот-вот все конструкции расколются и рухнут.

В прошлом году прогремел знаменитый рейд Шамиля Басаева. Бандиты от самодовольного ощущения собственной крутости и непобедимости совсем перестали дружить с реальностью и думали, что им удастся отколоть от Российской Федерации Дагестан. Мы тогда уныло и безрадостно просчитывали, что выпрем мы бандитское отродье в места его привычного обитания и, как обычно, опять договариваться будем с ними не пойми о чём. Ан нет. Навалились на пиратскую республику Ичкерия всеми оставшимися федеральными силами. Перемолотили всю их оборону и многочисленные силовые, считай, бандитские, структуры.

К лету 2000 года масштабные боевые действия уже были закончены. Боевики по привычке сбежали в горы и растворились по аулам, перейдя к любимому роду деятельности – стрельбе из-за угла и из зарослей. Террористическая активность была высокая. Остро стоял вопрос наведения общественного порядка, воссоздания полноценных органов власти на освобождённых территориях.

Ещё в Великую Отечественную войну это было отработано – плечом к плечу с армией в освобождённые города входили сотрудники НКВД, и тут же создавался территориальный отдел внутренних дел. И отныне там была советская власть. Был милиционер. А остальное нарастёт.

Вот и сейчас – на освобождённых от бандитов территориях незамедлительно формировались из сотрудников подразделений МВД с разных регионов страны так называемые временные отделы внутренних дел. Фактически – эдакий гарнизон, порой осаждённый. Островок и оплот русской государственности в бушующем море сепаратистского и ваххабитского беспредела.

В перспективе их должны были сменить постоянные местные отделы. Но это только в перспективе. Пока же вся тяжесть по борьбе с бандитизмом, по охране общественного порядка ложилась на плечи собранных со всей России наших ребят с шевронами «МВД».

Для мудрого присмотра за деятельностью подразделений криминальной милиции в эти ВОВД направлялись советники из Главного управления уголовного розыска МВД России.

Уезжали наши ребята. Возвращались посмурневшими. Чаще на вопрос, как оно там, отвечали – с переменным успехом. Реже – расписывали в лучших охотничьих традициях свои подвиги, от которых веяло, мягко говоря, сильными преувеличениями, а то и русскими народными сказками в стиле фильмов Александра Роу. Нам же совершенно понятно было – там нашим приходится тяжело…

Утро на работе. Пытаюсь привычно проснуться с помощью убойной дозы растворимого кофе. Из чего его делают, интересно? После него голова проясняется, но начинает гудеть, как колокол – будто кружку пива употребил.

Звонок телефона на столе. Вызывает начальник нашего отдела по раскрытию имущественных преступлений, совершенных ненасильственным путём, который в народе называют «воровской отдел». Или кражный – кому как больше по душе.

– Как насчёт командировки? – спрашивает меня начальник так ласково и настойчиво, что мне сразу становится ясно, что за командировка и в какие края.

Ожидания не обманывают. Мне, старшему оперуполномоченному ГУУР МВД России майору милиции Сергею Раскатову настоятельно рекомендуют заняться экстремальным туризмом.

Горячие точки, конечно, дело добровольное. Вполне можно отказаться – мол, больной, хворый, трусливый. Поищите кого другого. Вот только такие случаи крайне редки.

Начальник Главка всеми уважаемый Иван Филиппович Храпов сам годами не вылезал из этих горячих точек. И многое прощал тем, кто там побывал и проявил себя. Кроме того имелось такое негласное пожелание сверху – всех сотрудников центрального аппарата МВД России, а также значительную часть личного состава с территорий, прогнать через Северный Кавказ. Чтобы знали, как Родину любить, набрались боевых навыков, да и вообще не понаслышке бы знали, что такое на практике сохранение территориального единства России.

Ну что же, расчет, в принципе, оказался верным. Многих моих коллег эти командировки огранили, как алмаз – и профессионализм, и мораль, и систему ценностей. Мозги на место встали. Люди окончательно осознали, на чьей стороне они в этой жизни.

А некоторые спились. У других просто что-то сдвинулось в сознании, и специфические контртеррористические методы они стали использовать в родных мирных краях. Была категория людей, которые просто сошли с ума, как один герой из Калининграда, которого я видел. После нескольких командировок на Кавказ он начал с подельниками грабить и убивать людей – привык к крови на войне и не видел в ней ничего исключительного. Мол, прячьтесь, зайцы, тигр вернулся.

– Поедешь?– спрашивает меня ласково так начальник отдела.

И тут я понимаю, что возможно спрашивают тебя не о том, поедешь ли ты на Кавказ, а о том, жить ли тебе или погибнуть. В ответ только пожимаю плечами:

– Прикажете – поеду.

В общем, где наша не пропадала…

Глава вторая

Портал между мирами

Война – это параллельный мир. «Там странно все, там все наоборот, там не найдёшь ни правых, ни неправых» – поётся в песне о Чеченской войне. Вот это самая Чечня и стала для всех нас эдаким параллельным миром. А осетинский город Моздок – вратами в него. Таким вот порталом в иное измерение. Куском измененной реальности между двумя мирами.

За неделю до вылета в Моздок всю нашу командировочную шайку-лейку собрали в Главке. Назвали группой советников, которых направляли в каждый временный отдел Чечни, да ещё в руководство временной группировки. Коротко проинструктировали – как себя вести и как вернуться здоровыми и бодрыми на радость семьям и руководству.

Потом были предполётные хлопоты. Вещевой склад, где получаешь зелёный камуфляж и берцы. С усмешкой смотрел я на себя в зеркало. Ну что же, снова здравствуй, родная армия. Все же восемь лет тебе отдал в своё время. Не так и надолго мы с тобой расстались.

Извлекаешь из сейфа своё табельное оружие – ПМ. Выпендриваться и получать АПС (Автоматический пистолет Стечкина) я не стал, хотя проблем с этим не было, у нас в дежурке их завались. Вещь в Чечне авторитетная, такие только у солидных полевых командиров. Но только тяжёлый он, зараза. И грохнуть за него могут запросто – чисто чтобы забрать эту игрушку. У горцев от вида АПС трясучка начинается алчная, они аж вибрируют от вожделения. Так что нам лишних забот не надобно – тяжело одновременно беречь себя и пистолет. Ну а коль понадобится, на месте дадут хоть пулемёт Калашникова, хоть «Шмель».

Распределение по районам – кому что достанется. Делили не места будущей работы, а судьбу. Может, именно там, куда ты просишься и где, как считается, тишь да благодать, настигнет тебя шальная пуля или осколок. А в пекле, куда желающих нет, все будет тихо и безопасно.

– Молодому бы где потише, – со смехом восклицает заместитель начальника нашего Главка на совещании, кивая на меня.

Ну вот, снова дедовщина, только наоборот. В Главке «молодых специалистов» с майорскими погонами по традиции суют туда, где безопаснее, а не наоборот.

Побезопаснее – это Шелковской район. Там и правда поспокойнее. Это старые казачьи земли, отделённые от основной территории Чечни Тереком. Боев там особо жарких не было. Боевиков вышибли относительно быстро и безболезненно, без потоков крови и разрушений.

Ну что, собрались. Упаковались. Пора в дорогу.

ГУУР тогда в Министерстве был в почёте. Не так, чтобы нас сильно баловали какими-то благами, орденами, призами и подарками, но розыск реально уважали все, начиная от кадровиков и хозяйственников и кончая штабистами, которые обычно не уважают никого и ничего, кроме плана оперативных совещаний. Поэтому для нашей советнической группы выделили аж целый самолёт. Это был винтовой АН-26, старенький, прилично раздолбанный, трясущийся, как в лихорадке, страшно шумный, с ведром вместо сортира. Спартанский такой самолётик. Медленный. Поговаривали, что раньше он принадлежал нашему бывшему Министру Куликову. Наверное, тогда он был покомфортабельнее, и сортир, и финтифлюшки разные статусные имелись. Из всего остались только мягкие удобные кресла и диванчики в салоне.

Военный аэродром Чкаловский под Москвой. Сверка полётных списков. Перекличка. И толпа в камуфляже, с сумками, чемоданами, кто-то с автоматом, кряхтя, забирается по лесенке во чрево военно-транспортного самолёта. Родственников и провожающих не было.

Военно-транспортными бортами летал я далеко не в первый раз. Дагестанскую группировку между двумя чеченскими войнами посещал, было дело. Тогда был достаточно комфортабельный АН-72. И до Моздока мы летели часов двенадцать. Самолет останавливался, как рейсовый автобус, на каждой остановке, подбирал пассажиров, груз – полевую кухню, ящики со снарядами. А обратно в Москву стальная гордая птица везла ящики с осетинской водкой.

Сейчас вышло быстрее. Путь был прямой. Но тоже трюхали очень долго.

Когда самолёт взмывал над Чкаловским, наверное, у каждого в голове крутился нервный и отчаянный вопрос: «А вернёмся ли?» Но опера – народ не шибко чувствительный и не особо склонный к рефлексиям. И отлично знают, как развеять грусть-тоску. Самый простой и действенный способ – соревнования по любимому русскому народному спорту «литрболу». И пусть мои коллеги в этом деле были все же не профессионалы, а больше любители, но потенциал у некоторых был просто гигантский. Например, Муравин, похожий по комплекции и окрасу на медведя гризли – старший важняк зонального отдела, он же бывший начальника угрозыска Байконура. За своими бесконечными и довольно смешными, наполненными казарменно-милицейским юмором байками о пьянстве и космонавтах, а часто и все в одном комплекте, спокойно мог уговорить бутылочку-другую водочки и даже сего факта не заметить. Другие «литрболисты» ломались куда быстрее, а некоторые ещё были склонны к буйству и неадекватным поступкам. А под ногами десять тысяч метров. И оружия полно… Но ничего, приземлились. И даже вышли на своих ногах. Главные алкогольные разборки и чудачества нас ждали впереди.

Шасси самолета ударились о бетонку аэродрома Моздок. Раньше здесь располагалась мощная авиабаза морской и стратегической авиации, стояли в ожидании конца света стратегические бомбардировщики ТУ-95. Перед началом Первой Чеченской стратегов с их атомными начинками убрали с глаз долой и от греха подальше – на базу в Энгельсе. Напоминанием о них остались мощные капониры. Теперь же Моздок – это фактически фронтовой аэродром. А для нас тот самый перевалочный пункт, врата между пространством мира и войны.

Дышит в лицо плотная южная жара. Перед нами простирается прокалённая горячим летним солнцем взлётная полоса, на которой стоят транспортные вертолёты МИ-8 и вертолёты огневой поддержки «Ми-24. Заруливает на посадку транспортный АН-72, прозванный за смешной вид и поднятые высоко турбины «Чебурашкой». Взмывает пара «Грачей» и уходит на бомбёжку – отрабатывать засевшие в горах незаконные вооружённые формирования. Иной мир.

Садимся в автобус. И в город.

Военных в самом Моздоке много. Прифронтовая зона. Тут всё заточено под нужды федералов.

Мы расселяемся в гостинице. Потом наша сплочённая компания снимает кабак, удививший демократичными ценами и прекрасной кухней. Отрываемся по полной, и каждого так легонько, но навязчиво, долбит мысль – а не последние ли дни в этой жизни гуляем?

Многие надегустировались местным вином и осетинской водкой в дым. Ну а дальше – раззудись плечо молодецкое.

Ночью просыпаюсь от истошного вопля:

– Ах ты, шакал! А ещё в одном отделе работаем! Да я в тебя сейчас из Стечкина все двадцать патрон уложу!

В ответ – матюги, витиеватые и где-то даже изысканные.

Выскакиваем с моим соседом в коридор. Там два оперативника из розыскного отдела держат друг друга за отвороты камуфляжа. По пьяни начали выяснять отношения – слово за слово, и нате – всех двадцати патронов для друга не жалко.

Так вошли в раж, что стало понятно – вот-вот у нас начнутся первые потери. Со всеми сопутствующими разборами полётов.

Налетели всей толпой, начали растаскивать допившихся чудиков. А те лоси оба здоровенные, брыкаются, схватили друг друга крепко, как спасательный круг, и всё пальчиками шаловливыми к кобурам тянутся. Но кое-как справились с ними. Угомонили.

С утра – рейсовый бронепоезд. Им ещё с Первой войны возят команды из Моздока в Гудермес. Нам отвели из уважения аж целый вагон. Ясное дело, такое надо отметить… Через некоторое время по полу катались пустые бутылки. Народ пришёл в боевое состояние – мол, всех порубаем. Эдакие русские берсерки.

Дзинь – бронепоезд тормозит. Здравствуй, Гудермес…

Глава третья

Дела штабные

Гудермес – город не шибко большой. И не сильно разрушенный. Точнее, почти целый. На окраине только пара блочных многоэтажных домов стоит – без стёкол, с проломами стен. Это по ним артиллерия отработала. Но, благодаря Кадырову старшему, город боевики сдали практически без боя.

Гудермес временно стал центром группировки федеральных сил, хотя уже были планы перебазирования в Ханкалу. Он запружен сотрудниками МВД, военными. Некоторые доблестные воины имеют вид разудалый и пьяный. Как будто только что город взяли, белых выбили и пустились во все тяжкие – пустили все на поток и разграбление.

– Что творится у вас? – спрашиваем сопровождающего нас майора-штабиста в отутюженном фирменном камуфляже.

– Да не обращайте внимания. Дело тут привычное, – хмыкает он. – Это Питерский ОМОН гуляет. У них замена, вот на радостях и отрываются, как могут. От избытка чувств своему командиру, подвернувшемуся под горячую руку, лицо начистили. Ничего. Пересменка пройдёт – успокоятся.

В штабе группировки кипит и шкворчит штабная работа. Все мечутся. Кому-то что-то докладывают. Готовят сводки.

Рация шуршит тревожно:

– Взрыв фугаса. Есть «трёхсотые»…

Через некоторое время новое сообщение:

– Колонна попала под обстрел боевиков…

Мы шатаемся по штабу как неприкаянные и пытаемся проникнуться новыми реалиями. А они не радуют. Обстрелы, взрывы. Проводки колонн. И теперь это наши реалии.

За нами приезжают из соответствующих отделов и разбирают – ну, прям как покупатели с войсковых частей за солдатами нового призыва. В конечном итоге остаюсь я и ещё пара человек – куда-то наши будущие подельники и сослуживцы запропастились.

В этом мельтешении ощущаю себя не в своей тарелке. Чего творится? Куда приткнуться? И вокруг все такие тёртые, бывалые, важные, чувствуют себя как рыба в воде. А ты будто под обстрелом – все косятся, губы кривят – мол, что за крендель.

В уголовном розыске докопался до меня какой-то подполковник, один из местных руководителей. Такое высокомерно-презрительный и вместе с тем напористо-болтливый – ну чисто блатной разводчик на дешёвых понтах.

– А чего вас сюда прислали? – бросает он весомо. – И зачем вы тут нужны? Какие такие советы вы давать будете, советники?

В общем, он тут как бы центровой, а мы, ма-а-асквичи такие сякие, только под ногами путаемся. Я тогда ещё сановной министерской наглости и чопорности не набрался, поэтому отшить его не решился в положенном по должности стиле – типа, тебя не спросили, твоё место сбоку в десятом ряду. К моим старшим и брутально-грубым товарищам, гад, не вяжется – знает, каких изощрённых матюгов на свою голову огребёт. Эх, тяжела она, судьба милицейского интеллигента…

Настроение, собака, испортил. А тут ещё не едут за мной. И где ночевать? В общем, настроение как в детсаду у ребёнка, за которым вовремя не пришли.

Кстати, подполковник тот потом к нам в станицу Шелковскую приезжал. Понты куда-то делись, понял, что теперь уже его игры в бывалого вояку не катят – и не таких мы повидали. А иметь недоброжелателей в ГУУР МВД России чревато для карьеры и душевного спокойствия, потому уже был весь такой сочувственно вежливый и предупредительный. В общем, артист. Я так не лицедействовать не умею.

Наконец, появился начальник Шелковского ВОВД, высокий такой, круглолицый и страшно вежливый. Представился:

– Шевкунов Николай Николаевич

Пожали мы друг другу руки, перекинулись парой слов. И по машинам.

Вижу три «Уазика» – один начальственный и два сопровождения с омоновцами. На их окнах наспех пришпилены бронежилеты – чтобы шальная пуля пассажиров не настигла.

Аккуратно движемся вперёд. Вокруг военные колонны. Танки и БТР. Блокпосты. Пыль. Длинные заборы частных домов. Это вернувшаяся домой Республика Чечня. По площади треть от Московской области. Она наполнена, как тыква семечками, военными, бронетехникой, террористами, оружием, взрывчаткой. Центр сосредоточения российских и даже мировых страстей. Регион, куда весь мир готов плеснуть свой бидончик керосина.

Перед нами желтые воды Терека. Разрушенные арки бетонного моста. Понтонный мост, который после вчерашних дождей немного не доходит до берега.

И вот место назначения – станица Шелковская. Здание временного отдела внутренних дел, еще недавно размещавшее отдел шариатской государственной безопасности.

В конторе царят суета и ажиотаж. Оно и неудивительно. Ведь в самом центре станицы слышится стрельба. Дежурный поднял личный состав отдела в ружье. Думал, это боевики в своей беспримерной наглости завалились в гости прямо средь бела дня.

Оказалось все куда проще. Выехавший на место патруль дает по рации раскладку. Оказывается, поддатый офицер из комендатуры района своих поддатых контрактников вывел на работу по разгрузке щебенки и подгонял их, стимулируя трудовую активность пальбой из автомата поверх голов.

Вот и начались такие странные мои будни на освобождённой от бандитов территории…

Глава четвёртая

Краснодарцы

За каждый временный отдел отвечает какой-то субъект Федерации, иногда они меняются. Шелковской ВОВД комплектуется сейчас из сотрудников ГУВД Краснодарского края.

Процедура знакомства. Представители уголовного розыска, штаба, МОБ. Крепкие рукопожатия. Открытые лица. Доброжелательная атмосфера.

С этими людьми мне предстоит немало поколесить по чеченским пыльным дорогам. И мне они нравятся. Такие трудяги войны и мира.

Петрович, он же Евгений Петрович Симоненко – начальник криминальной милиции. В миру – руководитель КМ одного из районов на морском побережье, считай, на курортах Краснодарского края. Приземистый, полноватый, с оформившимся округлым брюшком. Его хитрые смешливые глаза и привычно-нахальная ироничная улыбка вполне типичны для тех, кто отдал лучшие годы жизни службе в угрозыске. Какая-то у нас присутствует такая узнаваемая профессиональная энергетика, что опер опера сразу узнает. Петрович коммуникабелен и достаточно позитивен.

Начальник УР Мишка Григорьев – сухощавый, очень моложавый на вид, подвижный, резкий и эмоциональный. С ним как-то сразу установились доверительные отношения. Он свой в доску, настоящий опер. В Краснодарском горотделе заведует агентурным отделением. А в новой ипостаси – как рыба в воде, ему даже здесь нравится. Потому что для него война не в новинку. Ещё на срочной службе полтора года оттрубил в Афгане военным водителем. Прекрасно знал на своей шкуре, что такое мерять колёсами военные дороги, километр за километром, когда справа фугас, а слева засада. Правда, Мишка находится в некотором смятении и даже грусти, но к чеченским делам это отношения не имело. Как раз перед командировкой он потерял своего руководителя и товарища – начальника уголовного розыска города Краснодара. Того расстреляли бандиты. И теперь все мысли у Мишки о том, кто это сделал и как найти убийц. Всё версии неустанно в свободное время строил. Говорил, что погибший был настоящим мужиком и опером, и отомстить за него – это такой его священный долг.

В коллектив вписался я как-то просто и органично. И впечатления от краснодарцев самые положительные. Ребята не капризные, добросовестные, не алчные. И коррупционеров, которыми якобы славится юг России, там что-то не наблюдалось.

У парней был специфический говор и едкий южный юмор на грани еврейского. Как-то говорили с одним таким массовиком-затейником по поводу порядка выдвижения на очередные мероприятия, мол, стоит ли мне в их машину забираться.

– Не, мы чужих в экипаж не берём, – лыбится опер, тщетно пытаясь выглядеть важным. – Потому что у нас ребята, проверенные в бою. Как стрельба начинается – мы из машины, врассыпную, и своим ходом каждый до отдела добирается через вражескую территорию. По минным полям и схронам…

Атмосфера такая – вечное зубоскальство, шутки, подначки, ну и просто идущие в комплекте с боевыми действиями у ментов и военных разговоры о том, где бы пожрать, выпить, ну и о девках. Нормальный военный быт.

Большинство сотрудников как-то быстро вжились в экстремальную реальность. Хотя у некоторых крышу снесло капитально. Не от того, что пули над головой свистят или фугас рядом шипит. Просто от самого факта, что ты в центре пусть и вялотекущей, без бросков грудью на вражеские доты, но всё же войны. Как её не назови – наведение конституционного порядка, контртеррористическая операция, но на деле война она и есть война. Пусть уже не в горячей стадии, как несколько месяцев назад, без лихих атак и артналётов. Но это сути не меняет. Здесь стреляют. Здесь совсем рядом враг – пусть порядком потрёпанный, но ещё имеющий силы, злость, оружие и боеприпас.

Это чувствуется сразу, как только пересекаешь границу зоны боевых действий. Будто рвёшь какую-то ленточку. И главное ощущение – рядом смерть. Она вообще в жизни идёт человеком всегда рядом. Вон, и в мирное время кирпич упадёт, дед Кондрат прихватит. От неё, костлявой, никто не застрахован. Но в мирное время она где-то прячется, присутствует незаметно. А здесь она вон, рядом, на расстоянии вытянутой руки. И не устаёт махать своей косой. Она в сводках, пестрящих информацией о подрывах и погибших. Она в ночных обстрелах. Она напоминает о своей близости холодком по твоей спине, когда въезжаешь в населённый пункт, где, по оперативной информации, хоронятся ваххабиты.

Большинство людей легко переключаются на новые реалии. Если уж сподобился согласиться на такую военную авантюру в мирное время, то уже не трус. Но когда касаешься своими пальцами ткани войны, то в любом случае сдвигается восприятие. И некоторые начинают чудить. Кто-то замыкается в себе. Кто-то распоясываются. А кто-то реально дурит.

В спальном кубрике уголовного розыска по стене идут рядком выбоины от пуль.

– Чего это? – удивляюсь я. – Бой что ли был?

– Хуже, – хмыкает начальник розыска. – У нас один дебил тут присутствовал своим бесполезным телом. Так добудет где-нибудь бутылочку горькой. Хряпнет мензурку. И орёт как оглашенный: «Мы же герои!» После чего хватается за автомат – и очередь в стену. Ну, наваляли мы ему, автомат отобрали. Потом простили. А через несколько дней снова-здорово: «мы же герои!!!» На этот раз кладёт гранату Ф-1 в алюминиевую кружку и пытается сорвать кольцо. Тут ему уже наваляли существенно. И спровадили по основному месту службы. Такие герои нам без надобности. Пусть у себя геройствуют, Бэтмены.

Это ещё ничего. Все хорошо, что хорошо кончается. А вот когда была пересменка, новички ещё даже дела не приняли, ни в одной зачистке не поучаствовали. Так выходит на плац офицер из вновь приехавших – кажется, дознаватель. Вытаскивает из кобуры пистолет. И пускает пулю себе в лоб. Что у него в башке было? Зачем такое творить? Иррационально вроде бы. Просто психика не выдержала реалий войны. Не выдержала самого факта, что он здесь…

База временного отдела расположена в самом центре станицы Шелковская. Расположена, надо сказать, козырно. Раньше здесь было вполне себе монументальное здание Райпотребкооперации. После освобождения станицы от бандитов укрепили его, из кабинетов сделали кубрики. Баньки соорудили – общую для всех, и ещё отдельную, с душем, для ОМОНа с СОБРом – те как истинные куркули чисто для себя постарались. Столовка такая просторная. В общем, всё как у людей.

Я вместе с руководством обосновался в кабинете бывшего начальника райпотребкооперации. Кабинет просторный – несколько коек влезло спокойно, да ещё огромный начальственный стол. Был и предбанник для секретарши, с работающим звонком – это чтобы по движению пальца босса прискакивать. В предбаннике мои сослуживцы, в основном с побережья Азовского моря, развесили воблу и всякую другую рыбку, к которой так и просилось пиво.

В нашем спальном помещении была невиданная по тем местам и временам роскошь. Работающий кондиционер. Он помогал выжить в обрушившуюся на Чечню в тот год жару.

Пулемётные гнезда и башенка на крыше с постоянно дежурящими бойцами. Заложенные мешками с песком окна, на стене у каждого – схемы с секторами обстрела. У всех своя задача по плану «Крепость» – при нападении на райотдел или расположение – кто куда бежит, кто где занимает оборону.

Шелковской район считается относительно мирным. Бытует мнение, что боевики его считают спальным – то есть здесь они не воюют, а отлёживаются и залечивают раны, находят отдохновение душой и телом. Но все равно ждать можно чего угодно и в любую минуту. Вон, недавно БТР выезжал с территории, зацепил антенной хитро прилаженную на ветках гранату. Растяжка такая, как раз рассчитанная на то, что антенной заденут. Слава тебе, Господи, никого не ранило – повезло.

Эх, сколько лет не жил я в военных лагерях и городках. Приходится вспоминать военный быт и распорядок, с его дежурствами, хозяйственными делами.

У всех здесь вечная проблема – дозвониться до дома. Мои вообще не знают, что я в Чечне – чего нервировать их лишний раз? Связь с «материком» только в дежурке. И то по спутниковому телефону. Да и к тому поди прорвись. Пользуясь служебным положением, сперва уговаривал дежурного дать позвонить. Звонил. И нарывался на вопрос от родных:

– Ты что там, пьяный?

Спутниковая связь идёт с задержкой и растягивает слова, поэтому полное ощущение, что разговариваешь с вдрызг наклюкавшимся человеком.

В основном, пользовались мы платным пунктом связи, что рядом с расположением. Ходили туда группами – приказ меньше трёх из расположения хобот не высовывать. Звонили там все. В общем, если кто-то из боевиков имел походы к пункту связи, то мог бы получить данные о семьях практически всех бойцов.

Вообще, с защитой личных данных и секретностью в этих Кавказских войнах всегда все было через одно непристойное место. Дикие утечки шли от военных и сотрудников МВД. Разговаривал с прапорщиком бригады ВВ, который в Первую войну попал в плен. Переговоры начались, вроде договорились его обменять. И ведут его на разговор перед обменом. В палатке восседает за столом Шамиль Басаев, собственной персоной, гордый воин Ислама. Смотрит с насмешкой на прапорщика:

– Фамилия, звание?

Тот отвечает.

Перед Басаевым ноутбук. Бегая тонкими пальцами по клавиатуре, полевой командир входит в программу, набирает данные. И прапорщик видит краем глаза, что там официальные какие-то списки. Басаев удовлетворённо кивает:

– Есть такой. Числишься пропавшим без вести. Готовьте к обмену.

То есть бандитам слили базу данных с личным составом бригады внутренних войск. А, может, и всей группировки.

А вояки вспоминают случаи, когда боевики узнавали планы наступлений раньше, чем они доводились до личного состава. Утечки были массовыми. Почему, из-за чего? Да за деньги. За эти проклятые кровавые баксы.

Как все это получалось? Кто за это ответил? Что это за бардак? За подобные вещи надо сразу к стенке ставить, но что-то о громких процессах по поводу тех, кто бандитам сливал информацию, в том числе и тактическую, я не слышал. Поговаривали, что выявляли все же таковых чекисты и, чтобы не тащить сор из избы, кулуарно и радикально вопрос решали – вот пуля прилетела, и ага. Война всё спишет.