Артефакт

© Илья Александров, 2021

ISBN 978-5-0055-5254-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моим бесконечно дорогим родителям,

брату и дочери,

открывшим мне дорогу

к чудесному в жизни.

Никто не возвращается

из путешествий таким,

каким был раньше.

Китайская пословица

Глава 1. Нюйва. Шут

Дождь в Питере – явление совсем необычное. Он может появиться ниоткуда и исчезнуть никуда. В других городах дожди начинаются и заканчиваются. А в городе на Неве вода с небес проявляется, будто ее выдавливают из губки или заставляют лететь к земле, и она послушно исполняет чужую волю. Так и живет в этом городе дождь – что-то большее, чем погодное явление. Разумное существо, подчиняющееся никому не известным законам. Не потому ли синоптики в северной столице нет-нет да ошибаются в прогнозах, предсказывая сухую погоду, в то время как на улице в указанный срок льет как из ведра? Небо вдруг по непонятной причине насыщается влагой, роняет несколько капель, словно в раздумьях, стоит ли пускать слезы или подождать, а потом уже плачет навзрыд, то ли сожалея о чем-то, то ли вспоминая…

Ведающие люди утверждают, что погодой в городе, как, впрочем, и большинством крупных атмосферных явлений, заведует богиня Нюйва. Ее именем, очевидно, и была названа река, на которой последний царь всея Руси и первый император всероссийский Петр построил свою столицу. Древней богине, покоящейся на самом дне Невы, удается каким-то чудом управлять потоками воздушных масс, сталкивая их друг с другом или формируя единый фронт. Как и сокрытыми от человеческих глаз энергетическими быстринами, которые влияют и на самочувствие людей, и на их настроение.

Данила любил приходить на стрелку Васильевского острова. Одно из самых загадочных мест Петербурга! Здесь и дышалось глубоко, полной грудью, и налетавшая иногда в студенческое сердце хандра развеивалась сама собой, и до дворца Петра Второго на Университетской набережной, где он учился, рукой подать.

Вот и сейчас, заглянув в любимый уголок родного города, юноша наслаждался панорамой. Взгляд от Троицкого моста скользил по Заячьему острову, где расположилась Петропавловская крепость, а потом упирался в гладь Невы. Даниле почему-то казалось, что там, на этом самом широком участке реки, под толщей воды было что-то могучее, неизведанное, таинственное и опасное! Именно это что-то будоражило сознание студента, волнами навевая смутные воспоминания и идеи. Казалось, женский голос звал, просил, грозил, убеждал. «Неужели и впрямь когда-то там был храм богини Нюйвы? Нюйвы? – встрепенулся парень, очнувшись от грез. – Что это я? Впечатлился китайской легендой?»

Данила, будучи студентом восточного факультета СПбГУ, на кафедре монголоведения и тибетологии, интересовался мифами огромного как в географическом, так и метафизическом измерении региона Восточной Азии. Ему, конечно же, была знакома легенда об одной из величайших китайских богинь – Ню Гуа с туловищем змеи и человеческим лицом, белым, будто присыпанным пудрой.

«О Господи! – пробормотал вслух Данила, неожиданно вспомнив виденный ночью сон. – Невероятно! Я видел во сне человека с телом змеи!» Воспоминание о сне, как и другие лоскутные воспоминания о ночных видениях, приходили к парню совершенно неожиданно, картинами – смутными, но осязаемо-понятными. Такое случалось и в метро, и при пеших прогулках в парке. Главное – монотонность: звуков, движения, образов… Тогда он погружался в странное состояние «здесь-и-еще-где-то-одновременно», видел образы, слышал голоса…

Человеко-змей нашептывал Даниле рассказ о Ню Гуа, которая однажды на берегу любимого озера развлекалась тем, что лепила разнообразные фигурки. Зачерпнув горсть желтого суглинка, она, вглядываясь в свое отражение в воде, вылепила существо о двух ногах, двух руках и такой же, как у нее, голове. Только опустила его на берег, как он запрыгал и заверещал. Вдохновившись, богиня вылепила еще несколько людей – мужчин и женщин, которые убежали в окружавшие озеро заросли.

«Как сделать так, чтобы заселить людьми землю? – подумала Ню Гуа. Они будут чтить меня и поклоняться. Если лепить каждого, останусь без сил!» Тут она сорвала с дерева ветку, опустила на дно озера и вытащила на берег красную глину. Там, куда каплями стекала жижа, появлялись люди: одна капля – один человек. И было их великое множество…

В памяти всплыла мысль: профессор на лекции по истории Китая объяснял, что мандарины, дабы оправдать свои привилегии, утверждали, будто бы Госпожа самолично вылепила их предков из желтого благородного лесса, а пращуров бедняков – из красной глины со дна озера. Их, мол, не касалась божественная рука…

Ню Гуа, наблюдая за своими созданиями, увидела, насколько хрупкими они были: ветер ли подует, огонь ли обожжет, стужа или жара разгуляются – все разбивало людей, превращая в прах. И вот, чтобы не извелся их род на земле, придумала богиня соединять мужчин и женщин в одно целое, из которого рождался новый человек.

Так и стали люди населять землю. Долго ли это продолжалось или коротко, сегодня уже никто не помнит и не знает. Известно лишь из предания, что настали тяжелые времена, когда пришли великие бедствия. В своде небес образовались дыры, в которые хлынули два враждебных начала – Огонь и Вода, безжалостно уничтожавшие людей.

Озаботилась Ню Гуа: ее творения гибнут! Что же делать? Собрала она самоцветы, переплавила их в густую, как смола, массу и заделала черные дыры. А чтобы укрепить небосвод, подперла его четырьмя ногами Великой Черепахи, которую убила ради спасения своих творений.

Люди посмотрели на небо и увидели, что оно сместилось и из ровного стало куполообразным. Потому солнце, луна и звезды движутся с тех пор по дуге. А к юго-востоку от Поднебесной в огромную котловину влилась-собралась с неба вода. Так возник Океан, где, как верят люди, обитаем мы – наги.

«Наги! Кто же они на самом деле?» – Данила вспомнил вдруг, что сегодня проснулся именно на этом месте. Сон тогда как рукой сняло!

Вот и теперь он пришел в себя. Шел неприятный косой дождь, имевший обыкновение попадать за ворот. «Зябко! Пора домой», – подумал юноша. Уже в метро в его сознании тенью промелькнуло: «Что за голос звучал там, на Ваське? Кто такая Нюйва? Имеет ли она отношение к Ню Гуа?» Мысль как появилась, так и исчезла, оставив лишь смутный волнующий след.

***

Уруа́т-Ца́ль уже больше часа сидел неподвижно, как камень. Сканировал ментальное пространство. Исходивший из межбровья синий луч лазером рассекал тонкий план. Благодаря Нюйве, он, как и другие наги, мог попадать в мир людей, в место со странным названием Санкт-Петербург, хотя его настоящее имя – Загруд, вотчина Госпожи. Нюйва, будучи лордом этого обширного края, истончала в нем плотность пространства, позволяя переходу свершиться. Сектор за сектором прощупывал Уруат-Цаль отражение города в поисках кольца, ради которого и отлучился сюда на непродолжительное время, перепоручив помощникам исполнение обязанностей командира стражей.

Понадобились тысячелетия, чтобы получить сведения о кольце и напасть на его след. А затем идти по нему из края в край, из эпохи в эпоху, когда история человечества писалась кровью и потом, отчаянием и болью. Титанический труд, на который было способно только одержимое существо! Уруат-Цаль, конечно же, понимал: тот факт, что Гаргам не потерялся во всех перипетиях судьбы расы нагов, говорил о необыкновенной мощи кольца, в который были вложены заклинания далекого будущего серпентоидов. Обладающий им, помимо власти и многократного усиления магических способностей, получал «пропуск в следующую жизнь» – фактически гарантированное бессмертие. Вот где был сокрыт исток его исступленного вожделения, алчбы Гаргама.

Не раз и не два человеко-змей решался на жуткие злодеяния на пути к заветной цели – обладанию артефактом. Никто и ничто не могло его остановить! Более того, он жаждал истязать людей в самой изощренной форме, как голодный вампир жаждет крови, чтобы хоть на толику облегчить адский огонь желания, обжигавший его разум и сердце. Вот и на этот раз, узнав где находится кольцо, наг вспыхнул, как порох, и совершил переход в Петербург.

Ему не терпелось оказаться на месте, замереть и ловить всем существом малейшие колебания эфира, вызываемые как самим Гаргамом, так и людьми, соприкасавшимися с артефактом вольно или невольно. Обернувшись человеком, каждый раз часами напролет он искал малейший след «двуногого», который вывел бы его на Гаргам. Как гремучая змея, имеющая между глазами тепловизор, крайне чувствительный к тепловому излучению потенциальной жертвы, Уруат-Цаль фокусировался на переносице, чтобы сканировать ментальный план синим лучом в поисках любого, кто мог видеть кольцо. Он знал, что образ этого предмета, даже увиденный мельком, запечатлевался в синем диапазоне человека и медленно остывал. И то время, пока след терял свечение и распадался (иногда на это уходили дни и недели в зависимости от впечатления, оставленного кольцом в сознании), наг мог его легко обнаружить и считать. Раздражала лишь необходимость возвращаться в столицу, поскольку длительное отсутствие командующего всеми стражниками вызывало озабоченность или даже недоумение при дворе короля Зир-Афна́та, и частые несанкционированные отлучки могли повлечь за собой его недовольство.

Глава 2. Гаргам. Мир

Данила любил ходить в галерею восточных древностей по Литейному проспекту от станции метро Владимирская, хотя от Чернышевской до нее идти гораздо ближе. Было приятно шагать по улице, зная, что можешь заглянуть в чайный магазин «Унция» и молодая продавщица-красавица насыплет тебе в пакетик любимый сорт китайского чая. Постоять у светофора на пересечении с Невским, там, где Владимирский переходит в Литейный и где со всех четырех сторон перекрестка томится в ожидании зеленого света толпа туристов, заряженная прогулочным энтузиазмом. Заглянуть в магазин «Симфония камня», очаровательные хозяйки которого с удовольствием покажут тебе все новые приобретения, закупленные владельцем бизнеса на просторах СНГ или в Таиланде, или бог знает где – только одному ему известных мировых центрах торговли драгоценными камнями и минералами. Подержать в руках роскошную жеоду кварца, полюбоваться чистейшим горным хрусталем или загадочным молдавитом.

А дальше можно хотя бы на полчаса заглянуть в соседний магазин с удивительными полиграфическими изданиями, вдохнуть ни с чем не сравнимый аромат свеженапечатанной книги и поболтать со всезнающими консультантами, такими же, как он, студентами из соседнего филологического факультета, глотнув перед этим стопроцентный кофе арабика в нано-кафе, в закутке у витрины книжного «Подписные издания».

И наконец, подготовив себя ко встрече с прекрасным этой замечательной прогулкой, войти в царство восточных древностей – элитный антикварный магазин, уютно расположившийся в бывшем доходном доме на Литейном с балконами-«фонарями», которые, помимо красоты, имели в свое время сугубо практическое назначение: увеличивали жилую площадь недвижимости и, следовательно, ее стоимость.

Цены в магазине были астрономическими, и неспроста. Часть внутренней галереи была отдана под авторские кованые ножи с Дальнего Востока и Европы, часть – под великолепные японские перьевые ручки из эбонита, лака и золота с тончайшей ручной росписью, а часть…

Именно эта часть интересовала Данилу больше всего, ибо там находился предмет его вожделений, скромно расположившись среди других эксклюзивных экспонатов из лучших частных коллекций и музеев Японии. Чего стоили только самурайские мечи в ножнах, отделанных лаком куро-уруси-нури сая, на поверхности которого красовался филигранный рисунок, полученный после присыпания лака золотым и серебряным порошком, с металлическими накладками мэнуки на рукояти в форме цикад и цубой фумидаси. С гравировкой на лицевой стороне в виде меча, а на обратной – в форме знака «внушающий благоговейный трепет божественный воин, объятый пламенем в порыве спасти грешников».

В магазине любили юношу-эрудита, не раз поражавшего сотрудников с научными степенями знанием необыкновенных деталей. К примеру, строительства традиционных деревянных домов в Японии, где используются особые связующие элементы. Оброненное Данилой между делом замечание, что эти элементы неизменно становились символом неразрывной связи между сердцами зодчего и заказчика жилья, особенно пришлось по душе старшему консультанту, кандидату исторических наук Андрею Васильевичу Охоткину. Знаток японского искусства высоко ценил изящное слово, наполненное теплотой и глубиной символа.

За условной стеной, обозначенной сказочной по красоте инсталляцией цвета морозного аквамарина, в стеклянной витрине находился всего лишь один предмет, но какой! Такого кольца Данила никогда раньше не встречал, хотя, будучи студентом востфака, навидался всякой экзотической всячины. Не зря же знаменитый латинский парафраз евангельского повествования о рождении Иисуса гласит: Ex oriente lux – С Востока свет. «Восточные» вещи всегда привлекали внимание людей – будь то шкатулки, украшения, специи или предметы культа. Почему? Да потому что они были другими – непривычными, непохожими на наши, от них веяло загадкой, тайной и… волшебством. Вот именно – волшебством! И как любил говаривать Андрей Васильевич, в серых буднях так мало волшебства или его совсем нет. В этом месте Охоткин делал паузу и грустно продолжал: «Но душа остается душой, а не программой, прописанной в гаджете, и ей по-прежнему хочется обыкновенного человеческого тепла и чуда!»

На этот раз Даниле не терпелось узнать историю кольца. Каким-то шестым чувством он ощущал необыкновенный свет, исходивший от кольца, будто дышал с ним в унисон. «Надо же, – подумал молодой человек. – Это откуда у меня сегодня такая чувствительность?»

Тут он вспомнил, как по дороге в галерею заходил по обыкновению в «Симфонию камня». Марина Андреевна, доброй души человек, всегда с радостью достававшая по просьбе Данилы «дать подержать в руках» минералы, сегодня с гордостью вынесла ему удивительный по красоте образец с индонезийского острова Калимантан. Друза аметиста дышала. Как живое существо. Ровно, медленно и трепетно. Эта трепетность происходила из окраса минерала – нежно-фиолетового в центральной части, у основания белесо-серого, а у навершия – густого виноградного оттенка. Стоило взять камень в руки, как его вдохи-выдохи ускорялись, сознание плыло, а глаза застилал туман…

«Камень! Это он пробудил во мне особую чувствительность», – догадался юноша и, повернувшись к Андрею Васильевичу, спросил, как у них оказалось столь необычное кольцо.

Охотин за словом в карман не лез, тем более, когда речь заходила о предметах его специализации. О них он мог рассказывать часами.

– Это кольцо, – начал он издалека, – мы нашли в чайном сервизе периода Мэйдзи, который впоследствии был выставлен на продажу и совсем недавно ушел в частную коллекцию. Владелец разрешил разместить фотографии входящих в него предметов на сайте нашего магазина, поэтому, молодой человек, если вам интересно, можете найти их в интернете.

Выполненные в европейских формах чайные пары, чайник, сахарница и сливочник имеют характерную для произведений мастеров Киото конца XIX века фоновую эмаль черного цвета. Если внимательно приглядеться, вы обнаружите на цветочных лепестках плавные переходы красок – знак высочайшего мастерства эмальера. Непрозрачные и полупрозрачные оттенки искрятся блеском крохотных звездочек. Такой эффект достигался путем включения в эмаль микроскопических кусочков золотой и серебряной фольги.

Рисунок на всех предметах сервиза выдержан в характерном для японского искусства сюжете четырех времен года. На каждом изделии изображены цветы, символизирующие разные сезоны и стихии: хризантемы – осень и Землю, сливы – зиму и Воду, камелии – весну и Воздух, ирис – лето и Огонь. Композиция, объединяющая в себе все стихии, имеет общий благопожелательный характер и несет идею гармонии в природе, где все уравновешено единством противоположностей и не может существовать одно без другого.

Данила завороженно слушал рассказ специалиста.

– Человек, вкушавший чай из предметов сервиза, несущего послание баланса и мира, проникался мыслью о гармонии, которая должна существовать между людьми и природой. А все, что нарушает равновесие и порядок, противно естественному ходу вещей и должно быть отторгнуто.

Данила в знаке благодарности слегка склонил голову:

– Замечательный анализ! Кратко и емко!

– Ну что Вы! – парировал довольный комплиментом продавец. – Это знает каждый студент, изучающий культуру Японии. Уверен, Вы тоже в курсе предмета.

– Для меня, как всегда, весьма познавательно услышать от корифея квалифицированный комментарий, – откликнулся юноша. – А что с кольцом? Как он там оказался?

– Мы этого не знаем, – задумчиво проговорил Андрей Васильевич. – Кольцо с кажущимися живыми объемными карпами кои, лотосом и шестигребневыми волнами не поддается датировке и атрибуции. Поражает техника его исполнения. Совершенно невозможно понять, как ювелиру удалось добиться такой точности и выразительности при отливке рыб. Очевидно лишь, что изделие не новодел, а очень старое, я бы не побоялся даже сказать – древнее. Но насколько? Из каких краев? Кто изготовил? Кому принадлежало? Увы, ни на один из этих вопросов ответа нет. Только догадки и домыслы.

Данила загорелся желанием выяснить происхождение артефакта. В нем проснулся ученый, разбуженный увлекательным рассказом историка и таинственным характером кольца. Конечно, лучше всего было бы его купить и внимательно изучить. Но цена… мягко говоря, кусалась.

Консультант заметил, как в глазах юноши вспыхнула искра энтузиазма и тут же погасла за пеленой грусти и сожаления.

– С учетом того, что кольцо явно старое, владелец галереи установил достаточно скромную для антиквариата из Японии цену. Но уверен, если объявится покупатель, а пока никто, кроме Вас, им даже не интересовался, Вам пойдут навстречу. Так что не унывайте и не огорчайтесь, юноша! Надумаете приобрести шедевр, приходите, а я постараюсь замолвить за Вас словечко перед хозяином магазина.

Данила, окрыленный, выскочил на свежий осенний воздух. Все в нем ликовало и пело. Радость бурлила в душе! «Почему оно мне так запало в душу?» – пытался понять парень. И пришел к довольно необычному для себя выводу, который сформулировал так: «Мы с ним резонируем!»