похожего на обнадеживающий свет фар не увидел. Народу на остановке, обычно людной даже в такое время, было немного; скорее всего трамвайчик только недавно ушел. Выудивши из помятой пачки сигарету, я подпер спиной старую акацию, и снова попытался прокрутить в голове алгоритм куска халтурной программы, ваяя которую засиделся на работе. Кусок оказался с характером, упорно не хотел работать, и если я и дальше буду продвигаться такими-же темпами, то весь мой гонорар пойдет на сигареты и кофе, потребленные в процессе его кропания.

– Дай мне сигарету – раздалось откуда-то справа.

Не оборачиваясь, я протянул во внешнюю среду пачку с последней сигаретой.

– А сколько ща время?

– Без двадцати двенадцать, Божьей помощью.

– У тебя классные часы. Подари.

Я быстро повернул глаза вправо, и тот час почти что успокоился. Вопрошавший был ниже меня ростом и внешностью Шварцнегера не отличался. Запах, шедший от него свидетельствовал, что пивком он размялся основательно.

– Братан, – доверительно начал я, – ты плохо закусил. Тебе надо поспать, отдохнуть…

– Ты шо, жлоб?

– О Господи, – пробормотал я, закатывая глаза; (парень почему-то ассоциировался у ме-

ни с одним зловредным прерыванием, которое вместо обращения к диску за каким-то хреном адресовалось к динамику) – вон видишь, какая клевая лавочка? Пойди посиди на ней, подыши воздухом. Запахи, май… Глянь, Луна какая. Напиши про нее песню, у тебя получится, по глазам вижу, что ты в душе поэт.

– Подари часы, мужик – раздалось с другой стороны.

Так. Еще три парня, правда тоже не Рембы, но покрепче первого. Сердце неприятно технуло и провалилось куда-то глубоко-глубоко; но, к счастью не до самых пяток, во всяком случае мне удалось внешне сохранять спокойствие.

– Ребята, – протянул я – давайте не портить друг другу вечер.

Правая моя рука скользнула по бедру, но еще не сунувши ее в карман, я вспомнил, что

баллончик остался в других брюках. Хреново.

В мои планы не входило развлекать немногочисленных зрителей эффектными ударами с труднопроизносимыми восточно-азиатскими названиями; в первую очередь потому, что все мои попытки изобразить что-нибудь в этом роде, всегда напоминали, более всего, процесс отмахивания от мух. Прийдя к выводу, что в данной ситуации задать стрекача будет не позорным бегством, а планомерным отступлением, я решил пробить брешь в кольце своих оппонентов. И реализовать это самое планомерное отступление, сколько духу хватит.

Сначала вышло довольно таки красиво. Один из парней стоял неосмотрительно широко

расставив ноги. Надеюсь, он не перестанет представлять интерес для своей подружки, во всяком случае, бил я не носком, а подъемом стопы, и хочется верить, не перестарался.

Хлопец согнулся, изображая ладонями фиговые листики, и его физиономия (надо ска-

зать не обремененная интеллектом), оказалась выставленной, что на витрине. Вторым ударом мне удалось сбить его с ног, но на этом мои ратные подвиги закончились. Один удар, по ребрам, напрочь лишил меня дыхания, а второй, по уху, свалил на землю.

Надо отдать должное бившему, дело свое он знал, умей я писать программный код столь-же круто, как он давать по уху, я был бы уже важной персоной где-нибудь в «Борлэнд-Интернейшнл».

Подняться на ноги не удалось, чья-то кроссовка вернула меня в горизонтальное положение. Смех смехом, но, кажется, больница мне гарантирована; рот моментально наполнился соленым, боль равномерно разлилась по всему телу, и отдельных ударов я уже не различал. Почувствовал дурноту. И отлично, потеряю сознание, тогда все пофиг, а эти недоноски не дождутся, чтобы я стал взывать к их милости.

Однако чудеса бывают. Редко, но бывают: мне пришли на помощь. И это в наше-то время, когда народец зашуган до скотского состояния, и спешит забиться в бетонные норки с наступлением темноты. И кто пришел… И как пришел…

Работала девчонка красиво. Именно работала, потому, что трудно назвать дракой эти техничные, отточенные движения. Разумеется это не было насквозь бутафорской киноклоунадой в стиле гонконговского боевичка, в реальности все выглядит куда прозаичней. Опять же ж фактор неожиданности здорово помог моей нежданной спасительнице. Но как бы там ни было она одержала быструю и убедительную победу. Незадачливых грабителей как ветром сдуло. Я даже не заметил где они делись; отчасти потому, что ее ножки, оголившиеся, в пылу борьбы, привлекли львиную долю моего внимания, даже несмотря на состояние, в котором я находился.

Вся эта кутерьма заняла, пожалуй, времени меньше, чем ушло на ее описание. В голове, надо сказать, основательно крутилась. Поднявшись на ноги, я почувствовал, что земля норовит стать на дыбы, и вынужден был обнять акацию, что Есенин березку. Говорить «спасибо» было бы, наверное вежливо, но ужасно глупо. Убедившись, что ворочаю челюстъю, и могу издавать членораздельные звуки, я сказал:

– Красиво. Очень красиво. Сетокан?

– Чань-сюань. А ты вообще-то молодец.

Последнее, разумеется, было данью вежливости, попыткой реанимировать соскребенное с асфальта мужское самолюбие. А может относилось к моему внешне спокойному поведению во время наезда. Хе-хе. Знала бы ты, как я перетрусил.

Ее звали Марина. Терпеть не могу этого имени. Хуже него разве что только Светлана.

Вообще-то я отделался на диво легко. Головокружение проходило (хотя легкое сотрясение наверняка есть), кости, кажется, целы, разве что физиономия основательно разукрашена, да ухо раза в полтора больше, чем задумала природа. И красное, наверное, хоть фотографии при нем печатай. Кстати о свете. Фонарь какой-то дистрофический попался, хоть бы рассмотреть тебя…

Высокая. Волосы хвостиком. Фигуристая, но лишнего, пожалуй, нет. Приятненький контраст талии и таза, ножки (см. выше) тоже очень съедобные, хотя, может и несколько покороче журнальных евростандартов. Видно, что девчонка сильная и тренированная, хотя, слава Богу, не из этих новомодных перекачанных монстров. Как это там у Уиндема? Стройная, но не хрупкая… так кажется… Словом очень даже.

Пока все это проносилась в моей, изрядно звенящей, голове, язык в автономном режиме молол что-то, причем, судя по всему, в тему, потому что она улыбалась и отвечала очень мило и охотно.

Потом я изрек:

– Давай я тебя провожу. Время позднее, столько всякого жулья…

Она коротко и вопросительно глянула на меня, рассмотрела выражение лица (если тогда это можно было так назвать), и тоже рассмеялась.

– Нет уж, давай лучше я тебя доведу. Как ты хоть, нормально?

Троллейбусную линию до сих пор не починили; идти было минут двадцать, ночь теплая,

а трамваев, судя по всему, уже не существовало в природе.

Тараня ногой чью-то физиономию, она вырвала ремешок босоножки, что называется с мясом, поэтому разулась и шла босиком. А когда дошли до моего дома, был прекрасный повод подняться и подремонтироваться. Сапоги тачать я, разумеется, не умею, но в данном случае – подошва да полторы застежки – сделаю, что мастер по пошивке золушкиных туфелек. У меня есть шикарный инструмент – шило называется.

Я делегировал ее на кухню варить кофе, а сам, проделав титанический труд по раскопке ящиков в поисках пресловутого шила, в два счета покончил с ремонтом. Класс. У меня явный талант. Разучусь попадать пальцами в клавиши – подамся в сапожники.

Что? Кофей готов? Чудненько, а у меня тут ликерец завалялся, этикетка красивая, ща посмотрим, что оно на вкус.

Каждый раз встречаясь глазами со своим отражением в зеркале я не мог сдержать улыбки, глядя на свои боевые ранения. Представляю, как я завтра покажусь на работе. Где я работаю? Там-то и там-то.

А она биолог по образованию. И со всей компетентностью специалиста утверждает, что

живой организм не может прокормиться на зарплату биолога. Чисто случайно подверну-

лась работа каскадера. Да, представь себе, женщины-каскадеры. Так увлечение ушу перешло в профессию. Честно говоря, медом там тоже не намазано, но можно сводить концы с концами.

На свету выяснилось, что волосы у нее темно-русые, а глаза серые. Жаль. Предпочитаю брюнеток. Но зато кожа смуглая, а личико – кайф – полное опровержение теории о несовместимости красоты и ума. Конечно, о последнем так сразу судить трудно, но кое-что сказать уже можно.

Живые решительные глазки, богатая мимика. Может несколько резковаты черты лица,

но ей это идет, предавая специфический шарм; брови неширокие, но буйные, со следами безуспешной попытки разлучить их на переносице. Ушки проколоты, но сережек нет. Я думаю, при такой работе не шибко поносишь серьги…

Я чувствовал, что она тоже трепется на автопилоте, анализируя меня. Поняв это, я чуть-чуть улыбнулся, и уголки ее губ едва заметно дрогнули в ответ. Это чем-то напоминало взаимное обнхивание животных, повстречавшихся где-нибудь в джунглях Амазонки. Кстати, она здорово похожа на амазонку, точнее на то, что возникает в моем воображении при этом слове.

Мой взгляд скользнул по ее вытянутым ногам, и тут уж я не смог подавить улыбки. После босой прогулки подошвы ее были совсем черненькие, и это весьма своеобразно сочеталось с розовым лаком на ноготках. Она поспешно согнула ноги, пряча ступни, потом тоже усмехнулась.

– Ванная там.

Благодарный кивок.

А когда она зашла в ванную, я добавил через закрытую дверь фразу, решившую все:

– А халат на вешалке.

* * *

Когда уже начало сереть, когда я уже лежал на спине, а она на боку, положив голову

на мою – увы не богатырскую – грудь, она вдруг сказала, совершенно неожиданно резко:

– Только тебя не должно касаться, кто у меня был раньше. Понял?

Я был до такой степени далек от подобных расспросов, что прореагировал только задиранием бровей и округлением глаз (кстати, рожа болела от подобных мимических упражнений). Но Марина не видела моего лица и продолжала, как мне показалось, с нарастающим раздражением:

– А я ничего не хочу слышать о твоих бывших. Ни-ког-да.

В первое мгновение я соображал, какая реакция с моей стороны будет выглядеть наименее глупо. А в следующее мгновение мне было уже не до того. Равно как и ей. Потому, что началось ЭТО.

На стене висело зеркало, и в нем, помимо прочего, отражалась дверь в соседнюю комнату. Несмотря на серый, призрачный свет, мы оба совершенно четко увидели, что та, зазеркальная, дверь медленно открылась настежь, хотя реальная оставалась закрытой. Марина так вцепилась мне в плечо, что ногти прорезали кожу.

От остроты ее ногтей, при этом, я страдал уже повторно, но разумеется, и тогда, и сейчас, мне было не до того. Зазеркальная дверь, между тем, спокойненько себе покачивалась, как от сквозняка. Ничего не происходило ни в отражаемой, ни в настоящей комнате. Я дергал глазами от зеркала к двери и назад, как кот на старинных ходиках.

Еще через мгновение я почувствовал, как нервная дрожь стекла у меня между лопаток,

кровь прихлынула к голове, а глаза округлились. В проеме зазеркальной двери мигнул неяркий свет, и появилась какая-то фигура. Марина сидела на кровати напряженным комочком, как кошка перед прыжком. Привидение шло от двери к разделявшему нас стеклу. Оно было в какой-то темной хламиде, с поднятым капюшоном, скрывавшим лицо. Одной руки не было – пустой рукав свободно болтался при каждом шаге фигуры. Из второго рукава выглядывало нечто жутковатое, то ли засушенная кисть мумии, то ли неестественно крупная лапа птицы. И вот, эта самая когтистая лапа свободно и беззвучно прошла через стекло на нашу половину, пару раз попыталась схватить в воздухе что-то невидимое, а потом стала просто растворяться на глазах. Фигура сжималась, как бы сублимировала, и вот уже пустая хламида висит переброшенная через нижний край зеркала. Потом ткань как живая переползла в комнату и бесформенной грудой застыла на полу. Это продолжалось несколько секунд,

потом тряпье зашевелилось, стало надуваться, снова приобретая форму человеческой фигуры.

Не знаю, что испытывала Марина, но мои волосы поднимались на голове совершенно синхронно с этим непотребством. На этот раз из обоих рукавов появились восковые человеческие кисти. Не обращая на нас ни малейшего внимания, это страхолюдие направилась к двери, открыло ее и шагнуло в проем.

Голова его повернулась в нашу сторону, капюшон соскользнул, и мы увидели – на сколько можно было разобрать – что это не то манекен, не то восковая кукла. Черты лица рассмотреть было трудно, но кажется, в них самих по себе, не было ничего ужасного.

Фигура сделала шаг и закрыла за собой дверь. Зазеркальная дверь тоже была закрыта.

Тишина.

Марина совершенно не комплексуя, а скорее всего просто забыв про халат, сделала на

цыпочках несколько шагов к двери. Не найдя лучшего оружия, чем горошек е кактусом, я тоже подошел к двери и прислушался. С другой стороны было совершенно тихо.

Тут мне померещилось легкое дуновение воздуха сзади, по шее и по плечу. Я резко раз-

вернулся, Марина с коротким выкриком нанесла удар назад, но сзади никого и ничего не

было. За зеркалом тоже.

Там отражалась теперь разобранная постель, и я ожидал, что в любую секунду простыни начнут подниматься, бормоча «гу-гу-гу», как в мультике про Карлсона. Подкравшись к зеркалу я заглянул в него.

Ничего особенного. Отражает, как и любое порядочное зеркало на его месте, мою изрядно перепуганную рожу с живописными следами давешних баталий.

– Бред, – сказал я, подходя к Марине и беря ее за плечи.

Ее лицо было жестким и решительным, но в глазах трепыхался совершенно детский испуг и чувство беспомощности. Я поцеловал ее, хотя не могу сказать, чтобы эротическая сторона вопроса сильно занимала меня в тот момент.

Прежде чем выбраться на разведку в другую комнату, куда направился призрак, я напялил джинсы, а она набросила халат. Почти без колебаний мы распахнули дверь. Фигуры нигде не было видно.

Хотя уже почти рассвело, мы включили свет по всей квартире и позаглядывали во все более или менее укромные места – нигде никого и ничего. И все-таки нас не покидало ощущение чьего-то присутствия.

– Знаешь что, – предложил я, – давай сварим кофе и спокойненько подумаем.

Кофе нам варить не пришлось.

Вода в большом аквариуме неожиданно повела себя совершенно непристойно. Сперва ее ровная поверхность выгнулась бугром, потом собралась в шар сантиметров сорок в диаметре, и шар этот, мерно колыхаясь, повис в воздухе над аквариумом. Потом этот сгусток свихнувшейся водички начал принимать различные формы, остановивши, наконец свой выбор на каком-то антропоморфном образовании, что-то на манер корня мандрагоры. А потом у воды, судя по всему, проснулось чувство юмора, потому, что она с завидной прытью полетела прямо на нас.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

Ноунэйм 90-х

С этой книгой читают