Воспоминания старого шамана. Дух кочевой

Иллюстратор Юлия Хрущева

© Хамархан Хамтай Александр, 2019

© Юлия Хрущева, иллюстрации, 2019

ISBN 978-5-0050-0518-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

Дорогой читатель! Книга, которую вы держите в руках, явилась продолжением романов «Путь Волка» и «Молодое поколение». Она о людях, об их мечтах и устремлениях. О силе, что заставляет человека двигаться вперед. Она о горце из древней притчи и о его пути; о молодых ребятах, которые пошли в свой нелегкий жизненный поход. Она о дальнем поселке, который затерялся на берегу холодного Сибирского моря, о судьбах людей того времени. Книга о пастухе, живущем в Великой степи, о его семье и ее истории. Она о деревенском мастере-печнике, о его последнем кочевом пути. Эта книга о Духе, который объединяет всех ее героев – о Духе кочевом.

Есть в ней и древние знания, сокрытые за кажущейся простотой, приключения и радость от реальной, настоящей жизни. Есть в книге тепло и забота предков, – всех тех людей, которые прожили поколения до нас.

Жизнь, наша, не стоит на месте, – она всегда прекрасна, ценна и по-своему уникальна! Ради нее и существует человек.

Вперед мой друг, смелее приступайте к чтению книги!

С уважением, Автор

Главные герои явились собирательными образами, вместившими в себя много поколений хороших людей и их характеров, сохраняющих традиции, язык и культуру своего народа. Все, о чем здесь сказано, все герои и события книги, являются художественным вымыслом, а любые совпадения носят случайный характер.

Горец (древняя притча)

Старец тяжело поднимался по тропе, переступая по выветренным, местами, разрушенным камням. Каждый шаг, его, отдавался гулко по всему немолодому телу. Путник остановился на мгновение, отдышался и посмотрел в сторону. Везде, насколько хватало его взгляда, окружали горы, а впереди, за дальними сопками, виднелся вековой ледник. Сверкая своей многотонной массой, он никогда не таял, как бы ни старалось короткое местное лето. Здесь, высоко в горах, оно не приносило ощутимого тепла. Порывы ветра бывали настолько неожиданными и резкими, что срывали случайных путников и животных с крутых горных уступов.

Силы будто выбирали: кого забрать на этот раз, а кого приберечь для следующего. Стихии перемежались: теплая солнечная прохлада сменялась внезапно ураганом со снегом или ливнем.

Бывало, стихии путались, – сбивали годовые циклы. Тогда в зимний и не очень морозный день, с небес проливался ледяной ливень. Попадая на скалы, он мгновенно застывал, делая непролазными и скользкими тропы между горными селениями.

Бывало в природе и по-другому. В летний нежаркий день, неожиданно налетала вьюга и затягивала все высокое небо. Сверху тогда сыпался снег, накрывая собой, редкие растения и молодые побеги.

Горцы, закаленные непогодой, были готовы к таким капризам.

Земля, промёрзшая насквозь, сохраняла в себе холод от прежних лет, она лишь незначительно, на короткое время, оттаивала и снова погружалась в застывшее состояние.

– Я иду за тобой, любимая! – мысленно обратился старец. Он переложил посох в другую руку, подкинул жилистым плечом вещевой мешок и двинулся дальше.

Когда-то давно, когда его тело было молодым и крепким, его ноги проходили этот длинный нелегкий путь, от начала и до самого конца. – Путь человека, ведомого силой, исполненного и движимого сильным духом, – Духом мужчины-горца. Это был путь его предков, его дедов и отцов. Все они проходили когда-то: обычно дважды в жизни, но кто-то проходил и больше.

В первый раз шел горец, в сопровождении старшего из рода. Второй – уже самостоятельно. Был он тогда моложе, и сил было много, а в голове у горца зрели большие планы.

Стоял он на большом валуне у самой глубокой пропасти, вечностью наслаждался и миром, что лежали у его ног. Жизнь казалась ему бесконечной, словно река, которая стекала с верховий и несла в своих водах прохладу от гор.

Как ни странно, но жизнь соглашалась: текла по берегам его судьбы. Она прыгала из одного русла в другое. На очередном повороте переваливалась через камни, окатывая острые углы непокорного и горячего горского характера. Падая с высокого уступа, очередной ошибки или неудачи, она разбивалась в мелкую пыль. Так долетая до самого низа и перемешиваясь с влажным воздухом, водная суть менялась на легкую и воздушную.

Жизнь его делала очередной поворот и взлетала вверх, как взлетают нагретые солнцем потоки и подхватывают собой гордых большекрылых птиц.

– Я иду к тебе! – крикнул старец, шагая по узкому уступу. Его неуверенные уставшие ноги скользнули по не ровной тропе, и чуть было не свалили старика в пропасть. Но крепкие жилистые руки все еще чувствовали силу и вовремя уперлись посохом, не дав ему упасть. Вещевой мешок скатился по острому плечу и повис, балансируя человека между жизнью на нашей земной тверди, и скользким и нелепым обрывом, в темную пугающую глубину.

Бездна глянула на старика своим холодным злобным оскалом. И он ей не понравился – старый и немощный.

– Не время, Старый, – не до тебя сейчас…, – прошептала Вечность и обдала его вечным холодом.

Старик отпрянул и поежился, – полжизни пронеслось у него в глазах.

Вечность была занята другим делом. Ею готовились трясения и камнепады, – явления страшные, неотвратимые. Редкий путник, застигнутый в горах, уходил от таких явлений. Вернее было сказать по-другому: он уходил – если небеса ему позволяли. Они оценивали каждую душу, пребывающую в эти суровые, не приветливые места.

Но зачем люди приходили сюда? – Никто и никогда не понимал. Поколениями следовали, один за другим. Точно так же как птицы следуют с севера на юг, как звери оставляют свои места и мигрируют, как рыбы проплывают многие километры вверх, по узким протокам и речкам. Но то птицы, животные и рыбы.

А что двигало человеком, какая сила? Что заставляло его проходить этот нелегкий и опасный путь? Путь откуда не все возвращались.

Люди словно застывали в горах, в этом вечном и непокорном странствии.

Старик ухватился крепче за посох, переступил ногами на твердое, – подальше от уступа. Он устало привалился к скале и прошептал:

– Нее..ет, погодь, – не время мне еще. Должон я дальше идти…

Так он стоял у отвесной скалы среди высоких и холодных гор. Дыхание его сбивалось: воздух разреженный не давал никакого насыщения.

 
                                          ***
 

Внизу в долине, он был другим. Порой появлялся крепкой жилистой тенью, – худой весь и высушенный. Со стороны казалось: в чем дух-то его держится? В другой раз, когда к нему приходили за делом или советом родные люди, он казался большим и сильным, сильней любого мужчины в Роду.

Порой, он становился как скала: такой же крепкий и суровый. Лицо его становилось похожим на горные камни, освещенные редким солнцем, выветренные ураганами и ливнями.

Старик посмотрел вниз, а потом наверх, отпрянул от холодной скалы, и двинулся дальше, по направлению убегавшей, еле приметной, каменистой тропы.

Обычный путь, пологий и длинный, шел в другом месте. Он начинался на много раньше, в другом селении, и проходил выше. По нему шли паломники – далекие чужестранцы, изредка появлявшиеся в этих затерянных краях.

Старик же выбирал короткий путь, крутой и опасный. Тот, по которому двигались, когда очень спешили. Когда не считались ни с силами, ни с возможным риском не вернуться из этого опасного путешествия.

Родное селение горца – высокое. Погода здесь солнечная, ясная, – не то, что в горах. Казалось бы: распадок и все то же самое, – ан нет. Живут здесь люди как у Бога за пазухой! Ни за что не переживают: и речка есть, с водой чистой как слеза, и трава сочная для скота, – работай только, да предков своих прославляй. Все что Богом создано, – все для жителей далекого предгорья.

Берёг Создатель селение горца, как дом свой небесный защищал. Хранил от камнепадов и от селей, снежные лавины спускал другими склонами. Ветры высоко поднимались, гоняли тучи по небу, чтобы землю влагой напоить. Сезонами время текло: весной ранней, летом и осенью.

Зимой же ветры спускались в селение, задували холодом, – воспитывали горцев. Всем характером ветреным показывали: не равнина здесь, а высокое предгорье.

Жизнь в этих местах – для крепких и сильных Духом, нет здесь места для лени и слабости.

Жили люди в труде и в гармонии: Бога прославляли, детей воспитывали. Радовались каждому небесному мгновению. Хранили традиции дедов и отцов. Не одним поколением придумано – но многими поколениями.

Недалекая молодость

Ушел из селения старец. Подалась его душа в горы: посмотреть высоко на небо, – на землю в последний раз взглянуть.

Шел пока, – вспоминалось прошлое. Как вместе с братьями и сестрами они гоняли скот, как помогали родным и близким. Вспоминал родителей своих: мать и отца, деда своего – старейшину. Как они жили дружно, всем миром дом строили, готовились к холодной ветреной зиме.

Как приходил торговый караван в селение. Как выменивали горцы у караванщиков нужные и полезные вещи.

Слушал тогда молодой горец чужие рассказы, про походы караванные, и про народ из дальних краев.

Вспоминал он, как сам ездил в другое селение, невесту себе выбирать. Как он, полный сил и энергии покорил красавицу из другого рода, и как получил согласие от ее родителей. Как целый год он работал, отцу помогал стадо растить, чтобы калым за невесту отдать.

Были в его жизни радостные моменты, были и будни серые – неприметные, было горе тяжелое – рана неизгладимая. – Все это прожил горец, всю свою ношу до самой старости донес. Оставил в памяти только светлое и только яркое. Темное и обидное по пути он сбросил, не стал свою душу чернью нагружать.

Дети у горца давно повзрослели, выпорхнули из родного дома. Обзавелись хозяйством, семьями и собственными детьми.

Раньше, много лет назад, жизнь была бурная – как весенняя горная река. Длилась она беспечно, пока не произошло одно событие. С тех пор все пошло по-другому.

Он сильно поменялся. Отдалился от многих своих товарищей, хотя и продолжал оставаться уважаемым в роду. Горец повернулся к детям. Раньше, за всеми заботами и делами, у него находились причины, чтобы отмахнуться от них. Теперь же, он сам искал любого повода побыть рядом, поговорить с ними, успокоить. А когда появились внуки, горец стал любимым дедом, – строгим и справедливым.

Жизнь снова соглашалась с горцем. Теперь она была размеренная и спокойная. Перестали волновать мелочи и прочие неурядицы. Споры и ругань среди других людей, он гасил мягко, но настойчиво. В нем появилась Мудрость Гор. Из крепкого, когда-то, молодого человека, со стальными мускулами и свободным ветром в голове, он стал сухим жилистым старцем, с сильным Духом и несгибаемой волей.

Шли к нему люди, в родном селении, с вопросами разными, конфликтами и кровными обидами. Все это он решал.

Нелегкий путь

Но, что горца повело на этот раз? Какую дорогу он выбирал? – Никто не знал этого. Да горец ни с кем и не делился. Поднялся однажды утром, что-то сыну старшему передал, простился с ним и ушел. Рано исчез из селения.

Пока шагал по жесткой каменной тропе – мыслями собирался. Приводил их в порядок в своей голове.

Окончил дела земные старец: что нужно – сделал, что должен – отдал. Дорогу выбрал крутую, скорую и опасную. Ту, куда редко кто уходил и возвращался назад. Вела она людей высоко, в самые небеса.

Не многие удостаивались этой дороги. И только на склоне лет. Кого-то из горцев хворь одолевала, не мог он больше в горы подниматься. Другой, не доживал до старости, – раньше времени пропадал. А кто-то и жил долго и силы у него оставались – но права он не имел, проходить путями священными.

Старик же, делами земными, заслужил этот путь. Заслужил он родных избавить от горя их и утраты.

Пробудился однажды древний Дух ото сна и повел старика за собой.

Создатель Великий писал свою новую картину. Началась другая история, – та, которая долго остается в памяти.

Другие события и другие люди собрались в этом месте. Пошли они в горы, путями паломничьими, путями праведными, чтобы укрепить свой Дух и усилить веру.

 
                                           ***
 

Шел дальше старик. Терзали горные духи его тело: ветрами насквозь продували, дождями холодными пронизывали до самых костей. Но, несмотря на все трудности и лишения, продолжал горец свой путь. Шел не оглядывался, только лицо прикрывал от шквального ветра, да изредка посохом упирался о землю, чтоб не упасть от порывов и от усталости.

Никак не могли духи понять, как он, старый, все еще держится, на каких таких жилах и мощах. Почему не свернет с пути, не сгинет вниз навсегда или назад не воротится. Не дано им было понять, что за немощным старым телом скрывается сильный Дух.

Дух, который вел старика по всей его жизни. Поднимал с колен, когда силы кончались, и жить становилось невозможно. Вытаскивал из мыслей черных. Давал веру, взамен ушедшей любви, заботу о ближних и детях, о внуках вновь народившихся.

Злились духи на старика, камнями кидали сверху, молниями в него метали, грохотали раскатистым громом. Всяко давили на горца: пугать пытались встрясками и обвалами. Падал старик, валился на землю, но потом все равно поднимался, и дальше шел, не смотря на преграды и на усталость.

Меняли духи друг друга в пути. Дождем поливали горца, ветром обдували. Туманы нагоняли на тропы, да так, что ничего не видно: не воздух кругом, а белое молоко. – Глянешь сверху – ни тропы не видать, ни собственных ног.

Все равно шел горец, посохом впереди стукал, – дорогу наощупь прокладывал.

Точно так, как и он сейчас, шли многие, по своей жизни, на ощупь и без наставника. Словно в полной темноте. Шарахались из стороны в сторону, поддаваясь на соблазны и уговоры, на чужие обещания. Но жизнь не была всегда яркой и сладкой на вкус, она бывала кислой и горькой, лишь изредка показывая свои светлые стороны. Такова она оказывалась, такова была ее цена: вечная дорога, вечная неуверенность и сомнения.

Била горца жизнь, испытания свои посылала. За каждым легким поворотом следовал тяжелый и опасный затяжной подъем. Потом вдруг судьба срывалась вниз, и казалось, ничто ее не остановит от неминуемой катастрофы. Но происходило нечто, что оставляло горца на этой земле. Цеплялся он за жизнь, изо всех своих сил. Цеплялся даже тогда, когда и шансов никаких не оставалось. Вселенная дарила ему один и единственный шанс. И как бы не падал и как бы не разбивался горец, все равно оставался жив и при своей памяти. Позже наученный горьким опытом он продолжал свой нелегкий, уверенный путь.

Прошли годы, прошли не нужные метания и ложные цели. Силы, с возрастом, становилось все меньше. Однако оставалась непоколебимая вера в Создателя, и в то, что какой бы темной не была темная ночь, после нее всегда наступит рассвет и новый наполненный жизнью день.

Закалялся характер горца, укреплялся его Дух. Знания его становились опытом, а опыт мудростью. Пришло его время делиться.

Шли к нему молодые: спор рассудить или помощи в деле просить. Давал он советы и делом помогал. Разрешал споры сильные, ругани и обиды выслушивал. Судил по справедливости, становился на сторону слабого.

Сам был когда-то молодой и горячий, сам понаделал ошибок, обид причинил по глупости, по упёртости своей молодецкой.

Люди предгорья

Жил в то время в селении другой уважаемый старейшина. Ставил он справедливость на первое место – наказывал горца молодого за дела неправедные. По-полной наказывал, безо всякой пощады, – в назидание другим.

Видал горец и чужие ошибки, и собственные. Их, в особенности, собственной шкурой чувствовал. Учился он законам негласным, суть естества постигал, суть справедливости родовой и природной.

Была у горца жена красавица и умница, нарожала она детишек, воспитала их правильно. Достойным примером стала для детей. Покорной с мужем была и покладистой. Помогала ему, поддерживала в делах и в разных вопросах. Когда сомневался ее мужчина, сердился, она успокаивала по-женски, советы ему давала.

Получались они рассудительные, с обеих сторон взвешенные, – решения, которые горец принимал.

Разное повидали вместе: и хорошего и плохого. Учила жизнь молодую семью, показывала все прелести и невзгоды. Наговоры показывала соседские, зависть и несправедливости. Через многое они прошли, много чего испытали. И, несмотря на горячий характер горца, на вспыльчивость и обиды, которые в ярости мог нанести, прощала молодая женщина мужа. Оставалась верной спутницей по всей его не спокойной жизни. Разделяла заботы и хлопоты, тягости и все испытания.

Когда приезжали гости в селение, горцы принимали их. Стол накрывали, песни веселые пели, разговоры вели душевные. Оставляли их на ночлег. А после, перед отъездом гостей подарками их одаривали и их ребятишек.

Не баловала жизнь молодых, жестко порой воспитывала. Края предгорные – не простые. Лениться здесь некогда и долго отдыхать: все, что руками и ногами, навыками своими заработаешь, то и твое. Еще и природа вмешивалась в планы, свои коррективы вносила.

Научила жизнь радоваться самому малому: солнцу и ветру, дождику, новым ягнятам в стаде, траве зеленой на склонах, – самым простым человеческим вещам. Удивлялись люди всему, что их окружало, и делали это искренне, с чистой и детской наивностью.

Трудились они не покладая рук: на кусок хлеба честно зарабатывали, на чужое никогда не зарились.

Учила жизнь

Шел старый горец по тропе, большие усилия прилагал, чтобы к цели добраться. Гудели ноги от усталости, но руки продолжали крепко держать деревянный посох. Иногда он останавливался ненадолго, отдыхал.

Не баловала погода горца: то дождик «накатывал»: мочил с ног до головы. Трудно тогда приходилось, – никуда не спрятаться от дождя.

После, ветер налетал, гудел, завывал как зверь. Начинал по-своему старца испытывать: влажную одежду порывами рвать, пронизывать до самого его естества.

Но, несмотря на преграды погодные, шел горец, – путь свой уверенный продолжал.

Волосы седые развивались на холодном ветру. Лицо без света солнечного казалось еще суровее. Несли, его, ноги по каменистой тропе, посох опирался о твердь земную, не давая запнуться или упасть.

Снова туман напустился, опять все затуманил. Однако горец не остановился, – пробивался своей дорогой.

Тяжелел туман, насыщался. Опускался он все ниже и ниже, пока не открыл Небеса, – такие близкие и такие родные.

Остановился горец, глянул на небо: высоко в облака, – туда, где когда-то светило солнце.

– Я иду к тебе, любимая, – повторил он тихим голосом. На его лице проступила скупая мужская слеза. Не выдержал он от накатившей горечи, оперся на свой посох, склонился.

Где-то рядом, недалеко в тумане, прокричала птица. Холодом обдало старика. Он отпрянул в сторону, едва не уронив свой мешок. Присмотрелся внимательно, но ничего не увидел.

– Еще немного…, совсем немного…, – проговорил он еле слышно. Подкинул мешок повыше, глубоко вдохнул и распрямил сгорбленную от усталости спину.

 
                                           ***
 

Далеко, в своей молодости, он был высокий и статный, широкая кость и мышцы налитые. Руки его были цепкие, как будто стальные, глаза глубокие и пронзительные. Силы было много у горца. Много работал он, далеко ходил своими ногами, познавал жизнь через природу предгорную, через свое ремесло. Ошибки свои собирал собственные, – не слушал ни чьих советов.

Учила жизнь, его, порою жестко. Сильно стукала с разных сторон: валила с ног, ломала непокорного. Но вынес горец ее учебу. Много ошибок накопил с годами. Наступал этап все исправить. Стал горец принимать наставления от старших, к советам начал прислушиваться. Правы были старейшины, правильно все советовали. И жизнь продолжалась, – не стояла на месте.

Подрастали дети, уходили в горы старики, покидали родные и близкие. Мало чего осталось, с того времени, от молодого статного горца. Разве, что руки такие же цепкие, и пронзительный взгляд, на испещренном от морщин суровом лице.

Пока он стоял, вспоминал свою молодость, с удивлением начал замечать, что туман вдруг рассеялся. Услышали Духи его намерения, выпустили молодой сильный ветер. Разметал он белую пелену и полетел дальше, пыль по горным склонам гонять и вихри закручивать. Растворились остатки тумана, осталась лишь дымка, нависшая над самыми пиками гор.

Две дороги

Солнце выглянуло из-за облаков, осветило склон, по которому шел старик, лицо его осветило.

Утер слезу горец, успокоился и дальше побрел, мимо острых камней и огромных скал. Шел уже осторожно, боялся до места не дойти, раньше цели упасть и не подняться, оступиться и пропасть в темной бездне. Прошел до развилки, где тропа становилась шире. Здесь сходились вместе две дороги. Пути местных горцев, – по крутым и опасным уступам, и пути не местных паломников, – пути пологого, не такого крутого и опасного. Здесь они встречались, и двигались вместе. Но потом их дороги расходились, словно две речки текущие с одной высокой горы.

Недалеко на широкой площадке лежали пирамиды рукотворные из камней. В двух из них, самых крупных, были воткнуты деревянные шесты, обвязанные синими веревочками. Здесь останавливались паломники, здесь же молился их провожатый. Просил у духов местных, у гор высоких разрешения пройти, – путь нелегкий продолжить. Отсюда начиналась новая жизнь у паломника, здесь и решалась его судьба.

Были и у горцев свои священные места, но не сходились они с паломничьими. Другая у них была вера и другая история. Горец прошел мимо куч, мимо шестов, осмотрелся, но никого не увидел.

«Бывает и так» – подумал он. – «Не каждый день сюда ходят». Перехватил заплечный мешок и двинулся дальше, – вверх по каменной тропе. Позади горца снова начал сгущаться туман. Он словно снегом укрывал горы, обволакивая нижние уступы и склоны, прятал от глаз посторонних котловины и пропасти.

Поднимался старик, превозмогая боль и усталость. Волей одной поднимался без сил, Духом крепким себя вытягивал.

В одном месте, на пути появился ручей. Он падал с верхнего горизонта, разбрызгиваясь в падении и разбиваясь о крепкий монолит. Тропа обрывалась с одной его стороны, и снова появлялась на другом «берегу».

«Вода сильнее камня» – подумал горец. «В любом месте выход себе найдет». Он осторожно перебрался по поваленному деревцу на другую сторону.

Спустя десятки метров вышел на небольшую площадку с широким валуном у самой пропасти. То было священным местом у горцев. Здесь они молились, здесь обращались к Создателю, благодарили его за свою жизнь за все испытания, за семью и своих родных.

От этого места тропа уходила дальше за поворот, и двигалась прямиком к священной горе, – цели других людей, не горцев, но пришлых паломников. Для горцев она была священной. Знали ее от самого рождения, легенды разные слагали.

Побаивались горцы говорить плохо о той горе, потому как она все слышала и наказывала неугодных. А появляться поблизости и вовсе считалось великим грехом, почти что осквернением святыни.