Все у нас получится!

© Перова Е., текст, 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Часть первая. Сказка о Принце и Золушке

Глава 1. Да здравствует Король!

Илья проснулся за десять минут до звонка будильника. Полежал с закрытыми глазами, повздыхал. Вставать не хотелось – была б его воля, он накрылся бы одеялом и проспал остаток жизни. Ладно, хотя бы до обеда. Но Илья не мог себе этого позволить, поэтому решительно прихлопнул зазвонивший будильник и поднялся. В последнее время спал он плохо: просыпался, с трудом выдираясь из очередного кошмарного сна, и судорожно хватался за часы, которые показывали то три часа ночи, то пять утра.

Шаркая ногами, как столетний дед, Илья поплелся в душ, который слегка привел его в чувство. Бреясь, он вспомнил, что сегодня понедельник и впереди целая неделя, когда голова будет занята исключительно работой. Почему же так погано на душе? А-а, черт возьми! Он совсем забыл, что Долли собирается устроить смотрины. Илья вздохнул, глядя в зеркало на свою хмурую физиономию, которой он был решительно недоволен. Впрочем, с утра ему мало что доставляло удовольствие. Не присаживаясь, Илья выпил кофе и уже более бодрым шагом направился к выходу, отражаясь по дороге в многочисленных зеркальных поверхностях, которыми по прихоти дизайнера изобиловало его жилище. По дороге он думал о Долли.

Долли досталась ему в наследство от Старика, для которого была не только секретаршей, но и любовницей. Вернее, это Илья достался ей в наследство: Долли знала его с пеленок, как она утверждала. Вообще-то лет с восьми, но кто считает? Сколько раз маленький Илья оставался под присмотром юной Долли, которую тогда еще звали Дашей, пока Николай Алексеевич, любивший брать мальчика с собой на работу, проводил очередную планерку. Они с Дашей ходили вместе по магазинам за тетрадками и ластиками, ели мороженое и бегали наперегонки по улице, засаженной липами. Даша утешала мальчика, когда он расстраивался, давала мудрые советы, заливала зеленкой разбитую коленку, дула на нее и говорила, гладя по голове: «У кошки боли, у мышки боли, у Илюши пройди!», а Илюша, хлюпая носом, возражал: «Ни у кого пусть не боли!»

С тех пор прошла целая жизнь: и улица теперь была другая, и офис, и бизнес. Впрочем, тогда и слов этих еще не знали: офис, бизнес. Все изменилось, только Долли оставалась неизменной. Как и когда Дарья заработала это прозвище, она и сама не помнила, но прикипело оно к ней прочно, и молоденькие сотрудницы секретариата, боявшиеся помощницу всесильного босса как огня, почтительно именовали ее «Долли Михайловна», на что та сурово отвечала: «Без отчества, пожалуйста». В прошлом году Долли исполнилось пятьдесят пять, и она собралась выйти замуж, от чего те же молоденькие сотрудницы впали в ступор. Илья нисколько не удивился, потому что был в курсе происходящего, но страшно расстроился: Долли собиралась уволиться и наслаждаться прелестями семейной жизни в загородном особняке будущего мужа, который был когда-то одним из партнеров Старика. Пахомыч, как Долли называла жениха, образовав прозвище от фамилии Анатолия Владимировича Пахомова, давно добивался ее расположения, но пока Старик был жив, Долли оставалась ему верна, хотя давным-давно поменяла статус любовницы на статус друга.

Невысокая, фигуристая, яркая, очень живая, Долли была наделена недюжинным умом, железным характером и своеобразным чувством юмора. Илья считал, что она вполне могла сделать собственную карьеру, а не прозябать всю жизнь в тени Старика. А Пахомыч Илье вообще-то нравился: семидесятилетний живчик с роскошными седыми усами, худощавый и спортивный, он рано отошел от дел и жил в свое удовольствие – то путешествовал по Швейцарским Альпам, то сплавлялся в байдарке по рекам Южной Карелии, а то и летал на воздушном шаре над долиной Луары. Илья с трудом представлял себе Долли в байдарке или в корзине аэростата, хотя куража ей было не занимать.

Заняв место Старика, Илья целый месяц не решался переехать в кабинет босса, пока не пришла Долли, не взяла его за руку и не увела на другой этаж. На двери кабинета уже висела табличка матового золота: «Званцев Илья Константинович».

– Садись! – велела она, указав на массивное кресло Старика, стоявшее за не менее массивным столом. – Вот твой трон. Король умер – да здравствует король.

– Да какой из меня король, – уныло возразил Илья.

– Хорошо, не король – прынц.

Наедине они были на «ты» друг с другом – по возрасту Илья вполне годился Долли в сыновья. Почти три десятка лет она, как настоящая мать, поддерживала его, вселяла уверенность, развлекала и опекала. А теперь вот решила бросить.

– Ты уже большой мальчик, – сказала она, покосившись на печальную физиономию Ильи. Они курили на балконе офиса, стряхивая пепел с высоты пятнадцатого этажа. – Ты справишься. А я найду себе замену.

– Ты незаменима.

– Это конечно. Но я постараюсь подобрать наилучшую кандидатуру.

– А чем моя прежняя секретарша не годится?

– Всем. Ты что, спал с ней?

– Да нет.

– Тогда забудь.

И вот сегодня Илья должен был «собеседовать», как выразилась Долли, с тремя кандидатками, чтобы выбрать единственную и неповторимую, достойную такого «прынца», как он.

– Да выбери сама, – ныл Илья. – Я тебе доверяю.

– Тебе же с ней работать. Давай, не ленись, полюбуйся на красоток. Только резюме все-таки прочти. А то увлечешься, глядя на стройные ножки, и рассиропишься.

Вот так она всегда и обращалась со своим «прынцем». Сам Илья нисколько себя принцем не чувствовал, хотя и был наследником Старика. Единственным! Оглашение завещания произвело в семье небольшой атомный взрыв: ни жена, ни дочь не получили ничего, кроме ежегодных выплат со счетов, управлять которыми, как и всей остальной империей Николая Алексеевича Селезнева, должен был Илья, его воспитанник и зять. Алла Георгиевна невозмутимо выслушала сообщение адвоката и вышла, не сказав ни слова, а Диана устроила истерику, которая продолжалась два дня. Завещание показалось Илье несправедливым, и юрист, вероятно, сразу прочел это по его лицу, поэтому строго сказал:

– Если вы собираетесь что-то предпринять, дабы компенсировать супруге и дочери покойного ту выгоду, которую они рассчитывали получить, то подумайте о ясно выраженной воле Николая Алексеевича. Он знал, что делал, и не зря оставил все именно вам.

Илья признал правоту юриста, но потом никогда не отказывал ни Диане, ни ее матери, выписывая чеки на все их прихоти. Он не сразу понял, из-за чего так рыдает Диана: она его жена, о чем ей вообще волноваться? Оказалось, она только и дожидалась смерти отца, чтобы объявить о разводе. Когда Старик их поженил, Диане едва исполнилось восемнадцать, а Илье двадцать пять. Принцессу он обожал! Так называли ее в семье: мать – с придыханием, Старик – слегка насмешливо, а Илья всерьез. Она-то точно была настоящей Принцессой, не то что он, существовавший на птичьих правах.

Илье было шесть с небольшим, когда Старик забрал его из детдома. Он провел там несколько месяцев, но и этого хватило на всю оставшуюся жизнь: до сих пор иной раз снилась комната с множеством кроватей, запахом потных мальчишеских тел и застиранного белья. Запах беспризорщины, страха и одиночества. Он был маленький домашний мальчик и плакал по ночам от горя. Старик его спас. С какой благодарностью, с каким облегчением уцепился он за крепкую руку Николая Алексеевича, готовый любить его безоглядно всю оставшуюся жизнь. И любил.

Как выяснилось позже, Алла Георгиевна хотела маленькую девочку, а муж выбрал уже довольно большого мальчика. Но очень скоро девочка в семье все-таки появилась, хотя до этого у Аллы никак не получалось забеременеть. Она надышаться не могла на свою Принцессу, к которой отец относился почему-то с легкой иронией и говорил: «Она у нас прелесть что за дурочка!» Никто не посмел возразить Старику, когда он объявил о помолвке, только Алла Георгиевна слегка поморщилась. Диане было, в общем, все равно.

Илья долго не осознавал, что Диана его не любит. Целых десять лет. Поэтому никак не мог поверить, что она всерьез собирается с ним разводиться: у нее внезапно случилась неземная любовь. Неземная любовь называлась Леон Клэм и подвизалась на ниве шоу-бизнеса: немножко певец, немножко телеведущий, немножко актер, немножко модель. Плейбой и красавец Леон поразил воображение Принцессы бронзовым загаром, голливудской улыбкой, накачанной мускулатурой и блондинистыми кудрями до лопаток. На самом деле «звезда» носила простецкое имя Леша Клейменов и была родом из Саратова. Илью почему-то страшно оскорбил выбор Принцессы. Он долго и безрезультатно уговаривал ее подумать, опомниться, обещал исправиться, все наладить и даже пойти вместе с Дианой к психологу, к сексологу, хоть к черту лысому, лишь бы помогло. Развод все-таки состоялся, и не без участия Долли, с которой Илья тогда поругался не на жизнь, а на смерть, потому что она стала на сторону Дианы:

– Отпусти ее! – кричала Долли. – Пойми, наконец: она тебя не любит. И никогда не полюбит. Черт бы побрал Старика, который все это устроил. Как я его отговаривала… Проклятый упрямец…

И Долли заплакала. Но Илья не стал ее утешать и ушел, хлопнув дверью. Потом-то помирились, конечно. А сладкая парочка, получив развод, тут же принялась весело прожигать жизнь и деньги, которые Илья щедрой рукой добавил к оставленной Стариком сумме, наивно надеясь, что Диана наиграется в своего Леона и вернется. Он чувствовал ответственность и за Диану, и за Аллу Георгиевну. Они же его семья! Единственная, какую он знал. Да и той больше нет. А теперь и Долли его покидает.

В крайне мрачном настроении Илья вылез из лимузина и поправил очки-хамелеоны без диоптрий, которые носил второй год: он ненавидел ездить с шофером, но статус обязывал. Впервые увидев его в очках, Долли сказала: «Вылитый агент Смит! Но если тебе так комфортнее…» Уже закрывая за собой дверь, Илья услышал, как она пробормотала себе под нос: «Бедный мальчик», – и несколько секунд бедный богатый мальчик стоял, зажмурившись, стиснув зубы и крепко сжав кулаки, чтобы не завыть в голос. В это мгновенье он готов был отдать все золото мира, лишь бы вернуть тех, кто его покинул. А потом пошел руководить.

Да, в очках ему было комфортнее и безопаснее – как рыцарю с опущенным забралом. К тому же все стали бояться его еще больше, а это Илью вполне устраивало, потому что он чувствовал себя не слишком уверенно. Конечно, никто не знал лучше него проблемы и подводные камни бизнеса – он, можно сказать, на нем вырос, поэтому решение рабочих вопросов давалось ему легко. Труднее было поверить в собственное право распоряжаться и принимать решения, тем более что большинство тех, кем он распоряжался, были гораздо старше по возрасту. По привычке Илья все оглядывался на Старика, все ждал подсказок. Старик был гигантом, а Илья сам себе казался пигмеем и самозванцем, вынужденным держать на своих плечах тяжесть той стальной империи, которую создал Николай Алексеевич Селезнев. Империя включала в себя несколько металлургических комбинатов, парочку машиностроительных заводов и еще кое-какую мелочевку, а также золотодобывающую компанию, о которой Илья до этого и не знал: очевидно, Старик приобрел ее незадолго до смерти.

При этом Илья как-то забывал, что «империя» создавалась при его непосредственном участии: еще при жизни Старика он стал в ней вторым человеком, так что за спиной его называли Лордом-Десницей – прозвище придумал кто-то из программистов, поклонник сериала «Игра престолов». Сам себя он ощущал скорее Джоном Сноу, королевским бастардом. Вернее, мог бы ощущать, если бы смотрел сериал. Но ему было не до сериалов – он работал и, пока был жив Николай Алексеевич, ни о чем подобном даже не задумывался. Всем казалось, что Старик вечен, но тот на шестьдесят седьмом году жизни скоропостижно умер от аневризмы, хотя никогда раньше ни на что не жаловался. Империя не рухнула, а вот Лорд-Десница внутренне зашатался. Он, конечно, предполагал, что когда-нибудь сменит Старика, но не в тридцать пять лет и не в качестве владельца! Да и сам Селезнев рассчитывал оставаться на царстве еще лет пятнадцать, а то и все двадцать. С тех пор прошло уже три года, а Илья так и не привык к своему новому положению. Впрочем, слишком ко многому ему пришлось привыкать…

Званцев не спеша вошел в лифт офисного здания, повернулся, прислонился к стенке и рассеянно уставился на вращающуюся входную дверь в противоположном конце длинного холла, где происходило какое-то мельтешение. Кнопку этажа он не нажал, поэтому лифт так и стоял, ожидая указаний. У Старика был персональный лифт, но Илья старался им не пользоваться. Он очень не любил все эти понты, потому и от охраны отказался: да кому он нужен? А если и нужен, то никакая охрана не убережет.

Тем временем из вертушки выбралась девушка и помчалась прямиком к Илье. На бегу у нее с громким щелчком отскочила заколка, улетев куда-то в угол, и прическа рассыпалась. Она бежала, звонко стуча каблучками, в вихре развевающихся волос и одежд напоминая почему-то нимфу, удирающую от сатира, в роли которого выступал погнавшийся за ней охранник. Девушка не смогла притормозить и с ходу упала на Илью, который с интересом наблюдал все это действо. Она была довольно крупная, так что Илья ощутимо впечатался спиной в стену лифта и невольно обнял ее за талию. Двери закрылись, и лифт поехал. Некоторое время они стояли, тесно обнявшись, и девушка судорожно дышала Илье в шею – она была всего на полголовы ниже.

– Какой ужас! Простите, простите! – забормотала она, отстраняясь. Илья с неясным чувством сожаления разжал руки и отпустил ее. Девушка проворно отскочила в угол, поправила волосы и шарф, а потом ахнула:

– Кошмар! Я вам воротник помадой испачкала!

Илья повернулся к зеркалу – и правда, на внутренней стороне воротника был розовый след.

– Вы мне еще и ногу отдавили, – сказал он, с удовольствием наблюдая, как она краснеет. Почему-то происшествие его развеселило. Тут лифт остановился, девушка выскочила, еще раз жалобно пискнув «Простите!», а ей на смену вошла уборщица с синим ведром. Оказалось, шестой этаж. Посмеиваясь, Илья нажал пятнадцатый: ну что ж, неплохое начало дня.

– Доброе утро, Илья Константинович! – приветствовала его Долли.

– Доброе, Дарья Михайловна, – любезно ответил Илья, а потом добавил: – Предательница!

– Я тоже тебя люблю, мальчик. Что-то ты сегодня подозрительно бодрый. Не забыл про собеседование? Их будет четверо.

– Ты же говорила – трое?

– Четверо. Минут через пятнадцать мы подойдем, да?

– Через двадцать! – мстительно сказал Илья и прошел к себе. В комнате отдыха он снял очки, посмотрел в зеркало и вздохнул: все та же вселенская тоска и космический мрак. Потом переодел рубашку, заодно умылся. Завязывая галстук, он вспомнил лифт, и это воспоминание оказалось настолько жгучим, что Илья покраснел, невольно представив продолжение сюжета в духе фильма «Роковое влечение». Или «Основной инстинкт»? Этого еще не хватало.

Он уселся на «трон», который давно следовало заменить на что-то более удобное и современное, но Илья не решался, сохраняя обстановку кабинета в память о Старике. На столе уже лежали четыре тонкие папки с личными делами претенденток, и Илья лениво перелистал две – вникать не хотелось. В последнее время он все делал нехотя и через силу, ощущая постоянную усталость и унылую бессмысленность собственного существования.

Дверь открылась, и торжественно вошла целая процессия: Долли, начальник отдела по работе с персоналом и начальник службы безопасности. Илья вздохнул: ну вот, начинается! Он бы предпочел обойтись безо всех этих церемоний. Первой из претенденток была стильно стриженая брюнетка с умным и злым лицом. Илье она категорически не понравилась: не хватало еще такой грымзы под боком! «По закону жанра следующей должна быть сладкая блондинка», – подумал Илья. Так и вышло: Долли явно развлекалась, отбирая кандидаток. Третья была рыжей. «Все “иствикские ведьмы” в сборе!» – хмыкнул Илья. Четвертой оказалась девушка из лифта. Илья даже не удивился, подсознательно именно этого и ожидая.

Девушка из лифта – Виталина Наумченко, ну и имечко! – разительно отличалась от «иствикских ведьм», словно выпущенных с одного конвейера: во-первых, она была старше, во-вторых – крупнее, хотя ее никак нельзя было назвать ни толстой, ни громоздкой. Под прикрытием очков Илья беззастенчиво ее разглядывал: изящные туфли на невысоком каблучке, стройные ноги, костюм зеленовато-серого цвета, юбка скромно прикрывает колени. Пиджак, белая блузка, под которой прячется весьма пышная грудь. Илья снова вспомнил лифт. Розовая помада, большие серо-зеленые глаза, длинные ресницы, темные брови. Светло-русые волосы гладко зачесаны – успела причесаться. Пока Виталине задавали вопросы, Илья быстро просмотрел ее резюме и досье: двадцать шесть лет, не замужем, есть шестилетний сын. Так, образование… предыдущая работа… Да, исходные данные похуже, чем у «иствикских ведьм». Илья смотрел на Виталину Наумченко и думал: «Может, ее и взять? Такая живая, настоящая. А вдруг это знак? Вдруг она сможет…» Он так и не додумал свою мысль, потому что Долли официальным тоном спросила:

– Илья Константинович, у вас будут вопросы?

– Вопросов нет, – сказал Илья, закрыл папку и обратился к взволнованной девушке:

– Вы приняты.

Он вернулся к делам и на какое-то время забыл обо всех девушках на свете. В десять Долли обычно приносила ему завтрак – дома он только пил кофе. Она входила и торжественно объявляла: «Овсянка, сэр!», хотя никакой овсянки и в помине не было, Илья терпеть ее не мог. Но в этот раз привычной реплики не прозвучало – робкий голос спросил:

– Простите, куда мне это поставить?

Илья поднял глаза. Перед ним стояла девушка из лифта с подносом. Ну да, он же сам ее нанял. Илья понял, что не помнит, как ее зовут. Виктория? Вероника? Владислава? «Надо потихоньку спросить у Долли и записать, – подумал он, – а то неловко».

– Столик справа. Спасибо.

Она поставила, но не ушла, топталась на месте.

– Что-то еще? – спросил Илья.

– Да! Я хотела поблагодарить вас за то, что взяли меня. И извиниться! За сцену в лифте.

Илья почувствовал, что ему жарко – «Основной инстинкт», черт бы его побрал. Надеясь, что все-таки удалось не покраснеть, он сказал:

– Ничего страшного. Надеюсь, впредь вы не будете опаздывать.

– Я буду стараться! – пылко воскликнула девушка.

– Хорошо. Вы свободны.

Илья смотрел, как она идет к двери: даже строгий офисный костюм не мог скрыть ее великолепную фигуру. Как же ее зовут-то? Может, Ванда? А что, ей пошло бы такое имя. Или Линда! Что-то в ней есть… скандинавское. Или, наоборот, античное? Не зря же она показалась ему нимфой. С трудом оторвав взгляд от бедер «нимфы», Илья увидел, что она заплела волосы в косу, скрепив ее канцелярским зажимом для бумаг, и изумленно поднял брови. Но тут девушка обернулась и сказала:

– Илья Константинович, вы можете называть меня Линой.

Улыбнулась и скрылась за дверью, а Илья ужаснулся: неужели она прочла его мысли?

Приехав домой в одиннадцатом часу ночи, Илья сразу же направился в бассейн, из-за которого и купил этот пентхаус. За узкой водной дорожкой в тридцать метров длиной следил специальный человек, а Илья старался плавать каждый день, лелея тщеславную мечту проплыть однажды целый километр без остановки. Пока что его рекордом было триста метров – все-таки он сильно уставал к вечеру. Попробовал раз поплавать утром, но в результате заснул в лимузине, и шоферу пришлось его будить. Наплававшись до звона в ушах – 360 метров! – Илья вылез и как был, голый, пошлепал в спальню. Он жил в этих двухэтажных хоромах второй год и до сих пор иной раз путался, где что. По дороге нашел холодильник, достал апельсиновый сок и жадно выпил сразу полбутылки. Спал он в эту ночь как убитый и с трудом проснулся под трезвон будильника, страшно удивившись такому обстоятельству.

Глава 2. Силовое поле

Илья вошел в приемную и невольно остановился, принюхиваясь: пахло как-то непривычно. Ни Долли, ни Лины не было, хотя компьютер работал. Рядом с компьютером в голубой фаянсовой вазочке стоял букетик подснежников. Илья взял вазочку и поднес к лицу – да, именно от этих хрупких цветов идет нежный, свежий и чуть горьковатый аромат. Уже весна, что ли?

– Здравствуйте, Илья Константинович! Я цветы у метро купила. Хотите, к вам в кабинет поставлю?

Илья обернулся. Это была Лина.

– Доброе утро. А где Долли?

– Она на примерке свадебного платья. Илья Константинович, Долли пригласила меня в подружки невесты. Вы не будете возражать?

– Да я-то тут при чем? – изумился Илья. – Почему я должен возражать?

– Ну, вы же… Как это? Поведете ее к алтарю, вот. Может, это неудобно с точки зрения профессиональной этики?

– Послушайте, не морочьте мне голову с этой свадьбой! Мало Долли, еще и вы! – неожиданно вспылил Илья и тут же раскаялся, потому что у Лины сделалось такое испуганное лицо, словно он объявил ей об увольнении. Почему-то Илью раздражало, что Лина его боится. Именно она.

– Простите! – произнесли они одновременно и некоторое время растерянно смотрели друг на друга. Потом Илья поставил вазочку и быстро пошел к себе, думая, что Лина сама чем-то похожа на эти весенние цветы, хотя хрупкой ее уж никак не назовешь.

– Илья Константинович, – робко сказала Лина ему вслед. – Долли просила вам напомнить, что сегодня устраивает отвальную.

– Я помню.

Еще бы он забыл! Пятница, последний день с Долли. Как он будет жить без нее?

О том же самом думала и Лина. Она прекрасно справлялась, по уверениям Долли, да и шеф не делал никаких замечаний, но весь этот месяц Лина трепетала, опасаясь, что не то сказала, не там встала, не вовремя сунулась или, наоборот, слишком тормозила. Она никак не могла понять, почему выбрали именно ее, а не кого-нибудь из той троицы стильных красоток, компетентных даже с виду. Да еще после непристойной сцены в лифте! Сначала Лина опасалась, что шеф рассчитывает на продолжение, но нет: он сурово сверкал очками, а улыбался, если вообще улыбался, лишь краешком рта, и был неприступен настолько, что Лина каждый раз невольно видела на нем скафандр – серебристый и непроницаемый, даже покрытый инеем. Вот зачем, спрашивается, она полезла к нему со свадьбой? И с подснежниками? Замороженный шеф и зябкие цветочки – невозможное сочетание. Лина даже взглянула, не завяли ли подснежники, после того как он их рассматривал! Нет, не завяли.

Но в конце дня Лине пришлось переменить свое мнение о начальнике. Фуршет шел своим чередом, постепенно угасая, и Лина заглянула в кабинет шефа, куда он удалился вместе с Долли – хотела узнать, может ли она идти домой. Но кабинет был пуст, хотя с балкона доносились голоса. Лина не хотела подслушивать, но невольно прислушалась:

– Мальчик мой, – говорила Долли таким нежным тоном, какого Лина от нее еще ни разу не слышала. – Я же не на край света уезжаю. Ты всегда можешь и позвонить, и приехать. Всего-то часа четыре, подумаешь! Приезжай, кстати, пятнадцатого. Что ты будешь один куковать в такой день?

– Нужен я твоему Пахомычу, как же! Ничего, не беспокойся. Я справлюсь.

Лина не сразу узнала голос замороженного шефа, так глухо и вяло он звучал. Она осторожно сделала шаг назад, потом еще и быстро выскочила в приемную, где с ошарашенным видом плюхнулась на стул. Что же, выходит, он тоже – человек?! Настоящий, живой, способный… страдать? Это как-то меняло всю сложившуюся у нее в голове картину. Тут из кабинета показалась Долли, увидела Лину и удивилась:

– Ты еще здесь? Иди домой.

– Долли, спасибо вам за все! Но как же я буду одна? Без вас? Я не справлюсь! – воскликнула Лина.

– Все будет нормально, – Долли обняла ее, а потом тихо спросила: – Я смотрю, ты его побаиваешься, да?

– Есть немного.

– Не надо. Это все камуфляж, чтоб ты знала. Илья очень хороший человек. Только несчастный.

– Он? Несчастный? С такими возможностями?

– Поверь мне, я знаю, что говорю. Илья вырос на моих глазах. И я о нем беспокоюсь. Так что оставляю его на твое попечение, поняла? Все, мне пора. Пока, дорогая! Все будет хорошо.

На самом деле Лина мало чего боялась в жизни. Но эта работа была очень важна для нее, а Лина понимала, что не слишком вписывается в окружающую действительность. И как только она, простая провинциальная девчонка, оказалась в этом «заповеднике гоблинов», где даже воздух состоял не из кислорода и углекислого газа с азотом, а из долларов, евро и фунтов? Конечно, за пять лет работы секретарем она пообтесалась и научилась держать язык за зубами, но природная непосредственность то и дело давала себя знать.

Илья Званцев, «верховный гоблин», был не очень ей понятен, поэтому Лина и напрягалась, не зная, чего ждать. Она уже прониклась к нему уважением и опасалась как-то подвести или огорчить начальника, такого молодого, загадочного и привлекательного. В чем, собственно, состояла эта привлекательность, понять было трудно: высокий, подтянутый, ухоженный, черты лица самые обычные, волосы светло-русые, густые, слегка вьющиеся. Не красавец. Возможно, это было обаяние богатства? Но эту мысль Лина решительно отвергала. Конечно, ей хотелось нравиться своему боссу! Но исключительно в рамках рабочего процесса. На большее она не замахивалась. Тем не менее ей в голову приходили странные мысли, и она одергивала себя: действительно, какое ей дело до того, как Званцев проводит свое свободное время? Да и где оно, его свободное время? Он живет на работе, иной раз и пообедать забывает. Но все равно ей было любопытно, что он делает по вечерам и по выходным, читает ли книги, смотрит ли кино? Какую музыку предпочитает? Как вообще они живут, эти «гоблины» с миллионами в портфелях? Пока что выходило, что скучно.

Дома Лина влезла в интернет и посмотрела, что пишут СМИ о Званцеве Илье Константиновиче: почти ничего, больше о его бывшей жене, да и то в основном после развода, словно до этого ее вообще не существовало. Зато потом Диана вспорхнула на верхние строчки новостных рейтингов, правда, исключительно за счет своего возлюбленного – дня не проходило, чтобы Леон Клэм чего-нибудь не отчебучил: то драка в ночном клубе, то скандал на телевидении, то эпатажное интервью. И везде рядом с ним маячило хорошенькое личико Дианы Званцевой-Селезневой. Вернее, над ним – Диана была гораздо выше ростом. Прочитав последний материал, Лина долго размышляла о том, что узнала. И почему она сразу не догадалась обратиться к интернету? Теперь многое стало понятно. Особенно про загадочное пятнадцатое число, о котором говорила Долли: 15 апреля, в день рождения Званцева, погибла в автомобильной аварии его бывшая жена.

Пока Лина рылась в интернете, Илья сидел перед панорамным окном и с высоты сорок шестого этажа рассеянно смотрел на ночную Москву, вспоминая те же самые события годичной давности. До роковой даты было еще двадцать дней, а он уже нервничал. И зачем только Долли напомнила? Об аварии он узнал из новостей и тут же помчался к Алле Георгиевне, которую пришлось класть в больницу из-за нервного срыва. Было следствие, потому что Леон, придя в себя, стал кричать на весь мир, что авария подстроена бывшим мужем Дианы. К Илье приходил следователь, но больше ради проформы: за рулем была Диана, а водила она крайне плохо, о чем все знали: дергалась, пугалась, шарахалась. Конечно, она не справилась с мощной машиной Леона, разработанной для гоночного трека: «BMW» на 585 «лошадей» с мгновенным разгоном до сотки. К тому же у Дианы в крови обнаружили алкоголь – выше нормы, хотя и меньше, чем у Леона, который был загружен под завязку.

Илье до сих пор снилась эта авария: он просыпался с криком, а потом не спал до утра, представляя, как ей было страшно и больно, его бедной девочке, его хрупкой Принцессе, такой нежной и избалованной. Леон, однако, не успокоился и продолжал на каждом углу обличать Званцева, обвиняя его в покушении: «Конечно, дело замяли! С такими деньгами все позволено!» Выйдя из больницы, он демонстративно передвигался на инвалидной коляске, хотя отделался парой переломов и сотрясением мозга – пьяным и дуракам, как известно, всегда везет. Илье это быстро надоело, он поговорил с начальником службы безопасности, и Леона Клэма заткнули раз и навсегда, погрозив кнутом и сунув пряник в жадную ручонку. Собственно, в этом и было дело: Леон жаждал компенсации. Они с Дианой не успели пожениться, так что он пролетел мимо ее денег, вернувшихся в семью, – по закону наследницей была Алла Георгиевна.

А жизнь Ильи окончательно рухнула. Весь год после развода он, как дурак, продолжал надеяться на возвращение Дианы, не веря, что она всерьез увлеклась этим крашеным альфонсом. Строил какие-то планы, мечтал, страдал. И вот конец всему. Некоторое время он еще возился с Аллой Георгиевной, пока не стало понятно, что «крыша» у нее съехала окончательно. Тогда Илья устроил ее в специализированный частный пансионат, где бывшая теща в окружении нянек и санитарок предавалась успокоительному забвению, постепенно переставая узнавать не только Илью, но и себя самое. Тогда-то он и помирился с Долли, которая тут же примчалась, чтобы возвращать своего мальчика к жизни – утешениями, убеждениями, встряхиваниями и пинками.

А теперь, когда и Долли от него ушла, Илья очутился в таком космическом одиночестве, что плохо понимал, зачем ему жить дальше. Для чего? Для кого? Он казался себе заводной игрушкой, эдаким зайцем-энерджайзером с выдохшейся батарейкой, которую и заменить некому. Раньше Илья претворял в жизнь планы Старика, удовлетворял его амбиции, и сейчас продолжал по инерции нажимать на кнопки пульта, управляющего империей Селезнева. Металл, станки, машины, рабочие места – это все понятно, но зачем оно нужно ему самому? Ради денег? Которых и так слишком много? И которые он не знает на что тратить – вот, купил этот дурацкий пентхаус, где чувствует себя не в своей тарелке! А какая «тарелка» для него? Илья не представлял. Да и купил только потому, что не мог больше оставаться в старой квартире, где каждая безделушка напоминала о Диане. Он специально попросил дизайнера сделать нечто противоположное прежнему интерьеру и в результате оказался в каком-то подобии межпланетной станции.

Может, жениться? Просто для того, чтобы продолжить род? Да какой там род… Он не принц и даже не лорд – так, подобранная на улице дворняжка. И на ком жениться-то? Надо знакомиться, встречаться, разговаривать – в общем, соблюдать политес, а как это делать, Илья решительно не представлял. Он понимал, что является завидным женихом – с такими-то деньгами, как сказал бы Леон Клэм. Но покупать себе жену он не собирался. Да и пример неудачного брака Старика не воодушевлял Илью. Он знал, что Николай Алексеевич не любил Аллу, а женился из практических соображений: их семьи дружили, родители мечтали об этом союзе, к тому же тесть, крупный партийный бонза, готов был продвигать и прикрывать зятя.