Дердейн: Асутры

Переводчик Александр Фет

Дизайнер обложки Yvonne Less

© Джек Вэнс, 2021

© Александр Фет, перевод, 2021

© Yvonne Less, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0053-7667-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Рогушкоев и их хозяев, асутр, изгнали из Шанта. Поредевшие банды, изнуренные вылазками Бравой Вольницы и обескровленные налетами Эскадрильи, отступили на юг через Большую Соленую топь в Паласедру. Там, в унылой и бесплодной высокогорной долине, остатки меднокожей орды были уничтожены. Выжила только горстка атаманов, спасшихся на достопримечательном ржаво-бронзовом космическом корабле. Так закончилось странное вторжение в Шант.

Какое-то время победа радовала Гастеля Этцвейна. Скоро, однако, им овладело раздраженное томление – он замкнулся в себе. Этцвейн испытывал непреодолимое отвращение к ежедневным обязанностям, к общественной деятельности как таковой. То обстоятельство, что ему долго удавалось успешно выполнять совершенно чуждые ему функции, приводило его в замешательство. Вернувшись в Гарвий, он исключил себя из числа патрициев Пурпурной палаты с почти оскорбительной поспешностью. Гастель Этцвейн снова стал музыкантом, не больше и не меньше. Он тут же воспрянул духом и почувствовал себя самим собой – свободным человеком. Окрыленное состояние продолжалось два дня и кончилось разочаровывающим вопросом: «Что дальше?» Вопрос напрашивался, ответ заставлял себя ждать.

Туманным осенним утром размытые диски трех солнц лениво плавали в молочно-белом, розовом и голубом ореоле. Этцвейн шел по проспекту Галиаса. Липколисты почти прикасались к голове обмякшими влажно-сиреневыми, уже сероватыми лентами, поодаль медленно струилась к озеру Суалле излучина реки Джардин. На проспекте Галиаса, как всегда, толпились прохожие, не обращавшие внимания на еще молодого человека, недавно державшего в руках жизнь и смерть каждого из них. Будучи всесильным Аноме, Этцвейн вынужден был держаться незаметно. В любом случае он не бросался в глаза – двигался сдержанно, будто неохотно, говорил невыразительно, почти не жестикулировал и в целом производил впечатление мрачноватого субъекта старше своих лет. Глядя в зеркало, Этцвейн часто дивился явному несоответствию угрюмого, даже чуть зловещего отражения его внутреннему существу – одолеваемый сомнениями и лихорадочными мечтами, он метался от одной безрассудной идеи к другой, чрезмерно подверженный чарам красоты, воспаленный щемящей тоской о недостижимом. Таким, с изрядной долей насмешки, представлял себя Этцвейн. Только музыка сводила воедино и утоляла его несуразные и несообразные стремления.

Что дальше?

На первый взгляд ответом служило давно принятое решение. Он собирался снова присоединиться к оркестру маэстро Фролитца, «Розово-черно-лазурно-глубокозеленой банде». Тем не менее, он не ощущал уверенности в правильности такого намерения. Этцвейн остановился на набережной, провожая глазами опавшие ленты липколистов, змейками плывущие вниз по реке. Старая музыка казалась далеким отзвуком в уме, ветром юности, освежавшим только память.

Отвернувшись от реки, Этцвейн продолжил путь и скоро оказался у трехэтажного строения из черного и серо-зеленого стекла с огромными, нависшими над тротуаром малиновыми линзами в стенах – у гостиницы «Фонтеней», сразу напомнившей Этцвейну о землянине, корреспонденте Исторического института по имени Ифнесс Иллинет.

После уничтожения рогушкоев Ифнесс и Этцвейн вместе пересекли Шант в гондоле воздушной дороги, возвращаясь в Гарвий. Ифнесс вез с собой склянку с асутрой, извлеченной из тела атамана рогушкоев. Существо это напоминало большое насекомое длиной примерно двадцать, толщиной десять сантиметров – невообразимый гибрид клеща, тарантула, грецкого ореха и чего-то еще, вызывавшего смутные неприятные воспоминания. Каждая из восьми ног, поддерживавших продолговатое туловище, заканчивалась тремя чувствительными жесткими щупиками. На одном конце торса выступы лиловато-бурого хитина защищали органы зрения – три маслянисто-черных шарика в неглубоких впадинах, окаймленных щетиной. Под глазами подрагивали мелкие членистые жвала, тесно окружавшие узкое ротовое отверстие. Соскучившись в пути, Ифнесс время от времени пощелкивал по склянке, на что асутра отвечала едва заметным движением глазных бусинок. Пристальный взгляд насекомого нервировал Этцвейна. Где-то внутри блестящего коричневого тела скрывался чуткий, сложный аппарат, способный к рациональному мышлению или некоему эквивалентному процессу – аппарат, питавший к нему, Этцвейну, ненависть или аналогичное угрожающее чувство.

Ифнесс отказывался судить об эмоциональном состоянии асутры: «Догадки бесполезны. Известные факты не позволяют делать определенные выводы».

«Асутры пытались уничтожить Шант! – заявил Этцвейн. – Разве этого недостаточно, чтобы сделать выводы?»

Не отрывая глаз от дымчато-сиреневых далей кантона Теней, Ифнесс только пожал плечами. Подгоняемые порывистым попутным ветром, они летели под парусом на север, стараясь не замечать рывков и бортовой качки. Ветровой вез важных пассажиров и посему делал все возможное, чтобы побудить «Консейль», скрипучую капризную гондолу, тряхнуть стариной и проявить несвойственную ей прыть.

Этцвейн поставил вопрос по-другому: «Вы изучали асутру, поселившуюся в теле Саджарано Сершана. Что вам удалось выяснить?»

Ифнесс Иллинет отвечал размеренно и бесстрастно: «Метаболизм асутры необычен, его подробный анализ выходит за рамки моей компетенции. Учитывая недоразвитость питательного аппарата, можно предположить, что асутры – прирожденные паразиты. Они не проявляют никакой склонности к общению или пользуются способом связи, не поддающимся обнаружению с помощью человеческих органов чувств. Асутры охотно пользуются бумагой и карандашом – быстро чертят геометрические фигуры, иногда исключительно сложной структуры, но ничего, по-видимому, не сообщающие. Они нередко демонстрируют изобретательность, но их подход к решению задач можно назвать терпеливым и методичным».

«Откуда вы это знаете?» – поинтересовался Этцвейн.

«Я проводил эксперименты. Закономерности поведения можно наблюдать, создавая достаточно мощные стимулы».

«Что стимулирует асутру?»

«Возможность – хотя бы иллюзорная – совершить побег. Стремление избежать неприятных ощущений».

Чувствуя легкое отвращение, Этцвейн поразмышлял некоторое время и снова спросил: «Что вы собираетесь делать теперь? Вернетесь на Землю?»

Ифнесс Иллинет поднял глаза к лиловому небу, будто сверяясь с неким заоблачным справочником: «Надеюсь продолжить исследования. Мне нечего терять, но я могу приобрести существенное влияние. Несомненно, мне предстоит столкнуться с сопротивлением руководства института. В частности, препятствия будет чинить Дасконетта, большинством голосов возглавляющий факультет стратегической разведки. Он ни к чему уже не стремится, но может многое потерять».

«Любопытно! – подумал Этцвейн. – Вот как делаются дела на Земле». От корреспондентов Исторического института требовалось строгое соблюдение дисциплинарных правил, запрещавших любое вмешательство в дела исследуемого мира. Этцвейн знал об Ифнессе, о его работе, о его целях и проблемах только то, что можно было почерпнуть из слов и недомолвок самого Ифнесса – слишком мало, учитывая масштабы происходившего.

Ифнесс коротал время в пути, читая толстый сборник статей под названием «Царства древнего Караза». Этцвейн хранил полупрезрительное молчание. Каретка гондолы «Консейль» бежала по рельсу. За кормой остались кантоны Эреван и Майе, кантон Пособников, кантон Джардин. В осенних сумерках растворились холмы кантона Дикой Розы – впереди открылся провал Джардинского разлома. За ним высились темные склоны Ушкаделя. Гондола лихо спустилась по долине Молчания, пролетела над разломом и приблизилась к Южной станции, под чудесными хрустальными башнями Гарвия.

Станционная бригада подтянула гондолу к платформе. Ифнесс Иллинет спустился по трапу, вежливо кивнул Этцвейну и деловито направился в город.

Уязвленный и взбешенный, Этцвейн провожал глазами худощавую фигуру, исчезавшую в толпе на площади. Ифнесс явно старался не завязывать знакомства, прекращая всякие отношения, как только в них отпадала необходимость. Через два дня, глядя с набережной на знакомую гостиницу, Этцвейн не мог не вспомнить о землянине. Он пересек набережную и вошел в таверну «Фонтенея».

В трапезной было тихо. Редкие постояльцы грустили над кружками в темных углах, будто нарочно рассевшись подальше друг от друга. Этцвейн направился к прилавку, где его уже приветствовал хозяин заведения: «Смотри-ка! К нам пожаловал господин музыкант! К сожалению, не могу предложить вам сцену: сегодня выступает „Пунцово-розовато-лилово-белый ансамбль“ маэстро Хессельроде. Не огорчайтесь. Скажу по секрету, вы играете на хитане не хуже любого друидийна. Попробуйте эль „Дикая роза“ – за мой счет».

Этцвейн поднял кружку: «Ваше здоровье!» Эль освежил ему голову. Привычная жизнь представлялась не такой уж унылой. Этцвейн осмотрелся – вот низкая сцена, где играет оркестр. За этим столом он встретил восхитительную Джурджину Ксиаллинен. У входа, в тени, сидел Ифнесс, когда они искали Человека Без Лица. Все вокруг напоминало о событиях, казавшихся нереальными – с тех пор жизнь стала трезвой и обыденной… Этцвейн пригляделся: в дальнем углу что-то записывал в блокнот высокий человек неопределенного возраста с копной белоснежных волос. Большая линза в наружной стене, высоко над головой, озаряла его призрачными малиновыми лучами. Седовласый призрак поднес к губам бокал. Этцвейн повернулся к трактирщику: «Вы знаете, кто это – в угловой нише?»

Хозяин «Фонтенея» присмотрелся: «Как же, это у нас господин Ифнесс! Снимает лучшие номера. Странный тип – чопорный, нелюдимый, но по счетам платит без разговоров. Меркантилист родом с Одинокого мыса, кажется. Кто его знает?»

«Если не ошибаюсь, мы знакомы», – объявил Этцвейн, взял кружку и направился прямиком к землянину. Тот искоса следил за приближением музыканта – демонстративно закрыл блокнот и пригубил воды со льдом. Этцвейн вежливо поздоровался и уселся напротив Ифнесса. Если бы он стал ожидать приглашения, ему, возможно, пришлось бы допивать эль стоя. «Вспомнил былые похождения, решил заглянуть в таверну, – сообщил Этцвейн. – Вижу, вы занимаетесь тем же».

Губы землянина подернулись: «Сентиментальность вводит вас в заблуждение. В „Фонтенее“ удобно останавливаться – хозяин ко мне привык. Кроме того, тут мне не мешают работать – как правило. Насколько я понимаю, вы тоже занятый человек. В вашей должности праздное времяпровождение – непозволительная роскошь».

«Я бездельничаю, сколько хочу, – возразил Этцвейн. – Позавчера я известил патрициев о том, что Пурпурной палате придется править Шантом без моей помощи».

«Вы заслужили отдых, – гнусаво пробубнил Ифнесс. – Желаю вам всего наилучшего. А теперь…» Историк многозначительно провел пальцами по блокноту, стирая воображаемую пыль.

«Проблема в том, что я не хочу бездельничать, – игнорировал намек Этцвейн. – При этом я мог бы содействовать вашим исследованиям».

Ифнесс поднял брови: «Не уверен, что понимаю сущность предложения».

«Все очень просто, – сказал Этцвейн. – Вы – корреспондент Исторического института. Вы ведете исследования на Дердейне и других планетах, вам может пригодиться помощник. В свое время мы уже сотрудничали – почему бы не продолжить славное начинание?»

В голосе Ифнесса появилась сухая резкость: «Непрактично в принципе. С работой я обычно справляюсь один. Конечно, время от времени обязанности принуждают меня покидать планету…»

Этцвейн поднял руку и прервал его: «Именно это меня больше всего интересует!» Слова эти прозвучали вполне убежденно, хотя до сих пор намерения Этцвейна не отличались определенностью: «Шант я хорошо знаю, в Паласедре побывал. Караз – дикий, пустынный континент. Мне не терпится увидеть далекие миры».

«Естественное, закономерное любопытство, – кивнул Ифнесс. – Тем не менее, вам придется удовлетворять его без моего участия».

Этцвейн задумчиво прихлебывал эль. Ифнесс, с каменным лицом, искоса следил за ним. Этцвейн спросил: «Вас все еще интересуют асутры?»

«Да».

«По-вашему, они что-то еще затевают в Шанте?»

«Я ничего не знаю наверняка, – Ифнесс вернулся к привычному нравоучительно-лекторскому тону. – Асутры испытывали на населении Шанта биологическое оружие, то есть рогушкоев. План провалился, главным образом в связи с несовершенством исполнения, но рогушкои, несмотря на примитивность, свое дело сделали – теперь асутры гораздо лучше осведомлены. У них все еще много возможностей. Они могут продолжить эксперименты, применить новое оружие. С их точки зрения, однако, более практичным может оказаться полное уничтожение людей на Дердейне».

Этцвейн никак не прокомментировал это заключение. Осушив кружку до дна, он, несмотря на явное неодобрение Ифнесса, подал трактирщику знак принести вторую: «Вы еще пытаетесь объясниться с асутрами?»

«Все подопытные экземпляры сдохли».

«И вам не удалось найти способ общения?»

«По существу, нет».

«Вы намерены поймать других?»

Ифнесс Иллинет холодно улыбнулся: «Мои цели гораздо скромнее, чем вы подозреваете. Меня беспокоит, главным образом, карьера в Институте, возможность пользоваться привычными привилегиями. Между вашими интересами и моими очень мало общего».

Этцвейн нахмурился, постучал пальцами по столу: «А перспектива уничтожения цивилизации на Дердейне вас нисколько не беспокоит?»

«Я предпочел бы, чтобы это не произошло, но мои предпочтения – не более, чем абстрактный идеал».

«Угроза реальна! – возразил Этцвейн. – Рогушкои погубили тысячи людей! Если асутры победят на Дердейне, что им помешает напасть на другие планеты? Земля тоже не в безопасности».

«Исходя из самых общих предпосылок, можно предположить такое развитие событий, – согласился Ифнесс. – Я затронул этот вопрос в представленном отчете. Мои коллеги, однако, склонны придерживаться других точек зрения».

«Какие могут быть сомнения? – возмутился Этцвейн. – На рогушкоях отрабатывалась тактика завоевания миров!»

«Вполне вероятно, но каких миров? Земных миров Ойкумены? Рогушкои – против оружия цивилизованных людей? Смехотворная идея!» Ифнесс дал понять недовольным жестом, что не желает продолжать разговор: «А теперь прошу меня извинить. Некий Дасконетта самоутверждается в Институте за мой счет – мне нужно продумать контрмеры. Рад был встретиться с вами снова…»

Этцвейн наклонился к собеседнику: «Вы знаете, откуда прилетели асутры?»

Историк нетерпеливо качал головой: «Скорее всего, они обосновались ближе к центру Галактики – там десятки тысяч пригодных для обитания миров».

«Разве не имеет смысла найти их планету, узнать о ней все, что можно?»

«Да, да, разумеется…» – Ифнесс открыл блокнот.

Этцвейн поднялся на ноги: «Желаю вам всяческих успехов в продвижении по службе!»

«Благодарю вас».

Вернувшись к прилавку трактирщика, Этцвейн выпил третью кружку эля, гневно поглядывая на Ифнесса, безмятежно потягивавшего воду со льдом и вносившего пометки в блокнот.

Покинув таверну гостиницы «Фонтеней», Этцвейн прогулялся на север по набережной Джардина, задумавшись о возможности, по-видимому, еще не приходившей в голову методичного землянина… Повернув на авеню Пурпурных Горгон, он поймал дилижанс и приказал ехать на площадь Корпорации. Выйдя у входа в Палату правосудия, Этцвейн взбежал по лестнице на второй этаж, где располагалось Разведывательное управление. Директор управления Аун Шаррах, статный мужчина, говоривший тихо и выражавшийся осторожно, умел, подобно большинству эстетов, производить впечатление небрежной элегантностью. Сегодня на нем была легкая, подчеркнуто скромная серая мантия, накинутая поверх полночно-синего костюма. Крупный сапфир сверкал на серебряной цепочке, продетой в мочку левого уха. Шаррах приветствовал Этцвейна дружелюбно, но с почтительной настороженностью, отражавшей их былые разногласия. «Насколько я понимаю, вы вернулись к частной жизни, – произнес Шаррах. – Молниеносное превращение. Вы не жалеете о своем решении?»

«Нисколько! Я другой человек, – пожал плечами Этцвейн. – Вспоминая, чем я занимался, удивляюсь самому себе».

«Вы удивили многих, – сухо заметил Шаррах, – в том числе меня». Директор Разведывательного управления откинулся на спинку кресла: «Что же теперь? Снова в оркестре?»

«Еще нет. Не могу найти себе места, заинтересовался Каразом».

«Обширное поприще для любознательного человека, – с едва заметной иронией заметил Аун Шаррах. – У вас впереди многие годы плодотворного труда».

«Я не собираюсь заниматься всеобъемлющими исследованиями, – возразил Этцвейн. – Мне хотелось бы знать несколько определенных вещей. В частности, не появлялись ли в Каразе рогушкои?»

Аун Шаррах оценивающе взглянул на посетителя: «Ваша частная жизнь быстро подошла к концу».

Этцвейн проигнорировал замечание: «Вот что я думаю. Рогушкоев пробовали применить в Шанте – и потерпели поражение. Все хорошо, что хорошо кончается. Как насчет Караза? Вдруг рогушкоев сначала высадили именно там? Может быть, формируется новая орда? Напрашиваются десятки предположений. Конечно, с таким же успехом можно предположить, что в Каразе ничего не происходит».

«Верно, – слегка развел руками Шаррах. – Разведка наша занимается в основном местными делами. С другой стороны, что мы могли бы предпринять, даже если бы захотели? Уже сейчас нам не хватает людей и ресурсов».

«В Каразе слухи дрейфуют по течению рек. В портах моряки узнают обо всем, что делается в глубине континента. Полезно было бы послушать, о чем толкуют у причалов и в прибрежных тавернах, какие вести привозят каразские суда».

«В этом есть смысл, – кивнул Аун Шаррах. – Я прикажу собрать сведения. Трех дней должно быть достаточно – по крайней мере для того, чтобы составить общее представление».

Глава 2

Тощий, смуглый, нелюдимый сорванец, сам себя назвавший Гастелем Этцвейном,¹ превратился в молодого человека со впалыми щеками и горящим, пронзительным взглядом. Когда Этцвейн играл на хитане, уголки его рта приподнимались, сообщая обычно угрюмым чертам оттенок поэтической меланхолии, но по преимуществу он был человек спокойный, внешне даже необычно сдержанный. Близких друзей у него не было – кроме, пожалуй, старого музыканта Фролитца, считавшего Этцвейна помешанным…

Уже на следующий день после посещения Палаты правосудия Этцвейн получил известие от Ауна Шарраха: «Расследование дало неожиданные результаты – уверен, что вас они заинтересуют. Жду вас в любое время».

Этцвейн немедленно отправился в Разведывательное управление.

Аун Шаррах провел его в помещение с высоким сводом под куполами шестого яруса. Линзы световых колодцев из водянисто-зеленого стекла полутораметровой толщины смягчали лавандовый свет солнц, насыщавший цвета огромного ковра работы мастеров Глирриса. Посреди зала на низком круглом столе семиметрового диаметра покоилась массивная рельефная карта. Приблизившись, Этцвейн обнаружил удивительно подробное изображение Караза. Горы, вырезанные из бледного янтаря, добытого в кантоне Преданий, были инкрустированы кварцем, изображавшим снега и ледники. Серебряными нитями и лентами в долинах, выложенных лиловато-серым сланцем, к морским берегам струились реки. Леса и болота были представлены зеленым бархатом различных оттенков, с пушистым длинным и гладким коротким ворсом. Шант и Паласедра лишь намечались очертаниями берегов с южного и восточного краев.

Аун Шаррах медленно прохаживался у северного края стола. «Вчера вечером, – сказал он, – местный дискриминатор² привел в управление матроса из Жирмонтских доков. Моряк поведал исключительно странную историю. Ее рассказывали горнодобытчики, спустившиеся на барже в Эрбол – это здесь, в устье Кебы». Шаррах нагнулся и опустил палец на карту: «Баржа привезла вулканическую серу отсюда, – Шаррах прикоснулся к излучине реки в трех тысячах километров выше по течению. – Район этот называется „Бурнун“. Где-то здесь, на берегу Кебы, поселок Шиллинск – на старой карте он не значится… В Шиллинске владелец баржи говорил с торговцами-кочевниками с Запада, из-за гор – они спустились с перевала Кузи-Каза, кажется, здесь…»

Этцвейн, прибывший в гостиницу «Фонтеней» на дилижансе, столкнулся с Ифнессом в дверях таверны. Историк холодно кивнул и собрался было уйти, но Этцвейн решительно преградил ему дорогу: «Один момент!»

Ифнесс неохотно задержался, нахмурился: «В чем дело?»

«Вы упомянули некоего Дасконетту. Надо полагать, он уполномочен принимать важные решения?»

Ифнесс Иллинет с подозрением приподнял голову, искоса глядя на Этцвейна: «Дасконетта занимает ответственный пост».

«Я хотел бы с ним связаться. Как это сделать?»

Землянин не торопился с ответом: «В принципе есть несколько способов. Практически, в вашем случае, без моей помощи не обойтись».

«Прекрасно. Будьте добры, свяжите меня с Дасконеттой».

Ифнесс сухо усмехнулся: «Все не так просто. Если у вас есть существенная информация, способная заинтересовать Институт, приготовьте краткое изложение и представьте его мне. В свое время я буду говорить с Дасконеттой и могу передать ваше сообщение. Само собой, я не стану отнимать у него время тенденциозными призывами или тривиальными ходатайствами».

«Разумеется, – кивнул Этцвейн. – Вопрос, однако, требует срочного обсуждения. Уверен, что любая задержка вызовет порицание вашего начальства».

Ифнесс не повышал голос: «Сомневаюсь, что вы способны угадать реакцию Дасконетты. Он славится непредсказуемостью».

«Тем не менее, я считаю, что дело будет рассмотрено внимательно и без промедления, – настаивал Этцвейн. – Если, конечно, Дасконетта намерен сохранить свою должность. Есть какая-нибудь возможность связаться с ним напрямую?»

Усталым жестом землянин выразил смирение с неизбежностью: «В чем состоит ваше предложение – вкратце? Если вопрос действительно важен, по меньшей мере я смогу предложить полезные рекомендации».

«Не сомневаюсь, – сказал Этцвейн. – Но вы слишком заняты исследованиями. Вы дали понять, что не можете со мной сотрудничать, что у вас нет достаточных полномочий для решения важных проблем и что такие полномочия возложены на Дасконетту. Таким образом, с моей стороны разумнее всего немедленно обсудить ситуацию с Дасконеттой».

«Вы неправильно истолковали мои замечания, – голос Ифнесса слегка зазвенел. – Я объяснил, что не нуждаюсь в услугах помощника, и что в мои планы не входит организация экскурсии по планетам Ойкумены, призванной удовлетворить праздное любопытство Гастеля Этцвейна. Я не утверждал, что мои полномочия недостаточны или в каком-либо отношении уступают полномочиям Дасконетты, всего лишь указав на наличие некоторых условностей административного характера. Я обязан вас выслушать и узнать, что происходит – такова моя функция. Итак, что именно заставляет вас меня беспокоить?»

Этцвейн отвечал с подчеркнутым равнодушием: «Из Караза поступили сведения, заслуживающие внимания – вероятно, не более чем сплетни, но если в них есть какая-то доля истины, с моей точки зрения они нуждаются в немедленном расследовании. Поэтому я намерен просить Дасконетту о предоставлении быстроходного транспорта. Уверен, что в его распоряжении такой транспорт есть».

«Ага! В самом деле, любопытно. И в чем же состоят слухи, вызывающие у вас такое волнение?»

Этцвейн продолжал без малейших признаков волнения: «В Каразе появились рогушкои, большая орда».

Ифнесс Иллинет кивнул: «Продолжайте».

«Состоялась битва рогушкоев с армией людей, пользовавшихся, по словам очевидцев, лучевым оружием. По-видимому, рогушкои потерпели поражение, но скудных свидетельств недостаточно, чтобы сделать определенные выводы».

«Источник информации?»

«Моряк, говоривший с владельцем баржи в Каразе».

«Где, по его словам, произошло сражение?»

«Какое это имеет значение? Необходимо расследовать события на месте. Для этого требуется транспорт».

Ифнесс отвечал терпеливо и нежно, будто обращаясь к несмышленому младенцу: «Ситуация сложнее, чем вы себе представляете. Если ваш запрос получит Дасконетта или любой другой член Координационного совета, его просто-напросто возвратят мне, сопроводив язвительным замечанием по поводу моей некомпетентности. Кроме того, вам известны правила, ограничивающие деятельность корреспондентов Института – нам строго воспрещено вмешиваться в ход событий местного значения. Я нарушил это предписание, конечно, но до сих пор мне удавалось обосновывать свои действия. Если я позволю вам предъявить Дасконетте столь достопримечательное требование, меня сочтут безответственным глупцом. Таковы люди – что поделаешь? Согласен, каразские слухи немаловажны и, каковы бы ни были мои личные планы и предпочтения, я не могу их игнорировать. Давайте вернемся в таверну. Теперь вам придется изложить все факты подробно и по порядку».

Беседа продолжалась не меньше часа. Этцвейн вежливо настаивал, Ифнесс оказывал формальное логичное сопротивление, холодный и непроницаемый, как глыба черного стекла. Он не соглашался предоставить Этцвейну транспорт требуемого типа ни на каких условиях.

«В таком случае, – сказал наконец Этцвейн, – мне придется обойтись менее эффективными средствами передвижения».

Ифнесс удивился: «Вы серьезно намерены отправиться в Караз? Путешествие займет два-три года – допуская, что вы сумеете выжить».

«Все учтено, – заявил Этцвейн. – Само собой, я не собираюсь идти по Каразу пешком. Я намерен лететь».

«В гондоле? На планере? – Ифнесс поднял брови. – Над дикими просторами?»

«Когда-то, в древнем Шанте, строили гибридные летательные аппараты, так называемые „воздушные фрегаты“ – с длинными гибкими крыльями, с фюзеляжем и основаниями крыльев, наполненными газом – достаточно тяжелые для планирования, достаточно легкие, чтобы парить при малейшем дуновении ветерка».

Ифнесс вертел в пальцах серебряное самопишущее перо: «Рано или поздно вы приземлитесь – что дальше?»

«Я окажусь в опасном, но не безвыходном положении. Даже обычный планер можно запустить без посторонней помощи, наподобие воздушного змея – дождавшись сильного ветра. Фрегату, чтобы взлететь, хватит легкого бриза. Согласен, предприятие рискованное…»

«Рискованное? Самоубийственное!»

Этцвейн мрачно кивнул: «Предпочел бы самолет или бронированный вездеход. Конечно же, у Дасконетты найдется что-нибудь в этом роде».

Серебряное перо в пальцах историка раздраженно дернулось: «Возвращайтесь сюда завтра. Я подыщу летательный аппарат – с условием, что все мои указания будут выполняться беспрекословно».

В Шанте даже дела соседнего кантона не вызывали особого любопытства, Караз же представлялся далеким, как Скиафарилья³ – и гораздо менее заметным. Будучи музыкантом, Этцвейн объездил почти все кантоны Шанта – его кругозор был шире обывательского. Тем не менее, даже ему Караз казался далеким необжитым краем обожженных ледяными ветрами пустынь, вздымающихся за облака гор и головокружительных пропастей. Полноводные реки Караза, слишком широкие, чтобы с одного берега можно было видеть другой, растекались по бесконечным степям и равнинам. Девять тысяч лет тому назад на Дердейне поселились изгнанники, непокорные бунтари, диссиденты. Самые неистовые, самые неисправимые и неуживчивые бежали в Караз, чтобы навсегда затеряться в просторах, блуждая от одного дымчатого горизонта к другому. Их потомки все еще кочевали по безлюдным степям и нагорьям.

К полудню Этцвейн вернулся в гостиницу «Фонтеней», но Ифнесса не нашел. Прошел час, другой. Этцвейн вышел на набережную, стал прогуливаться взад и вперед. Он сохранял спокойствие, хотя не мог избавиться от некоторой подавленности. Этцвейн давно понял, что гневаться на Ифнесса было бессмысленно. С таким же успехом можно было грозить кулаком трем солнцам, безмятежно кружившимся в зените.

Наконец появился Ифнесс, быстрым шагом направлявшийся по проспекту Галиаса в сторону озера Суалле. Историк был чем-то не на шутку озабочен – наморщив лоб, он, казалось, собирался пройти мимо Этцвейна, даже не поздоровавшись, но в последний момент резко остановился. «Вы хотели встретиться с Дасконеттой, – произнес Ифнесс. – Вы его увидите. Подождите здесь, я скоро вернусь».

Землянин зашел в таверну. Этцвейн взглянул на небо – солнца скрылись за пеленой тяжких грозовых туч, стеклянный город сумрачно поблек. Этцвейн тоже нахмурился, нервно повел плечами.

Ифнесс вернулся в длинной черной накидке, драматически развевавшейся по ветру. «Пойдемте!» – бросил он и направился вверх по набережной.

Пытаясь не потерять достоинство, Этцвейн не двинулся с места: «Куда?»

Ифнесс раздраженно обернулся и сверкнул глазами, но ответил, не повышая голос: «Каждый из участников совместного предприятия должен знать, чего следует ожидать от другого. В том, что касается меня, вы можете рассчитывать на получение информации в той мере, в какой этого требуют обстоятельства. Я не намерен отягощать вас чрезмерными подробностями. От вас я ожидаю бдительности, благоразумия и расторопности. Теперь мы отправимся в кантон Дикой Розы».

Этцвейн почувствовал, что добился по меньшей мере какой-то уступки, и, не говоря ни слова, последовал за историком на станцию воздушной дороги.

Гондола «Кармун» нетерпеливо натягивала тросы. Как только Ифнесс и Этцвейн взошли на борт, станционная бригада отпустила переднюю тележку каретки, и гондола взмыла в воздух. Ветровой поставил парус круто к бортовому ветру, каретка зажурчала в рельсе – «Кармун» устремился на юг.

Они пролетели над Джардинским разломом: расступились поднимающиеся уступами холмы Ушкаделя. Этцвейн заметил сверкнувший на склоне, в роще деревьев-близнецов и кипарисов, дворец Сершанов. Перед ними простирались тенистые зеленые долины кантона Дикой Розы. Скоро показались крыши торгового центра кантона, Джамилио. Ветровой «Кармуна» выставил оранжевый флажок. Станционная бригада подхватила крюками заднюю тележку каретки и отвела переднюю вперед, принуждая «Кармун» опуститься к платформе. Ифнесс и Этцвейн вышли. Землянин подозвал дилижанс, дал краткие указания кучеру. Пассажиры сели в карету, быстроходец⁴ побежал легкой трусцой.

Полчаса они ехали вверх по долине Джардина мимо сельских поместий гарвийских эстетов,⁵ потом через сад земляничников к ветхой усадьбе. Ифнесс сдержанно обратился к Этцвейну: «Возможно, вам будут задавать вопросы. Я не вправе вам подсказывать, но будьте добры, отвечайте кратко и по существу, не предлагайте делиться дополнительными сведениями».

«Мне нечего скрывать, – достаточно сухо отозвался Этцвейн. – Если меня станут расспрашивать, я отвечу настолько подробно, насколько это согласуется с моими интересами».