Бродяги Дхармы

В этом мире жить невозможно, но больше негде.

Мне внезапно стало ясно, что я никого не должен учить тому, что понял сам.

Когда дойдёшь до вершины, продолжай восхождение.

Если не спать под открытым небом, не прыгать по поездам и не делать, что хочется, остается одно: с сотней других пациентов сидеть перед миленьким телевизором в шизарне и "находиться под присмотром".

О Господи, общительность – просто широкая улыбка, а широкая улыбка – всего лишь зубы.

Для меня гора - это Будда. Подумай, какое терпение, сотни, тысячи лет сидеть тут в полнейшем молчании и как бы молиться в тиши за всех живых существ, и ждать, когда ж мы наконец прекратим суетиться.

- Мне здесь хочется, знаешь, молиться; кстати, есть у меня одна молитва, знаешь, какая?

- Какая?

- Сижу и говорю, перебирая всех друзей, родных и врагов, одного за другим, без злобы и пристрастия, говорю: "Джефи Райдер, равно пуст, равно достоин любви, равно будущий Будда", потом, допустим: "Дэвид О.Селзник, равно пуст, равно достоин любви, равно будущий Будда", на самом деле я, конечно, не говорю "Дэвид О.Селзник", только о людях, которых я знаю, потому что когда говоришь: "равно будущий Будда", хочется представлять себе их глаза, вот Морли, например, голубые глаза за очками, думаешь: "равно будущий Будда" - и представляешь себе эти глаза, и действительно вдруг видишь в них это тайное истинное спокойствие, и понимаешь, что он действительно будущий Будда. Потом думаешь о глазах врага своего какого-нибудь.

Если через страдание растешь, я уже должен быть с дом.

- Что с ней?

- Она говорит, что составила список всех наших имён и всех наших грехов, и попыталась спустить в унитаз у себя на работе, а список был длинный и застрял...

Так бывает в лесах, они всегда кажутся знакомыми, давно забытыми, как лицо давно умершего родственника, как давний сон, как принесенный волнами обрывок позабытой песни, и больше всего - как золотые вечности прошедшего детства или прошлой жизни, всего живущего и умирающего, миллион лет назад вот так же щемило сердце, и облака, проплывая над головой, подтверждают это чувство своей одинокой знакомостью.