«Все русские сказки начинаются примерно одинаково: „Жили-были…“ или „В некотором царстве, в некотором государстве…“ Я тоже не буду нарушать традицию, так как я русский человек по духу и по облику, как говорится „… до мозга костей“, а уж, сколько кровей во мне намешано, не знаю. Но думаю, что не больше, чем в любом другом русском. Знаю, что предки мои с севера России, поэтому не исключаю наличие угро-финской крови. (Слава богу, что никакой африканской…) Но небольшие вливания полезны (А. С. Пушкин, например, великий русский поэт). Нашествие Батыево на Русь только усилило русский дух, как впрочем, и любое другое нашествие… Знаем из истории, что не страшны русскому народу внешние враги, а разрушает Россию всякий раз враг внутренний. И каждый раз появляется он в новом обличье, с новой идеей преобразования родины-матушки. Но печётся-то он каждый раз не о Родине… Я не о шпионах иностранных и не о предателях, а о дураках. Дураки на руководящих постах…»

Владимир Афанасьевич перестал писать и замер, уставившись в окно. Обдумывая продолжение фразы, он и не заметил очень тихо подошедшего деда, разглядывающего из-за его плеча начало его рукописи, оттого от неожиданности сильно вздрогнул, даже испугался, услышав вдруг покашливание над самым ухом.

– Чего это ты тут пишешь? Я думал письмо кому-то, может, думаю, о сыне вспомнил, а тут про сказки что-то.

Дед сдвинул очки на лоб и в упор посмотрел на внука.

Да, у сорокалетнего Владимира Афанасьевича был жив дед Владимир Афанасьевич. И был он, как говорится, «живее всех живых…» В свои девяносто с небольшим был крепок и морально и физически, а именно: маразмом не страдал, альцгеймером и паркинсоном тоже. Жаловался изредка на боли в суставах, которые и лечил сам мазями собственного приготовления.

С дедом были они полными тёзками. Дед говорил, что у них в семье по мужской линии всегда так было. Если отец Афанасий, то сын Владимир, а если отец Владимир, то уж сын обязательно Афанасий, и никогда эта традиция не нарушалась. «Так наши пра-пра-… прадеды решили, так тому и бывать… чтобы не нарушалась преемственность поколений». В семье могло быть несколько детей, но первенец на протяжении многих поколений был всегда мужского пола и был он или Владимир, или Афанасий. Отчего так происходило, Владимир Афанасьевич не знал, да и от деда так толком ничего и не добился. «Ну, с научной-то точки зрения это как-то должно объясняться…» говорил он деду. «С нау-учной? Не знаю, наукам не обучался. На роду у нас так написано, вот и всё моё объяснение».

Только вот последний Владимир Афанасьевич преемственность нарушил, назвал сына Эдуардом, в угоду своей жене, которая считала себя в то время женщиной современной, от деревенской родни мужа старалась держаться подальше, увлекалась всем иностранным, считала себя «голубых кровей…» якобы какая-то её прабабка, точно так и не установлено, принадлежала к дворянскому роду. Она всегда говорила об этом вскользь, вроде «к слову пришлось…» но если её спрашивали о родстве, ловко уводила разговор в сторону, мол «рассказывать долго и не интересно, и не сейчас, а как-нибудь при случае…» Сама была учительницей английского языка из семьи учителей. С Владимиром Афанасьевичем она познакомилась на последнем курсе Педагогического института. Он в то время оканчивал исторический факультет того же института и собирался поступать в аспирантуру. Но женитьба и быстрое рождение Эдички изменили его планы. Нужно было зарабатывать, кормить семью, поднимать ребёнка. Так что об аспирантуре пришлось забыть. Да и брак оказался непродолжительным. А потом Элла Ивановна с Эдичкой и вовсе покинула Россию, отбыла на постоянное жительство в святую землю, так как сумела отследить своих предков по материнской линии. «Ну и кровей же в ней намешано…» узнав о таком её поступке, сказал тогда дед. «По паспорту вроде русская… о дворянской крови толковала, мол мы ей не ровня, а поди ж ты как всё вышло… А всё ты – нарушитель традиции… Назвал бы сына Афоней, да не был бы таким мягкотелым, глядишь всё и было бы по-другому. И в кого ты у нас такой слабохарактерный…»

Родителей Владимира Афанасьевича в живых уже не было, из близких родственников остался один дед, к которому он и приехал из города после развода с Эллой. Десять лет в браке, и после развода прошло лет десять.

– Что мне о нём вспоминать… Нужен был бы ему, так давно уж и повстречались бы, а они обо мне и не думают. Ты же меня знаешь, я в помощи не отказал бы. Значит, не нуждаются они. Ему сейчас лет двадцать, может, женат давно. И чего это ты вдруг о нём вспомнил?

– Да так… Один ты всё. Школа, дом и больше никуда.

Владимир прекрасно понял, о чём думал дед: о грустном…

– Так что это за сказки?

– Решил я, дед, книгу написать…

– О чём же?

– На, прочти и поймёшь.

Дед сдвинул очки на нос и начал читать.

– Немного ещё написал-то, но идею твою я понял. Никого не удивишь, дураки в земле нашей не переводились ещё ни разу. Не новая тема. Ну, если от скуки надумал, то пиши, бумага, она всё стерпит. Развлекайся. Не забудь дров натаскать и в подпол за картошкой слазать. И капусты квашеной можно достать, кончается. Да, забыл совсем, утром, ты спал ещё, Валентина Никифоровна приходила. Чего ты ей там пообещал… Обещал, так иди.

– Ты, дед, мне, как Золушке поручений надавал. Когда книгу-то писать?

– Дурью майся в свободное от работы время.

Владимир закрыл тетрадь, убрал на столе и принялся за хозяйство. «Книгу буду писать по ночам, когда не мешает никто», подумал он.

В погребе, поглощённый мыслями о книге, он машинально набрал пакет картошки и повернулся к бочке с квашеной капустой. «Умеет дед квасить капусту, тут ему равных нет», подумал Владимир Афанасьевич. «Здесь у него салатная с клюквой и яблоками, а в соседней бочке с тмином. Какую брать?»

– Дед, ау-у…

– Чего тебе, заблудился там что ли?

– Принимай картошку. Из какой бочки капусту брать?

Голова деда появилась в отверстии люка. Он протянул руку и подхватил пакет с картошкой.

– Из обеих бери. И грибков прихвати, раз уж залез. Сейчас я тебе банку под грибы подам.

«Что я буду делать без деда?» размышлял Владимир. «Ни капусту квасить не умею, ни грибы солить. У деда дар или богатый жизненный опыт… и огурцы у него хороши, крепенькие, хрустят при надкусывании. Просто спец по части солений…» И тут краем глаза или боковым зрением Владимир заметил какое-то движение в углу погреба рядом с кадушкой с мочёной брусникой. «Что это там? Крыса что ли… этого ещё не хватало», и он направился к кадушке, прихватив первую попавшуюся под руку деревяшку. За кадушкой никого не было, но на песчаном полу обнаружились следы. Владимир наклонился и направил на следы свет фонарика. «Похожи на отпечатки подошв сапог, только очень маленьких, сантиметров по восемь… И чьи же это следы?»

– Вовка, ты где там? Держи банку.

– Дед, тут странное что-то…

– Ну, чё опять?

– Здесь следы чудные, как от сапог, только уж очень маленькие.

– Клади грибы и вылезай. Наверху всё обсудим, – сказал дед, а про себя подумал: «Спасибо, Афоня, что не оставляешь меня и мой дом. Многим я тебе обязан. Только стареешь ты видно тоже, бдительность не та, раз заметили тебя. Рано Вовку с тобой знакомить… а я и не буду, забудет, на книгу свою отвлечётся».

Владимир вылез из люка, закрыл крышку.

– Ступай к Валентине Никифоровне, заждалась уже, наверное.

– А что ты о следах думаешь?

– Показалось тебе…

– Дед, ты не видел. Четкие следы.

– Значит хозяин приходил.

– Ой, ты опять за своё. Вот только этого не надо… Наслушался я ещё в детстве сказок твоих.

– Не хочешь мою версию услышать… Так ступай по своим делам. Мне тут тоже разговоры разводить некогда. Буду картошку варить.

* * *

Когда Владимир вернулся домой, у деда был готов обед.

– Вовремя поспел. Молодец. Ну, и чего там?

Владимир ухмыльнулся и задал вопрос:

– И чего это ты мне не сказал, что помощь уже оказал? Напортачил и помалкивает…

– А чего не так?

– Деревня ты, дед, отсталая. Разве так с пластиковыми лыжами обращаются… хорошо ещё, что не просмолил… Ну, твоя версия произошедшего, слушаю.

– Валентина часов в восемь утра прибежала, говорит, что ты обещал зайти и помочь разобраться с мазями для новых лыж её внучка.

– Да, я обещал, но мы на конкретное время не договаривались.

– Форс, этот как его, мажорный, произошёл. Ну, такая ситуация, как помнишь в фильме. Недавно с тобой смотрели, и ты тогда мне ещё про эти обстоятельства объяснял.

– Понятно. Поконкретней, дедуля.

– У Илюхи оказывается в десять утра, именно сегодня в субботу, соревнования на первенство школы. Он хоть и шестиклассник, ты же знаешь, любому старшекласснику фору даст. Потому что, как только ходить научился, сразу на лыжи встал. А вопрос у него был: «Какой мазью лыжи намазать? Лыжи новые, не спортить бы». До этого у него деревянные были, так он про них всё знал. Я пошёл. Делов-то, лыжи намазать… Выбрал мазь по температуре и намазал.

– Всю лыжину?

– А как же… и носки. А потом, как положено пробкой растёр. Часиков в двенадцать смотрю, Валя в магазин идёт. Вышел и спросил об Илюшке. Она и сообщила, что последним он пришёл. Все в недоумении были. Учитель физкультуры лыжи осмотрел и сказал, что с мазью что-то не то.

– Да, дед, не то. Ты, когда мазал, хоть читал, для чего она?

– Там мелко написано… а температура крупно проставлена. Не мог я ошибиться. Сегодня минус десять градусов.

– Дед, ты хоть слышал, что для лыж, кроме мазей скольжения, есть и мази удержания, и мажут их только под колодку, чтобы лыжа обратно не проскальзывала. А мазями скольжения пластиковые лыжи вообще не мажут, они итак хорошо скользят.

– Откуда я мог знать, я на лыжах лет пятьдесят не катался, и вблизи их столько же лет не видел. Раньше-то мазали.

– Вот и не лез бы. Ты мазью удержания лыжи намазал, они и не скользили… Бедный Илья весь взмок… понять не может, что происходит, лыжи не едут… И обидно ему, что последним пришёл. И как такая услуга, дед, называется?

– Медвежья, вроде…

– А ещё, не в обиду тебе будь сказано, заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибёт. Мази ты от души наложил… Я соскребать устал.

Ветер в трубе

Домик, в котором жили оба Владимира, дед и внук, был старым, но крепким, построенным в шестидесятые годы прошлого века, сложенным из крупных брёвен на ленточном фундаменте. Посреди дома русская печь, которая и делила дом на две части: большая комната, в которой жил внук и комнатка поменьше для деда. В большой комнате внутренняя стена была кирпичной стеной печки, а с другой стороны в комнатке деда у печи была лежанка и топилась печь из комнаты деда. Перед комнатой деда была небольшая кухня, в полу которой был люк в хорошо оборудованный подпол. Вход в дом был со стороны кухни через маленькую прихожую, перегороженную для устройства туалетной комнаты. Раньше до приезда внука все удобства у деда были во дворе, а теперь стараниями внука в доме был тёплый туалет. Канализация была устроена правильная, не какая-нибудь выгребная яма прямо под домом, всё выводилось в старый, давно заброшенный колодец, в котором, как говорил дед, никогда воды не было. «Кто-то, когда-то пытался вырыть колодец, но так до воды и не докопался…» Позже, в дом провели водопровод, так что нужда в колодце отпала. Был у избушки и второй этаж – мансарда, но зимой ею никто не пользовался, тем более, что попасть туда можно было только по лестнице, находящейся на веранде, а дверь на веранду для меньшей потери тепла зимой очень плотно закрывалась, а со стороны веранды была ещё одна дверь. Всё было рассчитано на холодные снежные зимы севера России, на зимы Вологодской области.

Деду не спалось, он переворачивался с боку на бок, стараясь занять удобное для сна положение, но сон не шёл. «Сильно натоплено, душно. Вовка перестарался», подумал он. «У него комната просторней, не то, что моя. В ней воздуху больше. Спит себе и сны смотрит, а я мучаюсь…» Но дело было совсем не в этом, и в глубине души Владимир Афанасьевич понимал причину своей бессонницы. Мысли одолевали. Думал он о том, что всё старое хорошо знакомое уходит, и многого не вернуть. А новое стремительно и с разрушающей силой буквально врывается в его жизнь. Так было всегда: новое приходило на смену старому, такова жизнь. Но пугала стремительность… И нет способа защититься от этих преобразований. Приспосабливаться? Но он стар и не успевает… «Что будет с нашим родом, древним, как сама жизнь? Похоже, приходит ему конец… В самом начале времён «маленький народец» заключил союз с людьми, всё было обговорено и записано. И ни разу договор не нарушался ни с той, ни с другой стороны. Только людей становилось больше, а «народец» угасал… Вовка что-нибудь про естественный отбор наплёл бы… типа выживают сильнейшие. А может и так. Ведь «малый народец» и заключал договор, чтобы выжить, и тогда их мало было…

А, всё равно не сплю, посоветуюсь со Старшим. Давно не общались…»

Дед пристроил подушку к самой спинке кровати, занял полусидящее положение и довольно громким шёпотом, направленным в сторону печки позвал:

– Афанасий, Афанасий… спишь что ли?

Дед прислушался и вдруг рассердился.

– Как в подполе под ногами шастать, так ты тут как тут… А когда надо, не дозовёшься. И наследил ты… Хватит спать, зима длинная, отоспишься ещё. Разговор есть.

Дед приложил руку к уху и прислушался. И тут от печки донеслось:

– А-у-у-у…

Могло показаться, что где-то в трубе завывает ветер, но дед знал, что это не так.

– Следы не мои, Федины.

– А чего он их не заметает?

– Не успел. Вовка шустрый больно, быстро среагировал. А там, где Федя сейчас живёт, подпола нет, и заметать ничего не надо. Он же безродный, по чужим людям свой век доживает. Там шкаф только этот железный – морозильный, и чтобы продукты достать, ждать надо ночи, когда спят все или когда дома никого нет. Не разгуляешься… Мы только по напёрстку рябиновой накатили, и тут вам приспичило за соленьями. В кои-то веки расслабиться решили и то мешают… тьфу на вас.

– Так уж и по напёрстку… сказочки не рассказывай, – проворчал дед. – Спишь вон, не докричаться. Да мне не жалко, не моё дело. Откликнулся… Вот и молодец. А теперь побеседуем. Роду нашему приходит конец.

– Ой!

– Испужался?

– Н-е-ет. Ты переродишься… Вовка ещё может…

– Из Вовки хорошего хозяина не выйдет, голова у него другим забита и традицию он нарушил… Пусть человеком остаётся. А мне зачем перерождаться? Двух хозяев в одном доме не бывает. Ты у нас на здоровье не жалуешься, и уходить тебе естественным образом рано. Ведь тебе только двести лет с небольшим, человеческий возраст не в зачёт. Молодой ещё. А мне начертано человеком помереть. Я о будущем думаю…

– Эх! – вздохнули у печки, – вокруг итак одни люди, потомки вторых, третьих и далее детей в семье. Чистых родов днём с огнём не сыскать. Вымирает наш народец. В гости даже сходить не к кому…

– Так и я о том же.

– Так, я не понял, ты о народце в целом печёшься или о своём роде?

– Я обо всём пекусь, но род хотелось бы сохранить. Вот позвал тебя для совета.

– А как насчёт Эдика?

– Отрезанный ломоть. Тоже человеком помрёт.

– Мы же его совсем не знаем. Вот тут подумать надо… Ты думай, а я спать…

Тут дверь в комнату деда приоткрылась, и показалось заспанное лицо внука.

– Дед, ты с кем здесь разговариваешь?

– Приснилось тебе.

– Нет. Я твой голос отчётливо слышал.

– Сам с собой… со скуки. Да и душно. Перетопил ты.

– Это верно. Пойду, воды выпью.

– Спокойной ночи.

– А-у-у-у, – раздалось вдруг в комнате.

– Что это? – испуганно спросил Вовка.

– Ветер в трубе воет. Метель на улице.

– Странно всё это.

– У-у-у-у… – раздалось снова, но уже более правдоподобно.

Вовка закрыл дверь и пошёл за водой.

«Ну, Афоня, артист…» подумал дед и усмехнулся. «Как был клоуном, так и остался, не может без спецэффектов… ещё тот шутник. Да, скучно ему».

Польза интернета

В воскресенье вечером Владимир Афанасьевич, сидя за столом перед раскрытым ноутбуком, изредка брал ручку и что-то записывал в тетрадь. Полностью поглощённый своей работой он не обращал внимания на деда, устроившегося на диване с телевизионным пультом в руках. Дед переключал каналы и что-то бормотал себе под нос.

– Что это ты там бормочешь? – наконец спросил Владимир Афанасьевич. – Что, ничего интересного?

– Интересного много… только не для меня. Где старые передачи? «В мире животных», например…

– Вспомнил тоже… а если животными интересуешься, то там на одном из каналов должен быть «рейтинг Баженова».

– Это которого… которого уж за нос куснул?

– Да, – не отрывая взгляда от экрана компьютера, ответил Владимир.

– Вот и нашёл бы деду.

– Погоди, сейчас поищу.

– Ты всё книгу свою пишешь?

– Нет. К классному часу готовлюсь. Хочу детям всё о зимних видах спорта рассказать, а в частности о лыжах. Зима ведь на дворе.

– Ага. Понятно, чтобы знали какой мазью лыжи мазать.

– И это тоже.

– А в Израиле снег есть?

– Нет. А чего это ты интересуешься?

– Выходит Эдик давно снега не видел, – задумчиво сказал дед. – И помнит ли он вообще о снеге…

Владимир оторвался от экрана компьютера и уставился на деда.

– Чего это на тебя нашло? Столько лет о правнуке не вспоминал…

– Интересно было бы посмотреть, что из него получилось. У тебя адрес-то его есть?

– Зачем тебе? В гости собрался? Так не приглашали.

– А всё же?

– Записан где-то. Элла место жительства, то есть город проживания не меняла, замуж вышла и в квартиру мужа переехала, а Эдик вроде бы на Красном море живёт в Эйлайте.

– Ишь, оказывается, сколько ты про них знаешь… Откуда же сведения?

– Через интернет. Совершенно случайно Эллу в контакте обнаружил и не удержался, написал.

– А чего молчал?

– Дед, не ты ли всё время твердил, что Эдик – отрезанный ломоть… слышать о них не хотел. Я даже и не знаю, что тебе говорить, а что не говорить… Хочешь, могу фото Эдика показать.

– А что… можно и поглядеть.

– Сейчас, – сказал Владимир, – покажу. Ну, вот. – И он развернул экран к деду, уже надвинувшему очки на нос.

Сказать, что старший Владимир Афанасьевич испытал шок, это ничего не сказать. С экрана на него глядел его сын Афанасий! Те же глаза, нос, даже цвет волос. Парень стоял на берегу моря, в каком-то облегающем фигуру комбинезоне, с непонятным предметом в руках, похожим на палку. Дед молча рассматривал правнука, и чем дольше он вглядывался в фотографию, тем сильнее в нём крепла уверенность, что перед ним свой. «Наш, наш… перворождённый…» думал дед. Он вспомнил, что и, когда Эдик был мал, окружающие в один голос утверждали, что он копия своего отца. Но это забылось, и теперь дед был сражён наповал. В этом молодом человеке безошибочно угадывалась их порода, характер, воля. Вовка внук никогда не выглядел так, а вот сын Афанасий именно таким и был по виду – истинным перворождённым, и не только по виду… потому и погиб, спасая горняков в шахте.

– Чего молчишь-то, дед?

– А в чём это он одет?

– А это костюм для дайвинга, а в руках ружьё для подводной охоты.

– Для чего костюм?

– Для подводного плавания. Он инструктор по подводному плаванию.

Владимир видел, что дед взволнован. «Стареет…» подумал он.

– Мне бы это фото… – каким-то не своим слегка охрипшим голосом сказал дед.

– Даже и не знаю… а могу на бумагу скинуть, только будет черно-белое. Сейчас, только принтер подключу.

Дед направился к телевизору, там, в тумбочке, на которой он стоял, хранился старый альбом с чёрно-белыми фотографиями. Дед достал альбом, уселся на диван и стал перелистывать страницы. Он искал фотографию сына. «Вот и она. Афанасий в шахтёрской каске, и ракурс тот же. Просто копия…» подумал дед.

– Вот держи. Готово, – сказал Владимир.

Дед положил оба изображения на диван и долго глядел на них, стараясь найти отличия, но не находил.

– Ведь он вылитый твой отец, Вовка. Смотри.

– Да уж… Яблоко от яблоньки не далеко упало… Не было бы компьютера, интернета, как бы ты правнука увидел?

– Да. Польза есть, тут и спорить неча… – задумчиво ответил дед.

– Сейчас я тебе Баженова найду, смотри. А мне надо ещё позаниматься.

Дед смотрел передачу о животных, но мысли его были далеко: «Наш, но имя не подходит… Эдик, Эдик, Эдуард… не Афанасий…»

– Вовка, а что это за имя такое Эдуард, откуда оно?

– Не помню, когда-то Элла говорила, да я забыл. Можно в интернете посмотреть.

– Так посмотри.

– Вот нашёл. Имя древнегерманское и английское. Означает: «Страж богатства, достатка, счастья» или «Священный страж». Всё? Больше ничего поискать не надо?

– Не надо.

Дед был сражён. «Это как же так вышло, что глупая, с его точки зрения, капризная и избалованная женщина выбрала для сына именно то имя, имя, говорящее о его прямом предназначении. Страж домашнего очага. Видно всё предначертано и судьбу не поменять…»

12 След.

Всё не так, как надо

Медвежья услуга

* * *

Ветер в трубе

Польза интернета

С этой книгой читают

Другие книги автора