АПЧХИ! Повести и рассказы

Тьфу! Сплошное «думай хорошо» и нервы, а все болезни, как известно, от них. Только ПМС от природы, да беременность с передающимися половым путём от удовольствия. Хотя о каком удовольствии может идти речь, когда только и думаешь, лишь бы не залететь да лишь бы не подхватить. Не расслабишься, едрить-мадрить», – «ПМС?» – прервала свободный полёт мысли мадам Аглая, – «Разве ПМС – это болезнь?» «Самая что ни на есть болезнь! При том, что требующая психотерапии и соблюдения соответствующей диеты», – как можно серьёзнее ответил ей голос Меды, и, то ли в шутку, то ли всерьез дополнил – «Клинически её можно разделить на две циклические стадии: две недели предменструальный синдром, две недели – постменструальный. Учёные даже склонны считать, что женщина – это хроническое возрастное заболевание, которым заболевают девочки, а излечиваются уже бабушки. Клиническая картина осложняется сопутствующими нескромными фантазиями скромных пациенток, которые могут быть гораздо ярче, чем всё цветное немецкое концептуальное кино вместе взятое».

«А как же статус замужней женщины?», – предприняла последнюю попытку защитить рубежи своих грёз Аглая. «Статус? А что статус?» – Бес взяла инициативу в свои руки, – «Что тебе даст этот так называемый статус? О тебе меньше за спиной шушукаться будут, или мужики в твою сторону смотреть перестанут? Фигушки! Обручалка на безымянном пальчике женской руки всегда обозначает только одно – „спокойно, я замужем!“ При чём, это „спокойно“ в каждой отдельно взятой ситуации может означать диаметрально противоположные вещи. Вот у меня статус – ношу обручальное кольцо на среднем пальце правой руки», – мадам в характерном жесте выкинула вперёд руку с оттопыренным средним пальцем, – «и что ты мне на это скажешь? Женская доля, Глашка, такая штука, что слабины не терпит, а секрет высшего искусства никогда не расслабляться состоит в идеальном владении техникой никогда не напрягаться».

«Не стоит также и сбрасывает со счетов и измены», – улучив момент вступила Ленна. «Измены? Вот этого я уж точно никогда никому не прощу!», – тут же встрепенулись Глашка. «Даже себе?» – в голосе салонной распорядительницы замелькали еле различимые снисходительные нотки, – «Измена – это не повод прощать или не прощать. Измена – это звоночек задуматься, что в тебе не так, если тебе, такой до каждой трещинки знакомой, предпочли другую. Ну, не поперёк же у неё, в самом-то деле. У тебя, как и положено, вдоль, а у неё поперёк… Люди меняют людей… на что угодно, кроме других людей. Если тебе изменили – тебя не поменяли, тебе дали понять, что ждут изменений. В первую очередь от тебя. В любви никогда нельзя почивать на лаврах. Любить тебя за то, что ты уже сполна налюбила никто не будет. В любви нужно постоянно развиваться и двигаться вперёд. Останов подобен смерти. Если тебе изменили, значит, в движении ты остановилась. Просто ответь себе на три вопроса: „ты готова двигаться?“, „куда?“ и „с кем?“ И если пазл сошёлся, то вперёд и с песней. Почему? Потому что поперёк – не бывает».

«Но… Для чего же тогда это всё?» – оставаясь под впечатлением от её импрессивной жестикуляции, спросила Аглая. – Если всё так, как вы говорите и тем более показываете, то какой в этом смысл?» «Смысл… Что за субстанция такая, смысл? Его то теряют, то ищут, но никто никогда его так и не нашёл. А где его искать? На барахолке среди старья или в бутиках среди новых трендов? На распродаже по скидке или на выставках по самолётным ценам? Внутри себя или снаружи своей собственной крепости, которую сам же так тщательно возводил? Какой он – этот смысл? Прямоугольный или квадратный? Цвета индиго или серо-буро-козявчатого? И как понять вопрос: «В смысле?». Что именно должно быть в этом смысле? Билет «в Никуда», лежащий прямо на полочке для ключей или приглашение на самый главный квест – жизнь? Вот почему-то бессмыслица имеет чёткие формы и содержание. Так почему же смысл так прозрачен и неуловим? Смысл – фабула всего? Ан, нет! У фабулы всё чётко и понятно. Почему глаголы «осмыслять» и «смыслит» имеют чёткое определение, а их корень так неосязаем? Даже смысловые нагрузки и смысловые галлюцинации – строгие формы… Так, где же тот компас, что укажет путь к смыслу? А был ли он когда-либо? И вообще – как можно искать то, что эфемерно? Поняла?»

«Кажется…», – зашоренность в голосе Глашки постепенно исчезала. «Вот и хорошо, припевочка моя! На этом будем считать тебя умницей», – мадам Бес щёлкнула каким-то тумблером и зеркало погасло, – «Разоблачайся и ступай в коридорчик, отдохни, с девочками поболтай. И запомни, окружение – лучшая отмазка, чтобы сказать своей голове: я – царь хороший, но вот бояре что-то не алё. Намёк понят? И накинь на себя уже что-нибудь. На сегодня всё». «Ага, хорошо», – с готовностью согласилась Глашка, самостоятельно сняла с себя датчики, освободилась от «вложений», и вышла за дверь, где её поджидали Елен и Меда.

«Жизнь – замечательная штука! Замечает всё, даже то, что хотелось бы спрятать», – достигшее апогея возбуждение в голосе Актрисы постепенно спадало, на смену ему приходило чувство внутреннего уюта и нарастающего самоудовлетворения, – «Главное не бояться экспериментировать, смирившись с тем, что иногда приходится оставлять «чаевые». У жизни для каждого приготовлен десерт. Нужно только с умом съесть «горячее». Посмотрите на свой «личный» мир. Внимательно посмотрели? Значит, поняли, как важны в нем подушки. Они бывают разные – мохнатые и в шелковых наволочках, в сердечках, звездочках, в виде цилиндров и того, что мы привыкли называть «цилиндрами» и не только так. Мы их обнимаем, когда грустим, в них мы выливаем душу, когда очень плохо. Изобрели даже, наконец, подушки безопасности. Не простыни, не матрацы, а именно «подушки». Но кому это нужно, кроме нашего собственного Его Величества Эго? Задумывались? Вот, вроде бы, живем, чего-то хотим. А что у нас «на выхлопе»? «На выхлопе» каждый приходит ежедневно домой, в свою ракушку. Где по мере возможностей и способностей тепло и сытно. Створки захлопнули, р-р-раз-з-з! – «и пусть весь мир подождет!». Но мир не йогурт, и он не ждет! Ведь, согласитесь, мы рождаемся мокрыми, голыми и голодными. И это только начало. Затем, по мере подращивания, бессмысленно начинается поиск смысла жизни. По обознанию, в конце концов, приходит: жизнь – побочный эффект от занятий сексом. И только всё в жизни начинает от этого осознания вставать на свои места, тут всё наше естество начинает сдавать экзамены, и когда жизнь экзаменует, первыми сдают нервы; но не жалуйтесь на неё, её могло бы и не быть. Но, оба-на, тут приходит ещё более простое решение: «Во всём виновата судьба!..»

«Ой, девочки! Вы не представляете, как я вам обязана! Прямо и не знаю, как отблагодарить! Может я быстренько до ближайшей «сушильни» добегу, куплю чего-нибудь, ну роллов там, суши-сашими, винишка грузинского… Посидим по-женски, поболтаем. Всё равно рабочий день и процедуры уже закончены», – Аглая говорила взахлёб, с трудом подбирая слова. «Это можно…», – одобрила мадам Бес. «Ну, я тогда мигом, одна нога здесь, другая там…», – вскочила и, собралась было пулей нестись вон. «Куда это ты, одна нога здесь – другая там? А мы что, прямо тут, между ног, что ли киснуть останемся?» – осадила её владелица салона, – «Запомни, девочка моя, «футыбяка», «отсосука», «нуканака» и «хавайсука» – это наш посильный вклад в японскую кухню, а «Минассали», «Асатанели», «Вазисизбани» и «Такахули» – в грузинское виноделие. Вклад – это то, что покладено, а то, что положено – лажа. Лично я уже этим сполна. Или ты, в самом деле, хочешь накормить нас тем, что кто-то наложил или, при самом лучшем раскладе, поклал? Мускат, сыр и оливки уже давно на столе. Как говорится, девочки подмылись, напомадились, легли и просют. Давайте, проходите в сушуарную, стол накрыт, винишко греется».

«Звучит, как писсуарная», – тихонько заметила на ушко ВсеЛЕННой АндроМЕДА. «Ну да, есть что-то», – перехватив их заговорщицкий шёпот, согласилась Мадам, всегда и всё старавшаяся держать под контролем. – «Только сушуар – это для головы, фен такой на колёсиках, волосы сушить… Ну и мозги, если что, можно. Вы это, не стесняйтесь, занимайте места согласно купленным билетам. Я сегодня добрая, выпью – буйствовать не буду, если только слегонца… Но и вам разгуляться особо не дам. Вы там пока осваивайтесь, а я сейчас…», – с этими словами Мадам Бес вздохнула, достала телефонную трубку и двинулась в сторону выхода из салона. «Нет, сегодня не смогу… Мы тут с девочками… Нет, нельзя, девичник у нас, вуман-онли, панымаещ…» – умудрённая опытом мадам как никто другой знала, что в любой ссоре за женщиной должно оставаться не только последнее слово, но и право прощать и быть простимой.

«…Не жалуйтесь и на судьбу. Ей, может быть, с Вами тоже не очень-то уж и комильфо. Вы в зеркало-то на себя смотрели? А её глазами? Ну, вот! А жизнь что? Жизнь хитра! Когда расставишь на доске все шашки, она внезапно решает играть в шахматы. Но…», – в какой-то момент Актриса поняла, что дважды войти в одну и ту же реку у неё не получится, и решила сменить водоем. – «…Надо быть хитрее! Носить с собой бадминтон или, если это слишком громоздкая обуза, таскать в кармане «йогу» или «пятнашки». Конечно, не надуришь, но хотя бы развлечетесь! Ведь жизнь уходит быстро, как будто с нами ей неинтересно. Так пускай ей будет драйвово и по кайфу именно с вами. А вы постоянно придумываете себе проблемы. Почему бы вам не придумать себе счастье?! Счастье, у которого нет точного определения. Счастье, наступающее для кого-то с первым поцелуем, для кого-то – с появлением малыша или первыми достижениями детей. Кому-то для счастья достаточно всего лишь сделать маленькую радость, а бывает, оно приходит неожиданно, пройдя долгие и сложные испытания в жизни. Но главное в счастье то, что оно есть, ибо не есть оно не может». Автор заметил рефрен Актрисы и удовлетворенно хмыкнул: «Профессионалка, етить её колотить, ни убавить, ни прибавить».

«Зашёл тут как-то Альтер с вот такущим Эго. Настоль такущим, что ни дать, ни взять…», – демонстративно пародируя Космоса, нараспев продекламировала изрядно намускатившаяся Андромеда. «Это как «висит груша – нельзя скушать?», – зачем-то решила уточнить Аглая. «Ну, можно сказать и так. Только скорее банан», – прыснула пьяным смехом явно довольная собой подпускательница туманностей, – «Ага, банан. По пению. Бразильский футболист Бананпопению!» «Девочки, девочки! Мы все с вами из себя такие сложные, загадочные, трудно постижимые и противоречивые, а всё гениальное – просто. Давайте снимем блокбастер!», – внезапно предложила Вселенная. «А я сегодня и не надевала!», – никак не могла угомониться Андромеда.

«Нет, ну серьёзно! Я даже название уже придумала: «Главный Человек моего окружения». «Ага, ну точно, я так и вижу афишу: Коламбия пикчерз не представляет: «Главный Человек Моего Окружения», сокращенно «ГлавЧМО»! – Андромеду продолжало нести, – «Вселенная, когда же ты, наконец, поймёшь, что твой Человек – не мужчина? Мужчина для женщины должен производить что? Блага. А твой Человек только «бла-бла-бла» для тебя и может. Или ты для него не женщина? Нет, про Человека мы снимать не будем! Давайте лучше про Космоса. Космос он такой, проникновенный, всеобъемлющий, глубокий…»

«Давай, ты не будешь углубляться в подробности, куда и как он к тебе проникал и за что при этом обнимал, ладно? Нет, про Космоса тоже не будем, про Космоса – это фантастика. «Девочки не ссорьтесь!», – решила погасить грозящий обернуть всех в глухую туманность спор Аглая. – «Никакой блокбастер мы снимать не будем. Хочется сеять доброе-разумное-вечное, а оно у вас какими-то инопланетянами попахивает. Так и до «зелёных человечков» недалеко». «А чем это тебе зеленые человечки не угодили?», – возмутилась в свою очередь мадам Бес. – «Когда видишь зеленого человечка, дорогу переходить надо!» «Можно попробовать глаголом сердца жечь», – не унималась Аглая. – «Но как их жечь глаголом «мочить», например? Или там светить всегда, светить везде и всё такое прочее. Мало ли, где можно засветиться…» «Ага, засветилась тут давеча одна такая, прям-таки вся спонтанно напряглась и внезапно засветилась», – прыснула ехидным смехом Андромеда. «Завидуешь? Завидуй молча…», – буркнула на это Аглая и густо покраснела.

«Каждый сам себе режиссер. Мы меняем маски и настроение, иногда притворяемся, но… Улыбайтесь, во что бы то ни стало улыбайтесь. Улыбка – лучшее украшение. И пусть твои недруги ослепнут от неё!» – Актриса по себе знала, лучшее оружие женщины – это сбыча ею мечт её же подруг, а потому по-кошачьи потянулась и даже по-чеширски улыбнулась. «Улыбайтесь даже когда совсем плохо, душой улыбайтесь. Новому дню, малышу на улице, уставшему продавцу, водителю в маршрутке. Тогда не исключено, что они тоже душой тебе улыбнутся. Всё может быть…» – в воздухе повисла пауза, раба рампы логично подводила свою интермедию к концу, по поводу чего её переполняли самые противоречивые мысли. – «Кроме шуток, мы ежедневно пытаемся быть лучше, читаем нужные книги, пытаемся чему-то соответствовать. Действительно, зачем? Не знаете ответа? Так купите себе подушку! И пусть ваше „Я“ выскажется хоть раз честно и открыто. Возможно даже порыдает. Потерпите и ему станет легче. Ведь оно теперь в безопасности. У него есть подушка. А есть ли она у вас? Чур, моя в сантиметрах семьдесят на семьдесят, фиолетовая!»

«Так, гражданочки, ножки шустренько подняли, мне тут за вами протереть-убрать надобно, а то вечно натопчут, нагадют, с сапогов настекают, а убирать кто? Убирать – Зинаида…», – в зал с потрёпанной временем пустой хозяйственной сумкой в одной руке и пустым ведром с тряпкой в другой, вошла женщина неопределенного возраста в синем рабочем халате. Будь Аглая чуть потрезвее, она, бесспорно признала бы в ней жену прохвоста-Оказии, но сейчас ей явно было не до того. «Расселись тут, Кукла, Чпукла, Мукла и Мяукла, в головёнках о любви, в волосёнках бигуди. Мужики всё на уме, а некоторым нужно тут быстрёхонько всё в порядок привести да этим самым мужикам за портером бежать. А то не время им трезветь пока, а Кассирша, будь она неладна, больной сталась, приходится честной женщине Зинаиде за двоих крутиться. А ну! Протезы вверх, я сказала!»

«Пиво? Кто-то что-то сказал про пиво? А что, пиво – это хорошо, пиво сейчас – идея, я бы даже сказала, идея идей», – встрепенулась дремавшая в углу мадам Бес. «Ну что, по пиву и оформим сделку? Какое, девки, мы предпочитаем?», – предложила бывшая бандерша с фигурой гренадёрши, подталкивая тёплую компанию по направлению на выход. «Не, мне, пожалуй, уже хватит на сегодня», – очутившись на предрассветном холодке, попыталась трезво оценить себя Аглая. – «Мой тест проверки на ай-кью выдаёт сплошное «кю». Я лучше на площади, на лавочке вас посижу-подожду тихонечко. А вы идите, лакируйтесь, если оно вам надо». «Лайкируйтесь», – зайдясь глупым смехом, скаламбурила Андромеда. – «Ты это… Смотри мне тут! Сидеть по команде стоя, поняла?! А то мало ли где что…», – на этих словах густая туманность с характерным для этой ночи запахом перегара поглотила весёлую троицу в неизвестном направлении.

Аглая осталась на площади одна. Присев на лавку, она, чтобы не заснуть, попыталась заново прокрутить в голове весь сумбур прошедшей ночи, но моргнула и, не в силах выморгнуть, фатально для себя упустила, как внезапно вернувшаяся на площадь перегарная туманность поглотила в себя новёхонькое здание салона Мадам Бес. Из состояния тревожного сна её вывел старый площадной репродуктор, исторгавший из себя матерщину сигналов точного времени. «Пик, пик, пик, пик…» – с остервенением оглашал окрестности металлический раструб. «Ик!», – непроизвольно огласила себя Аглая. Она оглянулась вокруг, месторасположила относительно окружавшего пространства и не нашла ничего лучшего, как начать нести себя домой.

Незримо сопровождавшее её Эхо изо всех сил старалось не разносить по окрестностям стук её каблучков, изредка перемежаемый приступами икоты, дабы обеспечить максимальную тайну произошедшего с Глашкой этой ночью. И, надо сказать, это у него совсем не плохо получалось. Уже на пороге собственного дома Аглая остановилась и вслух подумала: «Если я сегодня икала, значит, обо мне кто-то думал, и всё что было, было со мной не зря. Мефодий, где же ты, однопомётный мой?»

«…да тут я, Аглая» – почему-то сквозь шум водопроводного крана и скрип поролоновой губки с готовностью донесло до неё Эхо. «Ну и гадость эта ваша заливная рыба. Пить надо меньше, надо меньше пить», – зачем-то процитировала старую новогоднюю комедию Глашка, поднялась на этаж, со второго раза попала ключом в замок и, не раздеваясь, сменила обнимашки Бахуса на охапку Морфея. За окном зачинался рассвет во всех отношениях БЕСконечно нового дня.

«Всем спасибо», – Автор-Жгун был явно доволен результатом проделанной работы. – «Все свободны!» «Как все свободны? А постскриптум?» – неожиданно встряла Актриса. – «Постскриптум-то забыли!» Заложник пера заново перелистал испещрённую почерком без наклона косой линейки ученическую тетрадь, и не найдя в ней ничего даже отдаленно напоминающего постскриптум, развел плечами: «Какой постскриптум? Постскриптум не нужен». «Позвольте-ка мне Вашу рукопись на минуточку?», – звезда подмостков изъяла из рук оторопевшего писаки тетрадь, свернула её трубочкой и убрала к себе в бюстгальтер. «Постскриптум», – во всеуслышание объявила она. – «А вкус у жизни, если по-женски, терпкий да солоноватый. И хлебать её нужно во все имеющиеся в наличии губы, чтобы потом никто не мог сказать: „прожила пресно и ушла, несолоно хлебавши“, потому как продолжение – следует…»

Счастье любит тишину
Восьмая, основанная на имевших место быть событиях дополненной реальности часть радиоспектакля на коротких волнах. Авторы настаивают, что любые совпадения с реальными лицами, событиями и локациями, являясь неслучайными, не носят характера прямого руководства к действию.

«Утро к вечеру мудренее», – вещал по видеоконференцсвязи Голос с Потолка, – «С тем, что ни в какую не получается сегодня, нужно тупо переспать. На утро оно проснётся, оглядится, ужаснётся и разрешится само собой. Я, ты, наши родственники, друзья, враги… Все мы находимся в постоянном взаимном контакте», – не смотря на де юре своего пребывания в отпуске, он предпочитал не выпускать ситуацию из-под контроля. С одной стороны, программу-минимум – надеть носки под сандалии, разорить местный «шведский стол» и отчебучить чу-чу на мини-диско в лобби-баре – он уже выполнил. С другой, можно, конечно, было сказать, что он не мыслил своего существования без любимой работы, но, если уж начистоту, то очень переживал за то, чтобы его внезапная протеже, Актриса, этой самой работы его, подсидев, не лишила.

Она была опытной интриганкой, съевшей на своём веку не одну акулу театральных подмостков, чем, во многом, и обеспечила себе звёздный статус. Голос искренне опасался стать очередным карасём на её пути к мавзолею Мельпомены. Тем более, что его возраст был достаточно далёк от востребованного работодателями. В случае чего, найти новую работу, а тем более по специальности, для Голоса с потолка представлялось чем-то нереальным, да и орудийности женских чар Актрисы никто не отменял. – «Мы спим и бодрствуем, работаем и отдыхаем, учимся и познаем мир. Наши вкрадчивые призывы „не раскачивать лодку“ обычно заканчиваются оголтелым желанием „трясти клетку“. Далеко не всегда „золотую“, но всегда изнутри. Наша настроенность думать о людях заведомо плохо и постоянные разочарования в этой своей убежденности гарантируют нам ежедневные позывы жить. И мы живем?!»

Когда Мефу становилось совсем уж невмоготу, он спасался, замышляя побег. Пока позволял возраст и связанное с ним здоровье, убегал в гудёж. Позже, по мере того как выходы из состояния пьяной эйфории становились всё чувствительнее и болезненнее, а алкоголь сам по себе переставал приносить удовольствие, нашёл выход в кратковременных путешествиях. Открывал на мониторе карту, тыкал в неё наугад пальцем; а после собирал остатки себя в кучку, заказывал номер в гостинице и выезжал к месту назначения всеми доступными средствами транспорта. На этот раз указующий перст Фоди уткнулся в точку, обозначенную на карте как «Зазвени-посад» – небольшой городок, лежащий менее чем в ста километрах к западу от столицы.

«Царь Михаил Алексеевич в середине семнадцатого века избрал местный монастырь своим «собственным государевым богомольем», – процитировал сетевую энциклопедию Меф и задумался, пытаясь найти логическое объяснение такому повороту судьбы.

Дело в том, что крестили Фодю в достаточно зрелом возрасте. Дорога к Богу для него пролегла через семь Храмов. В одном ему отказали по причине отсутствия паспорта, который он имел тогда неосторожность потерять. Во втором – потребовали прохождения обучающих курсов с платной экзаменацией, что Меф тогда не мог себе позволить. В третьем – Батюшка требовал обязательного прочтения Катехизиса и Молитвослова, купленного в строго определенной торговой точке и у указанного им продавца. В четвертом – обязательным условием было успешное прохождение собеседования на тему «Чем Вы можете быть нам полезны?» у старосты церковной общины с незамедлительным доказательством собственной аргументации. И прочая, и прочая, и прочая…

В итоге, на седьмой раз, когда настоятель очередного храма, куда обратился Меф, Отец Александр согласился провести Таинство Крещения безо всяких дополнительных условий и даже назначил дату и время, Меф, никак не желавший взять в толк, почему, следуя своей дорогой к Богу, он должен не только удостоверять по пути свою личность перед его посредниками, но и еще платить им за право ею следовать, пребывал в глубоких сомнениях об изначальной верности своего решения.

Всё решил случай, произошедший с ним в Крещение, истолкованный Фодей как знак. Спозаранку он ехал туда, где его ждали и ждали настойчиво. Так настойчиво, как умеют ждать только влюбленные женщины. По задумке, дальнейший путь должен был пролегать уже на двоих, с пересадкой и за Крещенской Водой, в небольшой, но намоленный Храм при кладбище недалеко от центра. Денег у Мефа настойчиво не было, а потому исход мероприятия представлялся ему туманным. В русле таких мыслей он и двигался на встречу своей судьбе. На одной из пересадочных узлов он заметил справа от себя направлявшуюся, по-видимому, с Заутренней, старушку в платочке и юбке в пол. Как только машинист объявил о прибытии состава на станцию, пенсионерка надела на спину рюкзак и оторвала от пола две десятилитровые канистры со Святой Водой.

«Бабушка, давайте я помогу! В Вашем возрасте и такие тяжести!», – как-то непроизвольно вызвался Меф, стараясь говорить, как можно более непреклонно. «Да мне здесь недалеко, сынок, сама справлюсь», – несмотря на всю решительность Фоди, бабушка для приличия пыталась сопротивляться. «Вам до какой станции?» – Меф, сделал вид, что ничего не услышал, и подхватил емкости. – «Пойдёмте. Доставлю в лучшем виде!». Пройдя долгий переход, он, в сопровождении старушки, загрузился в нужный ей поезд и довёз до требуемой станции. «Спасибо, мил человек! Дальше я уже сама… И не смей со мной спорить!», – пенсионерка проявила внезапную сталь в голосе. – «Тебя девушка уже минут десять как ждёт-волнуется. А ты? Что ж ты её не предупредил-то? Эх, молодёжь… Ай, да ладно, ступай. Спасибо тебе и дай Бог здоровья тебе и твоим близким», – старушка с лёгкостью подхватила канистры и дуновением ветра затерялась в толпе. Фодя, слегка опешивший от такого развития событий, машинально проводил её взглядом и, сунув руки в карманы, последовал на платформу противоположного направления.

В левом было явно что-то такое, чего с утра там не было. Он собрал содержимое в ладонь и вытащил на свет Божий несколько купюр. Мефодий был уверен, на выходе из дома в его кармане никаких денег не было. «Неужели бабушка за воду отблагодарила?», – подумалось ему, и он тут же отверг эту мысль. – «Не может быть, я бы точно заметил. Уж карманы свои я чувствую, особенно когда в них кто-то лезет. Тем более бабушка всегда была справа и чуть впереди… Но тогда откуда?» В размышлениях об этом, он с опозданием, но всё-таки доехал до места встречи.

Дальнейший путь продолжился уже вдвоем. Чудом материализовавшихся средств оказалось на двоих копейка в копейку, чтобы добраться до Храма и вернуться в квартиру Фодиной избранницы.

На рассказ ей о произошедшем, она только снисходительно улыбнулась: «Чего только не случается, тем более в Крещение…» Поужинав чем Бог послал, они легли спать. Во сне Меф увидел себя со стороны в Храме под иконой Святого равноапостольного Мефодия, под которой и принял спустя несколько дней Великое Таинство Крещения. Не сказать, что это изменило его жизнь, но в нём самом что-то точно поменялось.

«В мире, где мы «живём», существуют такие понятия как длина, высота, ширина… Без них не обходится ни одно живое существо», – Актриса внимала словам Голоса с потолка затаив дыхание. Казалось, ещё немного, ещё чуть-чуть и она будет готова сама прыгнуть в омут монитора, чтобы разделить с ним все тяжести и горести планиды спикера дистанционного вебинара. – «Каждому из нас необходимо знать размер нашей одежды и обуви, свой рост, площадь комнаты, в которой мы обитаем, расстояние из пункта «А» в пункт «Б» … У нас всё имеет свои границы, и мы прекрасно представляем, что яйцо войдет в ладонь, а квартира – это составляющая дома; что земля круглая, а в небе преграда – космос, что планеты вращаются вокруг Солнца, а в целом представляют собой галактику, что Вселенная это… И вот это уже с трудом укладывается в головах у многих из нас! Чем она ограничивается? К чему ведут её просторы? Где она заканчивается? Что дальше? Может быть, другая Вселенная, может быть пустота или…

Смотря в ночное небо, мы видим Луну, звезды, кометы, но никогда не задумываемся, сколько их и как далеко пролетают отраженные от них лучи!» «Браво, маэстро!», – казалось, неподдельная дрожь в голосе звезды больших и малых готовилась перейти в стадию экзальтированных слёз. – «Правда, он – Гений? Мой спотолочный гений!», – прошептала Актриса и протянула руку к стакану с водой дабы загасить в себе минутную слабость сильной самодостаточной женщины, к тому же находящейся замужем за неумеренно выпивающим работником культуры.

Аглаю в последнее время тревожили сны, в которых к ней стали приходить покойники. За собой они её не звали, но и приятного своими визитами приносили мало. Просыпалась Глашка после таких «свиданий» расхлябанной и весь последующий день ходила в воду опущенной. Поначалу она списывала визиты к ней почившей в бозе родни на частые перемены погоды. Потом начала целенаправленно курить в форточку после каждого факта такого гостевания. Но когда эти методики, достаточно быстро опровергнутые устаканившимся климатическим фоном и вечно предупреждающим Минздравом, себя оправдывать перестали, пришлось прибегнуть к проверенному «бабушкиному» методу. Аглая начала всё чаще и чаще посещать Храм, дабы поставить свечку за упокой очередного посетившего её во сне родственника. Поначалу это работало, но потом она столкнулась с неожиданной для себя проблемой. Зачастую, во снах родня являлась ей вплоть до седьмого колена, и имён многих из визитёров она попросту не знала, а посему, какое имя писать в записке «Об упокоении» попросту была без понятия. Со временем, когда безымянные гости стали уже выстраиваться к ней в очередь, Глаше стало очевидно, что с этим необходимо что-то делать, при том, что делать срочно.

Так и продолжалось, пока вечером одного четверга, ноги Аглаи, петлявшие её по городу в поисках спасения от грозового ливня, так характерного для Кубани во второй половине августа, сами не вынесли её к невзрачному зданию старорежимной постройки. Ни названия улицы, ни номера дома на строении не было, только яркая неоновая вывеска «Паломническая служба „Братовщина“. Автобусные туры выходного дня по монастырям и пустыням». «А это должно быть и есть выход! Но по каким таким пустыням?», – вслух подумала Глашка. Крещена она была ещё во младенчестве и, хотя излишней набожностью не отличалась, никакой другой пустыни, связанной со Священным Писанием, окромя Синайской, припомнить не могла. Но ехать в Египет на автобусе и при этом умудриться обернуться туда-сюда за выходные показалось ей полнейшим абсурдом. «Не пустыня, а пустынь!», – услышала она дребезжащий голос неподалёку. – «Пустынь – это удалённый монашеский скит, доченька, а никакая вовсе не пустыня. Совсем молодежь нынче языка церковного не ведает!»

Аглая оглянулась и справа от себя обнаружила старушку в платочке, юбке в пол и с рюкзаком на спине. «А ты, доченька, в паломничество собралась али так интересуешься? Если паломничать, то осталось только одно место в автобусе на завтра к Преподобному Савве. Ему молятся, даже не зная, в чем он помогает; а коли за так, то ступай лучше своей дорогой». «Я.…», – Аглая вспомнила, как в момент душевной слабости, исступленно крича: «Если Ты на самом деле есть, то почему Ты мне не помог?», пинала стену близлежащего к её дому Храма и густо покраснела. – «Конечно же, я еду!», – утвердительно ответила она. – «Сколько мне оплатить и куда?» «То, что едешь – это хорошо, это правильно. Вижу, нужно тебе к Савве, ой как нужно, Савва всем помогает своей незримой рукой», – одобрила её пенсионерка. – «А деньги? Что деньги? В это время завтремя сюда подходи. Перед автобусом с деньгами и разберемся, а то вдруг раздумаешь, али лукавый вновь попутает…» – «Я буду, точно буду!» – воодушевившаяся Аглая попыталась было уверить старушку, но та уже успела раствориться во вновь усилившейся грозе, будто бы её вообще не было.

«Слово – не воробей. Вылетит – потом таких поймаешь!» – Актриса всё-таки нашла в себе силы и нажала на кнопку обратной связи. Её взволнованное меццо-сопрано подобающими возрасту приливами и отливами полилось на встречу драматическому баритону Голоса с потолка. – «Жизнь – не воробей, вообще ничего не воробей, кроме воробья. Выбирай, жизнь ровная, без эмоций, ухабов, взлетов и падений, без друзей и близких не от нежелания их иметь, а от страха обрести проблемы и, как итог – общество максимум аквариумных рыбок или кота? Как-то мрачно?

Тогда жизнь полная идей, головокружительных взлетов, падений, суток, в которых девяносто десять часов, полуночные разговоры до рассвета в надежде найти выход, желание бежать на помощь близким, друзьям, грабли, шишки, ухабы, ссадины и, как итог, крепкая, дружная семья, в которой все берегут друг друга, надежные друзья? Как-то хлопотно и сильно напрягает? Если мы изменяем свою жизнь, это не значит, что жизнь вокруг нас изменяется. Рассвет приходит на смену ночи, закат приходит на смену дня. Так всегда было и так будет. Но, изменяя свою жизнь, мы становимся чище, добрее, откровеннее. И люди, которые идут дальше с нами по жизни, это – Настоящие!»