Мальчик для битья

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Сколько раз я просила тебя не опаздывать, – выговаривает Мареку пани Фелиция. – Ни к обеду, ни к ужину! Будь любезен научись следить за временем!

– Простите, тетушка.

– Вот, пан Лисовский, полюбуйтесь, это мой беспутный племянник Марек, – представляет тетушка молодого человека своему гостю.

По случаю жаркой погоды обеденный стол накрыт на свежем воздухе в беседке неподалеку от дома. Подле беседки стоят яблоньки, а от крыльца в траве протоптана тропинка. Тетушка и Шимон Лисовский расположились в теньке за круглым столом. На обед сегодня капустняк с пшеном, который Марек просто обожает. Посреди стола поблескивает квадратная бутыль с ржаным самогоном, рядом стоит миска с маринованной черемшой.

– Меня зовут Шимон Лисовский молодой человек, – говорит тетушкин гость, поглядывая на Марека маленькими хитрыми глазками.

Марек кланяется, садится за стол и украдкой разглядывает Шимона Лисовского.

Пану Лисовскому, наверное, лет шестьдесят или около того. У него бритая голова, кустистые брови, рыжеватые усы и бородка. Пан Лисовский крепкого сложения, коренастый с округлым и весьма поместительным животом. Несмотря на жару, пан одет в костюм с жилеткой и белую рубашку.

– Ты купил дисциплинарный журнал? – спрашивает тетушка.

Марек молча протягивает пани Фелицию книжицу в коленкоровой обложке.

– Молодой человек, – обращается пан Лисовский к Мареку. – Пани Фелиция попросила подтянуть вас по физике. И я обещал ей, что к осени вы будете знать предмет. А я, молодой человек, слов на ветер не бросаю. Да-с…

– Я полагаю, вы будете заниматься в доме, в гостиной, – замечает тетушка. – Там вам никто не будет мешать.

– Чудесно, – кивает Шимон Лисовский. – Я начну заниматься с вашим племянником сегодня. Только сперва мы отобедаем.

Горничная Алиша открывает супницу и наливает половником капустняк в тарелку Марека. Запах квашеной капусты и свежей зелени щекочет Мареку ноздри. Он понимает, что изрядно проголодался и решительно придвигает к себе тарелку.

– Пан Лисовский, у вас не будет ручки? – спрашивает тетушка.

– Одну минуту, пани, – гость ищет кармане ручку, наконец, находит, щелкает кнопкой и протягивает тетушке. – Пожалуйста.

Пани Фелиция открывает дисциплинарный журнал на первой странице и ставит в первой графе сегодняшнюю дату. Вытянув шею, Марек следит, как пани Фелиция, обиженно поджав губы, что-то пишет в дисциплинарном журнале.

– И я нисколько не сомневаюсь, пани Фелиция, – говорит Шимон Лисовский, возвращаясь к прерванному появлением Марека разговору, – что Халина Подлещ самая настоящая ведьма.

И сделав это довольно-таки странное и спорное заявление, пан Лисовский берет со стола рюмку с ржаным самогоном.

– Позвольте спросить, с чего вы это взяли? – удивляется тетушка.

– Я просто так говорить не стану, не такой я человек, дражайшая пани Фелиция, – веско замечает пан Лисовский, посматривая поверх рюмки своими маленькими хитрыми глазками на тетушку.

Одним глотком Шимон Лисовский выпивает самогон, довольно крякает и проводит рукой по усам и бороде.

– У пани Подлещ нелегкий характер, тут я с вами согласна, – говорит тетушка. – Но отчего сразу ведьма…

– Халина Подлещ – самая настоящая ведьма, – повторяет Шимон Лисовский. – Её дочь Иренка училась у меня физике. Девица она смышленая, но ленивая и училась из рук вон плохо. Да-с… Как сейчас помню, на экзамене, я поставил Иренке «посредственно». Хотя, положа руку на сердце, скажу, что панночка и на этот бал не знала предмет. Так что же вы думаете, её мать Халина явилась в школу и стала со мной ругаться. Эта пани хотела, чтобы я переправил в аттестате её дочери оценку по физике с «посредственно» на «хорошо». Вы можете себе такое представить, пани Фелиция?

Полюбовавшись на сделанную в журнале запись пани Фелиция закрывает книжицу.

– И что же? – спрашивает она.

– А вы послушайте, что было дальше, – продолжает пан Лисовский. – Я сказал пани Подлещ, что «посредственно» я поставил её дочери исключительно по душевной доброте. И ни о каком «хорошо» не может быть и речи. И тогда Пани Халина так на меня взглянула… Взгляд у нее был такой тяжелый и недобрый, как сейчас помню, и сказала, что напрасно я с ней ругаюсь, и что корова сейчас стоит недешево.

– Какая еще корова? – удивляется пани Фелиция. – Причем здесь корова?

– Вот и я сперва не понял, – вздыхает пан Лисовский и отодвигает суповую тарелку в сторону. – Дело в том, пани Фелиция, что я очень люблю парное молоко, и ряженку, и творог, и для этих надобностей держал корову. Звали её Анжелика. Чудесная была животинка. Такая умница, все на свете понимала, разве что не говорила.

– Так что же случилась, пан? – спрашивает его с беспокойством тетушка.

– А случилось вот что, – продолжает пан Лисовский. – На другой день моя Анжелика, ни с того ни с сего занедужила и к вечеру околела. Такая вот история, пани Фелиция. И не говорите мне потом, что Халина Подлещ не ведьма. Я точно знаю, это она погубила мою Анжелику. Наслать на скот мор для ведьмы плевое дело.

Он тянется к бутыли с ржаным самогоном, стоящей посреди стола, но в последний момент одергивает руку и берет с блюда маринованную черемшу.

– Самовар подавать? – спрашивает тетушку Алиша.

Мареку кажется, что горничная поглядывает на него. Он поднимает голову от тарелки с капустняком и встречается с Алишей взглядом. У панночки широкое скуластое лицо, маленькие яркие губы и внимательные темные глазки. Черные коротко остриженные волосы лежат на голове Алиши, словно шлем. Она невысокого роста, крепко сбитая, а кожа у Алиша такая смуглая, словно она все лето работала в поле.

– Жарко сегодня, – говорит тетушка, обмахиваясь рукой. – Принеси лучше кваса из подпола.

Алиша собирает со стола пустые тарелки и уносит в дом.

– Насколько мне известно, пан Лисовский, – говорит задумчиво тетушка. – Вы педагог с солидным стажем. У вас большой опыт.

– Ваша правда, пани Фелиция. Я преподаю физику в здешней школе без малого четверть века. Да-с, четверть века.

– А скажите, – не отстает от Шимона Лисовского тетушка. – Как по-вашему, можно ли научить молодого человека наукам без розог?

– Я полагаю, дражайшая пани Фелиция, что решительно ничему нельзя научить без розог, – отвечает Шимон Лисовский, глядя из-под кустистых бровей на Марека. – Человек по своей природе ленив. А учение – это труд.

От разговоров, что тетушка и пан Лисовский ведут между собой, у Марека портится аппетит. Сидя за столом в беседке, он оглядывает яблоневый сад и замечает Грасю в темном платье. Горничная срезает садовыми ножницами длинные прутья с молодой березки и тут же очищает их от листьев.

По дорожке от дома с запотевшим графином в руках идет Алиша. Марек замечает, что молоденькая горничная босая. Пани Фелиция тоже следит за Алишей взглядом. Неожиданно её глаза округляются. Тетушка поднимается из-за стола, ее губы дрожат, она силится что-то сказать, но не может. И тут Марек понимает, что пани Фелиция смотрит не на Алишу, а на садовую дорожку. А по этой дорожке к беседке, поблескивая чешуей в солнечных лучах, ползет змея.

– Что с вами, пани Фелиция? – спрашивает тетушку пан Лисовский.

– Там змея, – говорит тетушка и показывает рукой на дорожку. – Вот она, ползет… Сделайте же что-нибудь! Она сейчас непременно меня укусит!

– Успокойтесь, дражайшая пани Фелиция, змеи обычно не нападают на людей, – пытается успокоить тетушку Шимон Лисовский.

– Алиша, осторожнее, там змея! – кричит тетушка горничной.

Мареку кажется, что с пани Фелицией сейчас случится истерика.

Алиша останавливается на садовой дорожке и разглядывает змею, потом ставит кувшин с квасом в траву.

Пани Фелиция стоит, вцепившись руками в спинку стула. Она тяжело дышит, ее округлое доброе лицо побледнело.

– Это гадюка! – говорит тетушка дрожащим голосом. – Алиша, что ты делаешь! Она тебя укусит…

Горничная, не обращая внимания на тетушку, проходит к змее и, наклонившись, быстро берет ее за шею. Маленькая серая змейка со светлым брюшком извивается в её руках.

– Это уж, – говорит Алиша. – Я отнесу его за ограду.

– Разве это не гадюка? – спрашивает пани Фелиция.

К Алише подходит Грася с садовыми ножницами и прутьями в руках.

– Пани Фелиция, это ужик, не бойтесь, – говорит Грася.

– Ох, – вздыхает тетушка и устало садится за стол. – Будьте так любезны, пан…

Она подвигает по столу рюмку и Шимон Лисовский, ни о чем не спрашивая, наливает ей ржаного самогона.

– Дело в том, что я до смерти боюсь змей, – объясняет тетушка Мареку и пану Лисовскому. – А здесь, я знаю, водятся гадюки. У нас сад за домом идет по уклон. Там за оградой есть болотце, и гадюк там полным-полно.

Она выпивает самогона и кашляет, на ее щеки возвращается румянец.

– Но пани Фелиция, – говорит медленно Шимон Лисовский. – Может быть, вы не знали, но укус гадюки для взрослого человека не опасен.

– Говорю же вам, стоит мне увидеть змею, как я от страха схожу с ума и ничего не могу с собой поделать, – начинает сердиться тетушка.

– У вас герпетофобия, – уверенно говорит пан Лисовский. – Что означает боязнь змей. Однако, мы заболтались. Марек, вы готовы заниматься физикой?

– Да, пан Лисовский, – отвечает Марек и поднимается из-за стола.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Утро выдалось солнечным и ветреным. По небу плывут белые башни облаков, ветер раскачивают верхушки сосен и крапчатые тени ходят из стороны в сторону по присыпанной сосновыми иголками земле. Марек и Катаржина катят на велосипедах через бор, вскоре дорожка приводит к озеру. На лесном озере ни души, неподвижная прозрачная вода кажется черной, и в этом гладком черном зеркале отражаются сосны и линялое летнее небо с облаками.

– А теперь куда? – спрашивает Марек, подъезжая к Катаржине и соскакивая с велосипеда на берег.

Панночка поднимает шишку с земли и бросает в озеро. По черной воде расходятся круги.

– На той стороне должна быть тропинка, по ней мало кто ходит, – Катаржина отводит в сторону прядь пшеничных волос и пытливо смотрит на Марека.

– Ну как, познакомился вчера с паном Лисовским?

– Угу, – отвечает Марек, а сам ищет глазами тропинку на другом берегу озера.

Ему неловко говорить о вчерашнем уроке с Катаржиной. Пан Лисовский дважды брался за розги. Первый раз, потому что Марек невнимательно его слушал и не смог повторить за паном Лисовским первый закон термодинамики. А второй раз, когда Марек уже в самом конце урока неверно решил задачку. Шимон Лисовский стегал его прутьями в вполсилы, и боль от розог можно было терпеть. Просто молодому человеку было стыдно и обидно до слез. Стоя подле высокой конторки в углу гостиной со спущенными до колен брюками, Марек пообещал себе, что это не повторится, и оба параграфа, которые пан Лисовский отметил в учебнике, он вызубрит к следующему уроку, так, что от зубов будет отскакивать.

Глядя на хмурое лицо Марека, Катаржина не может удержаться от смеха. Определено у панночки сегодня чудесное настроение.

– Можешь зубрить сколько угодно, – замечает Катаржина, словно читает его мысли. – Пан Лисовский все равно найдет к чему придраться и отходит прутом. Такая уж у него педагогическая метода.

Они снова садятся на велосипеды и объезжают озеро. Катаржина уверенно сворачивает на узкую тропинку, едва заметную среди кустов и тесно стоящих осинок. Тропинка идет под уклон, сосновый бор уже кончился, и вокруг тянется смешанный лес. Лес на глазах редеет, справа и слева от тропинки промеж тонких деревцев поблескивает черная жижа торфяника, и Марек понимает, что они заехали на болото. Дальше через болото идет старая гать. Приходится везти велосипеды по полусгнившим бревнам, уложенным в трясину. Воздух над болотом звенит от комариного писка. Марек, то и дело оскальзываясь, быстро идет по гати и видит, как на стройные ножки Катаржины пикируют комары, и нет им числа. Панночка молча хлещет себя по ногам рябиновой веткой.

– Они нас живьем сожрут! – жалуется Марек.

Зато сразу за болотом начинается замечательный солнечный березняк. Комары с неохотой отстают. Ветер раскачивает стволы высоких берез и шумит в листве.

Из березняка Марек и Катаржина выезжают на заросшую бурьяном пустошь. Покатый склон Лисьей горы начинается от самого края леса. Тропинка бежит по пустоши и наискосок поднимается на плоскую вершину с россыпью поблескивающих под солнцем валунов. Над верхушкой Лисьей горы медленно плывут белые башни облаков.

– Ну как? – спрашивает Катаржина. – Не жалеешь, что поехал?

Ветер задирает сарафан панночки и треплет ее длинные волосы. Катаржина смеется и прижимает подол сарафана к коленям.

– Давай заберемся на самый верх, – предлагает Марек. – Оттуда, наверное, такой вид, с ума сойти!

Вскоре тропинку, по которой Марек и Катаржина катят друг за дружкой, пересекает старая проселочная дорога. Дорога идет куда-то вниз по краю леса, пока не пропадает в бурьяне. Марек замечает, что дорожные колеи стали уже зарастать травой.

По тропинке они доезжают до маленькой березовой рощи на склоне горы. Посреди березок стоит вросший в землю обломок скалы. Из трещины в камне тонкой струйкой бежит прозрачная вода, и капает с каменного козырька.

Марек соскакивает с велосипеда и набирает в ладонь ледяной родниковой воды.

– Не надо, не пей, – говорит Катаржина, останавливаясь рядом.

– Это еще почему? – удивляется Марек.

– Это ведьмин источник. Говорят, из этого родника пьют ведьмы, когда приходят на шабаш.

– Я что, в козленочка превращусь?

Но Катаржина смотрит на него серьезными строгими глазами. Марек хочет сказать Катаржине, что все это деревенские сказки, но решает не ссориться с панночкой из-за ерунды и выплескивает родниковую воду из ладоней.

– Пить хочется, – говорит он с сожалением.

– Мне тоже, – вздыхает Катаржина. – Нужно было взять фляжку, а я, дура такая, не подумала. Знаешь что, давай на обратном пути заедем к Иренке. Она с матерью живет на хуторе, это отсюда недалеко.

От родника тропинка довольно круто поднимается в гору, и Марек с Катаржиной уже не садятся в седла, а идут рядом и катят велосипеды по траве.

– Ты же это не всерьез говорила про ведьм? – не может успокоиться Марек.

– Почему не всерьез? – удивляется Катаржина. – В нашем медвежьем углу всегда жили ведьмы.

– А ты сама знаешь хотя бы одну самую настоящую ведьму?

– Может, и знаю.

– Вот и пан Лисовский вчера рассказывал тетушке, что у него ведьма любимую корову извела… Постой! Я сейчас вспомнил, пан Лисовский говорил, что эта ведьма Иренкина мать. Ну точно, Халина… Халина Подлещ? Так её зовут?

Катаржина давится смехом, она сгибается пополам и роняет велосипед в траву.

– А что я такого сказал?

– Халина – ведьма? – хохочет Катаржина. – Ой, держите меня… Значит, Халина любимую корову пана Лисовского потравила? Вот это история! Я непременно Иренке расскажу…

Марек раздумывает, стоит ему обижаться или нет. Он стоит подле возле Катаржины, опершись на руль велосипеда, и смотрит на далекий лес внизу, из которого они выехали полчаса назад.

Катаржина, наконец, вытирает выступившие от смеха слезы.

– А знаешь, очень на то похоже, что Халина ведьма, – говорит она Мареку. – Её даже Иренка побаивается.

Марек молча идет вверх по тропинке и толкает перед собой велосипед.

– Не обижайся, – говорит панночка. – Просто я Иренку и ее мать знаю с самого детства. Короче, сам решишь, ведьма Халина или нет.

Шаг за шагом они поднимаются на треугольное немного покатое плато на верхушке Лисьей горы. Марек замечает черную выгоревшую проплешину в траве и подходит ближе. Это старое кострище, подле кострища лежит березовое бревно и закопченный, перевернутый кверху дном котел.

Марек с усмешкой оглядывается на Катаржину.

– Опять скажешь, что это ведьмы здесь костер жгли?

– А кто же еще, – в тон ему отвечает панночка. – У них же здесь шабаш. Они всегда на Лисьей горе собирались и на Юрьев день, и на Вальпургиеву ночь, и на Ивана Купала…

 У Марека гудят ноги после подъема, и он садится на лежащее в траве бревно.

– А что делают ведьмы на шабаше? – спрашивает он Катаржину.

Катаржина пожимает плечами.

– Всё как обычно. Пляшут голыми возле костра и варят лягушек вот в этом самом котле.

– Ну да, – соглашается Марек. – Я так примерно и думал.

Катаржина садится рядом с ним на бревно.

– Наверное, им просто нужно встретится в укромном месте и посплетничать, – говорит панночка. – Я так и вижу, как здешние ведьмы сидят ночью возле костра, пьют из кружек чай и перемывают односельчанам косточки. Наверное, они берут с собой на шабаш пирожки или бутерброды в корзинке для пикников.

Мареку надоело спорить и пытаться поддеть Катаржину, к тому же панночка никак на это не реагирует.

– А что они умеют, эти твои ведьмы? – спрашивает Марек. – Ну, кроме того, как извести у пана Лисовского любимую корову.

– Далась тебе это корова.

– Расскажи, мне, правда, интересно. Я не стану смеяться, – обещает Марек.

– Мне про ведьм рассказывала бабка, – вспоминает Катаржина. – Она говорила, что ведьмы могут летать по воздуху на метле. Они могут обернуться зверем или птицей. Могут наслать на человека порчу, а могут вылечить любую болезнь. А еще моя бабка говорила, что ведьме под силу воскресить покойника. Нужна только живая и мертвая вода.

Марек недоверчиво качает головой, но не спорит с Катаржиной. Они сидят на самой верхушке Лисьей горы, а внизу лежит огромный летний мир, этот мир кажется пустым и незаселенным, словно все люди куда-то разом исчезли, и они остались здесь вдвоем. По небу летят облака, похожие не то на далекие горы, не то на башни, и их тени скользят по полям и зеленой губке леса. У самого горизонта поблескивает нитка железной дороги, и Мареку кажется, что он различает в мерцающей солнечной дали электричку, подходящую к Картузам.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Кажется, только что было утро, и они с Катаржиной ехали на велосипедах через сосновый бор, и Марек любовался стройными ножками панночки. На болоте их едва не съели заживо комары, а потом они поднимались по солнцепеку на Лисью гору и, наверное, целую вечность сидели вершине, на маленьком плато возле старого кострища. Мареку кажется, что стоит только протянуть руку и коснешься этих мгновений, но вот они уже катят на велосипедах по проселочной дороге вдоль леса, и Марек с удивлением замечает, что солнце вот-вот опустится за горизонт, и этот чудесный летний день того гляди кончится.

– А вот и хутор пани Подлещ, – оглядывается Катаржина. – Я же говорила, здесь недалеко.

Из-за стоящих вдоль проселка чахлых деревьев появляется большая изба с крытой дранкой крышей. Рядом с избой Марек замечает баньку и немного поодаль коровник. На веревке, протянутой от угла дома к столбу с фонарем, развешено для просушки белье.

– И не страшно им жить на отшибе? – спрашивает Марек.

– Халина никого не боится, она же ведьма, – смеется Катаржина. – А потом, от хутора до Маженьи доплюнуть можно. Я покажу тебе потом одну тропинку…

Катаржина соскакивает с велосипеда и ставит его к ограде. Она толкает калитку и идет по дорожке мимо грядок с зеленью, посматривая по сторонам.

– Иренка, здравствуй! – звонким голосом кричит Катаржина.

Они проходят между кустов смородины и останавливаются возле коровника.

– Привет, подруга, – отвечает невесело Иренка.

На панночке короткое выцветшее на солнце платье, а на руках брезентовые рукавицы. Этими рукавицами Иренка держит пучок крапивы. Крапива растет тут же, на краю огорода, высокая, где-то по грудь Иренке с жирными ярко-зелеными листьями.

– Привет, – кивает панночке Марек.

С Иренкой Подлещ его познакомила Катаржина прошлым летом. С тех пор он встречал панночку пару раз в селе и видел однажды, как она купается голышом на озере. Иренка худенькая, ростом ниже Марека, её можно принять за подростка, но Марек знает, что она на год старше его и уже закончила школу.

– А мы на Лисью гору ездили, – хвастается Катаржина.

– И что вы там забыли, – ворчит Иренка.

Тяжелый и тусклый диск солнца низко стоит над поросшим бурьяном полем. Его красные лучи тянутся через весь огород, стена коровника залита закатным светом, словно выкрашена терракотовой краской.

– Что у тебя опять приключилось? – спрашивает Катаржина.

Мареку скучно, он оглядывается по сторонам и с удивлением замечает, стоящий на подножке возле крыльца мотоцикл. Это «Сокол» с темно-синими лаковыми крыльями и белой вставкой с логотипом завода на бензобаке.

– Я на танцы ездила в Картузы, – отвечает тихо Иренка. – Ну, ясное дело, вернулась, за полночь. Что я ей, маленькая что ли!

Катаржина ничего не говорит, только горестно вздыхает.

– Ты же знаешь, какая она, слово поперек не скажи, – жалуется Иренка. – мол, явилась среди ночи, совсем совесть потеряла… Я, наверное, уеду отсюда в Варшаву, найду работу.

– А жить где будешь? – спрашивает Катаржина.

– В общежитии, где же еще? Все равно мне здесь жизни нет.

– Я тоже хотела податься в Варшаву, только боязно.

– Знаешь, как она чешется потом! Да и жжется так, что сил нет, – со слезами в голосе говорит Иренка, и Марек не сразу понимает, что она это про крапиву.

– Принеси нам воды, пожалуйста, – просит Катаржина. – У меня в горле все пересохло, да и Марек пить хочет.

Иренка кладет пучок крапивы на скамью возле коровника и идет к крыльцу.

– А чей это мотоцикл? – спрашивает Марек.

– Пани Подлещ, чей же еще? Они здесь вдвоем с Иренкой живут.

– Что, Халина Подлещ ездит на мотоцикле? – не может поверить Марек.

Иренка с ковшиком в руках быстро спускается с крыльца и идет по огороду к коровнику. Покуда Катаржина пьет колодезную воду из ковшика, панночка стоит рядом и тоскливо смотрит мимо Марека куда-то за дом. Красный закатный свет освещает половину ее лица. Легкий ветерок треплет пряди её вьющихся рыжих волос.

Катаржина протягивает Мареку ковшик. Марек делает первый глоток и только сейчас понимает, как же ему хочется пить. Он жадно выпивает всю воду до дна и протягивает ковшик Иренке.

– Спасибо, – говорит Марек. – Какая же у вас вкусная вода!

Тут дверь в избу открывается, и на крыльцо выходит Халина Подлещ. Это высокая худощавая женщина лет сорока. У нее узкое смуглое от загара лицо с россыпью веснушек. Рыжие, как у Иренки волосы собраны в конский хвост. На пани Подлещ песочного цвета брюки с накладными карманами и клетчатая рубашка с подвернутыми рукавами.

Заметив, что Иренка в огороде не одна пани Подлещ удивленно поднимает тонкую изогнутую бровь и спускается по ступенькам.

– Здравствуйте, пани Халина, – говорит Катаржина, когда пани Подлещ подходит к коровнику.

– Здравствуй, Катаржина. А кто это с тобой?

– А это Марек. Племянник пани Фелиции.

– Добрый вечер, пани Халина, – здоровается Марек.

Халина Подлещ откровенно разглядывает молодого человека, кривит в усмешке красивый рот, а потом оглядывается на Иренку.

– Нарвала?

– Да, маменька, – тихо отвечает Иренка, опустив голову.

– Мы, пожалуй, поедем, – торопливо прощается Катаржина. – А то сейчас темнеть начнет, а нам еще по лесу ехать.

Когда они выходят за ограду, Катаржина останавливается посреди проселка и спрашивает Марека,

– Ну что, похожа Халина на ведьму?

– Ну, какая же она ведьма, – отвечает Марек рассудительно. – Я никогда не слышал, чтобы ведьмы ездили на мотоцикле. А ты слышала?

– Нет, и я не слышала.

Катаржина садится на велосипед и едет вдоль ограды, поглядывая на стену коровника с маленькими окошками.

– Давай поглядим? – предлагает панночка Мареку.

Глаза у Катаржины становятся совсем шальные. Не дожидаясь, пока Марек ответит, она останавливает велосипед, перелезает через ограду, сколоченную из длинных кривых жердей, и быстро идет к коровнику. Марек идет следом.

В сложенной из потемневших бревен стене не очень высоко прорезаны маленькие окошки. Встав на цыпочки, Катаржина заглядывает сперва в одно окошко, потом в другое. Мареку становится любопытно, он подходит ближе и тоже заглядывает через окошко в коровник.

В коровнике стоит коричневый сумрак. Вечерний свет льется внутрь через распахнутые ворота. Марек видит два пустых стойла и белую с рыжими пятнами корову, стоящую в третьем. Корова помахивает хвостом и неторопливо и вдумчиво подъедает свежее сено из кормушки. Возле пустого стойла стоит Халина Подлещ с пучком крапивы в руке. На руках у пани надеты брезентовые перчатки.

У Марека в голове не укладывается, что Катаржина позвала его смотреть, как пани Подлещ будет наказывать Иренку крапивой. Марек чувствует смущение, ему становится неловко и хочется тотчас уйти, но он стоит и смотрит, как Иренка стаскивает через голову короткое линялое платье. Стройные ножки Иренки светятся в сумраке коровника. Марек разглядывает узкие белые трусики, плотно сидящие на маленькой круглой заднице панночки. У Иренки совсем нет груди, только темные, как шоколад ореолы сосков.

– Рот закрой, а то муха залетит, – шепчет на ухо Мареку Катаржина и больно пихает его локтем в бок.

Её жаркий шепоток волнует Марека не меньше всего прочего. Бросив на Катаржину быстрый взгляд, он замечает, как азартно блестят у панночки глаза.

Иренка вешает платье на ограду стойла и оглядывается на пани Подлещ. Она стоит босая, в одних только узких трусиках на засыпанном старой соломой земляном полу коровника.

– Ну, и чего ты ждешь? – спрашивает пани Подлещ.

– Маменька, честное слово, на станции в Картузах автобус сломался. Я, наверное, час прождала, пока следующий не пришел… Я обещаю, я вам клянусь, ни за что на свете я не стану возвращаться так поздно…

– Не желаю слушать твое бесконечное вранье, – раздраженным голосом говорит Халина Подлещ. – Не испытывай мое терпение, Иренка! Живо!

Иренка всхлипывает и смотрит на пани Подлещ большими испуганными глазами. Потом медленно поворачивается к Халине спиной. Панночка делает один шажок к толстому, покрытому паутиной столбу, подпирающему крышу коровника. Иренка прижимается к столбу и крепко обнимает его руками.

– Не смей являться среди ночи, как гулящая девка, – говорит пани Подлещ и хлещет пучком крапивы по голым плечам Иренки.

Иренка шипит сквозь зубы и переступает с ноги на ногу подле столба.

– Жжется? – спрашивает с усмешкой Халина и сама себе отвечает. – Жжется, еще как жжется.

Халина хлещет крапивой по пояснице и ляжкам панночки, а та пританцовывает и приседает возле столба. Марек чувствует, как его охватывает странный азарт. Он видит, как на белой коже Иренки проступают волдыри от ожогов.

– Маменька, хватит уже! – просит Иренка. – У меня вся спина горит! Я вам клянусь… Я никогда-никогда… Ай!

– Ты и в прошлый раз клялась всем на свете, – качает головой пани Подлещ и хлещет крапивой по голым ногам Иренки. – Ты меня за дурочку держишь? Нет тебе больше веры, Иренка.

 Марек замечает, что на щеках Иренки блестят слезы. Он понимает, что не на шутку взволнован этой сценой в коровнике. С удивлением Марек чувствует растущее возбуждение. Его член твердеет, поднимается в штанах и упирается головкой в ширинку.

– Маменька, миленькая, жжется сил нет! – кричит Иренка.

Катаржина наблюдает за наказанием, улыбаясь и кусая губы. Панночка часто и взволнованно дышит. Внезапно она оборачивается к Мареку и жадно целует его в губы. Марека словно бьет молнией. Совсем близко он видит яркие, сверкающие глаза Катаржины.

Корова в стойле ни с того ни с сего поднимает голову и протяжно мычит на весь коровник. Катаржина истерически смеется и отшатывается от окна. Они бегут в тусклых закатных лучах прочь от коровника. Перелезают через ограду, запрыгивают на велосипеды и катят в темнеющему вдалеке лесу.

По поляне плывет серый сумрак. Красное, как угли закатное небо поблескивает там и сям между стволов.

– Давай передохнем, – говорит Катаржина.

– Ладно, – соглашается Марек.

У него сумятица и неразбериха в голове. Эрегированный член по-прежнему стоит торчком, всю дорогу до леса головка члена терлась о раму велосипеда.

Катаржина ставит велосипед к березе и обходит полянку. Панночка искоса посматривает на Марека и смущенно улыбается.

– Если я попрошу, ты сделаешь для меня одну вещь? – спрашивает Катаржина, и Марек слышит, как ее голос дрожит от волнения.

– Все, что попросишь, – отвечает Марек. – Ты же знаешь, я от тебя без ума.

Он чувствует, как волнение панночки передается ему.

– Пообещай, что сделаешь, – просит Катаржина. – И пожалуйста, не спрашивай, зачем мне это нужно. Просто сделай, как я прошу.

Панночка смотрит на него шальными глазами и кусает губы. Её щеки розовеют от смущения.

– Обещаю, – говорит Марек, а сам теряется в догадках.

Катаржина выламывает из куста длинный прут и очищает его от листьев.

– Мне немного неловко тебя об этом просить, – говорит панночка, подходя к Мареку все ближе.

И тут с ветки дерева с пронзительным криком срывается большая птица. Она пикирует вниз, прямо на Катаржину, и Марек успевает заметить черные с белыми кончиками крылья и длинный хвост. Катаржина испуганно вскрикивает и пытается закрыть лицо руками, но сорока налетает на нее и бьет крыльями, а потом облетает поляну по кругу и исчезает среди темных деревьев.

– Да что с ней такое? – удивляется Марек.

– Чертова птица мне щеку разодрала, – жалуется Катаржина. – Больно как…

В слабеющем свете Марек видит капельки крови, выступившие на щеке панночки из неровной царапины, оставленной когтями птицы.

– Так не бывает, – говорит Марек. – Сороки не бросаются на людей. Это какая-то ерунда. Знаешь, я уже где-то видел эту птицу…

– Здесь полно этих несносных сорок, – злится Катаржина.

Она находит платок и осторожно стирает кровь со щеки.

– Знаешь, что-то мне не по себе, – невесело улыбается панночка. – Поехали отсюда, пока совсем не стемнело.