Как я босса похитила

Глава 6. Человек с красивым членом

Господи, ну хотя бы трусы ему можно было оставить?

И почему, спрашивается, мужчины совсем не испытывают стыда, когда остаются без нижнего белья? Только… выпячивают всячески причину для гордости. Простыня так выразительно топорщилась на этом флагштоке, что даже через хлопок простыни можно было разглядеть…

Так, Оля! Разглядеть-то можно, но не нужно!

Да. С коробкой, пожалуй, психанула. Но ничего не смогла с собой поделать, когда услышала, как Воронцов заворочался в спальне. Оля поняла, что скорее под землю провалится, чем появится перед ним такая, как есть. Вчера в темноте клуба он мог ее не узнать, но уж при дневном-то свете оставаться неузнанной невозможно.

Спешно высыпав овсяные хлопья в пакет, Оля ножом вырезала в опустевшей картонной коробке кривые дырки для глаз. Кое-как натянула шмотки, которые валялись на антресолях в прихожей, а все рука не поднималась выбросить. В них Оля передвигалась по стройке, когда клуб переживал реконструкцию после смены директора. Бегала тогда полная надежд, что смена интерьера и новый директор, безусловно, только к лучшему. А оно вон как вышло.

В первый же день и «Уволена!»

А во второй проснулась в одной постели с голым боссом. Черт возьми, что ни день, то новые сюрпризы!

Оля снова скосила глаза. Член Воронцова явно жил собственной жизнью: Оля и не знала, что этот орган у мужчин такой подвижный и деятельный. Казалось, помаши ему ручкой, и он тоже ответит. Раньше ее как-то не тянуло рассматривать достоинства других мужчин.

Раньше ведь как с другими было? «Тебе хорошо? Ага, крошка, вот так, еще, давай, ага. Ох, я все. А ты?…» Эти неловкие движения, притирка к партнеру и почти всегда слишком быстрый финиш. «О, малышка, спасибо, это было чудесно, ну я пошел». Только врожденная вежливость не позволяла Оле ответить грубо.

А вот Воронцов ее вчера удивил. Удивил и удовлетворил. Приятно знать, что такие инициативные и выносливые мужчины все-таки существуют. Жаль, что они достаются каким-то другим женщинам.

Даже жаль, что вчера Оля не смогла себя проявить, как следует. Наверняка, Алексей Воронцов навидался в постели партнерш куда опытнее нее. Она ведь вчера… Вроде бы пыталась сделать ему минет? Одно слово «пыталась» уже достаточно обрисовывает ситуацию.

Трезвой она бы справилась лучше, эффектней. Виртуозней! Вечная отличница она хотела добиваться сногсшибательных результатов во всем.

Во всем, без исключений. Пусть и в постели.

Тем временем, Воронцов попытался удобнее устроиться в кровати с привязанными к изголовья руками. А ведь затекли, наверное… Но лучше не развязывать.

– Еще вопросы ко мне будут? – хмуро спросил он.

Ни дать, ни взять царь на аудиенции.

– А ты спешишь куда-то?

Оля не узнала собственный голос.

Ее злило, что Воронцов развалился в ее постели так вальяжно, как будто это не его держат в заложниках. Разве можно вести себя так, когда ты без одежды и связан в кровати в доме совершенно незнакомой женщины? Где его инстинкты самосохранения?

Член снова дрогнул.

Ах ну да, вот и все инстинкты.

– Абсолютно свободен до вечера… У тебя что, есть предложения, как скоротать время получше?

Он что, соблазняет ее? Серьезно?!

У Оли, как говорится, все упало. Почему он хочет даже в таком виде? Это уже не доставляет радости, выходит, он просто такой озабоченный, что ему все равно кого. Даже с коробкой на голове и в рваных тряпках.

– Есть варианты! – рявкнула Оля. – Буду ждать слесаря!

– А зачем нам слесарь? – приподнял темную бровь Воронцов.

– Замок заклинило, – соврала Оля. – Из квартиры не выйти.

– Развяжи меня, и я сам посмотрю, что там у тебя с замком случилось.

Ой, заливает…

– И это говорит человек, у которого даже отвертки дома нет, – закатила глаза Оля.

И тут же прикусила язык. Черт! Думать же надо, что говорит.

Воронцов тут же нахмурился. Скорей всего, сразу вспомнил, что сам говорил эту фразу вчера на открытии клуба, когда хвалил работу строителей и говорил, что у самого руки не из того места растут. А пьяным во время приветственной речи он не был. И скорей всего, он тоже помнит эту фразу, после которой все смеялись.

Воронцов снова дернул руки, но ничего не изменилось. Связал он самого себя хорошо. Чулки теперь только резать, чтобы освободиться.

– Ты кто такая? – спросил резко.

Низкие бархатные нотки исчезли. Теперь это был тот же холодный директор с узнаваемым тоном. Вчера он увольнял ее тем же голосом. Все вернулось на круги своя.

– Не важно, кто я, – отрезала Оля. – Важно то, что я тебя похитила.

– Похитила? Ты в своем уме вообще? Развяжи, дура!

О, как заговорил.

Воронцов извернулся, посмотрел на узлы. Простыня, скрывающая его тело, при этом окончательно сползла в сторону. Он остался совершенно голым.

– Зачем похитила? – едко спросил он. – Учитывая, каким голодным взглядом пялишься, я так понимаю, тебе понравилось и хочется еще?

– Не хочется. Любовник ты так себе.

– Себе-то веришь? А кто вчера визжал подо мной от оргазмов?

– Претворялась, – припечатала его Оля.

Воронцов сверкнул глазами.

– Врешь!

Задела. За живое и трепещущееся, что качается маятником, задела. Ох, и размерчик. И он вот этим ее вчера?… Туда?… А потом еще туда?…

– Да что ты меня глазами-то пожираешь! – взорвался Воронцов.

Оля отвела глаза в сторону.

– Одежда моя где? – задал следующий вопрос директор.

– Выбросила в окно.

– Сдурела совсем?!

– Телефон, бумажник и ключи твои оставила.

– Ну спасибо… – выдохнул он. – Ладно, хорошо, связала и похитила. И дальше-то что? Чего добивалась? Говори, вот он я, весь твой. Отраханный и похищенный.

Абсолютно весь, ага.

– Хватит пялиться на мой член! Серьезно, похитительница!

– Прости, – вырвалось у Оли.

– Развяжешь – прощу. Даже уеду от тебя как римский патриций в тоге из простыни. Только давай распрощаемся? Этот бред мне порядком надоел. Да и дел выше крыши.

– Не могу я тебя выпустить. Дверь заперта на ключ.

– Так открой.

И тут до него дошло:

– Подожди, так ты вчера не только мою одежду, ты и ключ от квартиры тоже выбросила?

– Нет, ключи я в канализацию спустила.

– А ты идейная, – вздохнул Воронцов. – Хоть зачем это все? Чего добивалась? Деньги нужны?

Работу она хотела вернуть, но вчера эта идея казалась правильной. А сегодня уже нет. Ничего она этим похищением не добьется, потому что Оля не представляла, как теперь работать с человеком, у которого такой идеальный член.

– Хотела узнать, какой ты человек, Воронцов, – тихо сказала Оля. – Знаешь, сколько разговоров о тебе было, когда только узнали, что «Пламя» твоим станет? Так ждали тебя, так готовились к открытию. Еще и ремонт этот, – Оля вздохнула и провела руками по пятнам краски на одежде. – А ты… Скольких вчера уволил, хоть помнишь?

Прищурил стальные глаза.

– Так ты из клуба. Из кодлы работников, которые на Иваныча впахивали… Пригрел на груди змей. Поверил бывшему директору, что коллектив добренький, слаженный, ни в коем случае не меняй, говорит. Тьфу какой коллектив! Осиное гнездо разворошил.

Значит, бывший директор после того, как клуб проиграл за долги, просил за них у Воронцова. Предсказуемо, если честно.

Иваныч хоть и заядлым картежником был, но широкой души человек. Пил, пропивал целые состояния, но людей никогда с грязью не смешивал. И уж точно не позволил бы себе, как Воронцов уволить лучшего работника нескольких лет кряду вот так, не оборачиваясь и не удостоив даже взгляда.

Впрочем, это Иваныч Олю никогда бы не уволил. А Воронцову она кто? Никто.

– Имя! – потребовал он. – Быстро назвала свое имя.

– Да иди ты в задницу!

– А я там уже был, помнишь? – протянул он с довольной улыбкой. – Вчера был. Где-то тут поблизости должно валяться детское масло, которое и помогло мне проскользнуть так глубоко, что аж дыхание сперло. А уж как ты от этого извивалась…

А все-таки хорошая идея была с коробкой!

Щеки у Оли вспыхнули так, что аж жарко стало. Не увидит этот гад, как ей стыдно за вчерашнее. Ни за что на свете!

– Можем повторить, если тебе так понравилось, – продолжал Воронцов с наглой усмешкой. – Правда, у меня презервативов не осталось, но может, у тебя найдутся? Девочка вроде взрослая. Не верю я в твою историю со слесарем и выброшенной в окно одеждой. Меня ты хотела, ненасытная похитительница. Так бы сразу и сказала. Давай оторвемся на прощание и потом я уйду. Обещаю не преследовать. И эту бурду с похищением тоже забуду.

Оля облизнула губы под коробкой.

– Хорошо тебе со мной было? – прошептала она.

– Очень, Хлопушка, – хмыкнул он, и Оля вспомнила, что именно это поперек коробки на ее голове и написано.

Издевается, значит.

– Повторить хочешь, Воронцов?

– Очень.

– А силенок-то хватит?

– Если потом еще и накормишь, то хватит.

– Накормить? А не могу я тебя накормить! Я теперь безработная, мне каждую копейку беречь надо!

С этими словами она вылетела из спальни, громко хлопнув дверью.

Глава 7. Мечта любого мужчины

Итак, Хлопушка Овсяная, она же Рыцарь Незабываемого Траха, все-таки из клубных.

Воронцов до последнего надеялся, что ошибается, и раз принял ее вчера за местную шалаву, то ею она и окажется. А она оказалась из работников. Близко, но не горячо.

Горячо было вчера, между вторым и пятым разом. А сегодня утром все как обычно, когда просыпаешься в чужой постели, где тебе не место. Воронцов скользнул взглядом по чужой невзрачной спальне: кроме кровати, платяной шкаф и одна тумбочка. Никаких фотографий, как будто их убрали, чтобы он не узнал ее лица, или других приметных вещей. Может быть, их здесь и не было. Вчера он не особо интересовался интерьером.

А может быть, квартира и вовсе съемная, и этот факт нельзя исключать, учитывая возможный сговор в коллективе ради его похищения.

Вид из окна тоже ни о чем ему не говорил. Другая девятиэтажка, каких бесчисленное множество во всех районах города, никак не помогала уточнить место похищения.

Подумать только. Иваныч столько трындел о том, какой у него замечательный персонал в клубе, только это как раз предсказуемо. Что ему еще оставалось? Только нахваливать, заливать и заговаривать зубы. И уломал же, хотя Воронцов в ту покерную игру ставку на ночной клуб принимать не хотел. Слишком серьезная ставка, да и собственного ресторана ему хватало выше крыши.

Первые годы, пока он раскручивал дело, так и вовсе были самыми тяжелыми. Прибавьте к этому еще и постоянный молчаливый укор в глазах Ларисы Петровны… Разумеется, она и слова ему кривого не сказала. Никогда не обвиняла, что мог бы и больше времени им уделять. Не женой ведь ему была, чтобы скандалы закатывать.

А вот потом… Когда дело сдвинулось с мертвой точки, а боль в груди поутихла, вот тогда Воронцов и стал возвращаться домой все позже. Отделывался смс-ками, мол, буду поздно, звонить не рисковал, чтобы Данника не разбудить. Вчера, пока ехал на такси к Хлопушке, примерно то же и накатал.

И чем больше врал, тем противнее было возвращаться под утро, пусть и не к жене, а теще. Все равно тошно.

Когда Воронцов возвращался домой, Даня еще спал, а когда уходил, Даня только просыпался.

Сын рос. Очень быстро. И тошнота только усиливалась от мысли, что рос без него. Хотя вот же он, его отец, рядом, верно? Ради сына это все и затевалось, разве нет? Только голос совести деньгами было не заглушить. Воронцов пытался. Не помогло.

Сам все прекрасно знал: и каким отцом паршивым был, и что мужем тоже был так себе, пусть и недолго, но знать самому одно, а вот от посторонних такое выслушивать не собирался. И когда Снежана ляпнула, что сегодня она ему в постели спуску не даст, ведь домой-то ему торопиться не к кому, он и сам удивился, когда сказал, как отрезал:

– Пошла вон.

– Леша? – нахмурилась Снежная Королева. – Ты чего?

А чего он, действительно? Сколько он ее добивался? Деньгами и подарками осыпал. А зачем? Вот зачем, думал Воронцов, глядя на цветочки на обоях, вот зачем это все было? Матерью Даниле Снежана не станет. Ни за что. Он сам ее и близко к ребенку не подпустит.

Тогда зачем ему эта женщина в любовницах?

Статус. Проклятый статус. Все дело в нем.

Для этого и ставку на клуб у Иваныча все-таки принял. Чем выше статус, тем больше денег. Больше денег – больше защиты, спокойствия. Хотелось ведь дать сыну только лучшее, для этого и работал. Хватило ему первых полугода, пока жили впроголодь.

Денег у студента Воронцова было мало, и все уходили на лекарства для Маруси.

Казалось, будь денег больше, смогли бы вытащить ее из цепких лап болезни. Врач в ту ночь, как чувствовал, сказал, что нет, шансов не было, ни за какие деньги мира. Хотел, наверное, его успокоить, нищего студента с трехмесячным сыном на руках.

Но Воронцов эти слова воспринял иначе. Поселилось в груди плохое предчувствие, что если, не дай Бог, что случится с Даней, то на этот раз он должен быть во всеоружии. И прежде всего, – это деньги. Много денег.

Теща была только рада помочь. Заботы о Дане отвлекали ее хоть как-то от безграничного горя.

Находиться дома Воронцову было тяжело. Сложно. Из той съемной однушки Воронцов съехал при первой возможности, а потом пошел, пополз, полез все выше, по головам, двадцать четыре часа в сутки. Так и удалось забыться. Воронцову сын напоминал Машу. Слишком сильно. Даня был вылитой материнской копией, как будто вложила в сына всю себя, а потом от нее самой ничего не осталось.

Рядом постоянно были какие-то женщины. Принимали его за холостяка. Никому не говорил, что на самом деле вдовец. Никаких баб домой не водил, и с Даней ни разу никого не знакомил, боже упаси.

И дело было не только в том, что перед Ларисой Петровной неудобно. Просто женщинам, с которыми Воронцов проводил ночи, не нужны были чужие дети.

Деньги, подарки, оргазмы, да… Но не дети.

Спустя годы, Воронцов теперь никак не мог подступиться к собственному сыну. Даня вырос, и больше не плакал сутками напролет, как поначалу в пеленках, когда как будто все знал и понимал.

А ведь хотел же хотя бы эти выходные провести рядом с Даней. Сводить в аквапарк. Научить плавать. Или Даня уже научился без него? Кажется, Лариса Петровна водила его на бассейн для укрепления и выравнивания чего-то там, кажется, сын даже делал успехи… И тоже без него.

И чего его на такие мысли невеселые развезло? Как будто с жизнью прощается. Ах ну да, всему виной эта абсурдная ситуация с похищением. Когда это он еще вот так лежал без дела полдня, в кровати. Хочешь не хочешь, а мысли не остановить, когда заняться нечем.

Его похитили, мать его, похитили! Подумать только!

Прямо-таки ожившая мужская мечта. Соблазнительная незнакомка похищает, чтобы исполнить самые смелые фантазии.

И ведь исполнила.

Затрахала его до полусмерти так, что он отрубился в чужой квартире рядом с неизвестной женщиной. Иначе свалил бы среди ночи, как и всегда. Под утро, нетрезвым, пропахшим духами, с помадой на отворотах рубашек, Воронцов всегда возвращался домой. Его дом был там, где сын. Ни с одной женщиной он не просыпался в одной постели.

А сегодня проснулся.

И что скажет Ларисе Петровне? Что его, взрослого мужика, чулками связали и раздели, а прежде выдоили до звона в яйцах?

О, проклятье, до чего идиотская ситуация.

Глава 8. Остаемся зимовать

От звонка в дверь Оля подпрыгнула на месте. Сбросив с головы коробку, кинулась к глазку. Почему-то казалось, что за дверью обязательно окажутся люди в форме.

– Открывай, хозяйка! – крикнул слесарь, едва ворочая языком.

Да боже ж ты мой! Середина дня, когда только успел так набраться?

– Не могу открыть! Потому вас и вызвала, – крикнула через дверь Оля. – У меня замок заклинило!

Мужчина в помятой одежде прислонился к двери.

– Эту, что ли?

– Эту. Помогите открыть.

Слесарь достал из чемоданчика инструменты, со скрежетом поковырялся в замке. Пять минут, и дело было сделано. Оля едва успела отпрыгнуть в сторону. Следом в квартиру ввалился слесарь. От него адски несло вчерашним перегаром и немытым телом.

– Штука, – выдохнул мужчина.

– За что штука-то? – возмутилась Оля. – Тут же пять минут работы!

Слесарь побагровел.

– А дорога? А инструменты?!

Оля покосилась на видавший виды чемоданчик.

– Штука, – перехватил ее взгляд слесарь.

– Ладно, – Оля юркнула в гостиную, поискала взглядом сумочку.

Дверь в спальню Оля прикрыла, но Воронцов все равно должен был все слышать. И он в любой момент мог закричать или потребовать помощи. Поверит этот пьяный слесарь его рассказам о похищении или нет, дело десятое. А вот то, что его знатно развеселит голый мужик, привязанный к кровати чулками, это точно.

– А родителей что, дома нет? – хмыкнул слесарь, появляясь на пороге комнаты.

– Каких родителей? – ответила, не поднимая головы, Оля. – Вы за кого меня держите?

– Ну, положим, за очень красивую девушку.

Оля медленно подняла глаза. Чтобы сильно не качаться, слесарь облокотился о дверной косяк. И теперь смотрел на нее пьяными масляными глазками.

– Эээ… Держите, – она протянула ему деньги. – Спасибо и до свидания.

Мужчина не двинулся с места.

– Так ты сама, что ли, живешь, красавица?

Ситуация стремительно уходила из-под контроля.

– Послушайте, вот деньги. Берите. И уходите, пожалуйста.

Слесарь остался на том же месте. И даже отлепился от косяка и двинулся прямиком на Олю.

– А чего мне так быстро уходить, красавица? Ты одинока, я скучаю… Тебе не кажется, что мы могли бы помочь друг другу?

ЧТО?!

– Уходите, – пискнула Оля.

Воздух из легких куда-то делся.

Мужик двинулся на нее, вжал спиной в сервант и рванул на себя халат, запачканный краской. Оля закричала.

Он больно сжал грудь, а второй рукой зажал рот.

– Сейчас, сейчас развлечемся, – обдаваяя перегаром, приговаривал он.

⁂

Ладно, лежа в постели думал Воронцов. Вчера он уволил пятнадцать работников клуба: половина из них парни, остальные девушки. Кто там из девушек был? Несколько официанток, пиджейки, помощница повара была. Замыкали список менеджеры зала и администратор.

Да, он обещал за карточным столом Иванычу не трогать коллектив, но сколько воды с тех пор утекло? А после его победы были ремонт и кое-какие нововведения для морально устаревшего заведения. Воронцову хотелось, чтобы его заведения были в чем-то похожи и имели единый стиль.

А потом до него стали доходить слухи, что зреет заговор. Что сдадут его с потрохами налоговым инспекторам и пустят на дно бизнес, нечестно отобранный у бывшего директора.

И пусть до открытия на месте не появлялся, но обо всем, что нужно, Воронцов знал. Сам не вмешивался, думал, перебесятся. Да и не вымогал же он клуб, не угрожал Иванычу. Все было честно, а карточный долг – дело святое.

Он и сам ушам не поверил, когда Иваныч в тот вечер предложил на кон свой ночной клуб. Осознал этот факт Воронцов в полной мере уже только, когда документы оказались подписаны.

И какой же неожиданностью оказалось, когда к нему незадолго до официального открытия подошел свой человек из налоговой и сообщил, что так и так, посыпались на Воронцова жалобы: и в санитарно-эпидемиологическую, что отравились люди у него в ресторане, и в налоговую, что чеки не выдают. И что алкоголь контрафактный. И товар у поставщиков гнилой берет. И еще, и еще, и еще.

– Завелась у тебя крыса, Воронцов, – подытожил он.

Сразу вспомнились участившиеся проверки в ресторане. Совпадение, решил тогда Воронцов. Ведь никто из ресторанных к этим проверкам причастен не был, смысл рыть под самих себя могилу? А вот с персоналом клуба… все могло быть.

Воронцов не хотел увольнений в первый же вечер. Думал, по-человечески с ними пообщается, поймут, что он не изверг, что работать будут и дальше и даже лучше. Зарплаты поднимет, отпускные увеличит.

– А еще, – продолжал налоговик. – У тебя лицензия просрочена, а документы на получение новой так никто и не подал. Так что скоро к тебе придут, жди.

Вот это и стало последней каплей.

Любая проверка обернулась бы закрытием, потому что работать без основной лицензии никак нельзя. Получали ее раз в пять лет, так почему заранее не подсуетились? Допустили, что все сроки вышли. И теперь любая проверка обернется нехилым штрафом и закрытием заведения, пока документы не приведут в порядок.

Закрываться сразу после шумного открытия? После того, как вложился в ремонт? Невероятно! Сам виноват, понадеялся, не стал вмешиваться. Не думал, что ему такую свинью подставят.

Вот и поднялся Воронцов в кабинет после шумного открытия и громкой речи и разом подписал больше дюжины приказов. Закроет клуб сам, не станет ждать проверок, так хотя бы какой-то части шума удастся избежать. А потом, может, и с инспекторами удастся договориться. Еще ресторанных предупредить надо…

Пить он не начинал до тех пор, пока с делами не было покончено.

Вышел в зал и подлетела к нему одна. Светится, улыбается. Воронцов и рявкнул ей, что уволена, а Снежана его от неминуемого скандала спасла.

А был у нее бейджик? Или нет? Да черт его знает. Волосы темные вроде, форма одежды официальная. Как например… Воронцов аж приподнялся, хотя связанные руки и не позволили ему полностью встать. Подождите-ка…

Но мысли прервал звонок в дверь. Воронцов насторожился. Если крикнуть, его несомненно услышат. Но вместо того, чтобы разразиться криком, он притих. Через закрытую дверь слышно было плохо, но все же слышно.

– Замок заклинило, – сказала Хлопушка.

Действительно вызвала слесаря, смотрите-ка. Только эта готовность выпустить Воронцова на волю не сходится с коварным похищением с целью вымогательства. Неужели вот так и отпустит его, ничего не добившись, как только дверь отворят?

Воронцов сжал кулаки и дернул проклятые чулки. Ох и навязал макраме! Как теперь только выпутываться?

Хлопнула входная дверь, в соседней комнате зашумели, заговорили. Хлопушка, видать, специально говорила тихо, осторожно, знала ведь, что Воронцов ее слышит.

А слесарь с ней препирался громко, требовал денег. Ну и наглый, даже по голосу слышно, что еще с утра заложил за воротник… Ну, вот пусть сама и выпутывается, эта Хлопушка, так ей и надо.

Но тут Воронцов услышал:

– А родителей что, дома нет?

И душа ушла в пятки.

⁂

– Ты чего кусаешься? – прорычал слесарь, но руки с ее рта не убрал. – Сама меня в халате на голое тело пошла встречать! А я теперь виноват, что дразнишься?!

От одного его взгляда хотелось вымыться жесткой мочалкой. Оля снова попробовала укусить его за пальцы, но он заломил ее свободную руку, и она сдавленно всхлипнула.

– А ну не брыкайся, кому говорят? Тебе понравится. Мужика хорошего, наверное, у тебя ни разу и не было? Настоящего. Из народа.

Он ухмыльнулся, потянулся к пряжке ремня.

И тогда раздался грохот.

Дверь в спальню распахнулась, со всей силы треснувшись о стену. Задребезжало стекло.

– Пригнись! – взревел Воронцов.

Оля послушно рухнула на ковер, закрыв лицо руками. Послышался еще один удар. Что-то хрустнуло.

– Щука, – прохрипел слесарь. – Ты мне жуб выбил. Ты кто вообще, мужик? Нищего не было!

– Ах, не было?! – взревел Воронцов, и Оля приоткрыла глаза.

Увидела абсолютно голого Воронцова с изголовьем от кровати в руках. Он по-прежнему был привязан к железным прутьям чулками. Получается, он просто вырвал изголовье голыми руками, чтобы… Чтобы спасти ее?

Изголовье метнулось в воздухе, и Воронцов снова врезал слесарю. На этот раз в живот.

– Убирайся, мерзость, – прошипел он. – Даю тебе секунду.

Мужик попытался подняться, но упал, запутавшись в спущенных штанах. Снова поднялся, поминутно поскальзываясь и оборачиваясь. Даже сыпал извинениями и кланялся. А уж как изменился в лице. Кажется, даже протрезвел.

Через секунду его и след простыл.

Оля услышала, как оглушительно хлопнула входная дверь. Посмотрела на голого Зевса с изголовьем в руках. Тот тяжело дышал. И тоже смотрел на нее.

– Он… – Оля облизала губы. – Он ничего не успел. Спасибо.

Воронцов кивнул.

Оля неловко поднялась с пола, запахнула халат подрагивающими руками. Достала из ближайшего ящика маникюрные ножницы. Воронцов напряженно следил за ее действиями.

Она усадила его на диван и перерезала ножницами чулки. Сначала один, потом второй.

Воронцов неловко поставил оторванное изголовье на пол.

– Я починю… Наверное. Хотя у меня ведь даже отвертки нет.

Ольга смотрела на него. Он смотрел на нее. Так, как будто впервые видел.

Ну, по сути, так и было. Вчера ему не удалось ее разглядеть, как следует. А сейчас коробку на голову натягивать уже поздно.

– А ты красивая, – сказал он странным тоном.

То есть он в этом сомневался.

Оля ничего не ответила, только приподняла одну бровь. Воронцов усмехнулся.

– Пойми, после «Хлопушки» я был готов ко всему.

Настала ее очередь улыбаться. Только пришлось глаза отвести. Потому что…

– Ты не мог бы… – начала она, выразительно указывая взглядом на еще один его орган, который тоже был рад ее видеть.

– Эээ, да. Прости.

Он подскочил и исчез в спальне, но Оля все равно успела насладиться видом. Стоя вид сзади даже лучше, чем лежа, подумала она. Заметила даже следы от собственных когтей у него на заднице. О боже.

Воронцов вернулся в простыне, обвязанной вокруг талии.

– Я в туалет, а потом… Потом мне лучше уйти?

Оля кивнула. Почему-то очень мешали руки, и пальцы, и эти непричесанные как следует волосы…

– Мне ничего от тебя не надо, – решилась Оля. – Прости, это все алкоголь. Я когда выпью… Ну ты видел вчера.

– Видел, – сказал он густым, хриплым голосом.

А сам продолжал изучать, разглядывать, пожирать ее глазами.

– Туалет там, – сказала Оля.

Воронцов кивнул и ушел.

Потом вышел, прошел на кухню, наверное, выглянул в окно. Решил проверить историю с выброшенной в окно одеждой? Что ж, убедись, все так и было, как она говорила. Интересно, хотя бы трусы его убрали с тротуара к этому времени? А рубашку?

Потом она услышала, как Воронцов перебирает личные вещи на кухонном столе, куда Оля вывалила их из его карманов, не разглядывая. Звякнули ключи. Пискнул телефон.

Хоть бы он ушел быстрее и перестал ее нервировать своими стальными холодными глазами, подумала Оля. А потом замерла и захохотала так, что из глаз брызнули слезы.

– Что тебя так рассмешило? – недоуменно спросил Воронцов, заглядывая в комнату.

– То, что этот мудак опять захлопнул дверь, – ответила Оля.