Потерянная колония

Николай кивнул: «Четырёхсотыми» называли суперсухогрузы, обходившие со снабжением дальние колонии и промежуточные порты и базы. И точность транспортников уже давно стала притчей во языцех: «Скорее небо рухнет на землю, чем транспорт выбьется из графика» – было отнюдь не только рекламным слоганом.

– Искать начали сразу, и нашли, – продолжил Иван Валентинович. – Хотя совсем и не там, где предполагалось. Экипаж всмятку, вся работавшая в момент перехода электроника выгорела. Зато вспомогательный термоядерный реактор чист, фоновый уровень как будто и не включали вообще никогда. А в основном гравитационном реакторе та же самая дуля, что и в генераторах паруса. Бросились к обеим точкам перехода – в гипере дикая свистопляска. Как говорили мои далёкие предки, толстый пушной зверь песец заглянул.

Николай открыл было рот спросить, но директор его опередил:

– Надолго, всё надолго. Сегодня утром физики-академики выдали прогноз, что заперло нас лет на триста-четыреста. А ближайшее от нас поселение – чего уж скрывать, секретная база Космофлота Федерации – это сто пятьдесят световых. Даже если что-то отправить на досвете, придёт туда как раз через четыреста лет. Если вообще долетит. Нет, мы, конечно, не сдохнем. С продовольствием проблем нет: Вербена у нас кислородная планета, станция по забору биомассы работает. Не деликатесы, ну и хрен с ним. Это раз. Теперь два. Опять слава нашим крохоборам, которым хоть на гроши, но дешевле запустить производство запчастей на месте, чем возить с нормальных заводов. Сколько я из-за этой экономии ругался, с нашим-то качеством против крупных комплексов центральных миров – а теперь расцеловать готов. Но проблем всё равно выше головы.

– Ты мотай, мотай на ус, – хмыкнул генерал, глядя, как растерянный Николай залпом выпил налитый коньяк, словно воду, – тебе сейчас всего сорок, так что после нас будешь править.

– Править? Вы о чём?

– А о том! – хлопнул ладонью по столу генерал. – «Потерянная колония» – это не только модный сюжет для киношников. Саураны и фламины осваивают космос намного дольше нас. И у них случаи, когда рвалась связь с метрополией, были. Причём не раз. Поэтому соответствующие ведомства Федерации, пользуясь опытом соседей, сценариев набросали до дури. И разослали даже в наше захолустье. У меня в сейфе таких штук двадцать пылилось. Всегда думал, зачем – а, видишь, пригодилось. В общем, слова «демократия» и «неотъемлемые права личности» у нас объявляются ругательными на ближайшие лет полтораста. Как и смертная казнь, – вздохнул генерал. – Хотя и хочется кое-кого удавить, того же сынка Тейлора, например. Только народу и так мало. А ещё цензуру введём, первым делом. Чтобы отсечь источники паники.

Николай помотал головой, словно сбрасывал морок, и переспросил:

– Цензуру? Но свобода слова, которую воплощает журналистика, является не только главным условием социализации индивидуума, но и важнейшим компонентом существования общества…

Генерал хохотнул, а директор посмотрел на подчинённого, как на сморозившего глупость ребёнка.

– Коленька, – ещё мягче, чем раньше, начал Иван Валентинович. – Эта самая журналистика… Важнейшее, так сказать, в нашей жизни искусство по оболваниванию в нужном ключе не желающие думать массы населения… Так вот, в системе Вербены оно уже с месяц неактуально. И останется таким ещё пару столетий. Так как населения у нас теперь нет. Сорок тысяч персонала Дальнего, сотни три с научной станции. С «Лебедя» вместе с экипажем ещё сотен шесть наберётся.