Искусство октябрьской эпохи

Рецензия на книгу Я.А. Тугендхольда «Искусство октябрьской эпохи»

Яков Тугендхольд рассматривает искусство первых послереволюционных лет как активного участника исторического процесса — не иллюстратора, а соавтора социальной трансформации. В этом главная оптика книги: искусство мыслится орудием переустройства мира и одновременно лабораторией, где вырабатывается новый язык коллективной жизни.

Сильная сторона исследования — его панорамность. Автор охватывает живопись и графику, архитектуру и театр, прикладные практики и массовое зрелище, показывая, как авангардные формы (супрематизм, конструктивизм, кубизм) вступают в полемику с унаследованным реализмом и как художественные объединения («ЛЕФ», «Пролеткульт», группы конструктивистов) пытаются связать радикальную эстетику с задачами социалистического строительства. Особенно убедительны страницы о «механике массовости»: плакат, агитпоезда, уличные праздники — все то, что превращает искусство из элитарного занятия в инструмент общественного воспитания.

Стиль книги — энергичный, полемический, но при этом аналитически выверенный. Тугендхольд — явный сторонник «левого искусства», однако он фиксирует и нерв эпохи: разрывы между утопической программой и производственными реалиями, между художественной свободой и запросом на понятность, между коллективом и автором. Благодаря этому книга избегает простого идеологического манифеста и становится документом живой дискуссии 1920-х.

Есть и ограничения. Идеологическая рамка иногда делает аргументацию телеологичной: будущее «правильного» искусства выдвигается как норма, а альтернативы — как исторические тупики. Индивидуальные художественные биографии и нюансы поэтики порой растворяются в обзорной картине направлений и объединений. Тем не менее, даже с этой поправкой труд ценен как историко-культурный источник: он позволяет услышать голос критика, который пишет изнутри момента, когда эстетика и политика сплавлены воедино.

Почему книга важна сегодня? Во-первых, она дает ключ к пониманию того, как формируются публичные стратегии искусства — от дизайна городской среды до визуальной агитации. Во-вторых, помогает трезво говорить о «социальной функции» художественного жеста — теме, снова актуальной для музеев, театров и образовательных программ. Наконец, она напомнит, что поиск «нового языка» — это не только формальный эксперимент, но и этика ответственности перед зрителем.

Рекомендую книгу исследователям и студентам гуманитарных дисциплин, кураторам, художникам, а также всем, кто интересуется советским авангардом и культурной политикой раннего СССР. В рамках серии «Тайны забытого архива» это один из тех выпусков, где архив оживает — не как музейный экспонат, а как поле незавершенной дискуссии.