Свинцовый шквал

– Путь есть, – после секундной паузы признал Леший. – Только все равно непонятно, как его найти.

– Думаю, надо сделать первый шаг – выдвинуться к мысу Серая Лошадь и понаблюдать за акваторией. А там будет видно.

– Какой ценный совет! – сталкер поморщился. – Одна проблема: чугунок нырнул поблизости от Лошади, а наземный тамбур расположен в Андерсенграде. Получается, водная и наземная части тамбура разнесены на семь километров? Как такое возможно?

– Он мог нырнуть для маскировки.

– Мог! – Леший возмущенно фыркнул, но тут же продолжил более спокойно: – Мог. И в Тихой бухте мог нырнуть, и в Батарейной мог, а нырнул почему-то в Графской Лахте. Еще записи имеются? В одном месте все транзитные чугунки ныряют или в разных?

– Других записей у меня нет. Ныряют гидромехи где угодно, выныривают тоже, но отследить, как железка нырнула в Балтийском море, а вынырнула в Азовском, удалось лишь однажды. Собственно, это и стало поводом, чтобы начать операцию.

– Откуда ты знаешь, что именно стало поводом? – Леший с подозрением прищурился.

– Я так считаю, – торопливо ответил Каспер.

– А может, ты все-таки с ними заодно?

– Утомил, – спокойно ответил Каспер. – Думай что хочешь. Берешься за дело?

– А куда мне деваться? – Леший вздохнул. – Берусь. Еще что-то есть?

– Больше ничего. Разве что от себя. Думаю, за тобой будут следить наемники.

– Надо же, удивил! Сам додумался? Ищи Леру, посредник. Хоть один волос с ее головы – и все, считай, ты в одной могиле с боссами синдиката.

– Боюсь, – сказал посредник абсолютно без интонаций и вырубил связь.

Леший какое-то время стоял, глядя в сторону моря, словно пытаясь разглядеть упомянутых выше гидромехов, затем усмехнулся и рубанул ладонью воздух, жестом подтверждая свои умозаключения.

– Правильно, бойся меня, – негромко пробормотал Леший. – Не знаю, кто ты на самом деле, посредник, но бойся.

Сталкер оглянулся и поискал взглядом репортера. Копейкин переминался с ноги на ногу за обломком стены в десяти метрах слева. Закончил он свои дела или нет, сталкер не понял. Леший опять вздохнул и покачал головой. Этот балласт никак не вписывался в рамки новых обстоятельств, но не бросать же человека на произвол судьбы. Это для Каспера люди – вещи. Нужны – воспользовался, мешают – бросил. Леший так поступить не мог. Хотел бы, но не мог. И один бог знает почему.

* * *

Копейкин вжикнул неудобной, от низа гульфика и почти до копчика, «молнией» штанов, но прежде, чем приступить к процессу, сунул руку в карман и достал небольшой футляр для хранения контактных линз. То есть для хранения видеокамеры. Ведь просто линзы или, того хуже, очки никто уже давно не носил. Зачем, если есть генная коррекция слабого зрения и вообще всех возможных проблем со здоровьем? Но контейнеры с производства никто не снял, они пригодились для хранения любительских видеокамер. В отличие от камер профессиональных, выполненных в виде защитных очков (как та, что была у Кошкина) и способных работать автономно, либо устройств, считывающих информацию с оптических нервов людей (эта опция включалась в список функций только очень дорогих имплантов), камеры-линзы не обеспечивали стопроцентного качества картинки и чаще всего не имели собственных объемов памяти. Они либо сохраняли картинку в памяти импланта оператора-любителя, либо сразу сбрасывали запись через сеть в память удаленного компьютера, чтобы не забивать лишней информацией импланты владельцев. Зато такие камеры считались удобными и надежными.

Репортер осторожно достал одну линзу, но не совладал с дрожью в руках, после контузии она никак не желала исчезать, и уронил крошечный прозрачный кругляшок на землю. Точнее, в густую поросль автон-травы. Искать потерю не имело смысла, поэтому Иван надел оставшуюся линзу (хотя слово «надел» с трудом подходит к процедуре) и спрятал контейнер обратно в карман. Стереокартинка была бы лучше, но и «плоская» гарантировала Копейкину неплохой левый заработок. Часто ли удается снять репортаж (в любом качестве) о самом настоящем рейде по центру питерской локации? Нет, любительских роликов в сети немало, но профессиональных… хорошо, полупрофессиональных… почти нет. Да к тому же тут такая интрига намечается! Целый фильм можно снять! Уже и заставка вырисовывается: «Зона Смерти, балтийский излом. Фильм Ивана Копейкина. Скоро на Первом!» У репортера приятно екнуло под ложечкой. Прямо-таки звездный час замаячил в туманной перспективе.

Камера мгновенно подключилась к импланту, а в следующее мгновение имплант установил М-связь и «нащупал» в сети нужный компьютер. Именно в его память теперь закачивалась вся информация, снятая камерой Копейкина, а уже оттуда она теоретически могла раздаваться всем на свете.

Иван мысленно приказал повременить с «раздачей». Сначала репортаж уйдет в родную редакцию. Эксклюзив – значит, эксклюзив. Иван Копейкин всегда был верен своим работодателям. Ведь Первому всемирному приятно хранить верность. Да и выгодно, что уж скрывать. И потом, кое-что надо будет вырезать. Например, сцену, в которой репортер Копейкин справляет малую нужду. В современном кинематографе такие сцены норма, но там ведь дублеры, крупный во всех смыслах план… Короче – вырезать!

Иван закончил, снова вжикнул «молнией», одернул куртку, которая почему-то все равно топорщилась на груди, и вернулся к Лешему.

– В следующий раз памперс надевай, если терпеть не умеешь, – с усмешкой посоветовал сталкер. – Зараза тут, знаешь, какая коварная? Прицепится к болту, устанешь стабилизировать. Да и если стабилизируешь, мало удовольствия при каждом шаге медным хозяйством греметь.

– Я ведь… там чисто, автонов нет…

– Автонов нет, – согласился сталкер, – а зараза есть. Она везде есть, как микробы. Или как балбесы, вроде тебя. Шагай вперед. Курс на Серую Лошадь.

– На что?

– На мыс! – Леший поморщился. – Короче, просто топай вдоль берега. Ходок, блин. Погнали!

* * *

Изображение раздвоилось, но обе части стереокамеры продолжали работать. Черный Лис взмахом руки сформировал два интерактивных окна и с интересом изучил обе картинки. На одной, мерно покачиваясь в такт шагам оператора, проплывал унылый пейзаж балтийского побережья. Во втором окне изображение оставалось стабильным. Внизу торчали жестяные иглы и лепестки автон-травы, чуть выше и немного дальше виднелись руины какой-то хибары, а еще выше серело облачное небо. Объединяло картинки лишь одно – обе закачивались на редакционный компьютер Первого всемирного мультимедийного агентства в раздел «И. А. Копейкин, черновые файлы».

Черный Лис усмехнулся и мысленно поздравил себя с очередной маленькой победой логики над неопределенностью. Он сделал правильный выбор, подключившись к редакционной сети. Журналист и в Зоне Смерти остается журналистом. Прежде всего репортаж, сенсация, а уж после спасение и прочие мелочи.

Изображение номер два постепенно становилось все темнее – без подпитки от операторского импланта заряд утерянной Копейкиным части камеры стремительно истощался. Черный Лис собрался закрыть ненужное окно, однако, повинуясь какому-то интуитивному посылу, не стал этого делать и не прогадал. В кадре обозначилось некое движение.

Черный Лис приказал компьютеру обработать изображение, и техника прорисовала очертания человека. Поначалу Лис не понял, кто это, разглядел только, что именно человек, а не биомех. Но компьютер постарался и обработал картинку еще на раз.

– Ба, знакомые все лица, – проронил негромко Черный Лис. – Посредник Каспер. Я уже и не надеялся вас найти. Очень удачно, что вы засветились.

Каспер на миг исчез, затем снова появился в кадре, и теперь план стал крупнее. Посредник замер, озираясь, а затем уставился в сторону моря и что-то пробормотал. Скорее всего, вызвал абонента по М-связи. Черный Лис прибавил громкости.

– Я опоздал, – сообщил кому-то Каспер. – Да, я попытался найти его через спутник, но сейчас это невозможно, нет связи… Да, да, спутниковой связи. А чему ты удивляешься, это Зона… Следы есть. Ушел по берегу на запад… Да, с ним еще кто-то… Не знаю, может быть, контролер из синдиката, а может, просто попутчик. Я не видел. Следы двух пар ботинок… Хорошо, постараюсь… Не дави, сам знаю, что виноват, но я не мог дозвониться, чтобы предупредить! Кто-то блокировал их коммуникаторы… Я не знаю, кто на такое способен. Защиту имплантов Лешего и Леры теоретически невозможно взломать, но кто-то это сделал, причем дважды… Нет, не думаю, что это сделал он сам, но он все организовал. Я и предположить не мог, что Лис сделает такой сильный ход!.. Хорошо, иду.

Каспер исчез с экрана, а спустя несколько секунд обесточенная камера выключилась. Черный Лис закрыл потемневшее окно и удовлетворенно хмыкнул. Приятно, когда тебя хвалят. Тем более когда твой ход называют сильным не только друзья, но и враги.

– Ты еще не знаешь, Каспер, какой ход был вторым, – пробормотал Черный Лис. – Синтезировать твой голос было несложно, а вот подобрать интонации и слова… но я справился. Леший поверил мне. А сейчас я сделаю еще один ход, посредник, самый сильный.

Черный Лис временно свернул окно картинки с оставшейся камеры Копейкина и вызвал очередного абонента.

– Слушаю, – хриплым голосом откликнулся командир наемников.

– По следам Лешего идет Каспер, посредник из Академа.

– Вижу. Убрать?

– Нет, Сворд, не надо. При удобном случае свяжи, заблокируй имплант и передай посредника Якуту. Он знает, куда доставить этого господина.

– Понял.

– Конец связи, – Черный Лис отключил коммуникатор, снова открыл окно с изображением с камеры Копейкина и задумчиво уставился в объемный экран. – Вот так-то, посредник Каспер. Сильных ходов у нас припасено много. Очень много. Вы и представить не можете, сколько.

Глава 2
Зона, локация Крым, 15.06.2057 г.

Крымская локация Зоны Смерти – место по-своему уникальное. Дело, во-первых, в расположении, ведь только крымская часть Зоны, по местоположению тамбура коротко именуемая Казантипом, находится на острове.

Да, раньше, до Катастрофы, эта местность называлось Керченским полуостровом, украшением которого являлись такие жемчужины, как Феодосия и Керчь. В те времена здесь был прекрасный климат, по пляжам толпами слонялись туристы, а на берегах Феодосийского залива Черного моря и Арабатского залива Азова стояли самые красивые в Крыму домики, отели и развлекательные заведения. Но после того как в 2051-м грянул оглушительный сентябрьский гром, все изменилось. Катастрофа не только переиначила ландшафт полуострова, она существенно углубила морское дно и пропахала глубокую кривую борозду от черноморского поселка Приморский до Азова.

Образовавшийся разлом поглотил поселки Батальное и Уварово, чудом не обрушил в море Семисотку, а Калиновку превратил в этакий «срез цивилизации». Поселок оказался разрезанным надвое, причем так, словно срез делали бритвой. Неведомая сила раскроила несколько домов по вертикали, да так аккуратно, что в одном из них, поговаривали, сохранились предметы интерьера, тоже раскроенные по вертикали с аккуратностью микротома.

Но поселенцы-сталкеры, вновь освоившие мертвые территории, назвали образовавшийся пролив между морями Уваровским, поскольку именно поблизости от поселка Уварово уцелел единственный на всю локацию дорожный указатель. Так часто бывает. Посмотрели люди вокруг, увидели табличку и ляпнули первое, что пришло в голову. О, пролив! О, указатель – до Уварова километр. В реалиях новой географии – километр прямо и триста метров в глубину. Ну, значит, Уваровский пролив.

Помимо пролива новой достопримечательностью локации стал и Феодосийский залив. Кроме того, что он теперь соединялся с Азовским морем, он существенно расширился, на западе до Насыпного и Владиславовки, а на востоке почти до Вулкановки. Но самое интересное место залива, его жемчужина, по-прежнему находилось в районе Феодосии. Только теперь от города остались обгорелые руины (за исключением на удивление целого центра), которые уныло чернели на острове, возникшем в юго-западной части залива.

По площади новый Феодосийский остров получился небольшим, немногим больше, чем сам мертвый город, зато возвышался над уровнем моря на добрые тридцать метров. Почти все берега острова превратились в оплавленные гладкие скалы. Очень твердые и скользкие. Так выглядели почти все берега, кроме Новой бухты – километрового участка побережья на южной оконечности острова, где теперь располагалась база ВМС Барьерной армии.

Чем еще прославилась Крымская локация, так это погодой. Дождь шел в Зоне Смерти непрерывно и везде, факт малопонятный метеорологам, но известный всем обитателям, однако только в Крыму люди забыли, какого цвета нормальное небо и как выглядит Луна. Облачность, которая хотя бы раз в году давала передышку другим локациям, здесь являлась чем-то неизменным. Земля и море, воздух и облака – вот все, чем могла похвастаться эта местность. И еще грозами. Ежедневными, круглогодичными, мощными, беспощадными.

Грозы грохотали над островами и обоими морями, превращая дни в ночи, а ночи в бесконечные мерцающие шоу. Лишь изредка грозовые фронты расходились к периферии, оставляя над центром только серую облачность, и тогда локацию накрывал густой туман, что в некотором смысле еще хуже. А зимой вместо дождя частенько начинал сыпать снег. Но если Новосибирск зимой просто утопал в снегах, на Керченском острове аномальные капризы погоды выглядели более зловеще. Чудовищные перепады температур, иногда на сорок градусов в течение суток, то превращали крымские острова в огромные ледяные замки, то вновь разводили непроходимую слякоть, а ураганный ветер с ледяными зарядами мог запросто изрешетить технику или людей. Так что покой обитателям Керченского и Феодосийского островов даже не снился ни зимой ни летом, ни ночью ни днем.

Вот так здесь и жили. Когда грохотало, ждали затишья. Когда наступало затишье, бродили, чертыхаясь, в тумане и молили всемогущий Узел, чтобы он послал грозу, которая разгонит проклятую молочную завесу, в которой не видно даже пальцев вытянутой руки. Почему молили Узел? Это третья уникальная особенность локации.

Только в Крыму сформировался настолько стабильный и однородный состав населения. Практически всю сушу в пределах Барьера (кроме Феодосийского острова) контролировала незаконная вооруженная группировка – Орден Священного Узла. Нет, изредка здесь появлялись вольные ходоки, иногда забредали даже целые группы, а со стороны Керчи сквозь Барьер то и дело проходила разведка Барьерной армии (главный штаб Крымской бригады базировался в приграничной Тамани, а силы быстрого реагирования квартировали в Керчи, вплотную к Барьеру), у военных даже имелась своя тропа к тамбуру локации. Узловики о ней знали, но никого из идущих по этой тропе не трогали. Официальных документов о статусе тропы не существовало, но стороны соблюдали нечто вроде джентльменского соглашения. У Ордена имелся водный путь через Арабатский залив от побережья Сиваша до причалов поселка Мысовой, а в распоряжении военных оставалась тропа от берега, из бухты Широкой к Щелкинскому тамбуру. Кроме того, военные закрепили за собой небольшую часть наполовину обвалившихся катакомб, которыми издавна славилась эта местность. Но реально контролировали Керченский остров исключительно узловики.

А вот акваторию и остров Феодосия контролировали силы Черноморской и Азовской эскадр Крымской Барьерной флотилии. Правда, толку от их контроля было мало. Морским путем в локацию люди прибывали до 2055 года, когда на Большой земле Зона еще считалась местом романтичным и загадочным. В те времена в народных массах, особенно в европейских, бушевал нездоровый энтузиазм по поводу Зоны и культивировалась брутальная сталкерская эстетика. Но к началу 2056 года, когда народ разобрался, что такое Зона и с чем ее едят, ажиотаж сошел на нет, и транспортов с добровольцами стало на порядок меньше, чем за год до этого. А после Большой зачистки, в которой погибло немало бывших переселенцев из Европы, поток энтузиастов вовсе иссяк. Так что морским силам Барьерной армии оставалось лишь нести пограничную службу да отстреливать наиболее опасных гидроботов. Тем не менее факт оставался фактом. Акватория оставалась под контролем военных, а остров Феодосия служил базой флотилии внутри локации.

Вот по этим трем пунктам Крым и отличался от прочих локаций Зоны. А в остальном… Чугунков здесь встречалось не меньше, а жестяной растительности, возможно, даже больше, чем везде. Слякоти, развалин и уныния хватало, как и в прочих локациях. Целых два моря – таким богатством не могла похвастаться даже локация Сосновый Бор с ее Финским заливом, – но что толку от морей, если в них опасно даже умываться?

Нет, пожалуй, имелось еще одно отличие. На оплавленном, а потому гладком, будто его покрыли слоем стекла, острове Феодосия не водились биомехи. Вообще. И скорги не водились. И автоны не росли. «Зараза» имелась, куда без нее, но зацепиться, покрыть «стеклянные» скалы жестяной плесенью или прорасти автонами наноботам никак не удавалось.

Наверное, дело в том, что техносу на острове не хватало энергетической подпитки. С энергополями на Феодосии как-то не складывалось. В центре, там, где сохранился красивый архитектурный ансамбль городской администрации, слабенькое энергополе имелось, моряки с базы приносили туда трофейные аккумуляторы на подзарядку, но и в этом месте концентрация техноса оставалась практически нулевой. Кое-где встречались пятна жестяной плесени, витала ржавая пыль, торчали хилые металлические травинки, но это все, на что хватало сил вездесущего техноса.

Неудивительно, что именно Феодосия стала своего рода Зональным курортом, на который мечтали попасть все органические обитатели пятиземелья, утомленные бесконечной борьбой за выживание.

Хрен с ними, с грозами, плевать, что голые скользкие скалы, главное – душевный покой! Не за этим ли испокон веков люди съезжались в Крым со всей великой страны? Здесь они лечили именно душу, а не тело. Ведь море есть и в других местах, а такого покоя и особой душевной «энергетики» нет нигде, кроме Крыма.

Катастрофа изменила многое, в том числе и здесь, но не смогла изменить главного: не отняла у Крыма этой вот задушевности.

Наверное, со стороны это выглядело глупо – мечтать о голом, остекленевшем куске скалы, торчащей посреди моря. Но пойдите, скажите это застрявшим в Зоне военным, сталкерам или другим людям. Пойдите, пойдите. Только прихватите с собой свинцовые примочки для расквашенного носа и подбитых глаз.

Каждый человек живет по своим понятиям и в своем мире. Кто-то живет на десять тысяч евро в сутки, и в его мире есть Куршавель. А кто-то рядом, буквально в соседнем доме, в старой части деревни Жуковки, едва сводит концы с концами, и его мир ограничен Барьером на сто первом километре. Для второго и подмосковный пансионат предел мечтаний.

Так и Феодосия. Для любого жителя Зоны Смерти это слово значило очень много. Этот голый клочок суши для сталкеров стал почти синонимом рая. Без кущ и амброзии, зато можно расслабиться. Оазис в пустыне. Русская баня в Заполярье. Кислородный купол на Марсе. Рай в аду…

…Сегодня утром в «адском раю» стоял туман. Не такой густой, как бывало зимой, но достаточный, чтобы видеть не дальше чем на четверть кабельтова. В принципе, от буя на входе в бухту до причалов по дну шел ведущий кабель, по которому с помощью аппаратуры АВК можно легко идти и в тумане, но накануне кабель перерезали гидроботы и восстановить его никто не успел. Пришлось воспользоваться услугами лоцмана.

Воспользовались, но и это не помогло. Лоцман старался изо всех сил, подключил к делу всю аппаратуру и весь свой опыт, но туман сгущался, эфир забили помехи, огромные косяки любопытных гидроботов навешали вокруг ложных целей, которые делали невозможной нормальную эхолокацию, а спутниковая навигация в этих местах не работала отродясь. Короче, проводку пришлось прекратить.

Корабли встали на якоря прямо посреди Новой бухты и занялись устранением хотя бы части проблем. В первую очередь – очисткой акватории от гидроботов. Были задействованы все средства: от противодиверсионной гидроакустической станции МГ-77 до старых, но надежных семиствольных гранатометов «МРГ-1», глубинных бомб «РБГ-101» и даже до обычных глубинных гранат, которые со шкафутов швыряли матросы. Ситуация немного улучшилась, но очистка акватории от избытка гидроботов никак не повлияла на густоту тумана, так что сойти на берег экипажам светило не раньше завтрашнего утра.

Нельзя сказать, что этот факт сильно огорчил экипажи, плюс-минус десять часов, не принципиально. Да и не такое уж великое удовольствие фланировать в темноте и тумане по скользким «стеклянным» скалам. Но если положить руку на сердце, после долгого перехода с Тихого океана морякам хотелось ощутить под ногами хоть какую-то твердь.

А еще им хотелось хотя бы на миг оказаться в безопасности. Просто перевести дух. Ведь пока они оставались на борту, ни о какой безопасности речь идти не могла. Это моряки поняли сразу, как только корабли прошли сквозь Барьер. Даже раньше.

Они поняли это, когда две неизвестные подлодки (по классификации местных – два гидромеха) атаковали флагман оперативной эскадры БПК «Архангел Михаил» ракето-торпедами прямо сквозь Барьер с дистанции в полторы мили. Эсминец «Хабаровск» сумел отразить атаку, уничтожил ракеты залпом из РБУ, но нанести ответный удар не сумел ни «Хабаровск», ни подлодки из конвоя оперативной эскадры. Гидромехи ушли на глубину, развернулись и умотали куда-то в сторону Уваровского пролива. Они будто бы просто предупредили флотскую группу: «Мы знаем, что вы пришли, мы вам не рады, у нас есть оружие против вас». Предупредили и ушли.

Зачем предупреждали? А пойми эти машины. У них ведь своя логика. Вроде бы человеческая, ведь изначально их строили и программировали люди, но теперь уже своя, малопонятная всем, кроме самых продвинутых технарей.

Командир спецгруппы отряда морской пехоты майор Бойков спустился по узкому трапу на нижнюю палубу и быстрым шагом направился к отсеку «2Б», в котором, как выяснилось, проводилась летучка. Почему потребовалось собирать совещание именно в этом отсеке, почему оно вообще проводилось не на флагмане или на борту одного из крейсеров флотской группы, а здесь, на второй палубе ремонтно-заправочной плавбазы «Инженер Овчинников», Бойков не понимал. Даже с учетом того, что корабли находились в зоне боевых действий, подстраховка начальства казалась неуместной. Вряд ли эти тупые железки – гидромехи – стали бы атаковать флагман повторно. Все-таки не открытое море, а бухта, оборудованная по всем правилам фортификации, защищенная новейшими системами обороны, к тому же полная кораблей. И подступы к бухте охраняли многочисленные малые подлодки. Никакому крупному чугунку не прорваться. Но командование решило, что стоит подстраховаться. Что ж, на то оно и командование, чтобы принимать решения. А подчиненные должны эти решения выполнять, а не обсуждать.

Майор проехался по поручням еще одного трапа и, наконец, очутился у переборки отсека «2Б». Створка отъехала в сторону, майор вошел и замер у порога. Прежде чем сделать следующий шаг, ему следовало попросить разрешения войти и представиться.

Совещание, как выяснилось, собрал не командир оперативной эскадры ТОФ, прибывшей на усиление Крымской флотилии Барьерной армии, а сам командующий Крымской бригадой и временно исполняющий обязанности командующего всей Барьерной армией вице-адмирал Колесник. Видимо, время поджимало, и адмирал не стал дожидаться, когда разойдется туман и корабли ошвартуются у причалов Феодосийской базы. Прибыл, как та гора к Магомеду, лично. И майор Бойков догадывался, почему на «Овчинникова». Ведь именно в трюмах этого мастодонта хранились новейшие образцы техники и вооружений, ради боевых испытаний которых, собственно, и совершили свой дальний поход тихоокеанские корабли. Скорее всего, после совещания Колесник намеревался их осмотреть. Или уже осмотрел и теперь собрал совещание по результатам знакомства с образцами.

– Разрешите?

В сторону Бойкова обернулся командир тихоокеанской эскадры «кап-раз» Еременко. Он махнул майору и что-то негромко сказал адмиралу Колеснику. Адмирал кивнул и жестом подозвал Бойкова:

– Подойдите, майор.

– Господин вице-адмирал, командир специальной группы отдельного отряда морской пехоты майор Бойков по вашему приказанию прибыл!

– Отставить формальности, – адмирал махнул рукой, – здесь у нас все просто. Пока стой и внимательно слушай, майор. Александр Иванович, продолжим. Итак, что мы имеем в усилении?

– В состав моей группы входят пять кораблей первого ранга: флагман – атомный противолодочный крейсер «Архангел Михаил», БДК «Адмирал флота Орлов», борт 024, БПК «Космонавт Прошкин», борт 280, эсминцы «Хабаровск» и «Уссурийск». Вспомогательное судно – новейшая ремонтно-заправочная плавбаза «Инженер Овчинников». В охранении дивизион из шести малых атомных подлодок проекта 2312 «Барракуда».

– Неплохо, – Колесник кивнул. – Хотя в новых условиях существенным усилением это не назвать. Противник, как выяснилось, только в Крымской локации Зоны имеет флот, вчетверо превышающий наш, даже с учетом вашего усиления. Но самое главное, противник способен мгновенно перебросить резервы с Балтики.

– Мы тоже можем обратиться к Горовикову…

– Вы упустили ключевое слово, Александр Иванович, – перебил Еременко адмирал. – Я сказал – мгновенно. Не в кратчайшие сроки, допустим, за неделю, как мы, а мгновенно. Вот только что гидромехи фигурировали в Финском заливе, в поле зрения Горовикова, а уже в следующую минуту они идут полным ходом к Уваровскому проливу.

– Мистика какая-то, – вырвалось у кого-то из старших офицеров-тихоокеанцев.

– Никакой мистики, – адмирал включил указку и направил красный лучик на допотопную пластиковую карту, висевшую на стене. – Вот где-то в этом квадрате начинается подводный тоннель, который ведет к тамбуру. Так считают мои разведчики.

– Разрешите вопрос, – обратился к адмиралу начштаба тихоокеанской группы. – Откуда у биомехов вообще взялся такой флот? У них всего два водных Городища, как могли они наклепать в них целый флот? Из чего, да и когда?

– Вопросы серьезные, – Колесник кивком приказал одному из своих офицеров включить проектор. – Хороших записей у нас нет, есть только несколько снимков на длинном фокусе и десяток спутниковых фотографий. Взгляните. Если не прогуливали лекции по истории флота, все поймете сами.

Перед глазами офицеров зависла объемная проекция. Некоторое время все молча ее разглядывали, а затем у кого-то из гостей вырвалась негромкая реплика.

– Е-мое, это же… класс «Лейпциг».

– По истории мирового флота пять баллов, – одобрил Колесник. – Это и есть немецкий легкий крейсер «Лейпциг». Спущен на воду в 1929 году. Водоизмещение 6700 тонн, экипаж 850 человек, 9 орудий калибра 150 миллиметров. В 1946 году его загрузили емкостями с отравляющим газом и затопили на Балтике. Из других кораблей этой серии нам лучше всех знаком «Нюрнберг», который после войны некоторое время служил под именем «Адмирал Макаров», а в 1959 году пошел на слом.

– А нельзя рассмотреть поближе?

– Тоже правильный вопрос. Если рассмотреть поближе…

Изображение увеличилось. Тихоокеанские гости дружно охнули. Теперь они видели, что этот корабль никакой не «Лейпциг». Даже не корабль.

– Вот гады, изуродовали такую вещь, – сказал Еременко. – Гидромех?

– Он самый. Причем не самый крупный. Не знаю, каким образом гидромехам удается выходить за пределы локаций и поднимать корабли со дна, но они это делают, и, как видите, успешно. Поднимают, перекраивают на свой вкус, вооружают современными стрельбовыми комплексами и ставят в строй. Они сформировали… вот полюбуйтесь… уже целый флот, причем основная масса прототипов сто лет назад входила в состав гитлеровского Кригсмарине. Вот в этих гидромехах явно угадываются «гены» легких крейсеров класса «Эмден». Думаю, это бывший «Карлсруэ», а это «Кельн» или «Кенигсберг». А вот эта громадина габаритами превосходит Технокракена – думаю, вы слышали о нем, это флагман флота гидромехов, – так вот, эта тварь когда-то вполне могла быть авианосцем «Граф Цеппелин», который исчез при невыясненных обстоятельствах, когда наши буксиры тянули его в Ленинград после войны. Вот этот гидромех в прошлой жизни мог быть тяжелым крейсером «Принц Ойген», а это подлодки девятой серии…

– А вот это тип 21, – увлекшись сравнительным анализом, сказал один из офицеров-гостей, – океанские, со шноркелем, такие подлодки имели индексы начиная с U-3003. Они первыми начали использовать торпеды акустического наведения Т-5 «Цаункениг».

– Верно, – согласился Колесник. – Между прочим, именно модификацией этих торпед вас встретили гидромехи у Барьера.

– Мы думали, это новые подводные ракеты.

– Мы тоже так думали, пока не выловили одну такую сигару. Узел модернизировал это старье так, что теперь по ТТХ оно превосходит любые наши новинки. Больше приличных снимков у нас нет, но разведка докладывает, что в составе «флота призраков» имеются и рейдеры класса «Атлантис», и миноносцы типов «Вольф» и «Эльбинг», и множество посудин поменьше.

– Почти все миноносцы серии «Т» были потоплены во время войны на Балтике, – заметил знаток-тихоокеанец.

– А их биомеханические реинкарнации встречаются и на Балтике, и на Черном море, и на Азове, – кивнув, сказал Колесник. – Такая вот петрушка. В связи со всем изложенным перед нами стоят три задачи. А вернее – задача триединая. Обнаружить и заблокировать доступ к водному тамбуру, уничтожить флот гидромехов, а также выяснить, каким образом гидромехам удается поднимать затонувшие корабли за пределами локаций. Если у них имеется способный к автономному плаванию лазутчик, который поднимает и буксирует ржавые корыта в Городище-на-дне и в Городище Остров, его необходимо установить и уничтожить. Вопросы? Соображения?

– Разрешите? – сказал Еременко. – Усиление морской группировки техноса – это не только наша проблема. Заблокировав тамбур, мы ее не решим. Здесь нужен системный подход. Мы должны согласовать операцию с адмиралом Горовиковым и с лицами, ответственными за акватории других локаций. И еще, думаю, следует сменить приоритеты. Проблему лазутчика следует поставить первым пунктом или выделить в отдельную задачу. Гидромех, способный покидать пределы Зоны, это угроза иного порядка, не только для нас, но и для судоходства на большой воде. А если он не один? Если способные к автономке гидромехи сформируют «волчью стаю» и устроят переполох на атлантических или тихоокеанских трассах?