Поехала Надежда Степановна в магазин художественных товаров, что на Сердобольской улице, а номер дома позабыла. И вроде бы внимательно слушала она, как преподаватель на курсах «Декоративная роспись по дереву» называла адрес магазина… А всё равно никак не могла вспомнить номер дома. Сдавалось ей, что это дом 28, но не было такого дома на чётной стороне Сердобольской улицы. Дом 26 был, а дома 28 не было! А может, ей вовсе и не дом 28 нужен?

Да и сама улица странная: не прямая, как все нормальные улицы, а на одном из перекрестков уходит под углом, образуя с другой улицей что-то вроде латинской буквы «Y», – поди ж ты, угадай, где какая… Да к тому же ещё и задумалась не вовремя… Вот и не заметила Надежда Степановна, как снова очутилась на Торжковской улице, с которой начала поиски художественного магазина, как ей посоветовала преподавательница курсов: выйти из метро «Черная речка» и идти по Торжковской улице до пересечения с Сердобольской улицей. Вернулась она назад, вышла снова на Сердобольскую улицу. А улица дли-и-нная, конца ей не видно!

Ох, устала пенсионерка, сил больше нет бродить по Выборгской стороне и искать неизвестно что! А на улице-то зима: холодно, кругом снег, под ногами лёд.

Перешла она на другую сторону Сердобольской улицы, где было больше домов, и пошла по ней. Шла, шла… И очутилась на Белоостровской улице. Обернулась она и увидела, что снова не туда пошла на злополучном перекрестке наподобие буквы «Y»: всё больше под ноги смотрела, чтобы не поскользнуться, номера домов читала да свой магазин художественный высматривала.

Видит она, что дело плохо, и решила позвонить своей знакомой, которая тоже учится на этих курсах: может, она запомнила номер дома? Достала мобильный телефон, набрала номер, а ей никто не отвечает. Долго ждала она, что знакомая ответит, но не дождалась. Совсем растерялась Надежда Степановна.

Решила она спросить у добрых людей, где художественный магазин находится. Одного остановила, другого, третьего – все только плечами пожимают, не знает никто такого магазина.

«Да-а, не тянется народ к искусству, никому сейчас не нужны художественные товары! Капитализм обязывает: все думают о том, как бы больше денег заработать, – приуныла Надежда Степановна. – Хоть бы одну родственную душу встретить! Обстоятельства лишь сталкивают людей друг с другом, а сближает их родство душ».

Подумала она так, и вдруг видит приятную молодую женщину с мальчиком примерно такого же возраста, как и внучка Надежды Степановны – второклассница Ксюша.

«Может, она знает?» – подумала Надежда Степановна и подошла к женщине.

– Извините, Бога ради, может, Вы мне поможете? Я ищу магазин художественных товаров…

– Я знаю, где этот магазин! – неожиданно ответил мальчик вместо мамы. – Это очень хороший магазин, туда со всего города приезжают. Я тоже им пользуюсь. Рядом с этим магазином Завод художественных красок.

Обрадовалась Надежда Степановна и стала внимательно слушать, как мальчик объясняет ей дорогу:

– Вам сейчас надо вернуться назад по Белоостровской улице во-о-н до того светофора, – и показал рукой.

Обернулась Надежда Степановна, посмотрела, куда мальчик показывает рукой, и кивнула согласно.

Мама мальчика в это время стояла рядом и не вмешивалась в их разговор.

– На этом светофоре Вы перейдёте улицу и окажетесь напротив улицы Графова. Пойдёте по этой улице до пересечения с Лисичанской улицей и повернёте налево. По Лисичанской улице Вы уже дойдёте до Сердобольской улицы и повернёте направо. Там и увидите магазин, он недалеко от перекрестка. Называется «Нева».

Поблагодарила Надежда Степановна мальчика и пошла, стараясь не забыть, что он ей говорил, и не запутаться в названиях улиц. Вдруг слышит, кто-то кричит. Оборачивается она и видит, что мальчик стоит на том же месте и машет ей рукой, показывая на другую сторону улицы, а мама терпеливо стоит рядом. Огляделась она и поняла, что прошла светофор. Кивнула она мальчику, вернулась к светофору и перешла на другую сторону улицы. Тут же она увидела улицу Графова и пошла по ней, а по дороге стала с благодарностью думать о мальчике: «Надо же, по возрасту такой же, как моя внучка, а до чего рассудительный! И мама у него хорошая». Шла она, шла, дошла до перекрестка, повернула направо, как сказал мальчик… И очутилась в Вазаском переулке, который пересекала какая-то улица.

«Эх, опять что-то перепутала! – стала сокрушаться Надежда Степановна. – Надо было переспросить, уточнить, а я постеснялась, стыдно стало, что маленький мальчик дорогу мне объясняет!»

Но делать нечего, надо снова обращаться за помощью. Встретила она прохожего, но про магазин художественный уже не стала упоминать, спросила лишь, как дойти до Сердобольской улицы, и он ответил, что ей надо идти по Лисичанской улице (и прохожий показал на улицу, пересекавшую Вазаский переулок) до пересечения с первой улицей. Это и будет Сердобольская улица.

«Лисичанская улица! – обрадовалась Надежда Степановна. – Это же про неё мальчик говорил».

И пошла она по этой улице. Подходит к перекрестку и вдруг видит, что там стоит знакомый мальчик и ждёт её.

– Зачем же Вы повернули раньше? – укоризненно спросил он. – Ведь я сказал Вам, чтобы Вы шли до пересечения улицы Графова с Лисичанской улицей.

– А я увидела большой дом поперек улицы, и подумала, что это перекресток… А название улицы и не посмотрела, – стала оправдываться Надежда Степановна. – А как же ты здесь оказался? Тебе тоже надо в этот магазин?

– Нет, – ответил мальчик. – Я увидел, что Вы снова пошли не туда, и решил Вас найти и довести до магазина.

– А где же мама? – оглянулась по сторонам Надежда Степановна.

– Мама осталась меня ждать на Белоостровской улице.

– Какой же ты лапушка! – всплеснула руками Надежда Степановна.

– Пойдёмте, я Вас доведу, тут уже немного осталось, – сказал мальчик. – А то Вы без меня снова заблудитесь.

Довел он её до магазина, до которого было уже рукой подать, и сказал:

– Вот он – магазин! – потом показал на ведущие в него три ступеньки и добавил: – Осторожно, здесь скользкие ступеньки.

– Спасибо тебе, мальчик! Спасибо, родненький! – сказала растроганная Надежда Степановна вслед мальчику, который уже бежал к маме. – Родственная душа!

Ё-тва

Нина Михайловна болезненно переживала свой выход на пенсию осенью 2005 года. Особенно её смущала убийственная официальная формулировка: «Выход на пенсию по старости», которая означала, что она перешла некий рубеж, за которым её активная жизнь отныне закончена, всё самое лучшее осталось в прошлом, и впереди нет ничего светлого и радостного. Старость в её сознании прочно ассоциировалась с опустившимися старухами, сидевшими на лавочке возле подъезда её дома, главным занятием которых были сплетни и обсуждение бесконечных телевизионных сериалов. Нина Михайловна выглядела моложаво для своих лет, на здоровье не жаловалась, продолжала активно работать, и у неё даже мыслей не было уходить с любимой, хоть и нервной, учительской работы. Но теперь каждый рабочий день напоминал ей о том, что всё это когда-нибудь закончится навсегда, и тогда неизбежно возникнет вопрос: как ей жить на 2300 рублей пенсии, которые ей начислили летом, когда она, за два месяца до наступления пенсионного возраста, впервые посетила районное отделение Пенсионного Фонда. Тогда ей подробно объяснили, какие документы необходимо предоставить, поставили на учет, и сегодня, спустя несколько дней после того, как Нина Михайловна «отпраздновала» свой 55-й день рождения, ставший началом отсчета нового этапа в жизни, она снова ехала Пенсионный Фонд, чтобы отдать недостающие справки о заработной плате.

Нина Михайловна вышла из автобуса, прошла несколько метров, и тут её остановил внешне ничем не примечательный мужчина примерно одного с ней возраста. На нём были тёмные, неопределённого цвета, помятые брюки, тёмная серая болоньевая куртка очень простого покроя, старая вязаная полосатая шапка, а на плече висела изрядно потрепанная сумка. Примерно так выглядит основная масса рабочих, которых она безошибочно определяла в метро по пути на работу и с работы. Они обычно сидят, закрыв глаза и обняв свои замусоленные сумки с бутербродами, и никогда не уступают место женщинам, у которых сумки ничуть не меньше.

Мужчина сказал слабым, жалобным голосом:

– Помогите мне на хлеб!

Нина Михайловна удивлённо посмотрела на него: она никогда не могла смириться с тем, что вполне здоровые на вид мужчины, среди которых порой встречаются довольно молодые, просят милостыню у пожилых женщин. Она поймала себя на словах «пожилые женщины». «Да, теперь я – пожилая женщина, вышедшая на пенсию по старости, – с горечью подумала она, – и к этому надо привыкать».

Нина Михайловна вздохнула и молча пошла дальше, но мужчина увязался за ней, продолжая уговаривать:

– А что Вы так удивляетесь?.. Ё-тва… – сказал он, и Нина Михайловна догадалась, что «ё-тва» – это самый настоящий мат, но уже адаптированный к повсеместному легальному употреблению. – Думаете, легко прожить на мизерную пенсию?

Нина Михайловна остановилась и снова, уже более внимательно, посмотрела на его лицо: он и в самом деле был пенсионного возраста, но, по её мнению, выглядел слишком крепким и здоровым, чтобы просить милостыню. Он, несомненно, выпивал, но вполне мог бы подрабатывать где-нибудь, чтобы не лишаться «любимого занятия».

– Вам не стыдно просить у меня деньги? Вы мужчина, а я женщина, и тоже, между прочим, пенсионерка! – возмущённо сказала она, невольно отметив про себя, что уже начала привыкать к этому новому для себя слову.

– Да-а-а?.. Ты пенсионерка?.. Ё-тва… Н-ну, извини-и! – протянул мужчина, удивлённо подняв брови и оглядывая Нину Михайловну с ног до головы. Весь его вид словно говорил: «И чего это ты так вырядилась? Разве так должен выглядеть пенсионер? Тебе же никто никогда не подаст на хлеб!»

Мужчина остался на месте, пытаясь осмыслить произошедшее, а Нина Михайловна пошла дальше. Эта встреча оставила у неё в душе неприятный осадок. «Неужели и я со временем буду выглядеть так же, как этот опустившийся мужчина? – горестно размышляла она. – Неужели и мне придется просить у людей милостыню?» У неё возникло и стало крепнуть ощущение, что теперь с каждым новым днём в её жизни будет всё меньше и меньше радости. С этим ощущением она вошла районное отделение Пенсионного Фонда.

***

С первого посещения Нина Михайловна помнила, что ей надо подняться на второй этаж, где находится специалист 13-го участка, к которому она была приписана. Летом в коридоре дожидались своей очереди всего лишь несколько человек, и вся процедура постановки на учет прошла для неё довольно быстро. Она надеялась, что и сегодня она не задержится, потому что тогда же, на первичном приёме, специалист сказала Нине Михайловне, что при подаче справок уже не нужно стоять в очереди, а можно сразу войти в кабинет и отдать ей справки.

Нина Михайловна поднялась на второй этаж, вошла в коридор – и застыла на месте от удивления. В маленьком помещении площадью не более 30 квадратных метров было полно народу, стоял непрерывный гул множества голосов. Вдоль стен коридора стояли сильно изношенные кресла с откидывающимися сиденьями, ещё советских времён, взятые, по всей видимости, в одном из кинотеатров, которые после перестройки в массовом порядке были переоборудованы под казино, и на этих креслах сидели счастливчики. Остальные толпились посреди коридора или стояли, прислонившись к стенам. Всем надо было попасть в единственную дверь, на которой висела табличка: «Специалисты 11, 12, 13, 14 участков» (другие кабинеты были в других коридорах). Было очень жарко, дышать было нечем.

От неожиданности Нина Михайловна растерялась. Она поняла, что, хоть специалист и разрешила ей пройти без очереди, всё равно не сможет проигнорировать стоящих в этой тесноте людей – таких же, как и она, пенсионеров.

– Кто последний к специалисту 13-го участка? – спросила Нина Михайловна, подойдя к двери кабинета.

– Я, – ответил ей высокий, худой мужчина, одетый в простую, но идеально выглаженную одежду и начищенную до блеска обувь.

– А перед Вами есть кто-нибудь? – уточнила Нина Михайловна, чтобы понять размер своей очереди.

Мужчина молча кивнул головой на женщину в пальто и вязаной шапке, стоявшую перед ним. Перед этой женщиной больше никого не было, и Нина Михайловна поняла, что эта женщина первая по очереди. Исходя из своего опыта первого посещения, Нина Михайловна предположила, что минут десять-пятнадцать придется ждать… Ну, может быть, чуть дольше… Не так уж и долго, конечно… Можно и постоять. И она принялась разглядывать тех, кто стоял в соседних очередях.

Женщина, стоявшая недалеко от Нины Михайловны, говорила многозначительно, скрестив руки на животе:

– Да-а-а, много народу сейчас травится! Очень много. Никогда такого не было, а тут каждый день травятся и травятся!

– Чем травятся? – спросил испуганный женский голос из толпы.

«Так, одна попалась!» – подумала Нина Михайловна, но не стала оборачиваться на этот голос: какая ей разница, кто это так живо интересуется откровенными сплетнями?

– Как это «чем»? Батончики шоколадные старые, например, уже много бед наделали, да… Да все сейчас перележалое, вот и травятся! А «им» это и лучше – меньше народу будет!

– Кому «им»? – спросил всё тот же испуганный женский голос.

– Передавали, что народу теперь будет меньше. Если так травятся, то, конечно, меньше будет народу! – продолжала рассказчица, словно не слышала вопроса.

– Так кому «им»? – не унимался любопытный голос.

– Да уж известно, кому, – осторожно сказала пенсионерка, сохраняя многозначительность своей недосказанностью.

Нина Михайловна обратила внимание на высокого полного мужчину в кожаной куртке и кепке: он сильно потел и часто вытирал лицо и лоб рукой. Невысокая женщина, стоявшая рядом с ним, несколько раз внимательно посмотрела на него снизу вверх, а потом участливо спросила:

– А Вы, наверное, потеряли платочек, да? – и, увидев недоуменный взгляд мужчины, добавила: – А то бы вытерлись…

Мужчина несколько секунд смотрел на неё с высоты своего роста, а потом спросил:

– А Вы давно задаёте идиотские вопросы?

– Я просто подумала, что Вы могли бы вытереть пот, если бы у Вас был платочек… – невозмутимо ответила женщина.

– Я всё равно потею: хоть с платочком, хоть без платочка! Понятно Вам? – грозно ответил мужчина, и женщина с демонстративно– безразличным видом отвернулась от него.

Вид потеющего мужчины напомнил Нине Михайловне, что ей самой жарко и душно, и она решила воспользоваться разрешением специалиста войти без очереди: «А почему нет? Ведь я уже стояла в очереди, на первичном приеме, и специалист разрешила мне зайти без очереди».

– Скажите, а Вы в первый раз идете на прием? – спросила она у женщины в вязаной шапке, которая была первой в их очереди.

– Да, в первый раз, – коротко ответила женщина.

– Вы знаете, я уже была на приеме, специалист мне сказала, что я могу зайти без очереди, отдать ей справку – и всё, – сказала Нина Михайловна. – Я тогда зайду вместе с Вами и положу справку на стол – специалист меня помнит.

Женщина промолчала. Мужчина, который стоял перед Ниной Михайловной, тоже промолчал. Нина Михайловна расценила их молчание, как согласие, и стала рядом с женщиной – ближе к двери. Когда пригласили войти следующего посетителя 13-го участка, женщина в вязаной шапке бросилась к двери, опасаясь, что Нина Михайловна войдёт первой, и быстро вошла в кабинет. Нина Михайловна пропустила её и двинулась вслед за ней, но высокий мужчина остановил её:

– Женщина, между прочим, тут очередь!

– Я понимаю. Я просто войду с этой женщиной и положу справку на стол.

– Мне тоже только донести одну справку, но я ведь стою! – сказал мужчина раздраженно.

Нина Михайловна поняла, что повела себя неправильно: наверное, надо было и с мужчиной оговорить тот же вопрос. Она решила: раз он все слышал и не возражал – значит, вопрос решен. Но оказалось, что это не так, и, чтобы исправить положение, она сказала мужчине как можно вежливее:

– Извините, я не знала. Тогда я пойду за Вами, – и вернулась на свое место.

Но мужчину это не успокоило, и он продолжил, всё больше раздражаясь:

– Просто наглеть не надо!

– Да Вы успокойтесь, я ведь не лезу напролом: нет – так нет! – попыталась успокоить его Нина Михайловна, но он укоризненно качал головой, цокал языком, беззвучно произносил слова, и по движению губ и языка Нина Михайловна угадывала что-то похожее на «е-тва», но уже не в адаптированной форме.

Она решила, что это уж слишком, тем более после её извинения.

– Я Вас так сильно чем-то обидела? – миролюбиво спросила она.

– Да нет, – ответил мужчина, поддавшись на её миролюбивый тон, но не удержался и тут же добавил: – Мне тоже только справку отдать, но я же не наглею!

– Да что Вы заладили: «наглею – не наглею»? Всё уже закончилось, успокойтесь! Сейчас Ваша очередь, а я пойду после Вас.

Но мужчина продолжал бубнить что-то в том же духе, и Нина Михайловна решила набраться терпения и больше не реагировать на его нескончаемое возмущение.

В это время к очереди 14-го участка подошла женщина и сказала:

– Мне только отдать справку – специалист разрешила мне зайти без очереди!

Вслед за ней подошла ещё одна женщина и, слово в слово, повторила то же самое. Ни она, ни её предшественница – даже не поинтересовались, есть ли в очереди кто-нибудь ещё, кому надо лишь отдать справку. Своим поведением эти женщины словно говорили всем остальным: «Я имею законное право идти без очереди – и я воспользуюсь этим правом, кто бы что ни говорил»!

Нина Михайловна увидела, что очередь к специалисту 14-го участка была самая большая. Несколько человек ответили двум только что подошедшим женщинам, что им тоже надо только отдать справку, но обе женщины ничего не хотели слышать. Одна из них заявила:

– У меня дома ребёнок без присмотра, и я не собираюсь тут никого слушать! Я войду, и никто меня не остановит!

В это время подошла ещё одна женщина, спросила, кто последний в 13-й участок, и узнав, что это Нина Михайловна, обратилась к ней:

– Вот посмотрите: у меня только одна справка, мне надо отдать ее – и всё, понимаете?

Худой мужчина с появлением этой женщины преобразился. Он уже радостно улыбался и поглядывал на Нину Михайловну, словно пытаясь сказать: «Теперь-то ты видишь, как отвратительно всё это выглядит? Теперь-то ты поняла, что мне пришлось вытерпеть? Я-то сейчас войду, а вот как теперь будешь реагировать ты – нахалка, которая пыталась пролезть без очереди?»

– Понимаю. Вот посмотрите: у меня тоже всего лишь одна справка, которую нужно отдать специалисту – и всё. Понимаете? – в тон женщине ответила Нина Михайловна с милой улыбкой, вполне справедливо полагая, что этим уже всё сказано.

Женщина обиженно поджала губы, и Нина Михайловна, чтобы не показаться грубой, решила смягчить категоричность своих слов, которую она вполне могла допустить под влиянием разгневанного мужчины:

– На первичном приеме у меня не было справки с угловым штампом, и мне пришлось съездить на Васильевский остров, чтобы взять её.

– А я за справкой ездила аж в Сосновую поляну! – вдруг оживилась женщина, словно Нина Михайловна своими последними словами сняла с неё некий запрет.

Нина Михайловна удивлённо посмотрела на женщину: «Значит, ей совершенно неважно, что мне, как и ей, надо лишь отдать справку, и что я нахожусь здесь уже почти полчаса, а она только что пришла? И всё только лишь потому, что она ездила за печатью дальше, чем я?»

***

Откровенное пренебрежение женщины её интересами вызвали возмущение Нины Михайловны, и она невольно вспомнила, что с подобным пренебрежением столкнулась, когда получала эту самую справку в бухгалтерии РОНО Василеостровского района. Сначала она позвонила туда, чтобы узнать, как ей получить справку, ей ответили, что этим вопросом занимается Янина Васильевна, и дали номер её телефона. Нина Михайловна позвонила Янине Васильевне, объяснила, что ей нужно, и спросила, когда она может получить справку.

– Это не так просто! – строго сказала Янина Васильевна, – Я должна заказать документы в архиве, а на это нужно время.

– Сколько нужно времени? – спросила Нина Михайловна.

– Неделя, – ответила Янина Васильевна. – Кроме того, Вы должны знать, что у нас очень строго: мы принимаем посетителей только в то время, на которое назначаем приём, поэтому Вы должны быть вовремя.

– Хорошо, назначьте время, и я приеду.

Янина Васильевна назначила ей приехать через неделю, в следующий вторник в 14 часов, строго предупредив Нину Михайловну, чтобы она не опаздывала.

В следующий вторник ровно в 14 часов Нина Михайловна вошла в бухгалтерию РОНО и спросила Янину Васильевну. Ей ответили, что она вышла, и попросили подождать. Нина Михайловна вышла в коридор и расположилась так, чтобы был виден стол Янины Васильевны: она никогда не видела эту женщину, и могла понять, что это она, лишь тогда, когда та сядет за свой стол.

По коридору мимо Нины Михайловны, не спеша, прошли две женщины, остановились возле окна в конце коридора и стали курить. Курили они долго, разговаривая о всяких малоинтересных для Нины Михайловны делах, причем, всё, о чём они говорили, выдавало их недовольство предметом разговора. Нина Михайловна никогда не любила подобные беседы, поэтому перестала прислушиваться сразу же, как только поняла бессмысленность этого разговора, её больше беспокоила справка, которую она пока не получила, хотя пришла точно в назначенное время.

Наконец, женщины докурили и нехотя разошлись, а одна из них вошла в бухгалтерию и села за стол Янины Васильевны. Нина Михайловна подошла к ней и сказала:

– Здравствуйте, Янина Васильевна! Неделю назад я заказала справку о заработной плате.

– Как фамилия? – строго спросила Янина Васильевна.

– Крылова.

– Ваша справка не готова! – уверенно и твердо ответила Янина Васильевна, демонстрируя голосом, что она даже не допускает мысли о возможности какой-либо вины со своей стороны.

– Как не готова? – удивилась Нина Михайловна.

– А вот так! – с вызовом ответила Янина Васильевна. – Я же работаю!

– А разве справка – это не работа? Ведь я заказала её неделю назад! – возмущённо сказала Нина Михайловна.

– Ну и что? И не надо на меня кричать! – сказала Янина Васильевна громче, чем Нина Михайловна.

– Ну, и что дальше? – спросила Нина Михайловна, поняв, что надо каким-то образом прекратить этот спор ни о чем, который удивительным образом напомнил ей разговор, который несколько минут назад Янина Васильевна вела в курилке с другой женщиной. Ради этого она решила придать себе несколько больший вес, чем имела на самом деле: – Я второй раз ехать к Вам не намерена. Я директор школы, оставила все свои дела, чтобы приехать к Вам…

– Надо было позвонить! – не сдавалась Янина Васильевна, на которую никак не подействовали слова Нины Михайловны.

– Когда Вы так строго назначили мне день и время, я поняла, что имею дело с профессионалом, – продолжила Нина Михайловна, стараясь не повышать голос, хотя Янина Васильевна говорила с ней только на повышенных тонах. – И, поскольку Вы не сказали мне, что предварительно надо позвонить, я поняла, что этого не требуется, – Нина Михайловна выразительно посмотрела ей в глаза, давая понять: «между нами, профессионалами, так принято». – А в 15 часов меня здесь уже не должно быть, иначе я опоздаю и подведу многих людей!

– Я до 15 часов успею! – неожиданно сказала Янина Васильевна. – Подождите в коридоре.

– У Вас даже стульев нет в коридоре! – с претензией, по инерции, сказала Нина Михайловна, но тут же поняла по тону Янины Васильевны, что что-то изменилось.

– Подождите, пожалуйста, в коридоре, – уже почти извиняющимся тоном сказала Янина Васильевна, – я сбегаю в архив.

«Оказывается, она назначила мне время, а сама даже не взяла в архиве нужные документы!» – подумала Нина Михайловна, выйдя в коридор и наблюдая, как Янина Васильевна быстрым шагом шла по коридору. Такое отношение к делу возмутило её, и ей было тем более обидно, что она знала бывших работников РОНО, которым за подобную «героическую работу на пределе человеческих возможностей» назначали пенсию до 15000 рублей. А ей, учителю с большим стажем, назначили пенсию в 2300 рублей! Ей было обидно ещё и потому, что её соседу, бывшему слесарю железнодорожной службы, назначили пенсию в 5000 рублей.