Внезапно кресло, в котором пациентка сидела, несколько задергалось и стало опускаться. Татьяна сжала кулаки. Во время аборта ей было так больно, что она по-дикому кричала. От ожидания предстоящей боли она сжалась в единый комок и несколько подала свою нижнюю часть тела вперед. И тотчас же вместо кулака или металлического расширителя она почувствовала мужской член. Он был настолько теплый и нежный, что она невольно вскрикнула. От приятного ощущения она открыла глаза и ее лицо засветилось неподдельной радостью. Потемкин, в чем его мать родила, стоял перед нею и очень умело делал легкие поступательные движения то вперед, то назад. Нагая все больше и больше впадала в сладкую истому…

Убийственный диагноз гинеколога о неспособности жены рожать детей наповал убил Чубчикова. Он почти неделю ходил словно помешанный. Он также не ел и не пил. В конце концов он успокоился. Окончательно и бесповоротно. Ему не было суждено иметь своего сына. Только с ним он строил будущее своей семьи, не только безоблачное, но и с большими деньгами…

Дальнейшая жизнь вообще у Чубчиковых расстроилась. Не проходило и дня, чтобы они не спорили. Доходило до рукоприкладства. Ненависть жены к мужу была нечеловеческой. Она, как иногда ему казалось, специально его провоцировала, создавала конфликтные ситуации. Нередко вызывала и милицию. Стражи порядка врывались в квартиру, и увидев слезы на глазах молодой женщины, тут же скручивали хозяина. Он не сопротивлялся, было бесполезно и бессмысленно. Татьяна без всякого стеснения раздевалась догола и показывала работникам административно-исполнительных органов свои синяки или подбитый глаз.

Неоднократные попытки Чубчикова найти ключик к семейному счастью, как правило, с треском проваливались. Шли месяцы, годы. Изменений к лучшему не было и не предвиделось. Он все больше и больше приходил к однозначному выводу: пора ставить точку всем склокам и семейным неурядицам. Он подал на развод.

Заседание суда прошло без каких-либо осложнений. Судья, очень молодая женщина спокойно и монотонно зачитала решение о разводе. Все на этом и закончилось. Никто из бывших супругов не плакал, не было и взаимных обвинений. Лишь после того, как они вышли из здания суда, Татьяна прошипела:

─ И зачем я, дура ненабитая, с этим долговязым все эти годы мыкалась…

Чубчиков на реплику не ответил. Он только сжал зубы и ускорил шаг. Через две недели пришло решение о разводе. Уже бывшие супруги продолжали жить в одной квартире. Каждый знал, что вопрос о разделе имущества все равно когда-то встанет. Знали, но схватку не начинали, хотя об этом исподволь разговоры вели. Чубчиков, как владелец жилья, считал, что его бывшая жена должна уйти из его квартиры. Она ни копейки за нее не платила. Откупную он все-таки ей делал, отдавал свою машину. Пяткова предложение бывшего мужа встретила в штыки. Ему она отдавала машину, себе требовала квартиру. У сожителей возникла потасовка.

Наступила осень. В отличие от многих прошлых она была очень дождливой. Шабашка у Чубчикова не шла. Заказчики предпочитали строить гаражи и фазенды в солнечную погоду. Он днями просиживал дома. От ничегонеделания его спасал телевизор. Радовало его и отсутствие бывшей жены. После развода она редко появлялась, где-то пропадала. В том, что у нее есть любовник, Федор не сомневался. Следить за ней или за ее любовником, желания у него не было. Он и сам подумывал о другой женщине, с которой хотел иметь детей и счастливое будущее. Однако он не торопился. Хотел, как можно скорее, разрешить вопрос о разделе имущества и с уже развязанными руками искать новую спутницу жизни. Требовалось время и больше ничего…

Пяткова появлялась очень редко, как правило, в конце месяца. Приходила и требовала денег на свое проживание. Чубчиков сначала не давал, ссылался на проблемы с заказчиками. Она грозилась выброситься из окна или позвонить в милицию. Ни того, ни другого он не хотел. Его желание в стократ усиливалось, когда любимая женщина заходила в спальню и раздевалась догола. Мужчина сначала разглядывал красивую женщину через замочную скважину, затем стучал в дверь, ссылаясь на то, что в спальне он забыл книгу или потерял подтяжки от брюк. Получив разрешение, он забирал необходимую вещь и мимоходом бросал взгляд на нагую. Она, уловив огоньки на глазах долговязого, еще шире раздвигала свои ноги и начинала в его присутствии мастубировать. Чубчиков пару раз выстоял от «напасти». Потом сдался. Во время одного из подобных трюков нагая накинулась на него и с бешеной силой привлекла его к себе. Затем повалила его на кровать, и задыхаясь от страсти, тихо прошептала:

─ Федя, я всегда буду твоей, если ты меня захочешь… ─ Оказавшись верхом на мужчине, «всадница» продолжила. ─ Только за американские доллары…

О чем говорила или просила его красивая шатенка, хозяин «кооперативки» не вникал и не понимал. Ему было не до ума, не говоря уже о каких-либо земных проблемах. Затворничество дало о себе знать…

После секса Чубчиков невольно впадал в раздумье, почему его бывшая жена ударилась в иностранную валюту. Она была далеко неглупая женщина. «Американки» или «зеленые» все больше и больше расползались по огромной стране. Лично он сам мало интересовался металлическими и бумажными знаками других стран. Особенно сейчас, когда его доходы с каждым днем падали. Бедствовал не он один, нищали десятки миллионов жителей страны под названием СССР. Его надежды, что придут хорошие времена, и он найдет богатых заказчиков, испарялись с каждым днем. Вскоре он оказался без работы. Тут же разбежались и его шабашники. Федор сильно переживал, но духом не упал. Квартира у него была, машина также. Не было жены, зато была проститутка. И это в какой-то мере его радовало. Оставалось дело за деньгами. Она стал заниматься извозом. Доход был небольшой, но этого хватало для редкого секса.

Пяткова в прямом смысле сходила с ума от «американок». Она почти каждое утро звонила на квартиру Чубчикова и интересовалась наличием у него валюты. Потом назначала ему встречу. Спонсор покупал доллары у подозрительных типов, шнырявших по вокзалу или на рынках. Страшно боялся, что его «прокатят». К его счастью, все обходилось…

Приближался Новый год. Чубчиков намеревался встречать праздник в гордом одиночестве. Пяткова своему бывшему мужу позвонила ровно в полдень и страшно обрадовалась, что его не оказалось дома. Ей это было только на руку. Именно сегодня она хотела окончательно расквитаться с долговязым, который оставил ее не только без копейки, но и не научил по-настоящему сексу. Другое дело ─ Павел, ее очередной избранник. Он был не только представительный, но и настоящий половой гигант. Пяткова за свою жизнь со многими переспала. Спала с молодыми и со стариками, с кудрявыми и лысыми, но лучше его не было. Бывший милиционер во время секса выжимал из нее все, до последней капельки. Не занимать у него было и искусства целоваться. Он делал такие засосы на ее губах, что в отдельные дни она не могла идти домой. На грудях или на других участках ее тела Кархин этого не делал. Знал, что через пару часов его любовница ляжет в постель к своему мужу. Возникнут проблемы…

Пяткова вошла в подъезд и почти на цыпочках поднялась по лестнице на третий этаж. Затаив дыхание, осторожно нажала на кнопку звонка. За дверью было тихо. Позвонила еще раз, на этот раз сильно и уверенно. Опять тишина. Ключом открыла дверь, ринулась в спальню. Быстро разделась догола и плюхнулась в постель. От внезапно нахлынувшего волнения ее руки предательски дрожали. Они и вчера дрожали, когда она вместе с Кархиным в его небольшой комнатке составляла план «Барбаросса» ─ насильственное изъятие квартиры у бывшего мужа.

Чубчиков появился дома под вечер. Он неспеша открыл дверь и направился на кухню, к холодильнику. Положил в него небольшой кусок мяса, две пачки пельменей и другую всячину, он купил ее для праздничного стола. Затем вошел в спальню и обомлел. В постели сидела его бывшая супруга, и едва он обратил на нее взор, как она тут же стала рыдать. Она так громко плакала, что у него от страха прошиб пот. Он подбежал к кровати и ужаснулся. Лицо нагой женщины было в крови, в крови была и белоснежная подушка. Она истошно кричала:

─ Люди добрые, помогите, помогите… Ой-ой, помогите, он ведь же меня убивает… Помогите, лю-ю-ю-ди доб-ры-еее.... Спасите ме-е-ня-я-я

Почему бывшая жена сильно вопила и просила людей о помощи, и кто ее хотел убить, Чубчиков все еще не понимал. Он не только ничего не понимал, но и ничем не мог помочь окровавленной женщине. Она на его обращения не реагировала. Она беспрестанно вопила и шлепала себя руками то по лицу, то по голове, а то и по своим ягодицам…

Неожиданно раздался звонок. Чубчиков рванулся к телефону и поднял трубку. Шли протяжные гудки. Звонок раздался вновь. Он подошел к двери, затем ее открыл. В сей же миг перед ним вырос милиционер с дубинкой в руке, позади его стояли два мощных амбала в милицейской форме. Хозяин квартиры, увидев стражей порядка, с недоумением выдавил из себя:

─ Я Вас сегодня не вызвал, товарищи…

Дальше все происходило как в настоящем кинобоевике. Один из милиционеров набросился на остолбеневшего долговязого мужчину и попытался завернуть ему руку. Не удалось. Чубчиков ловко вывернулся и побежал на кухню, закрыть дверь на щеколду не успел. Через несколько мгновений его спину и плечевой сустав пронзила страшная боль. Он дико вскрикнул, присел. Ему тут же скрутили руки и набросили наручники. Затем насильно усадили на стул, поближе к кровати, в которой все еще ойкала его бывшая жена. Чубчиков, окруженный милиционерами, все больше и больше пытался осмыслить происходящее в его квартире. Силился, но опять ничего не понимал. Он лишь изредка бросал свой взгляд то на заплаканную женщину, то на улыбающихся блюстителей порядка.

Минут через пять в дверь громко постучали. Вошедшая женщина, она была в белом халате, сразу же бросилась к потерпевшей. С полными ужаса глазами, она ее осмотрела. Результаты стала записывать в толстую тетрадь. На кое-то время Чубчиков оказался вне милицейского контроля. Он ринулся на балкон. В сей миг в его голове появилась мысль о самоубийстве. Он сделал шаг вперед и посмотрел вниз. До земли было не слишком близко. Быть инвалидом в расцвете лет ему не хотелось. Он тяжело вздохнул и вновь вошел в комнату, покорно сел на стул…

Федор Чубчиков встретил Новый год не в собственной квартире, а в рабочем общежитии. Милиционеры посадили его в УАЗ и привезли сюда, в комнатенку, в четыре квадратных метра. По дороге его строго предупредили о невыезде из города. Обещали также скоро во всем разобраться.

Только через три дня в комнату постучал какой-то тип и в приказном порядке попросил Чубчикова явиться в районный отдел милиции. Принял его молодой лейтенант, недавний выпускник школы милиции. Свидетельством этому была его новая форма одежды и скрипучие сапоги. Он открыл металлический сейф, вытащил небольшую папочку. Затем ее раскрыл и стал вслух читать. От услышанного у Федора защемило сердце. Во всех смертных грехах бывшая жена винила только его. Он что-то пробубнил себе под нос. Следователь, видя, что его подопечный чем-то недоволен, в один миг преобразился. Он нехотя приподнялся из кресла и стукнул кулаком по столу так сильно, что авторучка, лежавшая на нем, тотчас же оказалась на полу. Изо рта офицера раздался душераздирающий крик:

─ Товарищ Чубчиков! В этом заведении я начальник и никто иной… Если хотите подавать на суд ─ подавайте… Однако Вам не поздоровится… Это я точно говорю…

Посетитель по принуждению решил не сдаваться. Он приподнялся с деревянной табуретки, сжал кулаки и со страхом произнес:

─ Товарищ лейтенант… Почему Вы, мне простому советскому человеку, угрожаете? На каком основании я должен отдавать свою трехкомнатную квартиру чужой женищне? Я ее своим горбом зара…

Чубчиков внезапно поперхнулся. Сказывалось волнение. Он впервые в жизни так смело разговаривал с милиционером. Раньше он милицию обходил стороной, сейчас же его прорвало. Он говорил и говорил…

Следователь без явного желания слушал монолог долговязого мужчины. Иногда он кривил рот, тем самым выражал презрение к стоявшему. Нередко и усмехался. Ему было противно не только слушать, но и видеть тошнотика, который почти по полочкам раскладывал успехи и падения в своей жизни. Вскоре «спектакль» офицеру надоел. Он нажал на кнопку под столом. Открылась дверь и появился дежурный милиционер. Он схватил долговязого мужчину за шиворот и с силой потащил его из кабинета. Чубчиков не сопротивлялся, у него до сих пор ныла спина и плечо от дубинки. «Отведал» он ее в собственной квартире.

Следователь, скорее всего, боясь за непредсказуемые действия подчиненного, вдогонку ему крикнул:

─ Потехин, ты там осторожнее… Я не хочу сидеть на нарах из-за твоей тупости…

Чубчиков указания следственного работника пропустил мимо своих ушей. Ему было не до этого. Он все еще не отошел от нервного шока, почему молодой офицер, облеченный властью, не дал ему по-настоящему объясниться. Вскоре его завели в комнату, единственное небольшое окно в ней было зарешечено. Чубчиков в почти кромешной тьме неуверенно сделал пару шагов вперед, остановился. И тут же все его тело пронзила острая боль. Он медленно присел и упал лицом на бетонный пол…

Пришел он в сознание глубокой ночью. Открыл глаза и сделал попытку приподняться. Не получилось. Левая рука страшно горела. Он хотел пить ─ закричал. Никто не отзывался. Он все кричал и кричал. Полнейшая тишина. Рано утром в его камеру зашел милиционер. Чубчиков попросил воды, ему принесли. Дали возможность сходить в туалет. Ровно в десять часов утра его вновь привели в знакомый кабинет. Лейтенант открыл папочку, и взглянув на заросшего мужчину, вежливо спросил:

─ Федор Иванович, Вам снова зачитывать или Вы так все подпишите?

Чубчиков молча кивнул головой и взял в руку авторучку. Затем размашисто расписался. Спорить или что-либо доказывать в этих заведениях было бесполезно… Через полгода он уехал в Сибирь, в город Омск.

В переселенческом лагере Брамше немецкой земли Нижняя Саксония Федор Чубчиков со своей супругой пробыл сравнительно недолго. Несмотря на это, он успел прилично понервничать. Причиной этому было неординарное поведение жены, ее словно подменили. Едва они вышли из самолета, некогда милое лицо женщины стало суровым и надменным. Она то и дело косила взгляд на долговязого мужчину, он делал все не так, как ей хотелось. Он неправильно произносил слова по-немецки, медленно ставил чемодан в багажное отделение автобуса или не пропустил впереди себя старушку возле парковочной площадки. Мужчина на критику женщины не огрызался. Начинать разборки в присутствии множества людей считал занятием неприличным. К вечеру им предоставили небольшую комнату, где стоял платяной шкаф и двухъярусная кровать. После сытного ужина переселенцы сразу же пошли отдыхать. Сказалась не только нервная обстановка, но и две бессоные ночи на сибирской земле. К удивлению, Чубчикова отъезд получился сумбурным. Друзья и знакомые Регины обмывали их «отплытие» за бугор до самого отхода поезда. В срочном порядке взяли такси. Не опоздали. От Омска до Новосибирска супруги несколько раз бегали в туалет, страшно болели желудки. В аэропорту Толмачево немного отпустило…

Через два дня Чубчиков и Шнайдер попали в «рассадник», так кое-кто из немцев из бывшего Советского Союза называл небольшое здание, где распределяли по землям Германии. Бывшие сибиряки вошли в кабинет и подошли к столу, за которым сидела пожилая женщина с большой копной седых волос. Чубчиков, едва закрыл за собою дверь, немного струхнул. Госпожа Полонска, как ему казалось, к числу коренных немцев не относилась. Вскоре его предположения полностью подтвердились. Вошедшие, не дождавшись приглашения, осторожно присели. Затем преданными глазами уставились на ту, которая определяла их судьбу в этой стране. «Богиня» явно не спешила осчастливить «руссаков» своим взглядом. Она с серьезным выражением лица читала бумаги, лежавшие перед нею. Установилась мертвая тишина. Супруги почти не дышали, боялись помешать работе начальницы. Федор от волнения кусал губы. Он боялся не только за свою национальность, но и за свою фамилию. Ее в России мало кто с первого раза правильно произносил, здесь ─ туши свет. С фамилией ему не повезло с самого начала, во время оформления документов. При заполнении антрага сотрудница кооператива неправильно перевела его фамилию. Через полгода он вновь досылал бумаги в Кельн. Он потратил на это не только много нервов, но и денег.

Госпожа Полонска неспеша подняла голову и положила несколько бумажек перед собою. Затем надела на свой длинный нос очки и приблизила к своим глазам небольшой лист бумаги. Оскалив зубы, зачитала первую фамилию. Затем внимательно посмотрела на женщину-переселенку, которая, привстав со стула, утвердительно кивнула головой. Прочитать фамилию худощавого мужчины с первой попытки ей не удалось. Не удалось и со второй. Чубчиков смотрел на «неуча» и слегка крутил головой по сторонам. Седовласая произнесла фамилию в третий раз, и увидев недоуменное лицо русского, мгновенно вспыхнула. Ее тонкие губы неестественно задергались, глаза налились кровью, на лбу появились капельки пота. Чубчиков, увидев разгневанное лицо шахини, впал в состояние шока. Пальцы на его левой руке стали недвижимыми, словно длительное время побывали на большом морозе. Он невольно икнул, и набрав в свои легкие воздуха, привстал со стула и сделал шаг в сторону стола. И в этот же миг очутился вновь на своем прежнем месте. Регина, его жена мгновенно схватила его за руку и насильно пригвоздила его к стулу. Супруги, словно по команде, посмотрели друг на друга и почти одновременно перевели дух.

От несостоявшегося «подвига» Чубчиков кисло улыбнулся. Он куда хуже владел немецким языком, чем его жена. Шнайдер первой нашла выход из неординарной ситуации. Она привстала, и сделав улыбку до самых ушей, по слогам произнесла фамилию своего мужа. Ее примеру последовала и госпожа Полонска, правда, она сделала это с большим акцентом. На этот раз обладатель очень сложной фамилии каких-либо физических движений не делал, не говоря уже о попытке раскрыть свой рот. Он сидел с олимпийским спокойствием. Спокойствие он сохранял и чуть позже, когда госпожа Полонска предложила ему взять фамилию его жены. Чубчиков, прекрасно знал, что с русской фамилией в Германии у него будет куда больше проблем, чем здесь, в этом кабинете. Он слегка покачал головой из стороны в сторону. Затем посмотрел на жену и криво усмехнулся. Начальница пространное объяснение переселенки оставила без комментариев. Она слегка постучала карандашом по столу и кисло улыбнулась.

Супруги с облегчением вздохнули, но ненадолго. Полонска вновь опустила голову в бумаги и тотчас же ее подняла. Поинтересовалась вероисповеданием приехавших. Регина Шнайдер с этим вопросом справилась без особого труда. Она четко ответила по-немецки, что ее родители были евангелистами. Чубчиков же опять оказался в патовой ситуации. В его родной деревне Старинке какой-либо церкви не было. В Омске он также в церковь не ходил, хотя мимо нее проходил почти каждый день. Да и зачем туда ходить, безгрешному? Иное дело у чиновников. Он частенько их видел у главного входа в Божий храм, особенно зимой. Они вчера были атеистами и ловили верующих, садили их в каталажки. Сейчас же совершали челобитье на крепком морозе за прошлое богохульство.

Наступила очередь и для Чубчикова держать ответ перед Богом. Он тихо хмыкнул и очень медленно приподнялся со стула. Готового ответа в его голове все еще не было. Он сильно покраснел и что-то стал бубунить себе под нос. Полонска от недоумения вытянула шею и слегка закатила свои глаза. Не понимала его и жена, с которой он прожил три года. Немецкие власти считали этот срок вполне разумным и приемлемым для доказательства супружеской верности. И на этот раз Чубчикову удалось сухим выйти из воды. Его жена подошла к столу, и взглянув на супруга, который был красный как рак, презрительно махнула рукой в его сторону и по-немецки произнесла:

─ Пишите, мой муж по вероисповеданию евангелист… Русские почти все ортодоксы… Я об этом точно знаю…

Полонска с благодарностью посмотрела на симпатичную женщину и утвердительно кивнула головой. Затем пристально посмотрела на живой источник стрессовых ситуаций. Он сидел смиренно и с угодливо-покорным выражением лица заглядывал в рот начальницы. Душа Федора Чубчикова ликовала. Он уже нисколько не сомневался, что из Германии его не выгонят. Будь он красный или белый, верующий или безбожник…

«Допрос» продолжился. Начальница спросила переселенцев, на какой земле они желают начать свою жизнь заново. Вопрос был неожиданным, даже в некоторой степени и наивный. При оформлении документов они просились в Баварию, где жила одна из подруг Регины. Не пустили. Через три года уже их приглашала одна из северных земель. Сейчас опять изменения. Супруги зашушукались. Предложение мужа обосноваться в Берлине, жена начисто отмела. Земли восточной Германии она отметала еще в Сибири, когда ждали вызова. Считала эту часть страны не только тоталитарной, но и нищей. Затянувшиеся переговоры русских все больше и больше выводили из себя Петру Полонскую, бывшую жительницу Варшавы. Она невольно вспомнила своего деда. Он часто ругал русских, называл их свиньями и оккупантами. И сейчас, когда она почти двадцать лет жила в Германии, она продолжала презирать этот народ. Почему она ненавидела русских, бывшая пани и сама не понимала. Ненавидела она и эту парочку, которая довольно долго определяла себе место жительства.

В конце концов ее терпение лопнуло. Она встала из-за стола и подошла к политической карте. Затем, ткнув пальцем в столицу страны, со злой насмешкой прошипела:

─ Здесь Вас ждет безработица и нищета… ─ Повела рукой на юг, положила пятерню на прозрачную бумагу, и сделав театральный жест, в том же духе продолжила. ─ В Баварии люди значительно лучше живут, чем в восточных землях…

Регина Шнайдер, едва «переварив» стратегический замысел начальницы, неожиданно громко спросила:

─ Госпожа Полонска, а можно нам ехать в город Карлсруэ? Там живет моя двоюродная тетя Берта…

Полячка, откровенно говоря, такого вопроса от переселенки, родившейся в небольшой русской деревне Красноуховка, не ожидала. Она уже давно наметила ей и ее долговязому мужу небольшой город Акен, неподалеку от Магдебурга. Сделав недовольное выражение лица, она стала в прямом смысле маршировать по небольшому кабинету. Семейная чета из Сибири не на шутку занервничала. Особенно сильно переживала супруга. Она то и дело кусала свои губы, сжимала кулаки. Муж же, наоборот, был спокоен, даже чересчур. Его спокойствие во многом определялось незнанием немецкого языка. Просить жену о переводе было не только бессмысленно, но и опасно. Он еще по омской земле познал ее своенравный характер. О том, что сейчас речь идет об их распределении на Земли, он больше догадывался, чем понимал. В этом плане сомнений у него не было. Бывшая пани зашлет их туда, где Макар телят не пас…

Решение госпожи Полонски о направлении их на юг Германии бывшие омичи встретили с улыбкой. Несмотря на то, что они раньше об этой земле воообще ничего не слышали. Близкие родственники Регины осели в бывшей социалистической Германии. Они часто ей писали и звонили. И все в один голос жаловались на свое почти бедное и бесправное положение. Работы, как таковой, не было. Многие местные немцы заколачивали окна домов, закрывали квартиры и давали деру на запад. Искали себе нишу для выживания. У Шнайдер от радости выступили слезы. Чубчиков же сохранял олимпийское спокойствие. Едва он закрыл за собою дверь кабинета, сразу же рванулся к небольшому киоску, в двух шагах от столовой. Купил десять бутылок ганноверского пива «Edel-Pils». В небольшой комнате до полуночи горел свет. Бывшая воспитательница детского сада и бывший безработный России с наслаждением потягивали прохладный напиток и строили поистине наполеоновские планы на будущее.

Районный центр Беблинген, расположенный в двадцати километрах от города Штутгарта, столицы земли Баден-Вюртемберг, переселенцам очень понравился. Небольшой город очаровал их не только своей тишиной, но и цветами. Они были везде: на балконах у жителей, их посадки были на вокзале и на автобусных остановках. Супруги почти каждый вечер гуляли по улицам. Наслаждались не только запахом цветов, но и глазели на множество магазинчиков и забегаловок, где можно было что-то купить или перекусить.

Полноправным гражданином ФРГ Регина Шнайдер стала через месяц ─ получила паспорт. Ее мужу с первой попытки получить ауйсвайс не удалось. Виной этому явилась его фамилия. Госпожа Полонска при заполнении документов допустила ошибку. Вместо Чубчиков написала Чубков. Власти сразу же к этому придрались. Мольба переселенца исправить фамилию в его живом присутствии на пожилого чиновника не подействовала. Не подействовала на него и его трудовая книжка. Этот документ Федор берег как зеницу ока. В аэропорту Толмачево среди переселенцев витали настойчивые слухи, что таможенники небольшие книжечки конфискуют, считая их собственностью государства. Супруги сильно испугались. Стали искать варианты, как лучше спрятать свои «трудовые годы». Определились. Положили на дно своих туфель. Сняли обувь только в Ганновере, когда ехали в автобусе по городу.

Через три месяца Чубчикова «пригласили» за его настоящей фамилией. Он с благодарностью принял из рук чиновника небольшой листок бумаги, где черным по белому было написано, что вместо некогда фамилии Чубков он на законных основаниях имеет право носить свою новую фамилию Чубчиков. За бумажку он отдал двадцать пять марок. Оплатил работу контор, которые перепроверяли его родословную.

Незаметно прошел год. Переселенцы из Омска за это время многое сделали. Они окончили шпрахкурсы, сняли квартиру. Чубчиков первым нашел себе работу. Небольшое объявление в местной городской газете, что фирма приглашает на работу сторожа, он прочитал совершенно случайно, уже перед самым окончанием шпрахкурсов. Недолго думая, написал заявление. И об это нисколько не сожалел. О престижной должности он не мечтал. Он уже был старый, до полувека ему не хватало двух лет. Были проблемы у него и с немецким языком. Он также не забывал, что он русский, да еще со сложной фамилией. Регина решение мужа одобрила. Сама она еще не работала. Через неделю пришел ответ, Чубчикова приглашали на собеседование. Руководитель фирмы господин Шальке с большим вниманием пробежал глазами два стандартных листа белой бумаги, на которых было написано заявление нанимателя и несколько строк из его трудовой книжки. За душой Чубчикова больше и на самом деле ничего не было. Пустым был и его кошелек, карманную сумочку для денег он вообще не носил. Из большой страны он приехал абсолютно нищим. Приехал без копейки, не говоря уже о тысячах долларов. Последние десять «американок» и сто рублей с мелочью он отдал таможеннику в аэропорту Пулково, он признал у него перевес багажа. Вместо «законных» двадцатипяти вез на полтора килограмма больше. В небольшом чемодане также было два томика великого русского поэта Александра Пушкина, его стихи он безумно любил…

Собеседование было непродолжительным, без больших формальностей. Простота начальника подкупала приглашенного. Восхищался русским и немец. Он очень внимательно вглядывался в физиономию кандидата в сторожа, хотел как можно больше узнать его подноготную. Лично для него, да и для многих немцев, Россия, не говоря уже о суровой Сибири, всегда была загадочной страной. Особенно ее жители. Вальтер еще в школе увлекался историей этой страны. Он и до сих пор не понимал, как удалось Гитлеру за дюжину недель подойти к Москве, изгоняли же его ─ годы. Школьник учителю подобные вопросы он не задавал, боялся. Скорее всего, подобное делать было и бессмысленно. В истории Германии об этом периоде вообще очень мало написано. Чем больше он интересовался жизнью чужака, тем больше он его подкупал. Чем ─ он и сам не понимал.

Возможно, чисто русской физиономией или очень сложной фамилией, а может и настойчивым желанием работать. Голубые глаза долговязого мужчины вызывали у него порою чувство жалости и сострадания. Ему было уже за сорок, и он безропотно опускался на дно общества. Становился нищим. И это маленького чиновника сильно поражало. До прихода русского у него на собеседовании побывало пять человек. Три немца, все молодые ребята наотрез отказались от предложенных условий работы. Их ни только не устраивала мизерная зарплата, но и график работы. Мало того. Один из них вытащил из кармана небольшую вырезку из журнала и зачитал, что ночь способствует развитию в человеческом организме раковых клеток. Шальке ничего юноше не сказал. Молодежи нужны деньги, женщины, а не всенощное бдение через дрему…

Шальке договор прочитал вслух, кое-что показал на пальцах, даже помахал руками. Рассказывал, как надо действовать при нападении на охраняемый объект. Иногда в прямом смысле впивался глазами в физиономию сидящего. В умозаключениях он не ошибался. Долговязый не всегда понимал значение тех или иных слов, да и целых предложений. Несмотря на это, русский кивал головой или заразительно смеялся. С улыбкой он подписал договор. С улыбкой покинул он и бюро, держа в руках целлофановый мешок, в котором было два комплекта специальной одежды…

Регина Шнайдер обрадовалась, что ее муж подписал договор и уже завтра будет работать. На каком объекте ─ не знал. По случаю удачи одежду мужа, в комплект входили пиджак и брюки серого цвета, а также белая рубашка с черным галстуком, она погладила сама. До этого стирка и глажка собственного белья и одежды лежала его на плечах. Сейчас сделала исключение. Сделала исключение и ночью. Она была куда теплее и ласковее к кормильцу, чем раньше. Не замечала она и его запах, который днем и ночью испускался из его подмышек. Федор мгновенно реагировал на замечания жены ─ все было бесполезно. Специфический запах не могли изгнать ни русский «Тройной одеколон», ни немецкие дезодоранты, не говоря уже о мыле или мочалке. В эту ночь, как ей казалось, запахи вообще исчезли. Едва муж повернулся на бок, и поджав ноги под себя, захрапел, Регина впала в раздумья…

Она в своей жизни звезд с неба не хватала. Рано умершие родители единственной дочери ничего не оставили. После окончания педагогического училища работала учительницей в сельской школе, потом подалась в город. Устроилась воспитательницей в детском садике. Буквально через неделю познакомилась с молодым парнем, на танцплощадке в городском парке. Юра работал на авиационном заводе, полюбил ее с первого взгляда. Поженились. Сначала жили у его родителей, потом снимали комнату у одной пожилой пары. Ушли от предков вынужденно. Свекор и свекровь оказались пьяницами, пропивали все, что имелось в доме. Вскоре у молодых родилась дочь, требовалась большая жилплощадь. Они пошли в профсоюзный комитет, к директору. Им дали две комнаты в семейном общежитии. Через год стала работать и Регина, семейный бюджет значительно увеличился. Купили трехкомнатную квартиру, затем машину ─ старенький «Москвич». После этого мужа словно подменили. С работы он возвращался поздно, иногда за полночь. Жене объяснял, что план по заготовкам горел. Она верила ему месяц, два, три… В конце концов ее терпение лопнуло. Позвонила его другу. Он был в недоумении. В цехе по ночам никто не работал, да и с планом все было в порядке. Через год Юрка ушел к другой женщине…