Главный приз – планета Земля

Глава 2
Начало эвакуации

На следующий день, в четырнадцать часов дня, по всем каналам связи прозвучало обращение президента о надвигающейся катастрофе и о предложенной землянам помощи. В конце обращения было прочитано заявление президента о начале подготовки к немедленной эвакуации жителей Земли на планету Асхей.

Заявлению предшествовала скрупулёзная работа учёных по изучению привезённых образцов. По указанным асхейскими астронавтами координатам была обнаружена планета, и учёные подтвердили возможное наличие у неё атмосферы. Планета вращалась вокруг жёлтого карлика – звезды, очень схожей по своим параметрам с Солнцем.

Земля гудела, как растревоженный улей. Везде только и было слышно:

– Как вы думаете, может быть, он пролетит мимо? А вы видели? Они такие же, как и мы, только синие. Да не синие, а лиловые! Вы летите на Асхей?

К слову сказать, космические полёты стали для большинства землян обычным делом. Более сотни лет назад земляне колонизировали сначала Луну, а затем и Марс. Разразившаяся война прервала полёты. Но теперь люди часто посещали соседние планеты. Кто-то летел в отпуск на Землю. Кто-то, наоборот, в командировку или на работу в колонии на Марсе или Луне. Каждый час со множества космопортов в различных частях Земли корабли стартовали, беря курс на другие планеты. Многие земляне навещали своих родственников в многочисленных колониях. Многие просто путешествовали по Солнечной системе. Ученикам устраивались обзорные экскурсии в рамках школьной программы с посещением близлежащих планет. Космос прочно вошёл в жизнь землян, и полёт, скажем, на Марс, стал для них таким же обыденным и заурядным событием, как поездка на общественном транспорте, к примеру, в другой город. И поэтому полёт к планете Асхей, пусть даже и находящейся на расстоянии более 500 световых лет, для многих людей не казался каким-то чрезвычайно трудным и невыполнимым делом.

Все последующие после обращения дни в студии приглашались известные учёные, способные пролить свет на предстоящее путешествие. По всем каналам крутили рекламные ролики о жизни на планете Асхей. Показывались города инопланетян, их леса и поля, растения, покрывающие планету, животных и птиц, их моря и океаны, прекрасные пляжи и острова, возвышающиеся посреди бескрайних водных просторов. Исходя из увиденного, можно было сделать вывод, что планета Асхей очень походила на их Землю. Люди и верили, и не верили в то, что их родной планете суждено было погибнуть. Но все же большинство жителей сходилось во мнении, что эвакуация неизбежна. Ещё свежа была в памяти предыдущая трагедия, унёсшая множество человеческих жизней! И люди, выбирая между жизнью и смертью, выбирали жизнь.

Полным ходом началась подготовка к эвакуации. Экстренно составлялись списки всех жителей Земли. Людей доставляли из удалённых уголков планеты. Переоборудовались проверялись и перепроверялись корабли космического флота Земли. А поскольку для большинства пассажиров полёт должен был пройти в состоянии медикаментозного сна, то на звездолеты устанавливались дополнительные спальные блоки-модули. Люди проходили медицинские обследования для выявления индивидуальной непереносимости препарата, вызывающего сон. Доукомплектовывались экипажи. Постоянно проводились консультации с представителями планеты Асхей. Необходимо было взять семена и животных, отсутствующих на их планете. Для животных был выделен отдельный транспортный корабль, который тут же окрестили «Ноев ковчег». Также решено было взять запасы продовольствия и горючего, запасные части к двигателям и многое, многое другое. Необходимо было продумать и предусмотреть каждую мелочь! Хотелось взять с собой многое, и от этого многого приходилось отказываться, места на космических кораблях катастрофически не хватало. Люди прощались со своими близкими, которые оставались на Земле по состоянию здоровья, с теми, для кого перелёт оказался бы губительным, со своими домашними любимцами. Времени оставалось мало, и все трудились, не покладая рук, стараясь меньше поддаваться эмоциям, подавляя готовые вырваться наружу рыдания, они готовили корабли и готовились сами к долгому, трудному и, как все надеялись, не очень опасному перелёту.

Глава 3
Встреча

Пропищал код открываемого замка. Заключённый под номером 301 тюрьмы Марион лежал на кровати, закинув ноги на её спинку и заложив руки за голову. Кроме кровати, в одиночной камере находился стол с раскрытым компьютером, пара стульев, выдвижная тумбочка. Справа располагались две двери – в душ и уборную. Камеру можно было принять за убого обставленную квартиру, если бы не массивное, пуленепробиваемое стекло и не пластиковая полупрозрачная дверь. Рядом с кроватью на стуле лежала раскрытая и перевёрнутая переплётом вверх книга. Конечно, можно было бы воспользоваться компьютером и заказать в библиотеке любую книгу в электронном виде, но Боб Харрис, а именно так звали заключённого, предпочитал старинные книги. Он любил перелистывать страницы, гладить шершавую поверхность бумажных листов. Ему казалось, что книги сохраняют память обо всех читателях, которые прикасались когда-то к их страницам. Испытывая постоянный дефицит общения, он пытался представить, кто до него читал эту книгу. Иногда его догадки подтверждались. Найдя между страниц тонкий длинный волос или увидев, что край книги испачкан губной помадой, он представлял себе его обладательницу и пытался разговаривать с ней, вызывал её на диспут и обсуждал наиболее понравившиеся моменты в книге. Если у него возникали подозрения, что эту книгу открывал мужчина, то он дискутировал с ним и порой спорил до хрипоты, отстаивая свою точку зрения, при этом Боб размахивал руками и частенько грозил кулаком воображаемому противнику, крутил указательным пальцем у виска и истошно орал:

– Да ты, я вижу, ничего не смыслишь в этом деле!

Надзиратели, слыша его взволнованную речь, нередко вызывали врача, опасаясь за его психическое здоровье. Своего психиатра в тюрьме не было, и доктора приглашали из расположенной в соседнем городке психиатрической больницы, поэтому доктора приезжали всё время новые. Боб нисколько не обижался на руководство тюрьмы за необходимость проходить медицинское освидетельствование. Испытывая, как и говорилось ранее, постоянную нехватку общения, он рассматривал свой визит к врачу как очередное развлечение в своей небогатой на события жизни. Все эти визиты начинались одинаково, – они садились друг напротив друга, и доктора начинали задавать Бобу дурацкие вопросы для того, чтобы выяснить – не идиот ли он? Боб, в свою очередь, отвечая вопросом на вопрос и давая ответы, ставящие врачей в тупик, пытался выяснить то же самое о докторе. Например, отвечая на вопрос:

– А скажите, можно ли разводить рыб в ванной? – Он делал удивлённое лицо и восклицал: – А где же тогда мыться, док?

На любимый вопрос всех психиатров:

– Что тяжелее килограмм пуха или килограмм гвоздей? – он обычно отвечал: – Это, смотря на чём взвешивать, док. Если начать взвешивать пух на аптекарских весах, то он покажется весом в тонну.

На просьбу нарисовать слово «голод» он рисовал анус, затянутый паутиной, а слово «холод» он рисовал в виде пингвина, обнимающего радиатор отопления.

Результат этих словесных дуэлей, как правило был предсказуем, – если врач обладал в должной мере чувством юмора, то в конце концов он начинал смеяться, и они, обменявшись рукопожатиями, расставались хорошими приятелями. Если же нет, то тогда багровый от злости психиатр вызывал охранника с криком:

– Заберите от меня этого идиота! Он умнее всех здесь присутствующих! – После чего первым выбегал из комнаты.

Итак, Боб Харрис лежал с закрытыми глазами и медленно погружался в сон. Это был высокий, красивый брюнет с коротко подстриженной бородкой. На вид ему было лет тридцать пять – тридцать шесть. Услышав шум открываемой двери, он удивлённо открыл свои карие глаза. «Прогулки сегодня нет, – подумал он – обед прошёл, до ужина ещё далеко. Не иначе как решили покормить полдником». На пороге камеры появился сержант Стоун, грузный, рыжеволосый ирландец с грубыми, будто вытесанными топором, крупными чертами лица.

– Выходи! – произнёс он равнодушным голосом.

Брюнет не пошевельнулся.

– Стоун, а где же свежие круассаны и горячий шоколад? – поинтересовался он, не поворачивая головы.

Сержант стоял в дверях, не проронив ни звука, затем поморщился и нехотя произнёс:

– Кончились круассаны вместе с пирожными Безе.

Стоун произносил слова неторопливо и как бы «сквозь зубы». Он давно уже привык к шуткам заключённого Боба Харриса, чего нельзя было сказать о его сменщике Гонсалесе. Тот все принимал за чистую монету. И, поняв, что его в очередной раз разыграли, страшно обижался. Он всегда старался побыстрей пропихнуть тарелки с едой в окошечко двери и тут же ретироваться, чтобы не попасться на очередной розыгрыш.

Наконец Боб сел на кровати, повертел затёкшей шеей и проворчал: «Кому я там ещё понадобился?»

Охранник не удостоил его ответом. Поняв, что от Стоуна ничего не добьёшься, Боб натянул через голову оранжевую рубашку, сунул ноги в башмаки, магнитные застёжки которых тут же защёлкнулись на ноге, и направился к двери. Сержант надел на него электронные «браслеты», поставил его лицом к стене, затем запер за ним дверь и повёл по длинному, слабо освещённому коридору. Шаги отдавались в их ушах гулким и протяжным эхом и затем монотонно пульсировали в голове.

«И это называется исправительным учреждением, – подумал Боб, – цвет этих стен не вызывает никаких чувств, кроме тоски и депрессии. Нет чтобы раскрасить в яркие, радужные тона. Глядишь, и взыграли бы в душе какие-нибудь светлые, радостные чувства! А может быть, это сделано специально, – размышлял Боб, – чтобы хотелось поскорее покинуть эти стены? Вести себя примерно, участвовать в самодеятельности, в хоре, например, и досрочно покинуть этот, ставший уже родным дом. Это было бы замечательно! Но, к сожалению, в моём случае это невозможно».

Возле очередной двери Стоун замирал на несколько секунд, пытаясь вспомнить код очередного замка. Иногда он ошибался и, чертыхаясь, начинал набирать цифры снова.

– Стоун, – как-то сказал Боб, – раз уж нам предстоит провести с тобой в этой тюрьме ещё много-много лет, может быть, ты мне скажешь коды замков. Как-никак у меня память девять баллов из десяти по шкале Барриса, не бойся, я никому не скажу, – произнёс Боб и заговорщицки подмигнул сержанту.

– Вам, болезным, только скажи, сразу пятки засверкают, – пошутил в ответ Стоун.

Боб часто проходил по этому коридору, на прогулку, в медицинский пункт или в дезинфекцию на «омовения», и поэтому знал здесь каждый светильник, каждую выбоину на стенах и полах. Как-никак, а целых три года его жизни прошли за этими стенами. Но на этот раз что-то насторожило Боба, и он не сразу понял, что. Казалось бы, всё было как прежде. Тот же уныло-сиреневый цвет стен, те же решётки, те же замки. То же сопение сержанта за спиной. Но всё же что-то изменилось. Наконец Боб понял, что произошло. Вокруг стояла необычная тишина. Тюрьма, ранее наполненная самыми различными звуками, теперь безмолвствовала. Проходя мимо камер, Боб заглянул в некоторые из них. Они были совершенно пусты. Все заключённые исчезли, словно испарились в одночасье. Боб недоумевал! Когда они остановились перед очередной дверью, он не удержался и спросил, хотя и знал, что, по тюремным правилам, этого делать не положено.

– Где все зэки, Стоун?

– Вчера на каникулы отпустили, – нехотя ответил сержант, возясь с очередным замком, и усмехнулся. Было видно, что ему самому понравился его ответ.

«Молодец! – подумал Боб. – Ещё несколько лет совместного общения, и можно будет говорить о наличии развитого чувства юмора у данного индивидуума».

Остановившись перед дверью директора тюрьмы, сержант постучал, прежде чем войти, затем открыл дверь, доложил и только после этого скомандовал:

– Заходи!

Боб вошёл в залитую солнцем комнату и невольно зажмурился от яркого света, выйдя из темноты коридора.

В кресле директора сидел мужчина спортивного телосложения, примерно одного возраста с Бобом, светло-русые волосы его были коротко пострижены. Одет он был в белую рубашку с короткими рукавами. На столе перед ним лежали плоский компьютер и сложенные стопкой бумаги.

– Вы свободны, Стоун! Совсем! Да! И снимите с него наручники! – отрывисто произнёс он. Сержант, выполнил приказ, затем привычно козырнул и вышел, с трудом протиснувшись в узкий проём двери.

Голос показался Бобу знакомым.

– Заключённый Боб Харрис… – начал было докладывать Боб и осёкся.

Блондин смотрел на него серыми, стальными глазами, уголки его крепко сжатых губ расходились в улыбке. Затем он легко поднялся с кресла и, подойдя ближе, произнёс: – Ну здравствуй Боб! Рад тебя видеть!

– Чёрт меня побери! Глеб Камински! – Боб рванулся было навстречу, но внезапно остановился, как будто натолкнулся на невидимую стену, разделяющую его – заключённого номер 301 Боба Харриса, и директора тюрьмы Марион Глеба Камински. – Вот уж кого не ожидал увидеть! – произнёс он, останавливаясь на полпути. – Я думал, что ты бороздишь просторы Галактики на нашем «Рейнджере»! Что ты тут делаешь? Решил переквалифицироваться из штурмана президентского звездолёта в директора тюрьмы?

К его удивлению, Глеб Камински спокойно прошёл сквозь эту стену будто не заметив её, остановился совсем рядом с Бобом, улыбаясь во весь рот и протягивая руки навстречу. Они обнялись, как старые, добрые приятели. После они долго держали друг друга в объятиях, наконец, Глеб предложил сесть, положил перед Бобом сигареты, подвинул пепельницу и дождавшись, когда тот закурит, сказал:

– Ну, директором-то я стал недавно. Вначале пришлось поработать простым надзирателем. Я был разжалован и отправлен в тюрьму с формулировкой «на перевоспитание», как, собственно, и ты. Только, в отличие от тебя, я перевоспитываюсь по другую сторону решётки. Причина отставки – банальна. Подрался с капитаном корабля.

– Если поведение мужчины невозможно описать законами логики, то тогда, как говорил Duma реге:

– Cherchez la femme!

– Ты прав, Боб! Я подрался с капитаном именно из-за женщины. Примерно через полгода как ты перевёлся, к нам на корабль приняли новую стюардессу, Барбару Свенсон. Роскошную блондинку с огромными зелёными глазами Ты знаешь, Боб, что я всегда был убеждённым холостяком, но тут во мне как будто что-то надломилось. Короче, через месяц я сдался и открылся ей. Она неожиданно для меня тоже ответила взаимностью. И тут вдруг капитан нашего «Рейнджера», узнав о наших отношениях и, как видно, приревновав меня к ней, заявил, что он всю жизнь искал такую женщину. Что в этой ситуации я – третий лишний, и он сделает всё, чтобы мне помешать. Ты помнишь нашего капитана, Боб?

– Жака Арно? Конечно, помню! Этого неотразимого красавчика? Как ты сказал? Он всю жизнь искал такую женщину?! Да у него же в каждом Космопорту по невесте!

– Примерно то же и я ему ответил, только в более крепких выражениях. Он вспылил и бросился на меня с кулаками… Короче, я сломал ему нос. И всё бы ничего, но нашему президенту срочно понадобилось на следующий день лететь открывать какой-то завод, то ли на Марсе, то ли ещё где-то. В общем, физическое уродство капитана неожиданно выплыло наружу. Он, как это за ним водилось, несколько приукрасил нашу стычку. Меня уволили и отправили на перевоспитание – надзирателем в тюрьму. И, как видишь, за прошедшие четыре с половиной года я совершил «головокружительную» карьеру.

– Похоже, мы с тобой оба пострадали за любовь, – произнёс Боб, – только ты за любовь к женщине, а я – за любовь к деньгам. Зная твой характер, Глеб, я готов биться об заклад, что именно тебе достался главный приз. Ты, наверное, счастлив в браке? А я не виделся с Кети уже целых пять лет.

– Барбара погибла в горах, под лавиной, два года назад.

– Прости, Глеб, – сказал Боб, нахмурившись, и, чтобы как-то разрядить обстановку и оборвать затянувшуюся паузу, произнёс:

– А скажи на милость, куда подевались все заключённые?

– А ты разве не знаешь?! Дело в том, что по случаю «конца света» президент объявил всеобщую амнистию. К Земле несётся железная глыба десяти километров в диаметре. И похоже, что на этот раз никто не спасётся. Было принято решение об эвакуации. На наш счастливый случай подвернулись инопланетяне… Короче, мы все летим на их планету.

– Астероид!? Инопланетяне?! – Боб ошарашенно уставился на Глеба. – Да откуда мне все это знать!? Из моих «телохранителей» слова лишнего не вытянешь! По какому принципу вы их набираете? Объявляете конкурс молчунов и берёте на работу победителей? Стоун, тот иногда «выплюнет» несколько слов сквозь зубы, а второй бежит от меня, как чёрт от ладана. Если бы не книги, я давно бы уже с ума свихнулся! Значит, говоришь, астероид! – сказал Боб после некоторого молчания, – Неожиданный поворот! – произнёс он и снова задумался.

Глеб тоже размышлял, подбирая слова, а затем, пытаясь говорить как можно убедительней, сказал:

– Послушай, Боб! Дело в том, что амнистия распространяется на всех заключённых, но осуждённых на «пожизненное заключение» было решено на борт звездолётов «не брать». По-моему, это несправедливо! Меня направляют штурманом на один из русских звездолётов. Я хочу взять тебя помощником, Боб. Как раньше! Помнишь! Документы переделаем. В такой суматохе никто ничего не разберёт. Кети полетит с тобой. Что скажешь, Боб?

– Спасибо, что не забыл обо мне!

– Это всё, что ты мне хочешь сказать? Я никогда не забывал о тебе, Боб! Как я могу забыть человека, спасшего мне жизнь. Как я могу забыть человека, тащившего меня с переломанными ногами шесть километров до звездолёта, когда у него самого заканчивался запас кислорода. Все эти пять лет твой номер хранится в памяти моего видеофона. Я искал тебя, но все данные осуждённых на пожизненное заключение были засекречены, чтобы исключить возможность побега. Меня назначили сюда буквально неделю назад. И вот сегодня я узнал, что заключённый под номером 301 никто иной, как мой друг Боб Харрис!

– Ты тоже меня спас тогда, при покушении на президента, вынес меня, раненного, из-под обстрела. Так что ты мне ничего не должен! У меня твой номер тоже должен был сохраниться. Нам не положено иметь видеофонов. У нас их отбирают. А по поводу твоего предложения я скажу так. Спасибо тебе, но, знаешь, Глеб! Я не полечу! Общество не желает присутствия рядом с собой такого индивидуума, как я. Так не будем разочаровывать общество!

– А ты надеялся, что тебя у тюрьмы будут встречать с цветами восторженные толпы людей! После того, что ты совершил! Боб, ты ограбил инкассаторский звездолёт, застрелил капитана и ранил охранников. И ты после этого рассчитываешь на всеобщую любовь и уважение!

– Они первыми открыли стрельбу! Ты-то мне веришь?! Я только защищался! – Боб замолчал. В памяти уже в который раз всплыли события того злополучного вечера. Они стояли друг напротив друга, держа оружие наизготовку. С одной стороны отсека звездолёта стояли капитан корабля и двое охранников, с другой – Боб и механик корабля Браун. Они давно готовили план ограбления. Но всё пошло не так с самого начала. Снотворное, которое они подсыпали в кофе капитана и охранников, почему-то не подействовало, и те обнаружили злоумышленников в денежном хранилище.

– Мы не хотим кровопролития! – сказал тогда Боб. – Мы только возьмём немного денег и улетим. Вас мы свяжем и затем дадим сигнал бедствия.

Неизвестно, кто первым начал стрелять. Кажется, это был механик Браун. В результате перестрелки капитан и механик были убиты, а охранники и Боб были ранены. Пуля раздробила ему колено. С тех пор Боб прихрамывал на правую ногу.

Затем Боб, стиснув зубы от боли, наложил жгут выше раны, туго забинтовал колено и, приволакивая ногу, направился к выходу. Он запер охранников, дал сигнал бедствия и, прихватив два мешка с деньгами, уже собирался покинуть корабль на автономной капсуле, как звездолёт окружили полицейские корабли. Видимо, кто-то из охранников всё же успел вызвать подмогу. Последнее, что запомнил Боб перед тем, как потерять сознание, были наручники, застёгивающиеся у него на запястьях.

– Впрочем, – размышлял он впоследствии, – хорошо то, что хорошо кончается! Потеряй я сознание при подлёте к Земле или при посадке, последствия могли быть намного хуже.

– Знаешь, Глеб, – наконец произнёс Боб, – мои родители и старший брат умерли от голода, а моя сестра умерла, так и не дождавшись бесплатного лекарства.

– Многие тогда умирали, и всем приходилось голодать! Мои родители и мой старший брат тоже умерли! А меня, полуживого, подобрал патруль Красного креста, – прервал его Глеб.

– Нет, не все, Глеб! Не все! Когда многие голодали, некоторые жрали клубнику, выращенную в марсианских теплицах. А почему, Глеб? А потому, что у них были деньги! Деньги, Глеб! И тогда я дал себе слово, что, когда я вырасту, у меня будет много денег – этих разноцветных бумажек, и мои дети не будут голодать и не умрут от болезней только от того, что у их отца нет денег на их лечение. Я не полечу, Глеб! Прости! Спасибо тебе!

– Что же ты намерен делать?

– О! У меня множество планов! Я «запланировал» их, сидя в одиночной камере. Первым делом куплю себе дом или, лучше, виллу на берегу океана. Я всегда мечтал жить на берегу океана. Или нет, лучше остров! Я думаю, что в связи с приближающимся апокалипсисом цены на недвижимость должны сильно упасть. У меня где-то завалялась пара долларов, думаю, этого хватит! После этого я встречусь с Кети. Через недельку-другую провожу её на звездолёт, а сам сяду на берегу океана, открою баночку пива и буду ждать «конец света».

– Как сказал бы средневековый герольд, – живи достойно, умри красиво! Боб, сейчас не средние века. Романтика осталась в прошлом. Нас – землян, осталось катастрофически мало, и мы должны элементарно выжить.

– Я согласен выживать, Глеб, но только здесь. На Земле! Жить где-то на другой планете, пусть даже в своей галактике, и знать, что нашей Земли больше не существует, я не смогу, это невыносимо, Глеб! Я останусь здесь! И будь что будет!

– Ну что ж! Хорошо, Боб! Это твой выбор! А затея с островом вполне осуществима. Кстати, твоя пара долларов тебе не пригодится. Деньги как всеобщий эквивалент стоимости вещей были не так давно упразднены.

– Как же можно обходиться без денег?

– Да очень просто! Незначительные вещи, например, еду, одежду или, скажем, параплан, ты можешь взять бесплатно в магазине. Они всё ещё так называются по старой памяти. Если захочешь что-нибудь более существенное – дом или флайер, то оставляешь заявку, и в течение трёх дней её удовлетворяют. Общество достигло такой степени развития, что предложение превысило спрос. Все материальные блага распределяются между странами соразмерно количеству проживающих там людей. Да, собственно, и стран-то в прежнем понимании уже не существует. Можешь вызвать такси-флайер, и робот беспрепятственно отвезёт тебя в любую страну, в любую точку планеты. Захотелось тебе, к примеру, посетить Гималаи. Берёшь такси, называешь конечную точку маршрута и, пожалуйста, – через несколько часов уже любуешься Джомолунгмой. По пути можешь останавливаться в любом уголке Земли. Ни тебе границ, ни виз. Вся Земля, как один общий дом. На Земле много красивых мест. Сейчас почти все загрязнённые радиацией участки суши очищены, только по одному или двум изотопам урана ещё сохраняется умеренный уровень опасности, поэтому можно безбоязненно путешествовать. Очень много незаселённых территорий. Так что с островом проблем не будет.

– Подумать только, Глеб, а ведь я мог просидеть за решёткой весь остаток своих дней и ничего этого не узнать! Воистину! Не было бы счастья, да несчастье помогло! Послушай, а если нет денег, то, очевидно, и преступность пошла на убыль. Зачем воровать, если всё можно взять бесплатно. Тюрьмы, наверное, стоят пустые.

– Ты прав! В основном все досиживают ранее полученные сроки. Сейчас попадают чаще всего за хулиганство, насилие над личностью. Людей сразу не исправить. Года два назад, правда, посадили троих на «пожизненное».

– Что за люди?

– Ребята из банды Бартоломео. Напали на президентский кортеж. Убили несколько гвардейцев. Хотели совершить переворот и вернуть прежнее устройство общества. Но цели своей не достигли.

– Оно и понятно! Без денег их существование лишено всякого смысла. Лозунг «Обогащайся любой ценой» не работает.

Они помолчали.

– Мне очень жаль, что ты не летишь вместе с нами, Боб, – произнёс Глеб, – мне будет тебя не хватать – и в полёте, и там, на Асхее. Ну что ж, как говорится, – ты свободен!

– Эти слова звучат, как музыка! Скажи их ещё раз!

– Ты свободен, Боб Харрис! Если передумаешь, позвони мне!

– Я не передумаю, Глеб!

Они обнялись. После этого Боб Харрис вышел из кабинета и спустился вниз по лестнице. Затем он получил изъятые у него во время задержания вещи, выслушал напутственное слово пожилого охранника и вышел на улицу. Поначалу он зажмурился от ударившего ему в глаза яркого солнечного света, а когда открыл глаза, то буквально захлебнулся от нахлынувшего на него чувства совершеннейшего восторга от всего увиденного. Картина, представшая перед его изумлённым взором, была потрясающей. После серых стен и небольшого кусочка неба, видимого через толстое оконное стекло, природа, казалось, окружила его своим очарованием, обступила, обволокла его всего, разоружила своей красотой и полностью взяла в плен великолепием первозданности всего сущего! Он открыл шире зажмуренные глаза и огляделся. По прозрачному голубому небу величаво плыли громадины облаков, курчавясь и стараясь догнать друг друга. Они принимали самые причудливые формы и вызывали самые различные образы. Девственная, нежно зелёная листва, покрывавшая стоящие вдоль дороги каштаны, шелестела от лёгкого ветерка и радовала глаз своей свежестью, чистотой и непорочностью. Птичий гомон, казалось, проникал в голову и затем звучал там весёлым разноголосьем, как будто радуясь и ликуя вместе с ним его внезапно обретённой свободе. Справа послышался звуковой сигнал. Боб повернул голову и обомлел. Из припаркованного неподалёку флайера выскочила счастливая Кети. И теперь она летела к нему навстречу в белоснежном платье, раскрыв свои объятия, словно большая белая птица.

Глеб, проводив друга, сложил бумаги в ящик стола, вышел из кабинета и запер его на кодовый замок. Он спустился вниз, попрощался с охранником и, сев в стоящий у обочины флайер, отправился к своему новому месту работы. Колёса понесли его по гладкой мостовой. На дороге и над ней, параллельно с ним и навстречу ему двигался нескончаемый поток флайеров самых разных моделей, начиная от маленьких одноместных и заканчивая огромными – пассажирскими. Они обгоняли его, пропускали вперёд, висели, довлея, над ним, но он не предавал этому большого значения. Он знал, что, в случае возникновения непредвиденной ситуации, автоматика сумеет предотвратить столкновение. По пути в Космопорт Глеб заехал домой, перекусил, покормил собаку и, взяв её на поводок, направился на улицу. Два года назад, после гибели жены, не в силах видеть, как Глеб мучается и страдает от одиночества, и всерьёз переживая за его психическое состояние, сослуживцы подарили ему прекрасного щенка немецкой овчарки. За два года Грей, так назвал его Глеб, превратился в прекрасного поджарого пса с тёмной спиной и тёмножёлтыми подпалинами по бокам.

Грей вышел из дома первым, ведя на поводке Глеба. Он снисходительно посмотрел на расшумевшихся воробьёв, демонстративно, с напускным равнодушием отвернулся от пробегавшей мимо кошки и проследовал к местам своих обычных прогулок. Там он внимательно ознакомился со всеми записями и посланиями, оставленными на заборах и растущих деревьях пробегавшими мимо псами, поставил на них свои резолюции и автографы и только после этого позволил Глебу затащить себя во флайер. Глеб вырулил на шоссе и направился в Космопорт. После того, как закончилась нефть, автомобили на Земле ездили в основном на водородных двигателях либо на биотопливе. Глеб предпочитал электромобили. Он ездил мало, одной зарядки двигателя вполне хватало на неделю, а если выпадали солнечные дни, то и дольше, так как вмонтированные в крышу кузова солнечные батареи постоянно подзаряжали двигатель. Он любил ездить по шоссе. Шуршание шин и лёгкое покачивание действовали успокаивающе, покрытие дороги было с памятью формы и возникающие выбоины заделывались практически мгновенно. Езда по ровной дороге доставляла удовольствие, кроме того, вращающиеся колёса тоже подзаряжали двигатель. Когда надоедало рулить, он переключался на «автопилот» и получал удовольствие, созерцая проплывающие мимо пейзажи или картинки городской суеты. Впрочем, он любил и погонять наверху, особенно в выходные, когда поток машин был поменьше. Тогда он закладывал порой такие крутые виражи, что аж дух захватывало и выжимал из флайера все его возможности. Сейчас он опаздывал, и поэтому, свернув вправо и вырулив машину на полосу разгона, он набрал необходимые двести двадцать километров, выпустил подкрылки и поднялся в воздух. Здесь толчея была поменьше, и можно было двигаться быстрее. Его обогнали несколько раскрашенных флайеров. Из открытого окна одного из них раздались звуки выстрелов.

«Наверное, свадьба! – догадался Глеб. Краем глаза он заметил, как один из флайеров, двигавшихся по дороге, включил мигалки и ринулся вдогонку за нарушителями спокойствия. – C'est la vie». – Подумал он.

Звездолёт «Альбатрос» стоял на 84-й площадке Космопорта города Нью-Йорка, радуя глаз своими совершенными, обтекаемыми формами. При ближайшем рассмотрении было видно, что корабль не был новичком в «вопросах освоения» космоса. На его обшивке виднелись многочисленные следы столкновения с метеоритами. Тип этого звездолёта назывался «Космический разведчик». Ещё на заре своей лётной карьеры Глебу доводилось летать на подобных кораблях, их отличали надёжность и хорошая манёвренность. Кроме того, на нём имелись бластеры для боя в открытом космосе, противометеоритные пушки, автономные капсулы, глубокие сканеры поверхности и много других полезных вещей, которые могли бы пригодиться в полёте и при высадке на планету

Глеб поднялся по трапу и попросил дежурного доложить о своём прибытии.

Он слегка опешил, когда к нему вышла стройная, красивая брюнетка с удивительными, изумрудного цвета глазами, у которой на сильно выпирающем вперёд нагрудном кармане комбинезона было написано «Капитан», но он быстро взял себя в руки и представился.