Читать книгу: «Слезы саламандры», страница 2

Однако друзьям хватило и этого.

Они потрясенно оглядели покрасневшего Сигвара, словно впервые увидев. Гудри и вовсе подумал, что небо сейчас упадет на Астанапур и разобьется на десятки десятков тысяч мелких голубых осколков.

Сигвар изъясняется высоким слогом!? Да чтоб он лопнул!!

– Я ж в Чит-тай иду учиться через две луны, забыли?.. – Сигвар ухмыльнулся, довольный собой, и небрежно добавил. – Отец нанял ученика из Чит-тая. Ходит к нам, читает мне из тетради…

– Так ты ж в ловчие дэвов идешь! – замотал головой Фири. – Зачем же тебе… – он покрутил ладонью в воздухе, не находя слов.

– Так и ловчие дэвов тоже книжники, баранья твоя башка! – развеселился Сигвар. – Хоть одну книжку, а написать нужно. Иначе Чит-тай не закончить, испытание не пройти.

– Сам ты башка! – не остался в долгу горячий сын башмачника. – Я думал, ловчие дэвов только железяками махать мастера!

– Тихо вы… – оборвал перепалку Ахмар. – Смотрите, вот-вот начнется!

Гудри вытянул шею. От площади вокруг Белой башни во все стороны расходились лучами дороги, прямые как стрела, и возвышались между ними ровными уступами одинаковые трехэтажные домики.

Гудри многое может рассказать про Чит-тай! И его отец, и братья – все когда-то проучились здесь, стали ловчими дэвов! И он, и он тоже… Осенью и перед ним должны были распахнуться ворота Чит-тая!

Должны были!.. Вот только…

Гудри украдкой вздохнул. Теперь ему ни за что не попасть в Школу ловчих дэвов – монет не хватит. Они живут на жалкие тирхамы, которые матушка выручает от продажи своих драгоценностей и отцовских вещей. Изредка помогает дядюшка Ильям, который спасся в ту злополучную ночь, когда на караван напали проклятые юхриды…

Гудри отогнал непрошенные тяжелые мысли и вгляделся вниз. Пять лучей – по числу пяти ворот и пяти дорог Астанапура – это пять изначальных школ Чит-тая. Школа Родниковой Воды, Школа ловчих дэвов, Школа Великой Тишины, Школа Стекла и Школа Огня. С тех давних времен, когда они были основаны, многое изменилось: появились новые школы, Чит-тай разросся многочисленными постройками, крытыми дворами, садами, укрылся от посторонних глаз крепкой стеной, выстроил Арену и трибуны подле входных ворот.

Лучшей учебой для книжника был поединок, так повелось издревле. И потому маги-книжники с незапамятных пор сражались друг с другом на арене Чит-тая. И вот когда-то давным-давно – так давно, что и не упомнишь, – кто-то из старейшин Чит-тая догадался пускать на поединки зрителей и брать с них за просмотр звонкой монетой. Так и пошло… Кроме того – Гудри знал это доподлинно, со слов отца, – за каждую законченную книгу Верхний город платил школам полновесным золотом! А еще книжники торговали заговоренными амулетами, воинской справой… За обучение в Чит-тае жители других городов Велкве-таар платили во сто крат больше горожан Астанапура, но не скупились.

О чем шептались кумушки в очереди за вечерней водой, когда спадал дневной зной, и становилось не так жарко? О богатствах мастеров Чит-тая, конечно! Послушать городских сплетниц – выходило, что спали мастера на золоте, ели с серебра и нужник у них был вымощен драгоценными камнями.

– Гудри, а, Гудри, – дернул за рукав Фири. Песок арены густел желтизной, напитавшись тяжелым полуденным зноем: одни книжники-поединщики уже ушли, а другие еще не появились. – А ты же с отцом… ну, раньше… ходил на схватки смотреть?

– Ну, ходил, – недовольно буркнул Гудри. Воспоминание об отце дернуло болью.

«Я тоже! Я тоже должен был пойти в Чит-тай! Сражаться на арене!»

– И Надежду Астанапура перед входом видел? – дрожащим от волнения шепотом спросил Фири.

– Ну, видел, – кивнул Гудри.

Эка невидаль!..

Показались служители Чит-тая. Они ловко разровняли песок, смахнули несуществующую пыль с мраморных книжных постаментов в противоположных углах арены.

– А он живой?.. Там, внутри? А глыба и правда вся из одного солнечного камня? – не унимался Фири.

Друзья захохотали, не сговариваясь. Сигвар, не единожды бывавший в Чит-тае, утирал слезы.

– Живой?! Ну, конечно, тебе каждый ответит, ага! Ведь все, кто мимо проходят – ухом прикладываются! – басил Сигвар. – Ага, прижмутся ухом послушать – не помер ли там еще Надежда Астанапура? Дышит ли, стучит ли у него сердце?

Гудри вспомнил огромную грубую глыбу темного мутного стекла, внутри которой едва угадывалась раскинувшая руки фигура, и слабо улыбнулся.

– Фири! Ну ты скажешь, тоже! Да если б там столько солнечного камня было… – сквозь смех выдавил Ахмар. – Утащили бы ее ночью вместе со стражниками на воротах, и с Надеждой Астанапура внутри. Это ж какие деньжищи! Да полгорода купить можно! Еще и останется!

Фири надул губы, однако снизу раздался пронзительный звук рога. На арене показались бойцы-книжники.

– Ловчие дэвов! – Сигвар потер ладони. – И один, и второй! Вот это удача!

Как друг углядел под просторными белоснежными накидками и тюрбанами доспехи, Гудри не понял. Но и спорить с сыном стражника не стал. Сам Гудри с удовольствием посмотрел бы поединок между учениками других школ, но предусмотрительно не сказал об этом ни слова.

Противники разошлись по противоположным концам арены, прижимая к груди увесистую книгу. Они застыли друг напротив друга, не переступая границу, осыпанную белой известью. Миг – противники поклонились в пояс, бережно умостили книги на мрамор постамента и возложили поверх левую руку.

– Сейчас… – одними губами прошептал Сигвар, и песок арены взметнулся. Как только песчаные облака опали – подле каждого книжника возник двойник-поединщик.

Гудри всмотрелся до боли в глазах. Призрачные двойники ловчих дэвов всегда были копиями своих хозяев! Так говорили и отец, и братья! В свои нечастые посещения Чит-тая маленький Гудри не раз в этом убеждался: иногда двойник был чуть моложе, иногда чуть старше своего хозяина, но всегда походил ликом на книжника, точно зеркальное отражение.

Так ли это сейчас – разглядеть не удалось. Дальний призрачный поединщик оказался закован в темные шипастые доспехи, сжимая латными перчатками огромную секиру с чудовищного вида лезвием. Играючи он взмахнул секирой, и над трибунами поднялся восторженный ор и свист. Горожане Астанапура и гости великого города дождались еще одного поединка!

Противник топорника казался худосочным, хлипким. Друзья глядели на его крошечную муравьиную фигурку со спины. Затянутый в кожаный доспех, он держал в каждой руке по короткой сабле. Взмахнув перед собой крест-накрест, он легко подпрыгнул на высоту в два своих роста, перевернулся в воздухе через голову, и опустился на прежнее место. Трибуны захлопали в ладоши, воздавая должное умению и второго бойца.

Не мешкая, топорник бросился в бой. Резко сблизился и, размахнувшись, рубанул противника чуть выше бедер. Казалось, черный здоровяк развалит врага, словно тростинку, надвое. Ведь не увернуться! Гибкий, однако, быть разрубленным не пожелал. Он вспорхнул с арены, перекувырнулся над противником, саданув его пяткой по шлему – трибуны лопнули хохотом – и очутился за спиной топорника.

Здоровяк, однако, оказался не дурак подраться. Не разворачиваясь, он ткнул назад топорищем с кованым клювом на конце и попал. Гибкий воздел сабли, собираясь рубить широкую спину противника, и накололся на шип, словно непоседливый жук. Сложившись пополам, гибкий осел на песок. Здоровяк повел топор понизу, описал сверкающую дугу, размахнулся и с хеканьем опустил тяжеленное лезвие на простертую фигуру. Двойник пошел волнами, истончился и растаял. Публика взревела.

Книжники поклонились друг другу. Проигравший подхватил книгу с постамента и под гул трибун торопливо удалился.

Еще долго друзья обсуждали увиденный поединок и жалели, что пришли слишком поздно. Схватка была на сегодня последней – зрители покидали трибуны и потянулись к выходу. Вслед за ними вознамерились спуститься и приятели.

Гудри подошел к краю стены, заглянул за край…

Милостивая Велкве-таар!! Голова мигом закружилась – далеко внизу виднелись переплетенные ветки заброшенного сада. И как лезть-то? Это вверх хорошо карабкаться – все перед глазами: куда рукой хвататься, на что ногой опереться…

Выручил, как всегда, Ахмар.

– Идем, – он решительно махнул рукой и двинулся прочь, вдоль рядов крепостных зубцов, подальше от обрыва.

Друзья переглянулись и пожали плечами. Поспешили следом. Ахмар плохого не придумает…

Так и случилось. Глазастый сын змеелова углядел в дальнем конце стены возведенные строителями деревянные стойки-перекладины, по которым спускали камни с высоты. Сейчас работников не было – а вот деревянные помосты остались.

– Здорово! – подпрыгнул Гудри и заглянул вниз. – Сейчас спустимся, прогуляемся мимо стены, перелезем через ограду и заберем положенные кувшины. А потом и домой можно…

Вспомнив о доме, Гудри невольно бросил взгляд на солнце и нахмурился. Матушка уже наверняка его хватилась… Ругаться будет. Главное – чтобы не плакала…

– Прогуляемся, ага… – пробурчал Фири. – Это мы по Чит-таю, получается, гулять будем?.. Поймают, собьют с нас голову, и как зовут, не спросят!

Чит-тай? Какой еще Чит-тай?..

Гудри еще раз посмотрел вниз. А ведь и вправду – деревянная лестница оканчивалась на земле книжников! Возводя ограду вокруг Чит-тая, строители прошлого подвели мощную ограду к бывшей крепостной стене, и замкнули защитное кольцо.

– Совсем неладно… – задумчиво проговорил Ахмар, разглядывая пустырь. – Это же какой Школы земля под нами?

Сигвар и Гудри пожали плечами.

После разрешения великого вас-сирха, одобренное шайхиншайхом Астаном Девятым – да продлятся его дни! – у книжников появилось столько новых школ, что разве все их упомнишь?..

Да и никто из приятелей не заходил в Чит-тай дальше трибун…

– Может, забросили? – неуверенно предположил Фири, поворачиваясь к друзьям.

Забросили драгоценную землю внутри Чит-тая?! Да быть такого не может! Кто же допустил такое безобразие?

Сухая каменистая поверхность покрылась непролазными зарослями колючего солнцедара. Солнцедара, подумать только!! Гудри в своем дворе за каждым махоньким растеньицем охотился – а здесь вон их сколько! Расчищен только небольшой задний дворик с уличной печью, каменной скамьей и грубым столом в тени кособокого домишки. И вот там-то, посреди колючек, им и придется пробираться к выходу…

– Ничего, – приободрил приятелей Гудри. – Зато сразу видно: никто тут не живет! Вот и пробежим одним махом!

С этими словами Гудри первым ступил на строительный помост и схватился за перекладины. Друзья двинулись за ним. Они успели преодолеть половину спуска, когда Фири прошептал:

– Там… Там старик вышел!

Гудри только-только присел на помост, чтобы передохнуть. Рядом опустились друзья, а последним плюхнулся дрожащий от страха Фири. Для незнакомца отдыхающие приятели оказались как на ладони – и захочешь, а не спрячешься. Только бы старик их не увидел, не кликнул стражников!

Ребята боялись шелохнутся и во все глаза смотрели на незнакомца, моля великую Велкве-таар, чтобы он не поднял головы. Старик был странным. Дергающейся, подпрыгивающей походкой он двинулся к каменной уличной печи. Смуглый, поджарый, с редкой седой бородкой и выцветшим хитро повязанным платком на голове. Стоило ему встать вполоборота, как у него под правым плечом Гудри приметил горб. Теперь понятно, почему он так ходит! Босой, одетый в короткие, до колен, штаны и длинную рубаху когда-то белого цвета. Но самое чудное – в одной руке горбун держал солнечный зонт, а в другой раскрытый веер. Несмотря на опасность, ребята еле сдерживались, чтоб не расхохотаться!

И было отчего!

Солнечный зонт видывал лучшие времена: порванный шелк повис лохмотьями, спицы торчали, словно голые кости. Зонт с дырами размером в кулак нисколечко не прятал от солнца своего чудака-хозяина! Старик приплясывал на ходу, обмахиваясь веером. Вот он приблизился к уличной печи, поставил возле ног дырявый солнечный зонт… Наклонился, взял за ручку медный чайник с длинным носиком…

И поднял голову, в упор посмотрев на ребят.

Гудри словно самого посадили в печь – так вдруг стало жарко. Безумные черные глаза старика, которые оказались прямо перед лицом Гудри, уволакивали его на дно страшного глубокого колодца, где юношу поджидали голодные юхриды.

– Бежим!.. – пискнул придушенным песчаным зайцем Фири.

Друзья вскочили, а старик вдруг завертелся вокруг себя, высоко вскидывая колени, а потом плеснул перед собой из чайника. Земля вспучилась, и на глазах изумленных друзей на свет появился огромный шар. Он оторвался от земли и медленно поплыл вверх.

Против воли Гудри вдруг вспомнил, как отец привез из дальнего похода брусок дорогущего мыла, которое варили далеко за морем. Брусок пах медом и дивными фруктами, но маленькому Гудри строго-настрого запретили брать ароматное мыло в рот!

Матушка мылила сына, сидящего в глубоком тазу посреди двора, а Гудри веселился, разглядывал пузыри из тонкой мыльной пленки, которые переливались, дрожали на свету и лопались.

Земляной пузырь был огромен! Гудри смог бы свернуться калачиком и спрятаться в нем! Старик замахал веером – и шар послушно поплыл прямо на друзей. Пузырь раскручивался вокруг себя и ускорялся. Не помня себя, приятели вскочили и бросились прочь, топоча по помосту. Шар врезался в то место, где они только что сидели, и лопнул. Во все стороны полетели доски, разметав стойки. Мимо Гудри просвистела длинная щепа и переломилась, врезавшись в камень.

– Наверх! – скомандовал Ахмар. – За крепостными зубцами спрячемся! Там не достанет!

Друзья опрометью полезли наверх, шустро перебирая руками и ногами. Старик вертелся как безумный и махал чайником. Теперь он выдул из земли шар вдвое больше против прежнего! Отбросив чайник, старик схватил зонтик и начал тыкать им перед собой. Шар тяжело приподнялся и принялся набирать высоту…

– Быстрей, быстрей! – заскулил Фири.

Они успели! Перевалились через гребень, укрылись за зубцами. Вовремя! Раздался хлопок, стена дрогнула – и на друзей посыпалась труха, обломки палок… Гудри выглянул за стену – и увидел, как деревянное сооружение с грохотом осыпается вниз. От ворот Чит-тая в их сторону по прямым улицам города книжников неслись стражники…

Друзья потом не раз вспоминали тот сумасшедший спуск и удивлялись: как никто не сорвался, не переломал себе руки-ноги? Приятели похватали положенные кувшины, проломились сквозь сад, забыв и о сторожевом псе, и о его загадочном хозяине, вихрем промчались по переулкам Нижнего города – и остановились на перекрестке, загнанно дыша и глядя друг на друга шальными глазами.

Гудри не выдержал первым:

– А все-таки весело было! И Чит-тай повидали!..

Сигвар покраснел, прыснул, за ним захихикал Фири, а потом уже прорвало всех. Смеялись до икоты.

– Повидали-и-и! Повидали-и-и Чит-тай!.. – колотил кулаком по коленке обычно невозмутимый Ахмар. – А если бы этот старик стену на Чит-тай уронил?

Вытерев слезы, друзья простились, условившись увидеться завтра. Гудри свернул на родную улочку и увидел Якира, подпирающего ограду у ворот. Старый слуга тотчас разглядел непослушного молодого господина и поманил его пальцем. Гудри понурился и поплелся навстречу. Уж если матушка погнала Якира на улицу, искать сына – значит, жди беды!

«Опять плакать будет!» – подумал Гудри и закрыл ворота, лязгнув железным засовом.

– Гостей ждем, – сжалился над молодым господином Якир. – Завтра. А госпожа только-только тебя хватилась.

Хорошее настроение мигом вернулось. Гудри перехватил положенный кувшин и вспорхнул на крыльцо.

Гости – это же просто замечательно!

Глава 2

Гудри летел над Астанапуром. Теплый приятный ветерок дул в лицо. Великая Велкве-Таар уже стряхнула ночную темень, мелкая живность радовалась первым рассветным лучам и торопилась по своим неотложным делам, пока нестерпимый зной не загнал всех в укрытие.

Внизу промелькнули неказистые домишки Нижнего города, где беднота теснилась в узких жилищах с общим простенком. Показался необъятный караван-сарай: торговцы уже готовились к выходу, хоть городские ворота еще были заперты, покрикивая и подгоняя работников, таскающих и укладывающих вьюки на горбатые спины троматэров. Летающий ковер, повинуясь собственной воле, поплыл над особняками и садами Среднего города, и Гудри впился глазами в шпили дворца шайхиншайха впереди. Неужели… неужели сейчас он узрит невиданные чудеса Запретного сада и сотни заморских растений, усыпанных дивными плодами, которые со стародавних времен привозили из далеких земель шайхам Астанапура?

Однако своенравный летающий ковер вновь повернул и продолжил путь вдоль Верхнего города, не нарушая его границ. Гудри увидел перед собой знакомые очертания старой стены. Она медленно приближалась, и юноша вдруг разглядел лохматое аистовое гнездо меж двух покосившихся зубцов.

Знакомое местечко!

Внезапно ковер опустился, и Гудри не поверил своим глазам: в гнезде, скрестив ноги, расселся вчерашний жуткий старик. Он воткнул в переплетение ветвей свой ободранный зонт и обмахивался веером. Тень от ковра упала на него, и он поднял голову. Черные глаза уставились на Гудри, словно два высохших колодца. Старик вскочил, подхватил зонт и принялся махать им перед собой, словно отгоняя глупую птицу.

Ковер рухнул вниз, убоявшись безумца, и заскользил над крышами с такой скоростью, что ветер засвистел в ушах. Гудри схватился за бахрому, прижался…

«Гудри! Гудри!.. – послышался ласковый зов откуда-то снизу, и юноша тотчас узнал голос матушки. Гинтрун стояла посреди двора. Подняв голову к небу и приложив ладонь ко лбу, она звала сына. Ковер послушно поплыл на родимый зов.

Гудри разглядел в раскидистой тени старого инжира расстеленный тяжелый ковер драгоценной буйгурской работы. В середине ковра высился дворцом шайхов медный чайник, а подле него, расходясь уступами, выстроились многочисленные пиалы, тарелки, блюда и тарелочки. Чего в них только не было! Гудри шумно сглотнул слюну. Щербет, вяленая хурма, финики, халва кунжутная и подсолнечная, политые сахарной водой сочные ломти арбуза, фисташки в меду. На заднем дворе суетились слуги, свежуя барашка.

Ковер опустился, и Гудри залихватски спрыгнул на каменные плиты. На подушках разлеглись отец и братья, попивая терпкий темно-коричневый душистый чай. Глядя, как сын ловко спустился с неба, отец восхищенно зацокал языком, и сердце Гудри преисполнилось гордости.

Матушка, пунцовея щеками, прижала руки к груди и указала глазами на уличный табурет, с которого слуги подрезали непослушные плети винограда. Как этот табурет здесь очутился? И чего матушка от него хочет? Отец с братьями захлопали в ладоши, упрашивая Гудри. Отчего это старый табурет вдруг стал таким большим? Гудри глянул на свои руки, ноги – а они, напротив, уменьшились…

И тут Гудри понял, что он вернулся в детство и вновь стал маленьким. Стоило это понять, как он тотчас успокоился. Ну, сейчас он покажет отцу, братьям и матушке! Гудри взобрался на неудобный табурет и подрагивающим от волнения высоким голоском прочитал вирши собственного сочинения. В груди сладко ныло, голова слегка кружилась от восторга – стихи были великолепны, Гудри чувствовал это! Такие не стыдно прочесть самому шайхиншайху – да продлятся его дни – и великому вас-сирху!

– Наш маленький Гудри уже настоящий книжник! Он непременно будет учиться в Чит-тае! – смахнув слезы умиления, матушка опустилась на ковер в ногах отца.

Тот ласково улыбнулся любимой жене:

– Конечно, он будет учиться в Чит-тае!.. Ведь и я, и мои старшие сыновья, и все мужчины рода Меджахар становились ловчими дэвов. Вот и Гудри, как подрастет…

– А может, достаточно уже в нашей семье ловчих дэвов, мой господин и повелитель? – робко спросила матушка. – Ты же слышал его! Он достоин написать не одну-единственную книгу ловчего дэвов, как заведено меж вами, а много-много замечательных книг, которые прославят его самого, род Меджахар и весь Астанапур!

Гудри едва не задохнулся от счастья, услышав похвалу из уст матери.

– Гудри… – вдруг позвала она и указала на место подле себя. – Гудри… Где же ты, сынок?

Юноша вдруг понял, что не может слезть с проклятого табурета! Тот начал расти и все рос и рос, а двор, дом и сад становились все меньше и меньше. Матушка, отец и братья запрокинули головы, их лица светлели внизу, а потом и вовсе исчезли. Табурет вымахал до размеров Белой башни… Трясясь от страха, Гудри приблизился к краю, заглянул… Вздрогнул всем телом и проснулся.

– Гудри, Гудри, мальчик мой… – вновь послышался слабый матушкин голос.

Гудри тотчас подскочил, протер кулаками глаза. Запрыгнул в мягкие туфли и зашлепал в коридор. Бросил взгляд влево: на крюках отсутствовали два положенных кувшина, матушкин и Якира. Все понятно! Как обычно, старый слуга спозаранку отправился за утренней водой. И кувшины наполнить, а заодно и языком почесать, последние сплетни послушать. Это надолго…

Гудри остановился перед входом на женскую половину. Он уже достаточно взрослый, чтобы не ходить туда…

– Я проснулся, матушка… – как можно более беспечным тоном произнес он.

– Доброе утро, сынок, – послышалось из-за тяжелой занавеси.

Супруга Меджаара Меджахара никогда не обратилась бы к своему сыну с подобной просьбой – но этого и не требовалось. Гудри и сам знал, что нужно сделать. Он подхватил ночное ведро с притертой крышкой и заторопился во двор. Раньше он злился на Якира, когда нерадивый слуга не успевал выполнить эту постыдную и грязную работу. Но как-то раз Гудри увидел вернувшегося старика: Якир едва-едва плелся, волоча ноги, и с тяжелым вздохом снял с плеч два положенных кувшина. Увидев это единожды – Гудри устыдился раз и навсегда.

Когда отец сгинул, и платить слугам стало нечем, один за другим все работники исчезли. Поговаривали, кое-кто даже прихватил из дома что плохо лежало… Остался лишь верный Якир, который все детство мазал разбитые коленки маленького господина лечебной смолой и прикладывал свежее мясо к синякам после уличных драк. Остался, не требуя платы за свой труд и довольствуясь куском хлеба, парой кружек воды и крышей над головой. С той поры так и повелось – Якир, встававший раньше всех, отправлялся за водой, а гордый потомок рода Меджахар выносил ночное ведро.

Страх не покидал Гудри. Если соседи заметят – срама не оберешься! Гудри одним махом преодолел двор и, как и всегда, замер у калитки, прислушиваясь к мерному стуку подъезжающих солнцедаров.

Гудри откинул засов и глянул одним глазком. Высоченная тяжелая бочка катила на грубой телеге посреди улицы. Один солнцедар правил мулами, другой стоял подле бочки, а третий шагал рядом, то и дело ударяя колотушкой о борт телеги.

Калитки соседей плотно закрыты, и Гудри решился. Не дожидаясь, пока солнцедары поравняются с воротами, Гудри выскочил на улицу и в два счета оказался подле телеги. Стараясь дышать в сторону, сунул замотанному с ног до головы солнцедару ведро. Тот молча принял ношу, передал напарнику – тот сдвинул крышку и выплеснул содержимое. Гудри забрал пустое ведро и юркнул обратно.

У-ф-ф, никто не заметил!..

Гудри поплелся по двору, по хозяйской привычке оглядывая трещины между плитами – не пророс ли за ночь новый упрямый росток? – и вдруг встал как вкопанный.

Солнцедар! И колючие растения, и замотанные золотари назывались одинаково! Как же так получилось? И почему он раньше об этом не задумывался?.. Солнцедар, и солнцедар – так повелось с самого детства…

Гудри упрятал ночное ведро под крыльцо и присел на ступеньку. Задумался. А что он знает о солнцедарах?.. Ну, о тех, которые работники, а не растения? Появляются они только утром, принимают ночные сосуды от слуг и уходят за город, не оскорбляя своим видом знатных горожан. Ни днем, ни вечером в Астанапуре их не увидишь… Гудри поскреб затылок – неужели они живут за крепостной стеной, в песках Велкве-таар? Но там же опасно! Дэвы живьем сожрать могут!..

Еще солнцедары всегда замотаны в поношенное тряпье, а их лица и тела скрыты от посторонних. Кроме того, солнцедары немы. Ну, так шептались в очереди за водой… Так ли это, Гудри не знал, но до сих пор ему не удавалось услышать от них ни звука.

А потом Гудри вспомнил свой сон и загрустил. Эх, там все было так хорошо! И отец, и братья выглядели такими счастливыми… А какие стихи он читал! – жаль, теперь ни полсловечка не вспомнить… Стихи из сна еще порхали где-то рядом, словно ночные мотыльки, но разве ухватишь, разве разглядишь… Нет, не вспомнить ему тех замечательных строк… А даже если и вспомнить – все одно его в Чит-тай не возьмут: монет-то у них с матушкой все равно нет…

Вспомнив о матушке, Гудри тяжело вздохнул. Как же все-таки здорово леталось во сне над Астанапуром – никаких забот! Жаль, теперь это останется только во сне…

Гинтрун прознала о вчерашних полетах сына на заднем дворе… Что тут началось!.. Глаза матери метали молнии, а голос разил, словно кнут:

– Гудри, сын мой! Великая Велкве-Таар забрала моего мужа и твоих братьев, и ты остался один у меня. Ты и этот несчастный летающий ковер, моя память об отчем доме. Может, настанет тот день, когда я все-таки решусь вернуться… Но не заставляй меня собственными руками сжигать мой любимый ковер! – глаза матушки сощурились, а губы сложились в тонкую нитку. –  Ты понимаешь, что начнется, если хоть кто-нибудь прознает, что упрямый мальчишка летает в самом сердце Астанапура, вблизи стен Верхнего города? Ковры – волей великой Велкве-таар – летают только в моем родном Амун-тааре, и нигде более! Об этом известно даже последнему скудоумцу! Лишь бесценный солнечный камень может поднять обыкновенный ковер над землей, и то ненадолго! Нет ли у тебя за пазухой солнечного камня, сын мой? Может зря я трясусь над каждым тирхамом и продаю свои драгоценности, чтобы прокормить нас?

Гудри опять вздохнул и побарабанил пальцами по камню ступеньки. Прощай, летающий ковер! Матушка отобрала его и спрятала на своей половине – именно там, где Гудри впервые увидел его. Против воли Гудри слабо улыбнулся, вспомнив миг первого знакомства.

В тот день праздновали его десятилетие; он стал совсем взрослым и вступил в ряды полноправных граждан Астанапура. Отец торжественно вручил ему именной положенный кувшин с печатью шайхиншайха Астана Девятого – да продлятся его дни!..

Гостей было столько, что открытый двор еле-еле вместил всех. Уже под вечер матушка позвала сына – в последний раз, как тогда думалось – на женскую половину. Гинтрун достала вытертый богатый ковер, потерлась щекой, перебрала пальцами золоченную бахрому, вдохнула запах валяной шерсти… Глаза ее затуманились, и она озорно улыбнулась. Катнула туго свернутый рулон, расстелила ковер на полу и уселась в середину, скрестив ноги.

– Мой родной Амун-таар стоит на холмах. Все ноги собьешь, вышагивая по бесконечным улицам то вверх, то вниз. Милостивая Велкве-таар сжалилась над добрыми жителями, и даровала им чудо полета. Все жители в моем городе летают по своим надобностям на личных коврах!.. Когда-то и мне исполнилось десять лет, совсем как тебе сегодня… Отец вручил мне мой родовой ковер с вышитой печатью великого шайха Амун-таара, Вистана Третьего – да продлятся его дни! – матушка пригладила изящный рисунок причудливой вязи. – Гости ушли, и во дворе собралась вся семья. Ковер лежал передо мной, расстеленный посреди двора. Я опустилась на него, трижды произнесла «Амун-таар», – матушка легонько хлопнула по ковру, – Амун-таар, Амун-таар… И познала радость полета, – голос дрогнул, она смахнула непрошенную слезу и поднялась, подойдя к кувшину с лимонной водой.

Гудри решил развеселить матушку. Он неслышно подобрался, уселся на ковер, и повторил скороговоркой вслед за матушкой нужные слова, трижды прихлопнув по ковру. Под Гудри словно взбрыкнул необъезженный жеребец – он едва не разбил голову об потолок! Гудри чуть не слетел с взбесившегося ковра, ухватился за угол, едва не выдрав кисти бахромы. Ковер тотчас въехал в стену, и Гудри покатился кубарем. Кувшин и чаша грохнулись об пол, неистово дребезжа, а матушка не смогла сдержать громкого крика. Хвала великой Велкве-таар, когда вбежал отец с саблей наголо, он застал лишь свою жену и сына, склонившихся над окном:

– Летучая мышь залетела, муж мой, – дрожащим голосом произнесла она, и потрепала сына по голове. – Такая большая… Но Гудри прогнал ее.

– Совсем взрослый уже… – отец со стуком вогнал саблю в ножны и подивился про себя старому ковру из приданого жены на полу.

Ни тогда, ни после они ничего не сказали о своем открытии Меджаару Меджахару, дабы именитому купцу не пришлось омрачать свое сердце ложью и нести лишнюю тайну. Гинтрун взяла с Гудри обещание, что он никому не расскажет о своем небывалом умении – и до сих пор Гудри держал слово! Только Якир случайно однажды увидел летающего юного господина… Но Якиру можно верить…

– Какое чудесное утро!.. – раздалось позади, и Гудри вздрогнул от неожиданности, мигом выпрыгнув из воспоминаний. Опять замечтался! Он порывисто обернулся и распахнул глаза.

Матушка улыбалась! Крутые брови насурьмлены, щеки горят румянцем, густые волосы переплетены в косы и уложены в сложную прическу, прикрытую легкой косынкой. На шее любимые бусы из красного камня.

– У нас сегодня гости, и мы идем на рынок, Гудри, – расцвела Гинтрун, разглядев восхищение в глазах сына. – Ты помнишь?

Гудри спрятался за улыбкой. Сон и несбыточные мечты выбили его из колеи. Он метнулся к пристройке и вернулся с корзиной для покупок. Гости! Как он мог забыть! Сегодня к ним придет дядюшка Ильям, и приведет с собой кого-то важного…

Гинтрун поправила платок, и они тронулись в путь. Знаменитый астанапурский рынок раскинулся на входе в караван-сарай. Вот уж где можно купить «все и даже больше», как любить говаривать отец.

Сначала все было хорошо – матушка радовалась солнечным лучам, раскланивалась с соседями, щебетала, словно утренняя птаха, увлеченно торговалась с торговцами, вызывая восхищенное цоканье – бойкой хозяйке легкой рукой отсыпали с прилавков, не скупясь… Гудри принимал в корзины свертки шайхских фиников, горшочки меда, засахаренную айву и грушу, кизиловое варенье, четыре разновидности халвы, два вида щербета – и мрачнел. Когда поверх груды свертков умостился глиняный сосуд с буйгурским чаем, Гудри вконец рассердился. Не иначе, дядюшка Ильям передал матушке несколько тирхамов – а та, вместо муки, сыра и риса, как сетовал Якир, набрала сластей.

Видимо, матушка прочитала что-то в лице сына… Она лукаво стрельнула глазами и ласково провела ладонью ему по щеке. У всех на виду! Гудри показалось, что весь многоглавый базар на миг приумолк и посмотрел на него. Он покраснел и еле сдержался, чтоб не отдернуть голову.

– Скоро все изменится, Гудри. Все будет хорошо, сынок.