Горькая правда о Елене Блаватской

И не мудрено. Князь Александр Голицын был юношей очень красивым, представительным, образованным, да к тому же и интересующимся оккультными книгами. Он показался Лёле, – как звали в детстве Елену Петровну, – лучшим из всех людей, кого она знала, самым достойным.

Она даже какое-то время считала его магом. Они сблизились в Тифлисе после предновогоднего бала накануне 1848 г. Это был ее первый бал.

В то время ей уже исполнилось шестнадцать, и она была натурой романтичной, мечтательной, музыкальной.

Однако уже очень скоро Елена поняла, что Александр – верхогляд, ведь все, что он говорил, было узнано им из разных книг, из тех самых, что читала, и она сама.

Только она прочитала их куда больше, чем он. К тому же он оказался самовлюбленным и самонадеянным человеком. Для своих же чувств она требовала драгоценной оправы из мудрых изречений и глубоких мыслей. Однако это ее условие никто из окружавших ее молодых людей, – а помимо князя Голицына, это был весьма немаленький круг, – не был способен выполнить.

В итоге с князем Александром Голицыным все разрешилось, само собой.

В конце 1848 года он уехал навсегда вместе со своим отцом Владимиром Сергеевичем Голицыным в Москву, и больше они никогда не встречались.

Для Елены это была настоящая трагедия. Через 25 лет, в 1874 году, Елена Петровна в одном из своих интервью американским журналистам вдруг заявит, что была обручена с князем Александром Голицыным, но он неожиданно умер!

Обручение, если оно в самом деле состоялось, было тайным, и, как можно предположить, влюбленных заставили расторгнуть эту помолвку по настоянию князя М.С. Воронцова и его жены. А возможно, что и не было никакой помолвки.

После болезненного расставания с князем Голицыным Лёля попыталась найти кого-нибудь постарше.

Так, ей нравилось обращать на себя внимание Никифора Васильевича Блаватского, которого она встретила не на балу, а у себя в доме, в непринужденной обстановке.

Стоит заметить, что Лёля хорошо умела распознавать реакцию спутника, знала, как очаровывать, когда того хочешь.

В конце концов родители и бабушка с дедушкой дали согласие на брак исключительно потому, что хотели спасти положение Елены, разом прекратив наговоры и слухи о ее легкомысленном поведении.

Согласие на брак с Блаватским было, увы, импульсивным решением.

И эта черта характера Елены еще не раз сослужит ей нехорошую службу.

Венчание Никифора Блаватского и Елены Ган (девичья фамилия) состоялось 7 июля 1849 года в селении Джелал-Оглы, и в тот же день после венчания и свадебного обеда молодые уехали в Даричичах – горное местопребывание всех эриванских чиновников во время летней жары.

Судя по всему, как это ни удивительно, но живя с Блаватским, Елена Петровна продолжала сохранять свое невинность. Приставания законного мужа после свадьбы были тягостными, но Елена устояла.

Если еще вчера она была убеждена, что постарается полюбить Блаватского, то с каждым днем это чувство все уменьшалось, пока совсем не испарилось. К тому же в нем не обнаружилось того тончайшего магнетизма, которым, как она полагала, обмениваются духовно одаренные люди.

Сколько раз она была убеждена, что без памяти влюбилась, но вскоре все проходило. Эта ее особенность не раз становилась ее бичом.

"Женщина, – пришла она как-то к выводу, – находит свое счастье в приобретении сверхъестественных сил. А любовь является только дурным сном, бредом".

Когда она окончательно осознала, что Блаватский не сделает ее счастливой, что она его не любит, когда сама мысль о жизни с ним стала невыносимой, а импульсы к свободе стали необоримыми события приобрели иной поворот.

Лёля, ставшая госпожой Блаватской, бежала от своего тридцатидевятилетнего суженого из Эривани в Тифлис, где укрылась у своих деда и бабушки, не приняв участия в церемонии официального вступления супруга в должность эриванского вице-губернатора, которая состоялась 27 ноября 1849 года.

По прибытии к родным она поклялась, что покончит с собой, если ее заставят вернуться к Н.В. Блаватскому.

Ее супруг не стал поднимать скандала, повел себя как порядочный и не гордый человек: он молча страдал и переживал поступок Лёли внутри себя.

Судя по письмам Елены Блаватской ее близкому другу князю А.М. Дондукову-Корсакову, первым настоящим ее мужчиной был князь Эмилий Витгенштейн, с которым она повстречалась в 1850 году.

Когда обнаружился роман Блаватской с князем, то казалось, что прогремел гром среди ясного неба.

Такого поворота событий от нее никто не ожидал, да это было и не допустимо.

Особенно в ее положении. Князь Э. Витгенштейн, старший сын князя Августа Сайн-Витгенштейна-Барлебурга, был человеком, близким к наследнику русского престола и его супруге.

Его связь с замужней Блаватской могла вызывать дворцовый скандал.

Решено было отправить проказницу Лёлю за границу, подальше от любопытных глаз и злых языков.

(То есть мы на основании этого можем прийти к выводу что никакого «бегства» за границу Блаватской не было.

Ее просто снабдив некоторой суммой денег «по-тихому и от греха подальше «выслали» из Российской империи!

Но они плохо знали Е.П. Блаватскую!!!

Ибо за границей события развивались еще более интересным образом.

«В Константинополе Е.П. Блаватская окунулась в богему – «трудоустроилась» или ее «трудоустроили» неизвестные «благодетели» в цирк наездницей!!! (вот ведь пригодились навыки езды на необученных лошадях в юности!!!), там же в Константинополе она повстречала некого Агарди Митровича, который был одним из известных в Европе оперных певцов, басом, итальянцем по отцу.

Тут мы сделаем первую остановку в нашем повествовании, чтобы более основательно разобраться в этой истории!

И вот вам материал, найденный мною на этом сайте:http://www.lomonosov.org/article/mitrovich_v_zhizni_blavatskoj.htm

«Расскажу вам правду о нем, какова она на самом деле, – пишет Блаватская – Я познакомилась с ним в 1850 году, когда споткнулась об него, лежащего как труп, и чуть не упала.

Это было в Константинополе. Я возвращалась ночью из Бугакдира в гостиницу Миссира. Он получил три основательные раны ножом в спину от одного или нескольких мальтийских разбойников и одного корсиканца, которые были подкуплены иезуитами. Я стояла возле него, еле дышавшего, более 4 часов оберегая от грабителей, пока мой провожатый нашел людей, которые помогли его унести.

За это время к нам подошел лишь один турецкий полицейский, который попросил дать ему "бакшиш" и он тогда стащит этот мнимый труп в близлежащий пруд. При этом было видно, что больше всего его привлекали мои кольца. Он скрылся только тогда, когда увидел направленный на него мой револьвер. Помните, что это было в 1850 году и в Турции» (5). (Там же).

Блаватская отвезла раненого человека в ближайшую гостиницу. Там его хорошо знали и обещали помочь в беде. На следующий день, придя в сознание, Агарди Митрович попросил Е.П. написать его жене – мадам Митрович, и Софье Крувелли – сердечной подруге, впоследствии, виконтессе Витью, в Ниццу и Париж. Просьба его была выполнена частично. Блаватская сообщила жене, а любовнице – отказалась. Терезия Митрович прилетела птицей, была растревожена и подавлена горем. Подружились они сразу, и принимали все меры, чтобы поставить на ноги больного Митровича.

И тут оказалось, что спасенный Е. Блаватской А. Митрович тоже «увлекался и оккультизмом»!!

Ну, а далее все опять как в авантюрном романе!

Мирович влюбился в нее с первого взгляда, без надежды на взаимность, но, как ни удивительно, Елена Петровна со временем прикипела к нему всей душой, единственно ему была покорна и отдала бы все на свете, только бы он пережил ее.

Между ними зародилась любовь. Блаватская бросила цирк и уехала с Агарди в Европу.

Он был гораздо старше ее и к тому же, как мы уже и сами знаем еще и женат!

Произошло это где-то в 1850-1851 годах.

В августе 1851 года, когда Митрович был на очередных гастролях, не взяв ее с собой, в жизни Блаватской произошла судьбоносная встреча, повлиявшая на всю ее последующую жизнь.

Судя по всему, она повстречала в Англии "учителя из своих снов", и опять же без памяти в него влюбилась, но не получила ответной взаимности.

До нас дошел очень ценный документ – альбом для рисований и записей, в котором примерно в это время была сделана следующая запись: "Любовь – это отвратительный сон, а счастье существует разве что в подчинении сверхъестественным силам".

Связаны эти записи или нет, но в августе 1851 года Лёля познакомилась с красивым высоким молодым человеком восточного происхождения, который стал для нее искусным лоцманом в бескрайнем море знаний.

И не только лоцманом, а впередсмотрящим ее жизни, хозяином ее судьбы. Скорее всего речь идет о том, кого она называла «Морией».

Был он настоящим махатмой или просто образованным индийским принцем, в данном случае не суть важно.

Однако загадочный индус вскоре пропал из ее жизни, а Агарди Митрович остался.

И предположительно вплоть до 1858 года она сопровождала его в гастролях по Западной и Восточной Европе.

Но затем в декабре 1858 года (через 9 лет после «высылки» Елена Петровна оставляет Митровича и возвращается в Россию где вновь встречается со своей семьей и одновременно встречается и со своим законным мужем.

И тут как свидетельствуют современники Е.Блаватская всегда была неблагодарной по отношению к нему.

Хотя Н.В. Блаватский, как свидетельствуют факты, сочувствовал, сострадал и помогал ей больше других.

Она просто не любила его. Более того, с ней происходило нечто необъяснимое и безобразное, когда она встречалась с мужем.

Особенно ее раздражали его голос и огромные в медной оправе очки.

Она вела себя с ним как полоумная: грозила и стращала, а зачем – не знала сама.

В итоге многие в Тифлисе «считали ее сумасшедшей», и она это знала.

Лёлины родственники искренне жалели Н.Блаватского и от души радовались, когда Елена Петровна переехала к нему на новую квартиру.

Недоумевая и сомневаясь, он носился с ней, как с писаной торбой.

Но за ласку, добродушие и долготерпение она отплатила ему совсем не той монетой, что все ожидали.

В 1861 году в салоне князя Барятинского на свою беду она повстречала барона Николая Мейендорфа.

Эстляндский барон, всесторонне образованный, увлеченный спиритизмом, пришел в восхищение от Блаватской.

Она показалась ему обворожительной и бесподобной; с первой встречи будто невидимая ниточка протянулась между ними и их соединила. Красавец барон, гроза женщин, увлекся Блаватской, что очень удивило окружающих, которые считали, что молодой человек либо что-то в ней не разглядел, либо его неожиданно вспыхнувшая страсть была заранее приготовленным и отлично разыгранным фарсом.

Правды так никто и не узнал. Роман между ними развивался бурно и стремительно.

Хотя, – и это нас уже не удивляет, – барон был женатым человеком, а его супруга принадлежала к русской аристократии.

Елена Петровна многое прощала барону Мейендорфу и покорно соглашалась с тем, что никогда не приняла бы в других мужчинах.

Она полюбила его, и этим все сказано. Ее любовь походила на временное умопомешательство. Лёля была проникнута чувством, что ее любовь взаимная, что барон влюблен так же страстно, не меньше, чем она в него.

И тут в Тифлисе совершенно некстати появился с гастролями Агарди Митрович, ее закадычный друг и давняя любовь.

Приезд Митровича нарушил устойчивость и соразмерность любовного треугольника, появилась другая геометрическая фигура – квадрат!!!

Будучи пожилым человеком (в 1861 г. ему было около 60 лет), он продолжал ее обожать и считал своей сбежавшей женой.

В довершение этой картины маслом Блаватская с ужасом обнаружила, что беременна.

Но вот тут барон Мейендорф решительно отказался от будущего отцовства.

Потрясенный Никифор Васильевич Блаватский постарался сохранить лицо и назначил Елене Петровне ежемесячное содержание в 100 рублей.

Агарди Митрович наблюдал за развитием событий со стороны, не зная, как и чем ей помочь.

На общем семейном совете решено было отправить Елену Блаватскую в дальний гарнизон, в Мингрелию; там она должна была донашивать ребенка и родить.

5 сентября 1862 года у нее родился сын, которого она назвала Юрием в честь Юрия Долгорукого. Роды были трудными, ребенка пришлось вытаскивать щипцами.

В добавок гарнизонный врач не был опытен в принятии родов и повредил новорожденному кости. К сожалению, ребенок имел врожденные уродства и был очень слабым.

После того, как Елена Петровна пришла в себя и восстановила силы, она пошла на очень некрасивый поступок в отношении своего сына: через своего дядю Ростислава Андреевича получила от врача, его друга-профессора С.П. Боткина справку о своем бесплодии.

Наиболее фанатичные последователи Елены Петровны твердо стоят на том, что Юра был не родным ребенком, а усыновленным.

Однако трудно себе представить, что столь свободолюбивая женщина, как Елена Петровна, будет зачем-то связывать свою судьбу с чужим маленьким ребенком-калекой.

Между тем Елена Блаватская погрузилась в заботы о своем сыне, жила скромно, носила вещи своих родственниц.

Н.В. Блаватский ее больше не беспокоил.

Можно предположить, что она ненароком нанесла ему такую тяжелую душевную травму, от которой тот вряд ли когда оправился.

В декабре 1864 года он подал в отставку и навсегда исчез из поля зрения – уехал доживать свой век в Полтавскую губернию, в имение своего брата.

В 1864 году, после двух лет молчания неожиданно обнаружился Агарди Метрович.

Он не держал на Лёлю зла, тосковал по ней и настойчиво звал их с Юрой в Италию, где у него был ангажемент. Она, долго не раздумывая, согласилась.

В сущности, связь с Митровичем удовлетворяла ее два главных желания: путешествовать и быть при театре.

Втроем, вместе с Юрой, они пустились в кочевую жизнь.

Однако мальчик хирел на глазах, горбился и тяжело дышал. Юра умер осенью 1867 года, ранним утром. произошло это трагическое событие на Украине.

А в 1871 году ушел в мир иной и Митрович, что вызвало во внутренней жизни Елены Петровны серьезные изменения.

Ведь Агарди Митрович был единственным человеком, с кем она общалась искренне и без особых церемоний.

С его уходом ее бурная натура избавлялась от сдерживающих начал, ее склонность ко всякого рода авантюрам теперь не знала ограничений и принимала формы поистине невообразимые.

После смерти Митровича она несколько лет не встречалась ни с кем из мужчин, не находя достойного или из-за эмоционального "выгорания»» …

Часть 2
Слово в защиту Е.П. Блаватской

Из первой части вы уважаемый читатель уже наверно узнали для себя много новой и интересной информации о жизни Е.П. Блаватской.

Но как я и предупреждал вся эта информация о ней была изложена фигурально говоря «с точки зрения обвинителя» в нашем воображаемом «уголовном процессе» по «обвинению.» ее в ряде правонарушений.

А из всей информации вам уважаемый читатель как члену суда присяжных важного помнить вот эти даты:

В июле 1849 г. Е.П. Ган выходит замуж на господина Блаватского Н.

В октябре 1849 г. Е.П. Блаватская якобы «бежит» от мужа за границу в Турцию и Англию.

По другой ее просто «высылают» за границу за любовную связь с представителем царствующей в России династии!

      С 1949 по конец 1950 г. Е.П. Блаватская выступает наездницей в цирке г. Константинополя где знакомится с оперным певцом Агарди Митровичем и вступает с ним в фактические брачные отношения. После чего вплоть до 1858 г. она сопровождает Агарди Митровича во всех ее гастрольных турах как жена.

В 1859 г. Е.П. Блаватская одна возвращается в Россию где в 1861 г. у нее случается новый роман с бароном Николая Мейендорфом от которого у нее рождается сын Юрий.

В 1864г. Е.П. Блаватская покидает Россию и уезжает с Агарди Митровичем и сыном в Италию.

В 1871 г. умирает Агарди Митрович и Е.П. Блаватская остается в Италии одна.

А теперь я для уточнения и дополнения вышеприведенной информации предоставляю слово ее защитнику– родной сестре Вере Петровне Желиховской и вот что она написала о сестре в своем очерке «Рада-Бай (правда о Блаватской)»

Читаем и сравниваем с данными содержащимися в первой части.

«Искать и добиваться правды во всём. Стремиться к достижению возможного человеку усовершенствования. Расширять его научные и философские понятия. Стремиться к международному братству: водворение всеобщего мира и упрочение человеколюбия и бескорыстия между всеми людьми, в ущерб всем личным чувствам и расчётам.

Е. П. Блаватская I Елена Петровна Блаватская, рожденная Ган, более известная у нас в России под литературным псевдонимом Радды-Бай, под которым в восьмидесятых годах писала свои талантливые очерки Индии, была необычайным явлением даже в наш век, освоившийся с необыкновенными личностями.

В России ее деятельности и ученых трудов («Разоблаченная Изида», «Тайная доктрина», «Ключ к теософии», «Глас молчания», «Перлы Востока», «Словарь теософических терминов») и разнообразных статей в ее лондонском журнале «Lucifer», в индийском «The Theosophist» и множестве английских и французских изданий, почти не знают.

Для нас, русских людей, они представляют лишь внешний интерес, как замечательное умственное движение, возбужденное во всем мире русской женщиной, без всяких на то средств, кроме своего ума, громадных знаний и необычайной силы воли.

Того нравственного значения, за которое ее прославляют на Западе, провозглашая борцом за жизнь загробную, за главенство в человеческом бытии духа, за ничтожество плоти и земной жизни, данных нам лишь как средство усовершенствования бессмертной души нашей, как противницу материализма и поборницу духовных начал в человеке и природе, – в России она иметь не может. Она могла приобрести такое значение и влияние на умы человеческие лишь там, где потрясены устои христианства, либо где они совсем неведомы.

Мы же, ее соотечественники, не погрязшие, благодарение Богу, в нелепице западного материализма, можем только воздать должное ее уму и знаниям вообще, а затем ее литературному таланту, хотя бы в той мере, насколько он проявился в нашей русской прессе.

Елена Петровна была дочерью известной русской писательницы, Елены Андреевны Ган, рожденной Фадеевой, когда-то названной Белинским «русской Жорж Занд».

Отец Елены Петровны, командуя батареей конной артиллерии, вел военную, кочевую жизнь, отразившуюся на раннем воспитании девочки.

Когда, по смерти матери, её родные, Фадеевы и Витте, взяли сирот к себе на воспитание, Елена Петровна никогда не могла привыкнуть к обычному распределению занятий с учителями и гувернантками, которых постоянно приводила в отчаяние непокорностью рутине и в восторг остротой ума и способностей, в особенности филологических и музыкальных.

Все свойства её характера отличались решительностью и более подходили бы мужчине, чем женщине.

Энергия никогда не покидала её в трудностях и опасностях необычайной жизни её.

С детства у нее была страсть к путешествиям, к смелым предприятиям, к сильным ощущениям. Она никогда не признавала авторитетов, всегда шла самостоятельно, сама себе прокладывая пути, задаваясь независимыми целями, презирая условия света, решительно устраняя стеснительные для ее свободы преграды, встречавшиеся на пути…

В семнадцать лет она вышла самовольно замуж за человека, годившегося ей в отцы, и через несколько месяцев, не задумываясь, его бросила, уехала неведомо куда и почти десять лет исчезала так, что даже родные годами не знали о ее местопребывании…

Близким своим она сознавалась, что затем только и обвенчалась с Н. В. Блаватским, чтобы «быть свободной» от контроля родных.

Большую часть молодости Блаватская провела вне Европы; несколько лет жила в северной Индии, изучая языки, санскритскую литературу и те отвлеченные знания, которыми славятся индийские Радж-Йоги, и за которые впоследствии ей пришлось много поплатиться».

(И вот первая нестыковка!

Ибо не была Е.П. Блаватская в период с 1850 по 1859 г. ни в какой Индии, а провела все это время путешествую по Западной Европе с театром своего сожителя Агарди Митровича! Чему есть сотни свидетельств труппы где выступал Агарди Митрович!

Продолжение выступления В.П. Желиховской.

«Слишком усердные последователи, прославляя ее какой-то чародейкой, дали повод врагам упрекать ее в обманах и называть шарлатанкой…

Соскучившись по своим родным, Блаватская возвратилась в Россию ровно через десять лет, в 1859 году.

Сначала она приехала ко мне, сестре своей, и отцу нашему в Псковскую губернию, а потом к родным матери в Тифлис.

Она возвратилась из своих странствий человеком, одаренным исключительными свойствами и силами, проявившимися немедленно и поражавшими всех ее окружающих.

Она оказалась сильнейшим медиумом, состояние, которое она впоследствии сама сильно презирала, считая его не только унизительным для человеческого достоинства, но и очень вредным для здоровья.

Позже ее психические силы, развернувшись, дали ей возможность подчинить своей воле и контролировать внешние проявления медиумизма.

Но в 27 лет они проявлялись помимо ее воли, редко ей повинуясь. Ее окружали постоянные стуки и постоянные движения, происхождение и значение которых она тогда еще не умела объяснить. —

Сама не знаю, что за напасть такая! – говорила она.

– Пристала ко мне какая-то сила, из Америки я ее вывезла. Мало того, что кругом меня все стучит и звенит, но вещи движутся, подымаются без толку и надобности…

Да и кроме того, осмысленные проявления выказывает: в разговоры стуками мешается и на вопросы отвечает, и даже мысли угадывает. Чертовщина какая-то!

Тогда американские теории, завезенные на практике в Петербург Юмом, уже всем были известны.

(Еще одно важное противоречие!

Не была Е.П. Блаватская в США в описываемый ее сестрой период времени.

И, следовательно, не могла там пройти обучение на спирита-медиума– автор)

А В.П. Желиховская продолжает свой рассказ о сестре:

«Тем не менее, мало кто имел в России случай видеть медиумические проявления на деле. Удивительные свойства Блаватской наделали такого шуму в Пскове, что и поныне, более чем 30 лет спустя, старожилы помнят ее кратковременное в нем пребывание.

В особенности, поражали осмысленные ответы на задуманные вопросы; такое всезнание сил, орудовавших вокруг Блаватской, и в то время уже дало ей прозелитов из среды завзятых скептиков, гораздо более, чем движение неодушевленных предметов и постоянно видимые ею «тени», которые она описывала, тени, оказывавшиеся верными портретами умерших лиц, которых она сама никогда не знала, но присутствовавшие узнавали постоянно по ее описаниям.

Скоро Псков и отчасти Петербург, как позже и весь Кавказ, заговорили о «чудесах», окружавших Блаватскую.

На нее приезжали смотреть как на диво, ее атаковали письмами и просьбами, и самыми нелепыми требованиями, которым она благодушно подчинялась, позволяя себя связывать, класть на мягкие подушки и принимать всякие меры к предупреждению обмана. Что не мешало отнюдь всему вокруг нее звонить, стучать и ходнем ходить.

Эти проявления всегда бывали, даже во время сна и болезненного беспамятства Елены Петровны.

В особенности не стало границ толкам, когда с помощью ее «духов» (так называли все эти проявления) был открыт убийца, совершивший преступление в окрестностях моей деревни, села Ругодева, где мы проводили лето.

Духи ее прямо назвали имя преступника, деревню и дом мужика, где он скрывался, недоумевавшему становому, который тотчас туда поскакал и там нашел его действительно и арестовал.

С ужасом и презрением к своему тогдашнему «бессмысленному, непроизвольному медиумизму» вспоминала впоследствии Елена Петровна об этом времени.

Через несколько лет она совершенно покорила своей воле эти силы, вредные свойства и нечистое происхождение которых она определяет в сочинениях своих с полной уверенностью в своей правоте, хотя может быть и ошибочно.

На следующий год Блаватская уехала в Тифлис. По дороге, именно в Задонске, у обедни, ее узнал преосвященный Исидор, бывший Экзарх Грузии, впоследствии митрополит С. Петербургский, находившийся проездом из Киева. Он знал ее еще в Тифлисе и прислал служку звать ее к себе.

Преосвященный расспрашивал ее ласково, где и как она странствовала, куда едет и пр. Заметив вскоре окружавшие ее феномены, владыка обратил на них внимание.

С большим интересом расспрашивал, задавал вопросы мысленно и, получив на них толковые ответы, был еще более изумлен… На прощание он благословил ее и напутствовал словами, которые навеки остались ей памятны и дороги как мнение, об исключительном даре, ее преосвященного Иерея православной церкви.

Он сказал: «Нет силы не от Бога! Смущаться ею вам нечего, если вы не злоупотребляете особым даром, данным вам… Мало ли неизведанных сил в природе? Всех их не дано знать человеку, но узнавать их ему не воспрещено, как не воспрещено и пользоваться ими. Он преодолеет и, со временем, может употребить их на пользу всего человечества… Бог да благословит вас на все хорошее и доброе». Е. П. Блаватская прожила на Кавказе (где протекала ее ранняя юность) еще года четыре.

Ее талантливая, подвижная натура постоянно требовала новой деятельности, новых интересов и занятий. Довольствоваться обычной, заурядной средой, бесцветным существованием большинства женщин ей было немыслимо.

Она искала целей разнообразных, как рыба ищет воды, а вольная птица – воздушной шири, без пределов и препон ее своеобразному полету.

Она всю жизнь, можно сказать, металась, разыскивая что-то, стараясь выбиться на вольный свет из уз и оков, ее стеснявших.

Всегда неудовлетворенная, она хваталась за то и другое и, вновь обманутая надеждой, бросала начатое предприятие и стремилась в погоню за новой приманкой. Эти стремления к неведомому, долго не дававшемуся ей, чему-то отвлеченному, неуловимому, ей самой непонятной вначале задаче, выполнение которой лежало на ней тяжелым и требовательным сознанием возложенного на нее долга, – прекратились лишь с появлением на ее горизонте интересов, возбужденных Теософическим учением.

Тогда она сразу остановилась, как блуждавший корабль, нашедший, наконец, верную пристань, останавливается и уверенно опускает свой якорь.

Этому делу она была верна всю жизнь. Она отдала ему здоровье, время я всю душу, в нем узнав, наконец, то дело, которому была предназначена, в котором, ей казалось, она нашла достойную всех усилий цель: распространение между людьми всех сословий и рас веры в единство духовных сил человечества, в познание теософии – древнейшей религии разума. —

«Идеалы и вера почти везде утрачены!»

«Лженаука их уничтожила», – говорила она.

– Люди нашего века требуют научного оплота, научных доказательств бессмертия духа: древняя эзотерическая наука – Оумная религия (Aum) – как называли ее наши православные отцы церкви (от санскритского корня слово Оум – Высшая Сила) – даст им их!»

Но все это пришло гораздо позже.

Всю молодость Елена Петровна бросалась из места вместо, от одного дела к другому, не находя занятия по душе.

Надо принять во внимание, что в те годы женская деятельность была явлением не столь обычным, как ныне, но она не держалась рутины и умела преодолевать препятствия.

Она была великая искусница в рукоделиях, умела прекрасно делать искусственные цветы; одно время у нее была целая мастерская и шла очень успешно.

Потом она занималась торговлей в более обширном смысле: сплавом леса, орехового наплыва за границу.

Для чего даже переселилась в Мингрелию, на берега Черного моря. Еще позже она занялась каким-то дешевым способом добывания чернил. И это у нее спорилось недурно. Она впоследствии перепродала его».

На этом я прерву речь защита и спрошу вас господа присяжные заседатель (уважаемые читатели) вы кому поверили в описаниях одних и тех же периодов жизни Е.П. Блаватской.

Обвинителю или защитнику?

Вот наш «защитник» утверждает, что Блаватская покинула Россию в 1849 г., а вынулась в 1859 году «Соскучившись по своим родным, Блаватская возвратилась в Россию ровно через десять лет, в 1859 году.»

Но факты официальной биографии говорят о другом:

В октябре и1949 г. Е.П. Блаватская направляясь в Одессу, из порта Поти на английском паруснике «Коммодор» уплыла в Керчь, а затем в Константинополь

Следующий период жизни биографы Е. П. Блаватской (ГОДЫ СТРАНСТВИЙ) описывают с затруднением, так как сама она дневников не вела, и никого из близких, кто мог бы рассказать о ней, рядом не было.

В целом представление о маршруте и ходе путешествий основывается преимущественно на собственных воспоминаниях Блаватской, которые местами содержат хронологические противоречия.

Так А. Н. Сенкевич пишет, что Пётр Алексеевич Ган, отец Блаватской, «не забывал непокорную и свободолюбивую дочь» и периодически высылал ей деньги.

По воспоминаниям князя А. М. Дондукова-Корсакова, Блаватская в 1853 году рассказывала ему, что, после побега от мужа, она через Одессу попала в Константинополь, где в течение года работала наездницей в цирке, и после того, как сломала руку, перебралась в Лондон, где дебютировала в нескольких драматических театрах!

И с этим можно согласится если принять во внимание ее сожительство с оперным певцом – Агарди Митровичем!

С которым она в качестве сожительницы постоянно -вплоть до 1858 года она сопровождала его в гастролях по Западной и Восточной Европе.

Но ни в каком Египте, Индии и тем более тогда еще мало кому известном в Западном Европе Тибете она не была и быть не могла!!!!

Но этим логически выведенным доводам противоречат показания двух новых свидетелей. Л.С. Клейна и А. Росона.

Оба эти свидетели относятся к адептам нового учения теософии которое предложила Е.П. Блаватская и все их доводы основываются только на личные общения самой Блаватской!!!

А по сути вот что они сообщают:

Л. С. Клейн утверждает, что, прочтя произведения писателя Эдварда Булвер-Литтона, а особенно вышедший в 1834 году роман «Последние дни Помпеи», где велось повествование о культе Изиды в древнем Риме, в 1848 году Блаватская едет в Египет, известный как «страна пирамид, древних культов и тайных знаний, надеясь приобщиться к ним», что потом нашло отражение «в её книге „Разоблачённая Изида“ (1877, нов. изд. 1902), полной страстных обличений современной науки и вообще рационализма».

Хотя фактически Е.П. Блаватская была в этот период всего лишь артисткой цирка в Константинополе!

После смерти Е. П. Блаватской А. Росон, будучи уже почётным доктором права Оксфордского университета, описал их встречу в Каире.

По словам Росона, тогда Е. П. Блаватская рассказала ему о своём участии в работе, которая когда-нибудь послужит раскрепощению человеческой мысли. Росон отмечал:

«Её отношение к своей миссии было в высшей степени без личностное, ибо она часто повторяла: „Не мой это труд, но пославшего меня “».